закрываю глаза, задерживаю дыхание. я не в порядке и это не нормально. разве ты не сможешь вытащить меня из озера и вернуть снова домой?
Боре не хватило решительности написать Шиён утром. Они очень глупо поссорились – первая пришедшая мысль, когда Бора пила утренний кофе перед работой, запивая обезболивающими. Её голова от выпитого молила об отдыхе, а от еды тошнило; и от своих слов, сказанных Шиён – тошнило в разы сильнее. С другой стороны комнаты на неё смотрит выигранный Шиён слоник. Плюшевый, серый, с которым Бора (в этом она никому не признается) иногда спит. Смотрит глазами-бусинками с пренебрежением и некой долей презрения. Бора сама собой недовольна – но это не значит, что её злость на Шиён ушла. Да, она прогадала, поднимая ту тему у стены клуба, поздним вечером, после выпитого алкоголя и странного прихода Юхён. Но даже это не давало Шиён права так поступать. Снова ушла без объяснений. И это, между прочим, доставило грудной клетке дискомфорт, которая сжималась от тоски. Пошла на работу как ни в чём не бывало. Отношения отношениями, а деньги Ким нужны – зарплата в кофейне тратится на квартплату и счета. Без неё сложно будет. У Боры время было о многом подумать. О своих к Шиён чувствах, об их взаимоотношениях и о том, почему Бора вообще согласилась встречаться с этой девушкой. К определённому выводу не пришла. Знала лишь то, что Шиён была той, кто выслушивала Бору всегда; относилась с уважением к её увлечениям и точно поддержала бы любую безумную идею; ценила всё, что говорила и делала Бора; была милой, нежной и забавной; часто-часто обнимала. За долгое время, за безумно долгое время, Бора смогла ощутить себя нужной. Интерес, влечение, симпатия. В конечном итоге привязанность, которую Бора избегала. Не смогла избежать. От этого злится на себя, на Шиён, такую прекрасную, вдохновляющую и сложную, что появилась в её жизни. Кто бы предположил, что Бора, сбегая от одних проблем, приехав в новую страну в надежде обрести что-то новое – напорется на новую проблему и нежеланный исход. Бора бы точно не предположила. Вновь сбегать не хочет. И переступать через эту тяжесть в груди, подозрения и свою правоту тоже не хочет. В этом вихре нерешительности и попытке разобраться в себе Бора пребывает до пятницы. Она, первой выходя из кофейни после закрытия, видит перед собой ту, которую точно бы никогда в других обстоятельствах не увидела. Минджи выглядела непривычно. В сером клетчатом пальто, под которым виднелся высокий ворот свитера. На её утомлённом лице белые корректирующие очки, а брови слегка нахмуренные – она без особого удовольствия пришла. Минджи держалась за лямку сумки на плече и выжидающе смотрела на Бору. Только увидев её, Бора подумала, что девушка выглядит до безобразия мягко. Она опешила на мгновение, проходя взглядом по гладким блондинистым волосам и красноватой радужке, спрятанной за прозрачными стеклами. Бора мотнула кратко головой и зашагала по направлению к Минджи. – Тебя Шиён послала? – первым спрашивает Бора. Минджи закатила глаза. – Никогда не пойму, что в тебе нашла моя непутёвая подруга. Пошли, прогуляемся, – говорит и просовывает свою руку, захватывая локоть Боры. Она требовательно тянет девушку и продолжает говорить, пока Бора пытается не вздрогнуть от того, что Минджи подошла так близко. Руку пока не вырывает – интересно же. – Не хочу я видеться с Дон. Хорошо, что она ещё не вышла. – Джию, – Бора вынуждает её остановиться, – чего ты хочешь? – Чего я хочу? – поднимает бровь. – Спокойствия. И чтобы Шиён не ныла. Она мне выебла весь мозг своим нытьем, которое продолжается вечно. Бора то, Бора сё. – Всё-таки из-за неё пришла, – хмыкает Бора, скрывая своё удивление. – Зачем мне ещё к тебе приходить, если не из-за Шиён? – она смотрит на Бору, как на идиотку. Тянет её дальше по улице. На этот раз Бора их не тормозит. – Шиён в такие моменты до бесячего мямля. Лежит в моей квартире, ноет, что ты её бросила, и ничего не делает. Мне надоело убирать завалы алкоголя в доме. – Пришла нас помирить? – в голосе Боры мелькает дерзость. Минджи протяжно, очень отчаянно, вымотанно вздыхает. – Да, я пришла вас помирить. Ты мне не нравишься, сразу говорю. Но от поведения Шиён я даже в собственном доме отдохнуть не могу. – Ты драматизируешь, – прерывает её Бора. – О, правда? Ты, получается, лучше меня знаешь Шиён? Дорогая моя, она ранимая, как ребёнок. А то ещё хуже. Не верь этому сексуальному и наглому личику. Бора собирается ответить, что она имела в виду не это – но Минджи не даёт. – Сейчас я говорю, окей? – нетерпеливо фыркает девушка. – Мне рассказали, что произошло в клубе. Отчасти, это мой косяк. Я нагрузила её слишком многим, а она никогда не справлялась хорошо с проблемами. Так ещё ты, – бросает на Бору долгий взгляд, – много всего с ней творишь. Бора раздражённо цокает языком. – Такое себе оправдание. – Серьёзно, что она в тебе нашла? – снова повторяет на выдохе. – Тут решите сами, какое оправдание лучше. Я лишь хотела сказать, что эта придурошная жалеет о сделанном и сказанном, но боится прийти к тебе, ведь думает, ты ей откажешь. – И правильно думает. – Стоите друг друга. В любом случае, иди и избавь меня от этой ноющей Шиён, такое её настроение всегда нервирует, – подытоживает Минджи, отрываясь от Боры. Бора только сейчас осознает, что они сделали круг вокруг улицы – и пришли обратно к кофейне. Минджи отходит к своей машине, припаркованной за углом, и пищит брелком, открывая водительскую дверь. – У меня есть ещё дела. С удовольствием бы с тобой ещё поболтала, но, увы, надо спешить. Шиён в медузе будет, я её из дома выгнала, она мне надоела. А к себе она точно не пойдёт, – говорит и скрывается в своей серой машине. Боре возмутиться даже не дают. Минджи уехала так же внезапно, как и появилась. Пялится в след удаляющейся машины и утрамбовывает мысли в своей голове. Бора решает быть рассудительным человеком. Преспокойно направляется в сторону автобусной остановки, садится в общественный транспорт, что довозит до дома. По первому зову срываться она не намерена. Дурацкий слон всё портит. Неизменившимся взглядом буравит, сидя на кровати. У Боры, наверное, воображение слишком разыгралось, что она в игрушке видит презрение. Она опускает его хоботом на одеяло, не давая более чувствовать неправоту. Вспоминает, с каким усердием Шиён его добывала; её яркую и глупую улыбку, когда вручала выигранное; её идиотские шутки, те самые: «Онни, мистер Слоник хочет тебя поцеловать, ему можно?». Целовала только потом Шиён, когда Бора отвечала: «Можно». Бора идёт в студию, сбросить это напряжение любимым способом – краски на холсте. Забывает, что там картин с лицом Шиён незаконченных много. Ненароком засматривается и сердито кряхтит. Не выносит этого. Срывается с места, неряшливо набрасывает пальто и выскакивает из дома. Во всяком случае, она просто потребует от Шиён объяснений и извинений. Во всяком случае, она просто хочет её увидеть – и осточертело делать вид, что это не так.\\
– Тебе бы перестать так хлестать водяру, – Вернон плюхается рядом с Шиён и отбирает у неё бутылку. Та, ничего не говоря, грубо выхватывает обратно и пинает парня в ногу. – Не лезь не в своё дело. – Разбитое сердце можно залечить иными способами, Шиён, – взволнованно говорит Вернон, – на той девушке весь мир не закончился. – Не лезь, – цедит Шиён, повернувшись к парню, – не в своё дело. – Ты такая сучка временами, – Вернон с дивана не встаёт, остаётся сидеть на месте. – Но, я могу тебе кое-как помочь! Знаешь, что мне помогает, когда меня очередная девушка бросает? Правильно, перепихон. Я бы посоветовал пойти склеить во-о-он ту милую блонди, что буравит тебя взглядом некоторое время, но ты, конечно, не пойдешь, - хихикает парень, – не понимаю, на тебя девушки вешаются сами, а ты... – тяжко вздыхает, – эх, мне бы так. В голове Вернона – одни гормоны, что стало обыденностью в их компании. На его слова Шиён никак не реагирует. Безучастно хмыкает, продолжая пить. Вернон быстро подгоняет к их столику – за котором только и Шиён сидела – парочку симпатичных девушек, от которых Шиён старается отмахнуться. Но она вялая, обкуренная и напившаяся, отчего все её движения неточные и кривые. Саморазрушение плохой выбор, чтобы тебе стало лучше – но сейчас как-то наплевать. Продолжает потягивать безвкусную жидкость, язык неприятно немеет, а раздражающие звуки чужих голосов выводят. – Привереда, – фыркает рядом сидящий Вернон. – Ну, хорошо, попытка была провальной. Но пусть посидят тут. Может, передумаешь. – Вот чего ты прицепился ко мне? – Из дружеских побуждений? – Плохие у тебя дружеские побуждения, – она разводит руками, цепляя тело одной из девушек – шатенка, с короткой стрижкой до плеч и довольно симпатичным лицом, в одном топе и шортах, – выбивая из рук бутылку чего-то спиртного. Жидкость проливается на одежду шатенки. Шиён устало выругивается и тянет ей салфетки. В глазах двоится, а она пытается накинуть на грудь девушки белые салфетки и вытереть пятно смазанными движениями. Та девушка, которой Вернон, наверное, заплатил – перехватывает руки Шиён, ведёт по своему усмотрению и приближается к лицу. У Шиён все действия нелепые. Она, не замечая даже провокации со стороны шатенки, давит салфеткой, падает на девушку, шатается – и именно такую её поднимают за ворот толстовки вверх. Очень яростно и бешенно поднимают. Из безвольных рук Шиён выпадает бутылка, глухо звякает сначала об диван, а после падает на грязный пол, разбрызгивая остатками по обуви. Позади слышит какие-то писки и возмущения и, вроде бы, смех Вернона. Шиён, стоя на подкашивающихся от удивления и водки ногах, смогла лишь произнести заплетающимся языком: – Б-Бора? Испуганных ноток в её голосе оказалось много. Ким на неё с такой агрессией и обидой смотрит, не говорит ничего, лишь буравит этим своим взглядом, удерживая за одежду. Кидает быстрый взгляд за плечо Шиён, осматривая сидящих, что замерли в недоумении, и, проходя по фигурам окружающих девушек, опасно сжимает челюсть. Бора утаскивает Шиён от диванов, пропихивая сквозь вечернюю толпу, даже не заботясь о состоянии младшей. Шиён же скоро упадёт, как та самая бутылка водки от переполняющих трепетом волнения ощущений, из-за неверия в происходящее и от туманной размытой картинки, что неестественно быстро крутится. Шиён не хочет даже дышать – ведь Бора перед ней (хоть и нечёткая). Вдруг испарится, стоит не так посмотреть. У Ким огни горят не только в радужке, эта горячая и неприятная ярость плавится до самых кончиков пальцев. Они с Шиён два дня не виделись – а она уже хорошо пристроилась с другими. Бора не то чтобы ревнует, Бора в бешенстве. Грубо выталкивает Ли из дверной рамы входа в клуб и припечатывает тут же, только уже к стене. И молчит. Смотрит исподлобья, челюсть сжимает, но молчит. Держит руку на шиёновой ладони, некрепко держит, будь воля – высвободит руку на раз два. Но у Шиён на это воли нет. Шиён хочет спросить: «Почему ты тут», а ещё сказать: «Прости меня» – ничего из этого не произносится. Шиён не до конца даже уверена, что происходящее реальность, а не её очередной приход. Да и язык, ко всему прочему, никак не желает слушаться. Зато глаза – с жадным остервенением вглядываются в лицо Боры, а сердце, утопленное в огромном количестве спирта, заходится в спешном ритме. – Развлекаешься, да? – заговаривает Бора устрашающе холодным тоном. – Нет, – силясь выговаривает, и, для подтверждения, мотает головой, отчего мир плывёт ещё сильнее, а выпитое просится наружу. – Тогда, изволь объяснить, какого чёрта только что было? Шиён правда не понимает, о чём говорит Бора. У неё мысли совсем не здраво разбегаются, остаётся лишь одна радость от лицезрения старшей и воспламеняющаяся паника. Но ответа от неё не требуется, Ким сама продолжает. – Ты устроила мне истерику потому, что заревновала, а сейчас спокойно себе клеишься к другим? До Шиён очень-очень медленно начинает доходить. Вернон, шатенка, алкоголь, салфетки. – Или, – глухо рычит Бора, впиваясь медной радужкой в растерянную шиёнову, – у тебя память отказала, и ты забыла, что принадлежишь мне? Шиён намеревается ответить, но из горла исходит сухой сломанный выдох. «Принадлежишь мне». Прокручивается эхом и, кажется, только за это цепляется пьяный шиёнов разум. – Или, – вновь начинает Бора, не разрывая зрительного с Шиён контакта, – у тебя недотрах, отчего ты лезешь на всяких шлюх? Она очень, очень зла – единственная мысль в пьяной голове младшей. От Боры пар исходит, и в то же время пронзительный холод. Она давит на подбородок Ли, жёстко тянет к себе и неумолимым тоном чеканит: – Я напомню тебе, Шиён, одну важную вещь, – руки Боры дёргают на себя ткань толстовки младшей, вынуждая наклониться. Шиён может лишь ртом ловить воздух, замерев в оцепенении, – даже, блять, когда мы поссоримся, ты всё ещё моя. – Бора… – хрипло повторяется Шиён, – … я и не хочу прекращать быть твоей. Это немного утихомиривает Ким. Шиён на неё радостно-грустно смотрит, не двигается, боится, уголки губ дёргаются и ощущение, что она посыпется вот-вот, как старая краска на древнем холсте. Бора это пропускает мимо своего внимания – то, с какой затихшей неуверенностью разговаривает младшая и её обмякшие конечности, и то, что она никак не делает попытку вырваться. – И… и тех девушек пригласил Вернон. Вышло недоразумение, – бубнит неясно Шиён, буквы у неё соединяются с большим усердием. – Никто другой мне не нужен. Бора только сейчас замечает, как от Ли разит спиртом, и какой мутный у неё взгляд. Ким принимает тот факт, что поспешила с выводами, но злиться не прекращает. Эта её злоба – как стандартная установка в последнее время. Остальные чувства лишь наматываются на одну-единственную, то заглушая, то наоборот, пропадая под силой этого чёрно-зелёного гнева, иногда перетекающего в красный, а там до коричневого, смешанного с серым. И чувство это никак не мешает Боре на миг потеряться от близкого с Шиён контакта – она ведь так много и так часто про неё думала прошедшие два дня, только и эта девушка селилась в её мыслях. В среду Шиён показала это. Показала свою ревность, возникающую по любому бредовому поводу. Мнительность и отрицание здравого смысла, когда накрывают эмоции. В пятницу Бора покажет ей, что у Шиён не должно быть поводов для ревности. Она втрахает это в девушку и будет продолжать, пока Шиён не оставит эти мысли, и пока Бора сама не будет удовлетворена. Бора хмыкает и вклинивает свою коленку между шиёновых ног. Та ахает от неожиданности, чувствуя, как скользит по холодной стене вниз. Бора её подхватывает, впечатывает плотно в стену, топорно держит в устойчивом положении. Справа от них снуют толпой люди, с недоумением рассматривают и, не стесняясь, полукриком что-то изрекая. Старшая перемещает одну свою руку на ремень шиёновых брюк и приказным тоном говорит ей: – Вызывай такси, если не хочешь, чтобы я трахнула тебя прямо у этой стены. Шиён шумно сглатывает. Дымчато смотрит на Ким из-под прикрытых глаз, что в изумлении открываются, когда Бора поднимает свою коленку, с чувством припечатываясь к промежности. Шиён сокрушается от того, что пьяна – она желает сейчас ощущать всё, что делает Бора, без этой ряби в зрачках и ватности в конечностях. Вытаскивает из кармана телефон, почти роняя его на асфальт, и подрагивающими пальцами набирает номер. Бора, тем временем, кружит ладонями у низа живота, распаляя, но не перестаёт хмуриться. Вместо такси Шиён дозванивается до Вернона. Тот выходит спустя полминуты и, увидев перед собой двоих девушек, завистливо хихикает. – Твой способ излечить разбитое сердце явно лучше, – говорит парень, подходя к ним, и засовывает руки в карманы. Оценивающе проходит по телу Боры, а потом осекается в своих саркастичных шутках, когда Бора угрожающе на него зыркает, на миллиметр отстраняясь от Шиён. – Ключи свои дай, – Ли облизывает пересохшие губы и тянет руку. Получается этот жест тяжёлым, у Шиён всё тело по многим причинам подрагивает. Вся ситуация ей в корне не нравится, хоть и прижимается Бора сейчас, легче не становится – наоборот, только хуже. Вернон наклоняет голову к плечу. – Твои запросы с каждым днём всё наглее, – он вытаскивает позвякивающие ключи с брелком и кидает Шиён, та с проявлением чуда, не иначе, ловит их в полете. – Удачно провести ночь! – и, подмигнув Боре, скрывается в клубе. Ким ничего не спрашивает насчёт машины, ключей, Вернона, тех девушек, что он привёл, насчёт вождения в нетрезвом виде. Она молча отбирает ключи у Шиён, когда они подходят к транспорту – спортивный красный автомобиль – и садится на водительское. Шиён неловко открывает со стороны пассажирского и, избежав позорного падения, усаживается рядом. Трогаются с места стремительно. Бора ударяет туфлей по газу и до побеления костяшек сжимает руль. Шиён потряхивает от страха, вины и чего-то похожего на возбуждение. Даже профиль Боры выглядит свирепым равнодушием. Младшая сжимает рукава фиолетовой, в полосочку, толстовки, натягивая ткань, и прячет в ней ладони. Спина вся мокрая и немного в пыли, и остатках старой краски от стены, в которую Бора её припечатала. Так и просится нелепое: «Прости». Шиён не говорит. То ли потому, что сказать хоть что-то становится невозможным – Бора давит молчанием со своем стороны; то ли потому, что не знает, что сказать после. Смотрит в окно, на проезжающие машины, смазанные деревья и высотки, светофоры и дорожные знаки. На неон, что в темноте сумерек виден ещё ярче – у Шиён взгляд всё ещё фокусироваться отказывается, и эти пятна ото всего сразу – чаще всего фар – дребезжат размытыми точками. Ли голову откидывает на мягкое сидение, но заснуть, хоть веки и слипаются, не получится. Точно не тогда, когда рядом Бора, точно не тогда, как её тело болезненно разгорается от полученных слов и кратких касаний. Громкий шум визжащих тормозов. За стеклом картинка сменяется – переулок и стена многоэтажного дома, с синей табличкой. Шиён испуганно подпрыгивает от разворота, и опасно накреняется в бок, не в силах выровняться. Бора щёлкает ремнём безопасности, так же не смотря на девушку, что старается осознать происходящее, и седлает её бедра, вместе с этим заставляя сесть ровно. Резво нажимает на рычажок шиёнова кресла и отодвигает до упора назад. – Бо… – беспомощно вырывается. – Заткнись, – шипит старшая. Шиён послушно захлопывает рот. Руки внезапно становятся лишними, ненужными. Младшая теряется на продолжительный срок и никак не может унять своё сердце, точно так же, как избавиться от пелены в своих глазах. Бора настойчиво целует, упираясь руками в сидение. Клацает металлический звон; Ким расстёгивает ремень безопасности на Шиён, и ложится на неё полностью – жмёт кнопку, опрокидывая кресло в вертикальное положение. Толкает Шиён, принуждая лечь. Облизывается в сотый раз. Её волосы спадают на лицо Шиён – а в глазах, в этих оранжевых радужках, на которые падает вечерний городской свет, жжётся и выжигает убивающее желание обладать. Шиён отвечает на поцелуй вяло. Она засматривается на Бору, когда та на мгновение отстраняется, и сдаётся в своих попытках взять хотя бы своё тело и разум под контроль. Отдаётся с какой-то безвольностью Боре, чтобы та успокоилась в своих разрывающих чувствах, выплеснула злость. Бора напирает языком, зубами, в последнюю очередь губами – поцелуем назвать это можно с натяжкой. Шиён тяжело и мученически дышит под старшей, запрокинув голову для засосов. Не думает сопротивляться. Видит, по несдержанным касаниям, что на любое шиёново «нет» Бора запихнёт язык в её рот и царапнет по коже. Ким бьётся бёдрами по бардачку сзади – машина маленькая, но низкая, отчего шанс, что к ним кто-то заглянет уменьшается. Только Бору волновала сейчас только та, чьё имя начинается на «ши», а заканчивается на «ён»; кто сдержанно охала в плотный воздух транспорта; та, от которой невыносимо сильно тянуло цитрусами и лавандой, свежестью океана и виноградом. Бора упивалась чувством превосходства над Шиён. Пьянела от алкоголя на её губах, сходила с ума от тёплых вздохов и длинных пальцев, держащихся за сидение. Штаны с Шиён снять никак не выходит; младшая скованная и слабая. Совсем не помогает. Она раз за разом проваливается в попытке притянуть Бору за затылок. Рука не сжимается и обессиленно падает, отчего Ли продолжает лежать, без шанса помочь умерить пыл разгневанной старшей. Бора фыркает и выпрямляется на бёдрах Шиён. – Раз не выходит так, поменяемся. Ким ловко сползает с Шиён. Садится обратно на водительское – откидывает его, отодвигает и, не сменившимся голосом, таким же режущим своей властностью, говорит: – Иди сюда. Шиён послушно ползёт к ней, стараясь усмотреть Бору в круговороте смешанных в тумане цветов. Неловко размещается на её ногах, сгибая свои в коленях, укладывая руки на шею. И ждёт. Пальцы старшей, горячие и царапающие, ползут под толстовку, грубо касаются, сжимают до тусклых синяков. – Поцелуй меня, – приказывает, опуская руки до шиёновых ягодиц. – Бора-а-а, – сипло и влажно тянет, – не делай мне больно. – Мне тоже было больно, – отрезает, сжимая ладони. Шиён на её реплику стыдливо жмурится и, не смотря более в чужие глаза, касается своими губами кимовых. Бора скоро перехватывает инициативу. Разгоняет их поцелуй до того же напряжения, до той же колкости в столкновении и до тех же властных укусов. Пальцами оглаживает округлые ягодицы, цепляет ногтем шов на штанах, ловя губами тихие реакции от девушки. Бора разводит собственные ноги, чтобы свободнее протиснуться к ширинке младшей. Не спешит. Переходит губами на шею младшей, отчего та вновь откидывает голову, выдыхает вполголоса – не стон и не возбуждённый ох, что-то среднее, неразборчивое. Бора оставляет неяркие засосы на её золотистой коже, такие же укусы, красными отметинами и фиолетовыми пятнышками, ладонями поднимаясь по оголённому телу, забираясь под толстовку. Кратко касается застёжки лифчика, шлёпает ею, царапающе возвращаясь к талии. Шиён на ней выпрямленной спиной сидит, только лишь положив свои руки на плечи старшей, там и оставляя. Закрыла глаза, покорно поддаваясь всем действиям Боры, стерпливая укусы и краткие щипки на бёдрах. Остаточным сознанием понимает, как напортачила, наговорив Боре многое; как повела себя с ней и то, как снова ушла. Поэтому никак не оттолкнёт, несмотря на то, что сейчас ей никак не нужны подобные от Ким касания. По привычке Ли приоткрывает для острого языка рот и дёргается, когда старшая ведёт глубоко ногтями по спине. Шиён выдыхает нечаянно: – Больно. Бора, спустя считанные секунды, замедляет свои руки, услышав шиёнов тон: слабый, хриплый, сдержанный, точно-точно она не хотела, чтобы это слово вырвалось с побаливающих губ. В глазах промелькнула искра осознания, что Шиён, даже для пьяной, слишком безучастная. Бора ещё немного отодвигается и вовсе не двигая более ни руками, ни губами, ни зубами, ни языком. Старается заглянуть в её глаза, которые закрыты и никак не хотят открываться. Наверное, она перестаралась. Шиён выглядит подавленно, совсем немного дерганно и затравленно. Ожидает новую нападку со стороны Боры. Рвано выдыхает через рот, и её дыхание доходит до старшей – ядрёное, чересчур пьяное. Бора в заторможенном удивлении распахивает глаза, будто впервые Шиён увидела за сегодня – до этого, казалось, она только на её губы и смотрела, была занята лишь своим собственничеством и яростью. – Тебе больно? – говорит и забывает то своё «мне тоже». Ведь по шиёнову лицу, по этим подрагивающим бровям и ресницам, понятно, что и младшая не наслаждалась их разлукой; что ей тоже, как и Боре, сорок восемь часов выдались пыткой, когда она думала много-много о своих ошибках. И боялась, настолько видимо, что даже Минджи захотела прекратить это, пойдя на столько нехарактерный ей поступок. Шиён кивает. Лбом касается лба Боры и замирает в таком положении. Дышит на кимов нос и губы. Бора медленно моргает, всматриваясь в закрытые веки младшей, и убирает руки от другого тела полностью. Чтобы положить заново, но мягко и осторожно, поверх одежды, и начать гладить. Шиён и от этого вздрагивает, расслабляется в спине, стискивая ткань пальто на плечах Боры в свои ладони. Старшая дальше не знает, что сказать, заменяет непридуманные предложения своими нежными прикосновениями, именно такими, в которых нуждалась Шиён. Прикусывает свои губы виновато, остывает стремительно, плавно блуждая по пояснице младшей, будто залечивая свои недавние порывы, от которых остались заметные полосы и синяки. От такого, от такой Боры, на Шиён разом накатывает всё-всё, что подолгу скопилось внутри. Резкая в старшей перемена, после неожиданного появления, после того, как она с яростным «принадлежишь мне», утащила за собой; ощутимые остатки покалываний от укусов на шее и влажных губах, дряблые движения собственного тела; те мысли, которые неуклонно преследовали задолго до их ссоры, переживания и давние сковывающие страхи. Бора намеревается что-то сказать. Открывает неуверенно рот, готовясь высказать какой-то вопрос, и чувствует горячее и мокрое на своих щеках. Ким не просто остывает, она угасает и леденеет, утрачивая свою злость. Горячие капли продолжают падать на щёки, медленно скатываясь к подбородку, замирая там на быстротечный срок, и пропадают в ткани одежд. Старшая не может сделать вздох – который очень нужен слипшимся лёгким. Неторопливо она поднимает свою голову, ползёт руками выше, вжимаясь ласково в лицо младшей, чтобы приподнять за щёки и посмотреть на неё. В уголках глаз Шиён снова и снова собираются слёзы, оставляют влажные дорожки на её медовой коже и катятся вниз, вниз. Туда, куда скатывается сама Бора. Её Шиён плачет. Девушка бесшумно всхлипывает, прячет от Ким стыдливо взгляд, вырывая лицо из несильного захвата. Прижимается подбородком к своему плечу и никак не может прекратить свои слёзы. Фарфоровая кукла, по лицу которой расщепляются тёмные, пугающие трещинки и линии. Осколки отскакивают от неё, сыплятся белоснежной бархатностью – всё летит в светло-карие глаза Боры, сразу до крови, сразу до неудержимой боли, отдающейся в сердце. – Шиён, – сдавленно шепчет Бора, – эй, ты ч-чего? Ей не отвечают. Младшая только и качает в отрицании головой, более не двигаясь. Бора аккуратно вытирает её появляющиеся слезы, смахивает большим пальцем. Смотрит на неё с такой паникой и замешательством, не зная, что делать. – Это я тебя так? – с опаской заглядывает в опущенные глаза. – Прости, прости, прости, – вшёптывает она, дотрагиваясь мягкими губами до скулы. Чувствует солёное и влажное, отдающее горечью с сожалением. Она порывается девушку обнять, хоть как-то донести свою неправоту в недавнем поведении. Но Шиён не поддаётся; сидит всё так же на бёдрах и удерживается пальцами за бежевое пальто Боры. Шиён пробивает мелкая дрожь – новая, неприятная, неконтролируемая. Бора это ощущает под своими ладонями. Она проводит медленно и невесомо по бокам, по спине, продолжая попытки прижимать к себе безвольное тело. Слезы её вытирает, целует невысыхающие дорожки, убирая слипшиеся волосы от лица. Сбивчиво говорит Шиён снова и снова: «Всё хорошо, слышишь? Всё хорошо, прости меня, я не сделаю больше никогда ничего такого». Шиён, вслушиваясь в её встревоженный голос, только и расходится на увеличивающиеся рыдания. Бора не ожидала, совсем не подозревала, что Шиён, недосягаемая, наглая, улыбчивая Шиён, станет содрогаться в слезах на её руках, и то, что Бора будет вытирать её слезы своими пальцами, пытаясь успокоить свою девушку. Она её обнимает требовательней, настырнее, сама подаётся телом вперёд. Вжимает в своё плечо, обвивая самым надёжным образом, каким только смогла, её талию. Шиён шевелится. Утыкается шмыгающим носом в изгиб шеи. Путается в сладко пахнущих волосах, истощённо опускает кисти рук, протискиваясь под спиной старшей, и скрепляет. Обмякает на коленках Боры и сжимается боязливым комочком. В её голове наступающая пустота, слабость – не только из-за алкоголя и всего того, чем она усердно травила свой организм. Доверительно теснится ближе. В желании, совсем понятном и простом, окунуться в ту безмятежность, что накрывает, стоит учуять борин, такой знакомый, запах. Хоть и поколебалось это устойчивое ранее ощущение, когда Бору захватили доселе незнакомые чувства – жгучая и неожиданная ревность, её нещадное желание сделать Шиён полностью своей (хоть она и уже была, давно-давно, ведь младшая никак не врала, говоря, что ей никто кроме Боры и не нужен). Кимовы порывы, угрожающее и опасные, не воспринялись бы настолько чувствительно – если бы Шиён, растерзанная чересчур мучительными сомнениями, не сорвалась именно в этот момент. Присутствие Боры, просто оно, такое необходимое, сделало последний штрих. И Шиён, не отдавая себе отчёта о своём состоянии, лишь продолжала трещинами покрываться. А потом заново чиниться шёпотом Боры и её заботливыми прикосновениями. У Боры трепещет сердце, тянет и колит. Она боится сломать Шиён. И Бора знает, скажи или сделай что неправильно – фарфор безвозвратно уничтожится, и трещины заклеить станет невозможным – а сейчас она старается, если не успокоить до стабильного сердцебиения, то хотя-бы прекратить шиёновы немые содрогания. Ким горячим дыханием, с трудностью выговаривает слова, заверяюще шепчет на ухо Шиён всякие убаюкивающие вещи. Ткань на плече Боры мокрая насквозь, но всхлипы прекращаются. Проводит по волнистым волосам младшей, наматывает слегка на пальцы, утешающими движениями дотрагивается до всего, чего может. Дышит через раз, только бы не потревожить младшую. На её груди Шиён засыпает, сползая полностью по телу Боры. Старшая терпеливо ждёт, когда шиёново дыхание замедлится, станет глубоким и ровным, чтобы переложить её на другое сидение и отвезти к себе. В машине понять, что произошло, сложно. И обнимать Шиён сложно, когда всё тело давно свело, но двинуться Бора себе не позволит. Шиён тихо бубнит что-то в пальто. Бора, побаиваясь, переспрашивает у неё: – Ты что-то сказала? Её шею опаляет шиёново дыхание, когда она приподнимается, чтобы звук нормально дошёл до ушей Боры. Лицо всё так же опущено вниз, и Бора видит лишь её макушку, с этими тёмно-каштановыми волосами, спутанными, как на них льётся тусклый свет фонарей сквозь машинные окна. Шиён говорит сухо, умоляюще, опустошённо: – Поехали домой. Бора кивает. Домой, так домой.