я хочу ощутить тебя рядом, из самой глубины. кажется, будто нас вновь разделяют океаны.
Бора копошится в набитом холодильнике, доставая фрукты. Через оконное стекло льётся яркое утреннее солнце, разбавляя тягучую атмосферу в квартире. Бора громко выдыхает, нарезая яблоко на кусочки, и несёт в спальню. Сбилась со счёта, какая это попытка заставить Шиён поесть. Ли завернулась в одеяло на кимовой кровати, поджала ноги, отворачиваясь от жёлтых солнечных лучей. В её руках, под слоями тёплого одеяла, с узорами лиловых оттенков, разместился игрушечный слон – Шиён отказывается выпускать его из рук. Он пахнет старшей. И она прислоняется к нему своим лбом, поочерёдно сжимая мягкие серые ножки. Бора ставит на тумбочку тарелку и тормошит девушку. – Не поешь, затолкаю силой. Лиловый свёрток шелестит, переворачиваясь. У Шиён на лице вмятины от складок подушки и сонные-сонные глаза, около подбородка высунулись огромные уши игрушки и глаза-бусинки. – Можно я ещё посплю? – умоляюще смотрит. Если бы Бора поддавалась очарованию младшей, то Шиён никогда бы не встала с её кровати. Поэтому Ким непреклонна. – Поешь и будешь спать. – Я потом не усну. – Тебе нужно поесть. – Не особо питательная еда. – Это витамины. Хватит препираться, – Бора залазит на постель вместе с яблоками. Шиён, недовольно бурча, поднимается, всё ещё замотанная в одеялах – пошатывается, но старается сидеть – и приоткрывает рот. Старшая накалывает на вилку первый кусочек и запихивает в шиёнов рот. Самый настоящий ребёнок. Но Бора не возмущается. Не тому, что приходится кормить Шиён с уговорами; не тому, что девушка не первый день лежит в её постели, никуда не выходя; не тому, что Боре пришлось отказываться от смен, чтобы оставаться рядом с Шиён. После того, как Бора привезла Шиён в квартиру, уложила на кровать и долго лежала с ней, обнимала, целовала – девушка спокойным сном уснула. Но стоило ей выйти на час-другой из дома, по возвращению она обнаружила Шиён в несильной истерике, которую захлестывало паническими атаками. Шиён продолжала сбивчиво шептать в кимовы губы: «Мне было страшно, что ты оставила меня. Бросила в одиночестве». Пришлось сидеть в квартире, рядом с Шиён, и заказывать еду на дом. Шиён ела неторопливо, лениво, опуская вниз глаза, и с неохотой жевала. Закончив, упала камнем на кровать и уснула. Девушка встанет ближе к двум часам дня. Вопросов у Боры было безграничное количество. Это вспыхивающее «почему» утомляет. И всё, что могла сделать сейчас Ким – ждать, пока Шиён станет лучше, и заботиться. Выгнать она её не сможет, игнорировать не сможет, забыть не сможет. В воспоминаниях всё ещё заплаканное лицо и дрожь в тёплом теле. – Бора, – несмело зовёт, – Бора-а-а. Ким встряхивает головой и идёт к Шиён. – Что-то случилось? – с лёгкой улыбкой спрашивает. Шиён вновь с кровати поднимается, перекатывается к Боре – что с другого края. Она вытаскивает тело наполовину из складок цветного одеяла, оставляя игрушку на ногах, и скрепляет свои руки на бёдрах Боры, вжимаясь лицом в живот. Елозит головой, приподнимая ткань футболки. Прижимается с трепетом, с несильной хваткой, теряясь носом в домашней Боре, в её мягких одеждах и острым ароматом еды. – Спасибо, что терпишь меня, – робко шепчет. Бору пробирает мурашками. Ещё умиротворением, затихающим беспокойством, что скачет в непостоянстве, вместе с шиёновым состоянием. Бора кладёт руки на тёмную макушку, массирует. Младшая нежится в этих ощущениях. Знает, что доставляет Боре неприятности, но также поделать с собой ничего не может. С Борой рядом самое лучшее место. Особенно, когда Шиён кожей чувствует её дыхание и маленькие пальцы в своих волосах. – Отдыхай, – шелестом выговаривает. Шиён в несогласии машет головой. – Поспи со мной. Пожалу-уйста, – её «у» срывается на влажный звук, когда Шиён сглатывает ком в горле. И от этого колебания Бора мгновенно укладывается вместе с девушкой. Отталкивает её за плечи, спешно ложится на кровать, раскручивая одеяло, которое младшая закатала в рулет, и укрывает их обеих. Подтягивает Шиён к себе, та быстро отзывается, путается пальцами в её волосах и греет холодные ступни об ноги Боры. Слон упирается чуть ниже груди хоботом. Ли руками к нему ползёт и достаёт повыше, подставляя к бориному лицу. – Как ты его назвала? – её голос бесцветный и слегка охрипший. Бора задумывается. – Ну, мистер Слоник, может? – вполголоса предлагает; касается холодных шиёновых рук, что держат игрушку, и невесомо проводит своими пальцами. – Пусть мистер Слоник. Шиён скромно тыкается хоботом слона в нос Боры. Выглядывает из-за его небольшой головы и мимолётно ногой задевает коленку старшей. У Шиён взгляд разморенный и измотанный. Её глаза – огромные, почти чёрные, несмотря на слепящее солнце над ними. – И что мистер Слоник делает? – спрашивает Бора, не убирая от своего лица игрушку. – Целует тебя, – отвечает, надув щеки. – Почему он целует меня? – у Ким веки безмятежно прикрываются. От шиёнова поведения хочется засмеяться ласково. – Потому что он любит тебя, – тихо-тихо выговаривает младшая. Бора сдерживает удивлённый вздох. – Правда? Шиён кивает и закусывает губу. Заменяет игрушку своим лицом. Так же тыкается в нос Боры своим, запихивая слона пониже, чтобы придвинуться к девушке. И, с низким выдохом, касается сухими губами других губ. Невинно, трогательно и почти неощутимо. – Спи давай, – после затяжной тишины говорит Бора, опуская голову Шиён на свою грудь. Проводят так в сутках огромное количество часов. Шиён просит – а Бора не может отказать. Ли, вместо одеяла, заворачивается в руки Боры, в её ауру, запах, касания, мелодичный низкий голос и внимательность. Бора не умеет заботиться о людях с психическими расстройствами (а Бора уверена, что с Шиён что-то близкое). Она старается. Её попытки осторожные, иногда ненужные, неловкие и растерянные. Бора вся растерянная: когда Шиён в душ отправила, а та соскользнула на кафель; когда Шиён сидела с ней на кухне и порезалась об нож; когда младшая чуть не вывалилась из настежь открытого окна – теперь Бора пристально следит за Шиён, когда она курит. К кому обратиться с таким не знает. Она была готова звонить Минджи, спрашивать у неё, она-то точно в курсе всего, касающегося Шиён. Не звонила. Шиён сопела на её руке, бормотала во сне тревожные мысли и просила только одного: «Бора, не уходи». Посчитала, что справится самостоятельно. – Эм, послушай, – вновь заговаривает младшая. Бора медленно приоткрывает глаза. – М? – тянет девушка, поглаживая Шиён по голове. Ли улеглась на правой руке старшей, полностью скрыв своё лицо, уткнувшись в ключицы. – Насчёт нашей… ссоры, – неуверенно мямлит. Ким мягко полуулыбается, проводит горячими пальцами по затылку, по приобретённой привычке играясь с тёмно-каштановыми волосами. – А что с ней? Шиён лишь плотнее прижимается. Коленками дотрагиваясь до бёдер, свернувшись своеобразно – пытается согреться. Бора замечает, подминает одеяло со стороны Шиён и быстро-быстро проводит ладонью по спине. Младшая от такого сдавленно хихикнула в шею Боры. – Ну, просто, – выдыхает, – мне стыдно за те мои слова, – бормочет младшая. – Я совсем не думаю то, что сказала. У Боры так и рвётся вопрос: «Почему ты вообще так разозлилась», так и требуется сказать, узнать, отчего Шиён за некоторое время до ссоры была подавленной. Но понимает, что никак не выйдет добиться от Шиён ответа – она и без этого на грани держится, не падая в леденящий омут очередной паники. – Да, я тоже была неправа, – отвечает через небольшую заминку, оставляя краткий поцелуй на шиёновой макушке. – Давай только больше без ревности, ладно? Шиён в ответ фырчит приглушённо. – Ты ведь тоже… – негодует слабо. Ёжится от воспоминаний о той агрессии в кимовых глазах и согласно качает головой – лучше действительно без. Иначе Шиён более не выдержит. – У меня было больше оснований, – протестует. – Неправда, – вторивает ей. – Я ведь уже говорила, – продолжает, не давая Боре возмутиться. Она поднимает голову кое-как, ползёт по подушке вверх, оказываясь на одном уровне со старшей. Произносит смущённо и нерешительно, смотря в глаза: – Мне нужна только ты. Бора делает вид, что ей точно-точно не понравилось сказанное. Она закатила глаза, неловко хмыкнув – хороня ту свою обескураженность от шиёновых слов, и то растущее внутри чувство, от которого сложно видеть девушку перед собой, не покрываясь краснотой. Бора смущается, как и Шиён, но скоро отмахивается от этого, не позволяя себе заплутать в собственных рокочущих ощущениях. Младшая неуклюже нырнула носом обратно и проговорила: – Не делай такой лицо. – Какое – такое? – отрешённо спрашивает, стараясь полностью вернуть своё самообладание. У шиёновых слов – подтекста двоякого нет, говорит всё с искренностью и признанием, таким чистым, отрывистым, что Бора, против любой существующей воли, никак не в состоянии напустить на себя обычный настрой. Не может легко улыбнуться на это, не может преспокойно касаться всего тела младшей, согревая ладонями – её раз за разом поражает приятный и в то же время раздражающий трепет. И остаётся лишь натянуть на себя безразличную реакцию, чтобы вконец не распасться на одну привязанность – хоть и с Шиён иначе никак не выходит поступить. Бора с ней до невероятного осторожная и заботливая, такая, какой ещё ни разу не была. – Вот такое, – вслепую тычет указательным в щеку. Тон её – немного расстроенный. – Какое? – с ласковой усмешкой спрашивает, перехватывая шиёнову руку. Легко переплетает пальцы, крутит их руки и тянет ладонь младшей к себе, невесомо целуя тыльную сторону. Шиён дёргается в движениях, тихо сглотнув. – И не делай с таким лицом – такое, – взволнованно говорит, смущаясь лишь сильнее. – С каким лицом? – С лицом… – порывается объяснить, – будто тебе нежеланны мои слова. Ли жмурится, ощущая мягкие губы на своей руке – непривычно и по-особенному приятно. – Идиотина, – беззлобно выговаривает, запихивая их сплетённые руки под одеяло. Шиён снова что-то бормочет опаляющим дыханием в шею. – Давай спи. – Бора, – тянет этим своим специальным для старшей голосом, этой интонацией тихой и хриплой, сладкой, точно зефирные облака. Шиён её имя повторять любит до невероятного часто – это «Бора» на языке фиолетовыми лучами расходится, как барбарисовые конфеты и горячий шоколад. Тем более, когда вдыхает борин запах – осенние закаты – так и вырывается столь простое имя, настолько полюбившееся, что в мыслях строчками проходит больше всего остального. Ким воспроизводит кряхтящий звук, некоторое возмущение, но в то же время плавление нервных окончаний – пробирает нешуточным смятением, мерцающим, рябящем, когда вновь слышит из уст младшей своё имя. – Спи, – неуклонно твердит и, прежде чем передумает, произносит еле громкое, – мне тоже нужна только ты. Улыбку младшей Бора не увидела, но ощутила своей кожей. Шиён скоро засыпает. На их лица падает потемневшее солнце. За окном собираются грозовые тучи, напуская в этот день больше серости. Но Шиён лежит рядом. Разбитая, потерянная, боящаяся одиночества Шиён. И тёмные волнистые пряди запутываются со светлыми Боры, рассыпаются по подушкам и простыням – и через лохматые волосы проходит осеннее солнце, оранжевое, холодно-жёлтое. Ветер гудит у деревянных рам, гуляя по линолеуму холодом – Шиён никак не может согреться. Шумит неумолкающий Нью-Йорк; соседи сверху хлопают дверьми, шагают по красной лестнице, выгуливают собак, отправляются на работу. Жизнь движется. Шиён лежит в квартире Боры, лежит в её одежде, в её руках, с её редкими поцелуями – и хочет, чтобы жизнь остановилась; остановилась на моменте их двоих.\\
Бесшумно выпутывает Шиён из своих объятий, сползая голыми ногами на пол. Бора накидывает висящий в шкафу фиолетовый халат, давно измазанный краской, завязывает волосы в пучок и направляется в студию. Ей кажется, она нашла, чего не хватало картинам. Тем холстам, на которых Бора множественное количество ночей вырисовывала линии шиёнова лица; старалась подобрать её оттенок кожи и цвет глаз; пыталась нарисовать её. Бора изображала Ли разной: грустной, озорной, нежной, наглой, неуверенной, пьяной, возбуждённой, задумчивой. Всему этого не хватало одного, того, что Бора нашла, успокаивая встревоженную Шиён, просыпающуюся в ночи, с неприятной мыслью, с тревогой – не обнаружить старшую рядом. Уязвимость. До этого Ким ни разу не находила в её радужке, в движениях и в улыбке это. Эту боязливость, хрупкость и недоверие. Она снимает холст с мольберта, откладывает очередной потрет к кучке таких же – недостойных – и ставит новый, белоснежный, льняной холст. Достаёт масляные краски, мастихин, кисточки, палитру, угольный карандаш и усаживается на высокий стул. Набрасывает силуэт шиёнова лица, начиная с глаз. Сглотнув, сосредоточенно работает карандашом, прочерчивая еле заметные линии. Невесомая, эфемерная, неприступная – та Шиён, которую Бора встретила в их первую встречу. Стреляла искрами, заводила инстинкты, желание. Шиён – неудержимое пламя, мятежное, буйное, неукротимое. Тогда тоже была красивой. С красными выделяющимися губами, как единственное яркое посреди зелёного софита. Как единственное живое, когда впархивает в жизнь Боры: крушит наведённый порядок, строит свой, строит под себя. Оказываясь под Борой. Захватывает мысли, заставляя думать о себе, вдохновляться собой, восхищаться и хотеть. Та картина, написанная после впечатлений первого дня – самая дальняя, в углу, напротив стоящего мольберта. Она пошлая, некрасивая, грязная и обыденная. Шиён – губящий космос. Яркий, звёздный, со скоплением газовых гигантов и горящих галактик, созвездий и астероидов. Бора на неё не может насмотреться. Находит новое, новое, новое. Шрамик на левой щеке; привычка жевать фильтр сигарет; часто благодарить; родинки на плечах. Стремление младшей делать всё, что может понравиться Боре: помада, плюшевый слон, горький кофе, разговоры об искусстве. Она завораживает, вселяет лёгкость, вскруживает голову. Писала Шиён и такой – мифической, неизведанной, переливающейся в тёмных оттенках. С синей пеленой на глазах, с тенями в оранжевых тонах, залегающими от хмурых бровей, невзначай поднятых уголков губ и рассыпанных по рукам волос. И вышло у Боры, точно жнец, точно шаблонный злодейский персонаж в книге. Но Шиён не злодейка, никогда ей не была. Она, как космос, и когда ты добираешь до его бесконечной пустоты, отрываешься от поверхности земли, преодолеваешь притяжение и гравитацию – без подготовки ты будешь мёртв. Бора не была готова. Ни тогда, ни сейчас. Без страховки, без скафандра рыпнулась до самого манящего, зовущего, желанного, протянула руку – ощущая на ней влажные слёзы и уязвимость. Бора выбирает оставаться рядом, вместо того, чтобы вернуться на стабильную Землю. Шиён не была идеальной, не была неприступной стеной пламени или прекрасным в своём одиночестве космосом. Она слабая, с любовью к самоуничтожению, жаждущая защиты и с неистраченной нежностью, которая обрушивается на Бору каждый день. Ранимая, как и сказала Минджи. Ранимый ребёнок с гложущими разум страхами; с монстрами под кроватью и в шкафу. Шиён – это всё. Потресканная, с затянувшимися порезами, с высохшими слезами. С горячим, опаляющим дыханием на ключицах – когда её руки холодные и бескровные. Бора проходила кончиками пальцев по этим давним шрамам – белым едва видным полосочкам на запястьях, у локтя. Ровные, частые, накрывающие друг друга. Шиён наблюдала за движением из-под приоткрытых глаз. Молчала. Позволяла Боре видеть себя такой. Бора видела, никак не отпрянула, не спрашивала, не осуждала. Понимала. Целовала глупо раны, совсем позабывшись, а Шиён, с горячим шёпотом (руки всё ещё холодные; но теплее) просила прекратить, но улыбнулась – ненадолго, смазанно. Но улыбнулась, как человек, что больше не боится открыться перед кем-то; как человек, которого приняли. Бора находит в Шиён нужное. Тысячи причин, тысячи мотивов, тысячи «за». Теряет, правда, свободу, за которой гналась, из-за которой сбежала из Кореи. Оказывается привязанной к младшей, этой непреодолимой связью, благодаря которой Бора и оказалась там, где сейчас. От танцплощадки в «Зелёной медузе», до холста в своей квартире, с проглядывающими чертами шиёнова лица. «Я думаю, если концепция Большого Взрыва верна, я точно стала человеком из пыли только ради того, чтобы оказаться в этом месте». «Тогда можно предположить, что моя пыль превратилась в меня только чтобы рисовать по твоей коже». Для Боры это много. Мысли, мысли – стремительные, режущие своей яркостью, неприятные. Ещё чувства. Утихшие, вросшие в подкорку сознания, цветут фиолетовым цветком. Эти чувства, которые Бора не хочет больше отрицать. Их она размазывает мастихином, с ними она наносит слой за слоем масляную краску, поправляет, убирает неправильный цвет, смешивает в палитре успокоившееся в громком стучании сердце. Она любит Шиён. От этой мысли неожиданно легко.\\
Просыпается Ли от вскрика за окном: дёргается, срывая одеяло, и ищет рядом с собой Бору. Старшей нет. Быстро встаёт с кровати и идёт проверить на кухню, прежде чем паниковать, как в прошлый раз. Когда девушка и там не обнаруживается, Шиён кричит в пустоту: – Бора? Отзываются ей почти сразу. Шиён облегчённо выдыхает и хлопает босыми ногами по холодному линолеуму в сторону родного голоса. Стоит около двери, за которой ни разу не была. Неуверенно мнётся, ведь Бора ранее предупреждала: в студию не входить без разрешения. Шиён стучит в дверь три складных раза. Бора, немного раздражённо, говорит: – Заходи уже. Шиён заходит. И поражается до отзвука в ушах. Ей хватает увидеть то, что Бора рисует сейчас – чтобы смутиться и разинуть в удивлении рот. – Я не буду за это извиняться, – Бора предугадывает реакцию младшей. Делает особо сильный мазок, красуется перед Ли, и полубоком оборачивается. – Ты красивая, ты меня вдохновляешь, и я буду тебя писать. – З-зачем так внезапно! – ошарашенно отмахивается, закрывая глаза рукой. Бора ухмыляется, разворачиваясь к холсту. – Есть не хочешь? – старшая к ней спиной, но даже так Шиён чувствует бережное к себе отношение, когда Ким произносит вопрос. – Не хочу. Шиён мягко подходит к Боре, невесомо бьёт указательным пальцем по её пучку на волосах и целует в затылок. Рука Боры смазывает влево. Она ничего не говорит, лишь опускает немного голову, зажмуривается и продолжает работу. – Я выполнила своё обещание, показала свою студию, – Бора кратко откидывается назад, Шиён испуганно – вдруг упадёт? – вплотную прижимается и кладёт на плечи руки, становясь своеобразной спинкой у стула. – Как тебе? – добавляет, скрывая волнение. Мнение Шиён становится важным. Как и она сама. – Ты невероятная, – искренне отвечает. Блуждает взглядом по стоящим у низа картинам, по той, которую пишет сейчас Бора. – Столько времени, сил, усердия. Ким прикусывает губу, чтобы не улыбнуться. Раньше ей говорили: «вот это у тебя талант», Шиён говорит: «труд». – Я про картины спрашивала, – напускает в тон недовольство, но Шиён уже прознала все эти борины защитные реакции. – Можно я позже отвечу? Бора отзывается с «можно». Шиён и без этого слабая, ей восстановившейся энергии может не хватить. Но девушке заметно лучше, что не может не радовать Ким. – Так я это к чему, – вновь начинает старшая, – ты мне тоже обещала кое-что. Помнишь? – Не помню. – Твоя квартира. Я всё ещё там не была. Шиён за её спиной напрягается. Бора начинает жалеть, что завела этот разговор. Она поворачивается к младшей, оставаясь в её руках, и смотрит снизу вверх. – Не хочешь? – спрашивает, упираясь подбородком в живот Шиён. – Хочу. Мы сходим, – она опускает к Ким глаза, в руках зажимая её щеки, – но не сейчас же? Попозже? – Когда посчитаешь нужным, – заверяюще ей улыбается и ластится к шиёновым ладоням. Шиён старается вернуть улыбку – кривую, дрожащую. Бора поворачивается обратно, с пальцами младшей на висках. Шиён легко их массирует, а Бора под её движениями вздрагивает от пробегающей боли. – Устала? – обеспокоенно убирает руки. – Немножко, – Бора по привычке ведёт плечами и сдувает упавшую на лоб прядь. – Спина, наверное, затекает так долго сидеть, – Шиён начинает аккуратно мять плечи. У Боры вырывается болезненный стон. – Ох, – она опускает голову и убирает кисточку. Её мышцы протестуют, пронизывает тело напряжённая боль, когда младшая своими ловкими пальцами нажимает на нужные участки. – Тебе тоже надо отдыхать, – ворчит на неё Ли, спускаясь массажем по спине. – Шиё-ё-ён, – протягивает сладко Бора, – у тебя руки, без сомнения, волшебные, но я такими темпами упаду. – Тогда слезай со стула, и пошли полежим, – пальцы младшей мнут податливую кожу, водят по спине, раз за разом вынуждая Бору кряхтеть и стонать. – А вот от лежания у меня болит задница. Что лучше? Шиён прыскает. И о, чёрт, как давно Бора не слышала её звонкого смеха. Бора вдогонку подкидывает несколько глупых шуток, чтобы смех не затухал. Ли перехватывает руками шею, обнимая за плечи, и посмеивается в волосы. От этого звука погода не смеет портиться сильнее. Хрипло, тихо, прерывисто, но Шиён смеётся впервые за пять дней. Смеётся, выдыхая в светлые волосы Боры, тормоша её поспешно сделанный пучок; смеётся, сжимая руки сильнее, с силой, которой в руках Шиён не было так давно; смеётся, утягивая Бору назад, почти сваливая со стула. Её смех, как оказывается, может сделать день чуточку лучше.\\
Этим же вечером всё возвращается к первоначальной точке, когда Шиён молчаливо всматривалась в потолок, а Бора так же молчаливо наблюдала за ней. Телефон младшей зазвонил – и Бора, не подумав, подала его Шиён. Звонил он не впервые за пять дней. Бора один раз ответила на слишком настырный звонок – то был Вернон, что требовал назад свою машину и получил, приезжая к кимову дому, стреляя шуточками, забирая ключи. Но лишь сейчас Боре показалось, что ничего не случится от звонка. Случилось всё. Испортилось стремительно, каждая деталь, которую Бора делала, чтобы Шиён стало лучше, испарилась без следа. И всё от трёхминутного разговора с Минджи. – О чём говорили? – старшая подходит, хочет забрать телефон, положить на тумбочку – но Шиён от неё испуганно отпрыгивает. – Н-неважно, – она кидает мобильник, зарываясь в волосы руками, и упирается в свои коленки. Техника соскальзывает по простыням и падает с громким стуком. Бора хмурится. Делает несколько вдохов, успокаивается и самым нежным голосом, каким только может говорить: – Всё в порядке, Шиён, я рядом, хорошо? Младшая дёргается, как от удара. Боре нельзя паниковать, она должна оставаться сдержанной и уравновешенной, но эмоции и её накрывают. Она, как никак, никогда не была той, кто способен выдерживать нахлынувшие чувства – если снаружи ничего не меняется, внутри бурлит невыносимое. Её вечная реакция – бежать. Сделать вид, что она непричастна, сделать вид, что ничего не жжёт в груди и не сводит в солнечном сплетении. С Шиён все её прежние способы защиты не работают, просто потому, что Бора не хочет от неё убегать. Делает несколько слышимых шага по направлению к младшей. Ещё один. Останавливается у деревянной перекладины и смотрит. Шиён начинает шмыгать носом и тихо всхлипывать. И не понять, у неё очередная паническая атака – в которую девушка упирается руками в грудь Боры, но после обмякает, или ей действительно нужно, чтобы никто не трогал. Бора предпринимает ещё попытку. Зовёт девушку по имени. В ответ ей молчание. Намеревается уложить Ли, толкая её за плечи на постель – сопротивляется. Голову не поднимает, лишь сбрасывает руки с себя и влажно всхлипывает. – Ладно, – Ким отходит, – хочешь, чтобы я ушла? Шиён отрицательно качает головой. – Тогда что? Терпение у Боры большое. Почти безграничное, крепкое и добродушное. Но и оно – этот огромный запас, помогающей Ким день за днём заботиться о Шиён и не вспылить – исчерпывается, когда она совсем теряется в понимании происходящего. Приходило в голову, что с Шиён так и будет – иначе не могло. Выльет шквал негодования не на младшую, а на Минджи. На Минджи, что не единожды обычными словами ломала Шиён. Шиён сама укладывается на кровать, в одеяло с головой погружается – оставляет слона брошенным на другой стороне. Бора ждёт с час, убеждается, что Шиён заснула, и подбирает её мобильник. Накидывает крупной вязки кардиган и выходит из квартиры в подъезд. В доме пусто в вечернее время, когда все уже вернулись с работы, разбрелись по квартирам. Холл этажа молчаливый, с красным ковровым покрытием и потрескавшимся к потолку стенами. Иногда слышно за дверьми людское копошение и приглушённые разговоры. Холодные мурашки ползут по телу. Бора чихает несколько раз. Надеется, что не заболеет. Здоровье всегда слабым было, простудиться легче простого. Отходит ближе к лестнице, опираясь об стену, и смотрит на шиёнов iphone, с белым корпусом и вмятинами по углам. Бора вертит его в руках, раздумывает, правильно ли будет звонить Минджи. Решает, что да. Заслуживает объяснений, приелось до противного оставлять на потом. Телефон без блокировки. Бора неуверенно проводит по экрану, натыкаясь на обои – персонаж из Симпсонов с бутылкой в обнимку. Она закатывает глаза и хмыкает, шустро находя список контактов. Не лазит по чужим данным, тут же звонит последнему номеру во входящих. Одного «Образумилась?» минджиновым голосом хватает, чтобы Бора разозлилась. – Шиён? Чего молчишь? – Я тоже хочу спросить это у тебя. Почему она сидит, дрожит и молчит? – Бора накидываться с криками не станет; Бора рассудительная, глотает желчь от появившейся ненависти к Минджи и намеревается выведать у неё всё, что только сможет. – О-о-о, – посмеивается Минджи, – как удачно. Скажи свой адрес, я в прошлый раз его не запомнила. Я заберу Шиён. – Чёрта с два ты её заберёшь, – угрожающе выговаривает. – Маленький защитничек нашёлся? И как успехи у тебя? С ней та-а-ак просто, правда? – Твои насмешки сейчас некстати. Что ты ей наговорила? По ту сторону линии замолкают, слышно лишь раздражённое дыхание. – Это не твоё дело, не находишь? – Моё. Теперь моё. Что ты ей сказала? – требовательность в её голосе вынуждает Минджи фыркнуть. – Ну, окейси. Раз так просишь. Шиён слишком самовнушилась чувствами к очередной игрушке. И я сказала ей перестать маяться дурью и прятаться от меня. Тебе хватит подробностей или хочешь ещё? – Минджи чеканит слова с удовольствием и издёвкой. Бора ей не верит. Девушка искусно подбирает предложения, лишь бы вывести из себя. И она не поведётся. Только вот, что-то неприятное подкатило к горлу. – И чтобы она перестала маяться дурью, ты пришла ко мне, пытаясь нас помирить? Спасибо, кстати, это было очень вовремя. – А, это, – цыкает языком, – я уже говорила, мне надоело её нытьё. Кто же знал, что вы вместе продержитесь так долго. Шиён довольно… непредсказуемая. Раньше всё заканчивалось через два-три её срыва – а тут, тебе медальку выдать можно. – Настраиваешь меня против неё? – Бора утомлённо прикрывает глаза. Понятней не стало, Минджи запутать только и стремится. Сказанное Бора запоминает, обдумывает, медленно-медленно складывая из кусочков сложнейший пазл, где половина отсутствует, а вторая ложь. – Не наделяй себя важностью. Адрес мне скажи, я приеду за Шиён. – На эту тему я уже высказалась. Она моя девушка, и будет она со мной. Минджи рассмеялась. – Как скажешь. Шиён нужна помощь, и я не верю, что ты можешь её оказать. Значит, не скажешь? – Какая догадливость, неужели дошло. Липкое изнеможение растекается по всему телу, от телефонного звонка, от Минджи, от приходящего ощущения бессилия. Бора ненавидит это чувствовать. Хочет нажать на красную кнопку и вернуться в квартиру, знать, что младшая если и молчит – никакие Минджи не будут внедряться своими колкими фразами в разум. Но Минджи не пропадает, как надоедливые помехи. Она продолжает говорить, на другой линии, находясь за несколько километров, думая о своём, те мысли, которые для Боры никогда не станут логичными. Говорит, тоже устало, тоже угрюмо: – Сама узнаю, где ты живёшь. Займёт больше времени, что не желательно, но, – усмехается. – До встречи, передай Шиён собираться.\\
Замёрзшими руками Бора открыла дверь, лишь плотнее закутываясь в кардиган. Шиён стояла в коридоре, прямо перед старшей. В квартире витал заметный запах табака, а Шиён выглядела встревоженной и более энергичной. – Бора, ты не вид… – она осекается, сползая взглядом по руке старшей, в которой был зажат её мобильник. – Зачем тебе мой телефон? Старшая отвечать не спешит: протягивает Шиён технику и кривит губы. – Ты разговаривала с Минджи? – спрашивает с тревогой, с нотками испуга. В глаза Боры не смотрит – уводит куда угодно, листает меню в телефоне и сжимает корпус до еле слышимого треска. – Да. Извини, что взяла без спросу. Боры не было полчаса максимум, Шиён за это время поменялась ощутимо. Движения чётче, голос ровнее, хоть и в смятении, с проглатываемым страхом. – Это плохо? – осторожно задаёт вопрос, проходя дальше по коридору. Шиён отодвигается растерянно к стене и делает шаг назад, когда Бора вперёд. – Ч-ч… Что она тебе сказала? Бора протирает веки пальцами, упираясь плечом в другую, напротив Шиён, стену. – Ничего такого, чтобы ты так боялась. Ли трясёт. Пальцы потряхивает с увеличивающейся частотой. Волосы закрывают лицо, и младшая их не смахивает – вцепилась взглядом в горящий неярким светом экран. До Боры только сейчас доходит, что не от страха. Её трясет от гнева. На шиёнов мобильник, с громким писком, приходит сообщение (от Минджи). Та его незамедлительно читает и наконец поднимает на Бору глаза. Шиён ожидает, когда Бора накинется с воплями и обвинениями – но она не думает этого делать. Ким стоит, на лице недовольное выражение и непонимание в зрачках, и невыносимое желание, чтобы они с Шиён поговорили нормально. – Я, наверное, надоела тебе за эти дни, – с напряжением она выдавливает из себя улыбку. – Не надоела, – резко прерывает Бора, не меняясь в эмоциях. Осадок от разговора с Минджи. Она и без этого истощена на чувства, на силы и мысли, а после звонка – подавно. И Шиён ещё – ощущение, что между ними снова тысячи непреодолимых метров. Когда Боре уже казалось, когда она почти была уверена, что младшая раскрыта на ладони. – Не хочу вести себя грубо, – снова опускает голову, бубнит, но повторяет громче. – Но мне нужно поехать к себе. Бора не удивляется. Потеряла эту способность. Лишь устало выдыхает. – То есть к Минджи? – без обвинения; с пустым осознанием. – Если тебе это нужно, я не могу останавливать, – хмыкает и проходит мимо Шиён, направляясь на кухню. Девушке стало лучше, она более не споткнётся об воздух, опасливо накореняясь; не станет угрозой для себя; не сорвётся в истерику – Бора может успокоиться. – Ты не против? – тон зато остается детским, волнительным. – Шиён, – поворачивается, всматривается со серьёзностью. – Я ничего о тебе не знаю, правда. Абсолютно ничего. Я рада, что тебе лучше, рада, что ты можешь выйти из дома. И, если ты говоришь, что ты поедешь домой – езжай. Как я могу быть против, если не знаю, что для тебя лучше? Вываливает разом. Всё копившееся негодование – в рамках исповеди. Бора ничего не сможет сделать – насчёт этого Минджи опять была права. И Бора это признаёт, как бы гадко не было. Обида заползает на плечи. Давит, оплетает, шепчет своим безобразных хохотом: ты была рядом с младшей так долго, отдавала всё что можно на заботу, и уверовала себя, в том, что помочь девушке можешь. И, под конец, шёпот добавляет: а теперь появляется Минджи и тех пяти дней, как не бывало; так же, как усилий. Бора, поддаваясь этому, выдыхает ещё одно: – Я устала, Шиён. Неопределённость выматывает, – Бора, не повышая голос, смягчая последнее предложение, улыбается ободряюще Шиён. Мол, я не хочу сказать этим, что не могу быть рядом – мне просто нужно понять, что происходит. Шиён то рот откроет, то закроет, собираясь с мыслями. Недоумевает, хмурится, кусает губы и часто кидает на Бору непонятные взгляды. – Знаю, ты сейчас ничего мне ответить не сможешь, – продолжает Бора, не сдвинувшись с места. – Обдумай всё, я подожду. Но, – заминается, встретившись с шиёновым взглядом, – долго сносить это я не смогу. Шиён слишком потерянная в данный миг: бросается объясниться, хаотично соображает, какие слова покажут всю её; в то же время к Боре хочет, снова упасть в её надёжные руки. И понимает, вспыхнувшим сознанием, которое успокоилось, которое перестало хлестать уныние и апатия. То сознание, которое по новой занесло страхом, из-за того, что Бора её оставит, узнав обо всём, о том, что могла рассказать Минджи. Именно это сознание твердит – сейчас лучше уйти. Ничего более не сказав, Шиён спешно и неловко собирается, одевается, пока Бора сидит на кухне и ждёт, когда девушка хлопнет дверью. Заглушает своё желание, что отказывается отпускать младшую от себя. – Я могу тебе «пока» сказать? – Шиён стоит у стены, сбоку от двери-арки, не заглядывая на кухню. Бора её не видит – но в одном голосе скопившейся тревожности быть отвергнутой, давних кошмаров, по сей день не прекращающих терзать, слишком много, для одного человека. – Если я тебя сейчас увижу, то не смогу позволить уйти, – грустно усмехается. И замалчивает продолжение: «Но мне это нужно, пусть и чувства твердят обратное». – Хорошо, – Шиён сама себе кивает, осматривает быстрым взглядом квартиру и, закрыв глаза, она неторопливо выходит, мягко щёлкает ручкой двери – и рывком срывается по лестнице.