\\
К тому моменту, как Шиён возвращается, с сиреневым полотенцем накинутым на макушку, и с капельками воды на медовой коже, Бора давно закончила с готовкой, и разложила еду по тарелкам, дожидаясь младшую. – И как принимать душ без меня? – Бора, оперевшись бёдрами об столешницу, уже без фартука, пялится беззастенчиво на шиёново тело, что только в одной просторной футболке. Рассматривает длинные худые ноги, с влажными бликами по коже, и невольно проводит по губам языком. – Спокойно, – она трёт полотенцем по волосам, прикрыв смешно глаза, спасаясь от падающих на лицо тёмных прядей. После душа тело чувствуется ещё более отдохнувшим, свежим, дышащим. – Знаешь, – вдумчиво заговаривает Бора, плутать продолжая по телу младшей, – тебе нужно будет свою одежду привезти. – Чего? – Шиён, прикрыв один глаз, подняла голову на Бору, удерживая полотенце на голове. – Несколько неудобно, что ты вечно в моём. Нет, не подумай, я только за. Просто, тебе бы легче стало, будь в квартире твои вещи. И щётку зубную купить новую нужно, а то сколько ты гостевой пользуешься. У Шиён по лицу расползается улыбка – смущённая и радостная. Она прячет её в полотенце, делая вид, что занята высушиванием волос. – Я переезжаю к тебе? – Частично, – ухмыляется Ким. – Всё равно постоянно у меня. – Хорошо. Я съезжу попозже. Бора полуулыбкой наблюдет за растерянными шиёновыми пальцами, усердно двигающие сиреневую ткань по тёмной макушке, и ощущает покалывания – совсем не раздражающие – от слегка учащённого сердцебиения. – Иди ко мне, – ласково и вполголоса, расправив в приглашении свои руки. Шиён посмотрела на неё с неуверенностью из-под кромки полотенца и, уложив его на свои плечи, маленькими, но быстрыми шагами, оказалась около Боры, падая в её руки. Уткнулась покрасневшим от температуры в душе лицом, забираясь ладонями на спину. Бора её прочно в кольце рук сжимает. Приятно. Навалившись доверчиво, Шиён ощущает лишь-лишь Бору рядом. Ощущает у своего тела, касаясь собственной грудью её. – Ты тёплая, – шепчет Ким, прикоснувшись своими губами к уху. Она убирает её мокрые волосы от шеи, расправляя тонкие пряди, значительно потемневшие от влаги, и целует в шею, чуть выше мешающегося полотенца. Шиён дышит через раз. Голос Боры, вместе с этим «тёплая», разносится по всему телу характерной дрожью. Бора оставляет ещё один поцелуй на линии челюсти, на мочке уха, и скидывает с плеч младшей полотенце, кидая на кухонный стул – то неряшливо приземляется, чудом не соскользнув на пол. Ведёт носом по открытой коже, вдохнув запах, и, почуяв знакомое, говорит: – Использовала мой гель? – Против? – тут же отзывается. – Нет. Он вкусно пахнет, – горячим дыханием на шею, а после и вовсе губами отрывистыми путями вверх и вниз. Шиён, от столь отрадных движений, покрывается мурашками стремительно. – Тебе что, – с трудом говорит младшая, – не нравится мой запах? Бора прыскает. Приподнимает губы снова к уху, и выпаливает, настолько бесстыдно, что Шиён не находит в себе сил вновь смутиться: – Мне очень нравится твой запах. Отстраняется, ловит эту краткую шиёнову улыбку, и припечатывается своей к её губам. Порывисто выдыхает. – Да, так определённо лучше целоваться. – Мятный поцелуй? – с иронией, прикрыв блаженно глаза. – Мятный поцелуй. Бора лезет пальцами под футболку Шиён, кружит медлительно по животу – мышцы под касаниями сокращаются, вынуждая непроизвольно вытягиваться. Еле ощутимо притрагивается своими губами шиёновых. Она действительно хочет наверстать всё их упущенное время. Шиён напирает торсом, вдавливая Бору в столешницу, и тыкается безобидно губами вперёд, вперёд. Вспомнив кое-что, открывает свои глаза, встречаясь с бориными, и спрашивает: – Тебе на работу сегодня не надо? – с опаской, не хочет, чтобы Бора от неё уходила. Шиён, наверное, этого не переживёт, и таки украдёт старшую для себя. Бора, с явным нежеланием отрываться от более интересного занятия – целовать Шиён, – отвечает вяло: – Не надо. Я уволилась. Шиён удивляется – поднимает брови и на немного отводит своё лицо. – Уволилась? Бора раздосадованно выдыхает. Подтягивает к себе младшую, переместив одну ладонь на затылок. – Я посчитала, что не нужно отвлекаться от создания картин. Раз появился шанс заниматься тем, что мне нравится, то лучше уж отправить всё своё время и силы на это. Тем более, новую работу найти не составит труда. Именно потому, кстати, Бора с утра усидеть на месте не была в состоянии. Она привыкла вставать с первыми лучами бледного солнца, шагать на работу по спешащим улицам, толпиться на автобусной остановке, и усердствовать до самого заката. Бора, после шиёнова срыва, тогда, ещё давным-давно (так ощущалась), брала смены сверху нужного, лишь бы забить эфир работой в кофейне и работой над картинами. А сейчас, после столь торопливых и загруженных дней, ей странно оставаться дома, спать до десяти и лениво валяться в кровати, бросая многочисленные на спящую Шиён взгляды. Ей требовалось себя чем-то занять. И приготовка завтрака, причём такого, показалась заманчивой идеей. Ещё и уборка, после их вчерашних посиделок, заняла скучающее тело. Шиён кивает, открывает рот для чужого языка, и непреднамеренно улыбается. – Теперь ты сможешь больше проводить со мной времени? – предполагает, мешая Боре её целовать. – Смогу, – с мягкой усмешкой, требовательно тесня младшую к себе. – А теперь замолчи. – Молчу, – утверждает, на что Бора ещё раз недовольно выдыхает. – Не молчишь. – Молчу. Бора закатывает глаза, отталкивает младшую от себя, вытаскивая руки из-под её футболки. – Весь настрой портишь, – с напущенной злобой фырчит и тянет Ли за щёки в разные стороны. Шиён звучно ойкает. – Пфости. Посмотрев на младшую ещё несколько мгновений, Бора выбирается из-под её тела, и подходит к холодильнику, вытаскивая фрукты вместе с малиновым сиропом. – Садись давай. Пора завтракать. Шиён послушно усаживается, потирая свои щёки, на которых остались пропадающие отметины кимовских пальцев. Младшая внимательно за движениями Боры следит: как она переставляет тарелку с оладьями, выкладывая на две меньших (Шиён чувствует себя неуютно, когда она сидит, а Бора всё делает. Помочь порывается, но понимает, что Бора лишь скажет «сиди»), ставит на стол одну перед Шиён, со своей стороны, и вновь оказывается у столешниц, нарезая фрукты. – Пахнет вкусно, – вырывается от младшей. Запах заползает прямо к желудку, вынуждая шиёнов рот наполняться слюной, и сглатывать предвкушающе. Просто это – приготовленное Борой, просто это – идеально и банально одновременно. – Конечно, – как самое очевидное подтверждая. Бора режет банан и киви на круглешки, чистит апельсин, выкладывая дольки, разделяет яблоко на те же дольки, рассыпает миндаль на краешку тарелке – это всё, что Бора смогла найти рано утром около дома, и то, чтобы выглядело свежим и питательным. Она даже варенное яйцо выкладывает – белок, это нужное. Бора вознамерилась кормить Шиён всем, даже мизерно полезным. Ставит тарелку с фруктами (и не только) на стол и, наконец-то, садится. – Устала? – у Шиён в глазах так много благодарности, что Бора готова снова и снова проделывать подобное, лишь бы она была довольна, лишь бы не думала о пугающем прошлом. – Да, – признается, – но запихивать в тебя еду нужно. – Не так уж и запихивать, я и сама не против. – Это только сейчас, – она протягивает Шиён малиновый сироп, вместе с вилкой и небольшим ножиком. – Чтобы всё съела, – и указывает ещё на вторую тарелку с фруктами, орешками и одним несчастным яйцом. Шиён знает, протестовать никак не стоит. Поливает оладьи сладостью, стараясь не прослезиться от вот этого всего: грозный тон старшей, нормальный и правильный завтрак, успокоенная в страданиях (хоть на немного) душа. И старается ещё, чтобы лицо не потрескалось от безудержной улыбки. Пока Шиён возится со своей едой, режет на кусочки оладьи, Бора листает что-то в своём телефоне, склонившись и упёршись о свою руку, иногда ковыряя вилкой оладушек. Отцепляя воздушный кусок, макая в сироп и запихивая в рот. Шиён захотела её поцеловать, когда увидела, как Бора собрала малиновый привкус со своих губ языком. Лучше не смотреть. Шиён усердно жуёт, приглушённо стонет от того, как тают её вкусовые рецепторы – приторно и сказочно вкусно. Бора просматривает ленту instagram, twitter и прокручивает новостные статьи, интереса ради. И, когда она уже собирается заблокировать телефон, обращая своё внимание на молчаливую и забавно выглядящую Шиён, с этими её не высохшими волосами и хмуро-радостной мордашкой, приходит сообщение, с чересчур громким пиликаньем, что обе девушки вздрагивают. Шиён поднимает в заинтересованности глаза, а Бора тычет на всплывшее окошко. Сынён 12:37 Добрейшего утречка, самонадеянная ты моя подруга. Как обстоят дела? Ким усмехается, немного похоже на довольную улыбку. Шиён подмечает это. Шиён хмурится. Шиён старается не ревновать.Бора 12:38 Превосходно. Картина находится в застое.
Сынён 12:38 Бля. Вот чем плохи сроки!!! Никогда не получается закончить работу вовремя. Я помогу?Бора 12:39 Чем?
Сынён 12:39 Советом? Я опытный, я крутой.Бора 12:39 Было бы неплохо, да. Я скажу, как буду свободна.
Сынён 12:40 Отлично, буду у тебя через полчаса.Бора 12:40 Ты не будешь у меня дома через полчаса. Я сейчас занята…
Поднимает мимолетно взгляд на Шиён, что уже доела половину и хрумкает долькой яблока.…занята важным.
Сынён 12:41 Пфффф, я не помешаю. Тем более, в следующую неделю я не смогу с тобой увидеться. Мунбёль тащит меня в Италию, ей там помощник нужен.Бора 12:41 Ладно, но только ненадолго.
Сынён 12:41 Чмок-чмок, увидимся. Бора, с тяжёлым вздохом, убирает от себя телефон, быстро запихивая в рот еду. – Вытри, пожалуйста, свои губы, – просит, не смотря на старшую. – Что? – непонятливо. – У тебя там кусочек оладушка. Ты меня искушаешь. Бора растягивается в ехидной улыбке и слизывает мешающий Шиён кусок. – К нам через полчаса Сынён заедет, – буднично сообщает. – Зачем? – она изумляется неожиданному заявлению, подцепляя миндаль, и забрасывая ловко в свой рот. – Посмотрит картину для предстоящей выставки. – И как скоро она? – В конце ноября. Но, я боюсь, что не успею, – говорит с проглядываемой тревогой. – Плохо, – опускает взгляд, хмуриться. – Надеюсь, Сынён поможет тебе. Бора мычит «ага» и доедает свои оладьи. В шиёновой порции вдвое больше, и та уже наелась, но молчаливо продолжает есть, чтобы не вызвать гнев старшей. Безмятежно до нереального. Даже их разговор – простой и лёгкий, и такого не хватало, как воздуха. И Бора сейчас свои лёгкие им наполняет: отдающим малиновым сиропом, апельсинами и бананом, совсем капельку жасминовым гелем для душа, вишнёвым шампунем и тёплым шиёновым ореховым дыханием. Шиён вся такая уютная с этими естественно завитыми тёмно-каштановыми волосами и в мягкой, почти плюшевой, серой футболке – которая старая-старая, с потёртостями на воротнике, открывающем выделяющиеся ключицы, – под которой одноцветные трусы. Бора, поняв это, встрепенулась. – Иди надень штаны. – Штаны? – переспрашивает, с силой откусывая половинку яйца. Шиён либо лопнет, либо всё съеденное полезет обратно. Но, к своему удовольствию замечает, что желудок очень даже доволен поступающим витаминам. – Такая ты – только для меня. Не нужно никому тебя видеть без штанов. На лице Шиён показывается стеснённая полуулыбка. – Ла-а-адно, мамочка, я надену штаны, чтобы удовлетворить твоё собственничество, – саркастично тянет, вставая. – Это не собственничество, – протестует, пропуская мимо ушей обращение. – А что? – продолжает вести диалог, уходя в гостиную-спальню, роется в шкафу уже без неловкости. – То, что я не хочу, чтобы мою девушку видели полуголой. В комнате что-то громко стучит – Шиён неправильно рассчитала силу, для закрытия дверцы. – Всё, надела я, надела, – бурчит она, натягивая по пути облегающие спортивные штаны – отчего её вид становится ещё уютнее, когда огромная футболка контрастирует с тонкими ногами. Да, Боже ты мой, куда она становится ещё прекраснее. – Доедай, – отвлекается, занимая себя вновь телефоном. – Доем.\\
И вправду доедает. Полностью всё, счищает до чистоты на тарелках. Бора успевает сохранить несколько постов в социальных сетях, на предмет вдохновляющей мысли, а Шиён, мученчески откинувшись на стул, говорит: – Я никогда так много не ела. – Привыкай. Младшая не отвечает, что к такому привыкнуть можно с лёту. Сынён приезжает через сорок с чем-то минут, заранее написав, что: «Скоро вторгнусь на твою территорию, ожидай». Возможно, Бора совсем немного переживает, не обернется ли это встреча – Шиён с Сынёном – плохим исходом. Она теперь и вовсе насчёт всего безосновательно волнуется. Шиён не думает об этом. Лишь покорно дожидается, когда этот парень придёт и уйдёт, а потом, младшая очень в это верит, они продолжат их с Борой замечательный день. Как только раздаётся звонок в дверь, Бора медлительно идёт в сторону коридора. Сдерживает порыв сказать Шиён: «Только без глупостей, окей?». Бора опять делает поспешные выводы? Видимо, шиёново накручивание заразно. – Привет, – открыв дверь, говорит. – Йо, – поднимает руку, тут же проходя за порог, – сегодня погодка шик, да? Прям аж удивился. У, а по твоему наряду, видно, ты и не выходила из дома. – Выходила, – хмыкнув, Бора отходит дальше в коридор, давая парню возможность снять верхнюю одежду – пальто прямого кроя, с тонким шарфом в цвете индиго (Сынён одевался всегда, будто сошёл с глянцевой странички дизайнерского журнала). – Как скажешь, – пожимает плечами, – так, чем тут так вкусно пахнет? Может, покормишь меня? – шутит, ступая вглубь квартиры. – Не-а, тебе нельзя задерживаться. – Ты чё такая злая сегодня? Почему нельзя? – ворчит он, но, проходя мимо кухни, и бросив ненамеренный взгляд за стол, понимает, почему нельзя. Застывает. Осматривает сидящую Шиён, что повернулась к ним, и приоткрывает рот с протяжным «воу». Бора неуклюже трогает свою шею. Выдыхает. – Сынён – это Шиён, – знакомит их, не смотря ни на кого – чувствует себя в дурацкой мелодрамичной сцене. Указывает рукой на парня, потом на девушку, – Шиён – это Сынён, – делает в обратном движении жест. – Всё, теперь мы можем идти, давай. – Секунду, – его «е», получилось как «я» – котиковое и хитрющее. Он руки сложил в интересе, прищурился. Шиён его смерила холодным взглядом. – Блин, Бо, – Шиён на это обращение дёрнулась. – Ну что? – устало. Бора действительно тревожиться, что шиёнова реакция может оказаться взрывной. И ей не нравится о таком думать. Осторожничать и выбирать нужные слова, поступки – чтобы другой человек не навредил. Бора мысленно даёт себе оплеуху. Не время о таком загоняться. Шиён не станет вести себя неадекватно. Посмотрев на неё, Бора лишь убеждается. Взгляд Ли сменяется на безразличие и, чёрт, её вид так и вопит о властительности. Она даже усмехается – когда Сынён продолжает проходить своими лисьими глазами в изучении. – Я, просто, теперь понимаю, почему её портреты выходят столь восхитительными, – с интонацией схожей с взбудораженостью объясняет. – Я даже думал, что ты романтизируешь с три короба, но… Вау. У Боры что-то кольнуло в рёбра. Шиён лишь её вдохновение. И ей явно не нравится, когда кто-то другой так рассматривает Шиён – без подтекстов физиологических, с одним восхищением, как к великому искусству – непризнанному и не открытому. – Пойдём, – тверже произносит. – Да, погоди ты, – цыкает, – дай полюбоваться. Ли, наблюдающая за этими двумя, чувствовала себя неким известным сооружением, памятником, явлением природы редким-редким, растущем солевым драгоценным и блестящим кристаллом. Точно, она – собор Парижской Богоматери, Пизанская башня, изваяние Микеланджело и первое издание Библии. С замиранием, с благоговением, с волнением. Бора смотрит именно так. Всегда, каждый раз, в любое время дня и ночи, даже под покровом сумрака, когда детали пропадают в черноте, Бора, выверено находила собственными глазами всю Шиён и смотрела, казалось, сквозь любые преграды и помехи. И с её губ срывалось тихое, но уверенное: «Ты – чудо». И, когда ещё один человек пялился с похожими для Боры мыслями (очень отдалённо похожими), это чувство усиливалось, в тоже время помогало разобрать разницу – как волны от радиостанции – между взглядами. Это, наверное, особенность художников – находить красоту во всём. Но для Боры Шиён – воплощение красоты. Бора находила во всём – Шиён. И, когда сынёновы глаза изучали всю Шиён, подмечали различия её на холстах, и её в лучах дневного солнца, у Шиён плавилось сознание – от того собственнического, принадлежного, присвоительного бориного взгляда, который она старательно прятала. Перехватывало дыхание, прямо в солнечном сплетении ныло, от краткого осознания – какая Шиён в глазах Боры, в этой оранжевого оттенка радужке. Какой образ высечен на сетчатке, с каким Бора орудует длинными кистями с нанесённым на них маслом. – Пойдём, – с применением силы воли Бора отрывается от Шиён, тянет Сынёна за руку, только бы увести от своей… всего. Девушки, музы, любви. – Ох, хорошо. Приятно было познакомиться, – обращается он к Шиён. Та в ответ кивает, прибывая в некой прострации. – Иди в студию, я сейчас. Сынён следует просьбе, знающе проходя в другую комнату, а Бора, проследив за спиной парня, встряхнула головой. Ей стоит быть более сдержанной, а то из-за Шиён она вечно не в себе. Подходит к Ли, сидящей на стуле, и опирается рукой об хлипкую поверхность деревянного стола. – Всё нормально? – спрашивает младшая. Бора закусывает губу, рукой проводя по шиёновым волосам. Наклоняется к девушке. Шиён вынуждена поднять голову, чтобы посмотреть в глаза старшей. Там плещется так много эмоций. – Да. – По тебе не скажешь. – Какая внимательность, – с кривой улыбкой хмыкает. Ведёт рукой вниз, замирая на расстоянии нескольких миллиметров от шиёновых губ. – Удовлетворишь моё собственничество и сейчас? У Шиён улыбка нагловатая появляется. – Будешь меня ото всех прятать? – Ото всех, – подтверждает она, тычется носом в чужую переносицу, сгибаясь в спине. – Тебя же ждут, – Шиён её лицо поднимает, неосознанно привставая со стула. Уже рвётся ближе к старшей. – А то невежливо получается. – С чего ты такой правильной стала, – недовольствуется, что её удерживают от касаний к девушке. – Я всегда была правильной, я же хорошая девочка. Бора очень громко фыркает. – Ты определённо плохая девочка, Шиён. Ли весело пожимает плечами, и, решившись, повторяет кимов любимый жест – щёлкает старшую по носу. Поражает этим Бору. Она распрямляется, и смотрит теперь сердито. – Иди, – Ли руки скрепляет на груди, якобы всё: давай, не заставляй человека ждать, и быстрее со всем справься. – Ладно, – кряхтит она, – я скоро вернусь, – и уходит.\\
Сынён в студии стоит, рассматривает каждое полотно внимательно и с прищуром. Когда Бора открывает в комнату дверь, он поворачивается, изрекая задумчиво: – У тебя и вправду застой. Бора хмуро усмехается. – Очень плохо? – девушка подходит, отбирает у Сынёна картину – ту самую, над которой она с неделю мучается – и посматривает на неё с неприязнью. – Ну, нет, – отвечает, отходя к другому углу, поднимает любимую для себя картину Боры – шиёнов образ. – Ничего впечатляющего. Красивая, да, привлекает да, но она… Миленькая. Не заставляет трепетать и восхвалять автора. – У меня есть ещё несколько зарисовок, – отставляет полотно, присаживаясь аккуратно на краешек низкого столика, на самую чистый его участок. – Поможет? – Не думаю, – выдыхает. – Может, передумаешь насчёт этого? – спрашивает он, указывая на картину в своих руках. – Пожалуйста? – Чего ты так к ней прицепился? Сынён каждый раз в их встречу заговаривал об этой картине, каждый раз приводил доводы – почему Боре стоит её выставить. – Она мне нравится, – поясняет, тут же исправляясь, – картина, не Шиён, – плутовато усмехается, потому, что Сынён – заметил эту борину недовольную интонацию во взгляде и в словах, стоило ему к Шиён обратится с характерным для художников интересом. – Извини за это, – уводит взгляд, подбирает кисточку, чтобы покрутить в руках, избавляясь от волнения. – Это было… грубо Бора всё чаще контроль теряет, из-за тем, касающихся той девушки. – Та, всё нормально, – заверяет, возвращая на место картину. – Сам пару раз был таким. Но, знаешь, Бо, я тебя не понимаю. Ким вопросительно посмотрела на парня, что продолжает ходить по углам, рассматривая полотна. – У тебя есть очень и очень неплохой объект для натуры. И ты, я так понимаю, ещё не исписалась Шиён изображать, несмотря на вот это всё, – разводит руками, показывая на многообразия полотен с девушкой. – Так почему не хочешь написать коллекцию картин с ней? Бора задумывается. Обольстительная идея, манящая и приятная. Объяснить свою позицию – сложно. – Тебе все мои картины с Шиён нравятся? – встречно задаёт вопрос. Сынён сомневается, проходит взглядом по полотнам. – Две точно. Эта, – на свою любимую, – и тот карандашный набросок. О… вот ты к чему, – проникается. – Ага. Её рисовать… – мучение, – непросто. – И, я неуверенна, что смогу написать коллекцию, чтобы каждая картина, была сродни предыдущей. А не блеклой тенью первой. Выставлять, тем более, на всеобщее обозрения такое – стыдоба. – Тогда, я выпрошу ещё несколько дней у Мунбёль, попробуй доработать ту свою задумку. – Спасибо, – Бора ему улыбается уголками губ. Сынён улыбку возвращает и страдальчески выдыхает. – Продай мне её, а? – вновь на ту картину. – Не продам. – У тебя Шиён перед глазами есть! Ты её видишь и так, почему не можешь продать? – взмолился он. – Да и, ты не ценишь эту картину, как я! Пожа-а-алуйста. – Только после моей смерти, – гнёт своё. Сынён просиял. – Она же так в цене возрастёт! По рукам! Бора глаза закатывает, но тут же прыскает. Сынён довольно потирает ладони и кидает на Ким взгляд. Произносит очевидное: – Помирились? – Помирились, – с осознанием приятнейшим, разливающимся липким (малиновый сироп, блестящий досягаемо на шиёновых губах), сентиментальным, совсем на немного слащавым. – Я рад за тебя, – искренне выдаёт, – ты, хотя бы, выглядишь живой сейчас. – А до этого что, трупом выглядела? – шутит, скрывает, привычно, пропуск удара сердца. – Как ты со мной только общался? – Сам не знаю, – хихикает он, – на меня люди уже косились – ходит, придурок, с мертвецом. А если серьёзно, – успокаивается он, тон меняет на вдумчивый, – не теряй больше своё вдохновение. Тебе с ней явно лучше. Бора кивает согласно, медленно и сосредоточенно. Постарается не потерять.\\
Уходя, Сынён советует посмотреть пару фильмов. Так же говорит: «Сходи погуляй. Ночью, или под ранее утро, купи колу в банке или незнакомое пиво. Раскинь свои картины на полу и обсуждай, как самые занудные критики. Сделай что-то неординарное, что-то впечатляющее». Бора ему ответила, что и так знает – но поблагодарила всё равно. Она, просто, вчера не особо раздумывала над картиной. Вчера все её мысли крутились над единственным человеком, и все старания ушли на Шиён. Может, Бора истощённая на этом самом душевном уровне, когда желание творить есть, но пальцы, как железом налитые, непослушные, ватные, огромные слишком. Когда голова пуста, вечно отвлекается на незначительные уведомления и крики за окном. Когда ты решаешь, что оставить на потом, идея не настолько плохая, как думалось час назад. И получаются мазки краски из-под её пальцев обычными, заурядными, скучными. Как исправить – не понимаешь, что делать – тоже. Бора на грани отчаяния, когда провожает парня. Сынён кидает на прощание Шиён пару слов и улыбается дружелюбно. Шиён отвечает тем же. – Больше не обижай мою Бо! – задорно восклицает Сынён, на мгновение остановившись в дверях-арки. Он поймал на себе возмущённый шиёнов взгляд и прошёл дальше, не затыкаясь. – Иначе я заберу её у тебя, договорились? Бора шепчет «завались» и хлопает парня по спине, толкая к входной двери. Шиён, на кухне, лишь губы поджимает и тихо посмеивается. Не обидит. По крайне мере, попытается. Как только дверь за Сынёном закрывается, Бора выдыхает с облегчением и раздумывает, как ей дальше поступать с картиной. Но для начала… – Разобрались с проблемой? – шиёнов голос обеспокоенный – и Бора от него в состоянии лишь улыбаться. – Нет. Шиён намеревается ещё что-то сказать, возможно, предложить свою для старшей помощь – но не успевает. Промаргивает тот момент, когда Бора приближается, впечатываясь в губы. Так резко, что Шиён спасается от падения, удержавшись за спинку стула. А Бора напирает, целует и не отпускает. Старшая проворно тянет Ли на себя, чтобы поднять со стула – положение такое неудобное, руки запустить Шиён под штаны не выйдет. Шиён отзывается покорно, в губы борины бурчит неясное и повинуется, забираясь на стол, что под её весом заскрипел рискованно. Бору сейчас никак не волнует возможность сломанного стола. Она всю вселенную разрушить готова, поставь на пьедестал Шиён, у которой мягкие губы и тёплое тело. Так ещё когда она цепляется длинными пальцами за Бору, невольно придвигаясь ближе – Бора и вовсе осознает, что её вселенная давным-давно по швам трещит. – О чём вы таком с Сынёном говорили? – усмехается девушка, она усаживается на столе удобнее, не спеша поощрять кимовы жадные касания. – Про картины, про тебя, – ритм её голоса сбивается – на жаркое, быстрое, несдержанное. Языком проводит по нижней, стонет глухо от такого, насколько Шиён вкусная, и кусает губу, оттягивая чувственно – без боли, без дискомфорта, одно желание. – И что тебя завело: картины или я? – дразнится. Открыто дразнится, прочерчивая круги на открытых плечах старшей, от чего она изнемогает в ощущениях. Бора по Шиён скучала во всех проявлениях. Шиён на поцелуй отвечает, влажно и развязно сталкивается языком с другим, не стесняясь тянуть ниточку слюны. – Ты на картине, – врёт, выказывая свой характер, из-за раздражения – Шиён вновь не затыкается, даже с языком во рту. Отдаёт чем-то подозрительным. Но Бора не хочет думать про это. Бора хочет Шиён, а не разгадывать новые тайны её настроения. – Как самовлюблённо, – сказанное выходит мямлежом. Бора врезается лишь плотнее вперёд, в надежде всё-таки лишить Шиён дара речи. Шиён не лишается. Шиён отстраняется, облизывается обольстительно, и улыбается одними глазами. – Покажи мне свою студию. Бора давится возмущением. – Ты серьёзно? – С-т-у-д-и-ю, – по слогам чеканит и спрыгивает со стола. Шиён только что отказалась от секса с ней? Шиён-то? Бора даже не обижается, она молчаливо удивляется, и следует за девушкой. Бора потерпит. Бора не животное, чтобы набрасываться только из-за своего зуда внизу живота. – А что именно у тебя случилось? – спрашивает младшая, оборачиваясь назад, когда открывает дверь. – Ну, с картиной. – С картиной… – рассеяно выдыхает, смиряется со своим утихающем возбуждением, наблюдая за осматривающейся младшей. – Застой. – Конкретнее? Шиён только второй раз в студии Ким. В тогдашний момент, её состояние не способствовало тому, чтобы внимательно просмотреть все картины в помещение. Но теперь Шиён намерена каждую досконально изучить. Поднимает первую на пути, но Бора вырывает полотно внезапно, пугая этим Шиён. – Ты чего? – Не эту, – качает головой. Бора не хочет, чтобы Шиён видела её – картину, на которой опять же: шиёнов образ вырисован, но непримечательный, грубый и нечёткий. – И не эту, – отгораживает Шиён от одного из углов, где сложенны полотна, – давай ты вообще вот эту кучку смотреть не будешь? Шиён, мягко смеясь, говорит: – Хорошо. Что мне можно посмотреть? Бора указывает на противоположную стену, где нет шиёновых портретов и вздыхает с облегчением, когда девушка отходит. – Так что там с застоем? – Идея есть, воплотить не получается, – ёмко объясняет. У Шиён в руках среднего размера картина – на ней нечто экспрессионистское, в грязных и холодных тонах. – Знакомо, – сочувствующе. – И что Сынён тебе посоветовал, кстати, где эта картина? Бора откладывает то полотно, что держала, и, обходя Шиён, поднимает с низкого столика ту самую проблемную картину. Протягивает, отвечая на вопрос: – Набраться впечатлений, пересмотреть наброски. Шиён внимательно глазами проходит по нарисованному: закатный пейзаж города, на высоте многоэтажки, как съёмка сменяющихся огней в окнах домов. Вся задумка – в игре с цветами, и там, где оранжевая ржавость заката, смешивается с фиолетовым космическим пространством. Бора хотела сделать три картины, что-то на подобии коллекции, что висела бы вряд на белых стенах, с подсветкой холодных ламп. Первая: ранее утро, свежесть, безмятежность, спокойно-розовый и спокойно-голубой, мягкое отражение в оконных стёклах, и приятная тоска в груди. Вторая: день, мрачный, суматошный, пыльный и душный выхлопами и влажным после дождя воздухом; толпы людей в однотонном серо-бежевом; скука и отчаяние. Третья: та, что держит Шиён – ночь. Всё – Нью-Йорк, везде – осень. Бора застопорилась на третьей, не продвигаясь далее. Наброски двух других давно готовы, но Бора, у которой руки тянулись именно к третьей, в желание написать её акрилом, выразить те бушующие мысли, возникающие после прихода Шиён в её жизни. Живые, красочные, с чем-то рокерским, виноградно-сливовые и, без сомнения, звёздные. – Тебе самой-то нравится? – с задумчивостью в бровях произносит Шиён, тщательно высматривая каждую-каждую деталь на полотне. – Нет, – с замиранием. Шиёнов вид, такой сосредоточенный, оценочный, – завлекает. Когда-нибудь Бора точно напишет коллекцию исключительно с ней. – Значит, тебе нужно набраться впечатлений, в контексте твоей задумки? – уточняет, не поднимая взгляда. – Да. А что? – У меня есть идея, – улыбается довольно, хитро, завлекающе. Бора настороженно переспрашивает: – Идея? – Идея. – Какая? – Скоро узнаешь. Сюрприз, – сообщает девушка, осторожно укладывая картину обратно. – Покажешь мне ту, где ты рисовала меня? Я ещё её видела, когда у тебя в последний раз была, – старательно заставляет не изменится тону на виноватый, от воспоминания о том «последнем разе». – Или я сама буду искать, и ты меня не остановишь, – договаривает, заметив это недоверие в кимовых словах, насчёт сюрприза. – Ладно, – соглашается, но ворчит, выуживая с другой стороны комнаты ту самую картину и, наверное, Боре пора её назвать. Это полотно Шиён она отдаёт на рассмотрение без сомнений – в нём она уверена, хоть и селится внутри нечто переживательное. Просто у Боры с этим полотном много связано; много эмоционального на нём мазками изображено и многое осталось в голове по сей день. Шиён смущается. Снова. Но на этот раз основательней. – Блин… это правда неловко, – прикрывает глаза и смотрит дальше на картину через небольшие щелочки. – Я для тебя настолько… – и не знает, как договорить, бесконечный вариант чего она для Боры «настолько». Но Бору устраивает и так, она отвечает: – Настолько, – понимающе. – Твои картины невероятные. Каждая из них. – Спасибо, – Бора хотела вновь усмехнуться натянуто – но, ведь, ей действительно до дискомфорта в лёгких шиёновы слова отдаются. И на её безлживый тон ответить таким же желается. – Не верится даже, что я с такой девушкой крутой встречаюсь, – и улыбается смущённо-дерзко, посмотрев на старшую. Тут уже Бора не сдерживается, глаза закатывает, и не подчиняется порыву Шиён поцеловать. – Так значит, про эту картину говорил Сынён? – Да, про неё. Он уже долгое время упрашивает её продать, либо же выставить. – Ты не хочешь? – озадачено. – Она же превосходна. – Слишком личное, – тушуется Ким. – И сколько у тебя, в общем счёте, картин со мной? – не унимается девушка, разжигая желания девушки напротив. Подходит поближе, голову склонив, и приподнимает уголки своих сладких во фруктах и сахаре губ. – Тебе лучше не знать, – Бора незаметно прокашливается, залипая на младшую, на такую зазывную и притягивающую младшую. Уводит взгляд. – Ты насмотрелась? Пойдём, может? – Пошли. Но стоило им выйти из студии, возвращаясь на кухню, Шиён говорит: – Я поеду, сюрприз подготовлю. Бора скрывает своё разочарование. Остаться сейчас без Шиён – ужасно. – Надолго? – Эй, не грусти, – чмокает легко Бору в щёку – той, вроде, становится не так тоскливо. – На пару часов. Тебе понравится, обещаю, – и в глазах такая радость-радость, что Бора трепетом ожидания пробирается. – Хорошо, – она выдыхает. – Пока меня не будет, поспи лучше. Мне придётся занять всю твою ночь, – сказав, подмигивает, отчего Бора то ли давится, то ли фыркает. – Придумаю сама, что делать. Шиён только и улыбается, направляясь искать свою одежду.