– Пошли на свидание.
Бора выдохнула, отворачиваясь от холста – на котором белизна нетронутая, – и посмотрела на Шиён, стоящую в дверях с воинствующим видом.
– Я занята, ты знаешь.
– Ты ещё не начала, – младшая делает шаг в комнату, – так что пойдём. Тебе нужно развеяться.
– Шиён… – говорит, хоть и не знает, что противопоставить такой заманчивой идее.
– Пойдём. Я же тебе обещала город показать, самое время, – строит свою убеждающую мордашку. Улыбается, в глазах её искрится легкость, и вся она, весь её растрёпанный после дневного сна образ – приманивает к себе.
– И куда ты хочешь меня отвести? – хмыкает она, выше подняв голову, чтобы смотреть в шиёновы глаза.
– Лонг-Айленд? – задумавшись предлагает.
Бора недоверчиво фыркает.
– В ноябре?
– Не на пляж же пойдём, – бурчит. – Тогда… До Бруклина? – Шиён подходит к старшей и, опираясь ладонями об её бедра, подносит своё лицо близко-близко.
Очаровательная. Она полуулыбается интригующе, точно совратитель.
Бора закатывает глаза. Смахивает её руки со своих ног, отчего младшая падает перед Борой на колени, с отчётливым звуком удара об пол. Но Шиён быстро сориентировалась, устраивая локти на бёдрах старшей, и придвигаясь ужасно близко. Так удобней – всматриваться в Бору просящим взглядом, которому она не может противиться.
– Что есть в Бруклине? – со смешком спрашивает, сверху вниз смотря, и тянутся уголки губ в улыбку, только лицезрея смешливую шиёнову мордашку.
– Я знаю одну хорошую закусочную. Там продают вкусное мороженое.
– Я напоминаю, – досадливо выдыхает, – сейчас ноябрь.
– Ну и что.
– А то, – она стучит указательным пальцем несильно по голове Шиён. – Холодно и так. Заболеем.
– Зато будем болеть вместе, – она жмурится от касаний, морщит нос: и елозит макушкой по бориному бедру.
– Ты не отстанешь? – усмехается от движений младшей, чувствуя слабую дрожь по телу.
– Не отстану.
Бора уже отослала фотографию первой картины Сынёну, назвав её окончательно «Космос в Океане», и получила добро, а так же много восклицающих комментариев от Сынёна, то что это полотно – в тысячи раз охуенней предыдущего. И она, сидящая пару часов пред нетронутым холстом, не способная начать, никак не хочет отказываться от предложения Шиён.
Вторая её картина, по задумке, тот же Нью-Йорк, только – улица Манхэттена в час-пик, точнее – Тайм-сквер, где люди – чёрными силуэтами по пешеходному переходу спешат, сменяются светофоры и скоростные огни машин проносятся, и над зданиями магазинов, ресторанов, домов – рыжее, почти ржавое, заходящее солнце.
Ей, скорее всего, всё же нужна передышка.
Походить с Шиён по дорогам, посмотреть на живой мир – который Бора уже не видела порядком четырёх дней. Понаблюдать за наступающей зимой и закатом. И, в конце-то концов, провести с Шиён новое свидание, по которым успела затосковать.
– Ладно. Сходим. Иди собирайся.
Шиён улыбнулась ещё шире. Поднялась стремительно, не забыв чмокнуть Бору в губы, и, почти виляя несуществующим хвостом, выбежала из студии.
Проведя по своим губам языком, Бора тоже встала, охнув от затекшей спины, и пошла следом за Ли.
– Ты знаешь где-нибудь в Бруклине художественный мага… – спросила Бора и осеклась, заметив голую шиёнову спину перед собой. На золотистой коже видимые отпечатки недавних полос от ногтей и несколько засосов на лопатках.
Шиён вся неземная и красивая. Желается ею постоянно любоваться. А отметины, оставленные Борой, только прибавляют к её образу это прерванное на долю секунды дыхание, от осознания – что Бора может звать Шиён своей.
– Художественный магазин? – переспрашивает, не ощутив заминку. Продолжает спиной к старшей стоять, надевая рубашку, до этого сняв домашнюю футболку. – Не приходилось узнавать. Но, ничего, найдём. Купить что хочешь?
– Ага. Краски пусть и хватает, раз выходим, можно купить.
Бора неторопливо оказалась рядом с младшей, дотрагиваясь до её оголённой поясницы, заползая за края чёрной рубашки. Шиён вздрогнула.
– Я хочу написать тебя обнажённой как-нибудь, – выпаливает Бора.
Шиён теряется, не зная, что сказать. Она на такие вещи постоянно смущается.
– Я не буду против, – тихо произносит. – Для твоей следующей коллекции?
– Нет, – она кратко целует в плечо, скрытое тканью, и перехватывает под талию руками. Ведёт по животу кончиками пальцев. – Для себя.
– Такая я – только для тебя? – передразнивает старшую, поддаваясь прикосновениям.
– Да. Ты – только для меня, – дыхание Боры опаляет шею; она подтягивается на носочках, чтобы провести губами по раковине – от такого чувства обостряются в разы.
Шиён сглатывает. Аккуратно поворачивается в руках Ким, становясь полубоком.
– Оставим это… – закусывает непроизвольно губу, поймав пылающий взгляд на себе, – до вечера?
– Хорошая идея, – добродушно хмыкает и, отпечатав касание поцелуя на шиёновой щеке, отходит, тоже начиная собираться.
Они с Шиён удивительно просто сжились. Не пришлось даже обговаривать условия зоны комфорта каждой.
Шиён, пусть и лезла к Боре временами, когда та долго засиживалась в студии, но делала это так правильно, так мягко, что Боре не доставлял неприятностей её приход. Бора же, в свою очередь, понимала, когда к Шиён не стоит подходить, когда лучше – оставить её в тишине (такое требовалось не часто).
Бора, не обдумав толком, забрала Шиён к себе в квартиру и оставила жить.
Но ничего в их времяпровождении не поменялось. Только лишь – теперь младшая ходила в своей одежде, лежала на кровати копаясь в своём ноутбуке, шла за покупками для «что купить домой?». И незначительные шиёновые вещи (расчёска, косметичка, духи, белая резинка, гели для душа) появлялись в квартире так, будто всегда были на своих местах, будто они – оказались на полочках при борином переезде.
До сжимающейся грусти и боли думать, что у Шиён, наверное, и не было места, которое она так же легко, как сейчас, называла домом. То место, где бы она действительно жила, то место, что ограждало бы её от внешнего страха, от выматывающего мира; то место, где бы она расслаблялась просто потому, что спокойно, а не из-за количества алкоголя в крови.
Когда Бора злилась, ворчала по разным причинам, Шиён со спины её обнимала и шептала щекотяще на ухо, что Бора: «Маленькое вредное облачко».
Когда Шиён затихала у окна, уходя в размышления, когда вспоминала что-то, или когда кимовы слова ей не нравились (Бора, говорящая про Сынёна или каких-то людей из приобретенного окружения; Бора, запрещающая себя целовать из-за занятости) и расстраивалась с этого – Ким, заходящая на кухню, толкала её беззлобно плечом. Гладила по волосам, точно ребёнка, либо же того – о ком заботишься столь же сильно, что вся существующая в сознании ласка, станет сосредоточена в одном касании по голове. Шиён, после того, не сразу, но приходила в себя.
И недели их совместного проживания не прошло.
Бора всё чаще задаётся вопросом, куда их это приведёт. Чем больше смотрит на Шиён, чем больше говорит с ней, чем больше находится рядом – тем больше ощущается нужность в обсуждении того, что может им помешать. То, что в один мах способно прикончить их выстроенные отношения. Бора желает будущего с ней, желает – намерений и гарантий.
А пока что, они вместе собираются на свидание.
Бора наблюдает, как младшая красится, стоя в ванной у зеркала, и не способна отвести взгляд.
– Целоваться сегодня не будем? – подшучивает, когда Шиён наносит на губы ярко красную помаду.
– Почему же не будем? Нам когда-то мешала косметика целоваться?
Правда ведь – никогда не мешала. Шиён особенно, Боре – тем более.
Ли на себе прожигающий взгляд чувствует отменно. Ухмыляется, зная, что Бора сдерживается, ведь сама предвкушает съездить в новое для себя место. Шиён намеренно наносит именно эту помаду – которую Бора слизывала в их первую ночь, – лишь бы изводить старшую сильнее.
И, когда она заканчивает, выходя из ванной, уже одетая и готовая – натыкается на почти собранную Бору и давится собственной слюной.
Шиён решила немного поиздеваться над выдержкой девушки, и ей в отместку сделали тоже самое.
– А ты не замёрзнешь? – интересуется младшая, сползая взглядом на стройные ноги, обтянутые тонкой тканью капроновых колготок, и цепляется за края чёрной юбки, поднимаясь вверх.
Бора явно обнаглела.
– На улице потеплело, – безразлично пожимает плечами. – Мы на чём поедем?
– М, – тянет Шиён, у которой мысли никак не об их дороге, они об исключительно притягательных бориных ногах и столь же искусных бёдрах. – Метро? Автобус? Такси?
– Ты уже отдала машину Джию? – она последний раз проверяет свой макияж в небольшом зеркальце – с удовольствием отмечая, какое воздействие оказала на Шиён.
– Да, позавчера отвезла. Ей понадобилась машина, которую никто не видел. Я без понятия, что сейчас у неё происходит, – посмеивается Шиён и следует за Борой к выходу.
– Тогда давай на метро. Быстрее доберёмся.
– Толкучка будет сильная. Может такси?
– У меня сейчас очень урезанный бюджет, – обувается, натягивая пальто. Пальцем указывает на лежащий у входного зеркала шарф, чтобы Шиён его себе намотала. – Нужно экономить.
Ли было хотела сказать, что вполне может заплатить, но передумала, поняв – Бора хочет поехать на метро. Ей интересно. Для картины может, ведь старшая рассказала ей задумку, и чем больше у Боры будет образов спешки и суматохи, тем лучше она передаст это на холсте красками.
– Что с твоей группой? – спрашивает Бора, стоит им выйти из дома. – Просто, ты на репетиции совсем ходить перестала, – её эта тема некоторое время назад начало волновать; Шиён ведь – живёт музыкой, какого ей будет, лиши выступлений.
– Переживаешь, что и я останусь без заработка? – вопросом на вопрос отвечает, посмеиваясь.
Ли пару раз осмотрела Бору – сомневаясь, что она и впрямь не замёрзнет, но говорить ничего не стала. У Боры шарф белый по самый нос, и такого же цвета шапка на светлой макушке. Шиён не может не умилиться.
– Ага. Уже живёшь в моей квартире, и ещё придётся тебя содержать! – надуманно возмущается с видимым сарказмом в голосе.
На улице и впрямь потеплело – безветренная погода, но нос у Боры всё равно скоро покрывается краснотой. Осенние цвета смылись окончательно. Только коричневые подгнившие листья на клумбах и сероватое дымчатое небо, с закрученными в фигуры облаками.
Старшая влажному воздуху лицо подставляет, приятно проходящее, и наполняет лёгкие свежестью. Даже если дорога неподалёку, Боре всё равно – хорошо. Выйти за пределы дома и на несколько часов позабыть о думах и переживаниях за выставку.
– Мы просто перестали собираться, – начинает объяснять Шиён. – То есть… Минджи для меня группу создала, и, после того, как Юбин перестала приходить, всё как-то потеряло смысл. И раз я не хожу, то ей и подавно не нужны эти выступления.
– А Гонхак и Гахён?
– Для этих двоих группа всегда была способом оторваться. И они вполне могут заменить её обычными попойками.
Бора хмыкает, глубже запихивая руки в карманы. Ей, по правде, узнать любопытно было лишь:
– Ты же любишь петь, и… Ну, когда больше не выступаешь, то что собираешься делать?
Шиён поджимает губы, скашивая на Бору взгляд, когда они подходят к пешеходному переходу.
– Пока что ничего. Если захочу выступить, то и сольно смогу. Тебе не стоит беспокоиться.
Не беспокоиться Бора не сможет. Это её базовая установка в отношениях с Шиён.
– Да и, – заговаривает Шиён вновь, – я подумываю о студийной записи, как будут готовы те песни.
Бора, перспективе слушать шиёнов голос в хорошем качестве когда ей заблагорассудиться – порадовалась. И, услышав, что Шиён продолжит свою карьеру, мягко улыбнулась, наполняясь нечто похожим на гордость за свою девушку.
– Я буду первым твоим фанатом. Айдолы, всё такое.
Шиён прыскает, намеренно задевая ладонью ладонь старшей, что покоится в кармане пальто.
– Если бы мы были в Корее…
– Хочешь стать айдолом?
– При условии, что ты тоже станешь, – шутливо высказывается.
– Почему?
– Чтобы скандал, когда выяснится про наши отношения, был масштабнее.
Бора улыбается и цокает языком.
– Ты бы на меня на сцене набросилась, скрывались бы недолго.
– Или же наоборот.
Старшая не отрицает.
Доходят до метро скоро. Бора осматривается по сторонам с увлечением. Шиён ласково усмехается, положив руку на её спину, чтобы мало ли в толпе не потерялась.
Вокруг них шумно. Снующие туда-сюда люди неугомонно проходят мимо – Шиён ждёт момента, когда Бора признает, что ехать в Бруклин стоило на такси. Шиён всегда старалась избегать столпотворения. Общественный транспорт особенно. Но Боре, кажется, нравится вид станции, который она рассматривает взволнованно. Ради этого можно перетерпеть спёртый воздух, духоту и громкие звуки – что от проезжающих вагонов, что от шагающих людей.
– Ты на метро ни разу не ездила? – она подталкивает Бору ко входу в метро. Ким не сопротивляется, неосознанно к Шиён пододвигается, своеобразно прячась от толпы.
– Два раза. При переезде. И я потерялась. И второй раз на встречу с Сынёном, но доехала нормально, – проговаривает, старательно не замечая, как Шиён, снова, от слов про Сынёна хмурится. Боре это начинает надоедать – её ревность понятна, но безосновательна.
– Со мной не потеряешься, – проглотив приступ своего собственничества заверяет. – Я могу тебя за руку взять? – шепчет Ли, наклонившись, когда они ступают на ступеньки эскалатора.
– С каких пор ты такое спрашиваешь? – усмехается старшая, но ладонь из кармана вынимает. Плотно прислоняется к боку младшей, пока они идут внизу. Бора такое – не замечает. Естественно выходит искать у этой девушки защиту.
– Не хочу, чтобы ты ворчала.
Бора фыркает.
– Вот! – тут же возникает Шиён, удерживая ладонь на поручне со стороны Ким. – Ты вот так начинаешь делать и ворчать мысленно.
– Неправда.
Вообще-то правда.
– Так мне можно? – повторяет. Просяще, заглядывая в глаза старшей.
Бора отвечает «да», в тот момент, как ступеньки под их ногами заканчиваются. Шиён тянет старшую к карте, слабо улыбаясь. Бора и себе признаваться не хочет, когда шиёнова рука в её, когда ощущается запах её духов, когда её пальто трётся об ткань кимова пальто и когда они вместе направляются в одно вместе, что она – чересчур счастлива.
– Так, – со знанием дела тянет Шиён, елозя пальцем по пластиковой карте метро на стене, – на-а-ам… сюда.
– Ты уверена? – щурится старшая.
– Я просто перепроверила. Давно метро не пользовалась. Вся ответственность на мне, так что всё окей.
С небольшим недоверием Бора поплелась за младшей к платформе, ожидая их поезд.
Когда поезд приехал и когда они, вместе с толпой позади, занеслись страшным потоком внутрь, Бора пожалела о многих решениях за начало дня. Спасало лишь то, что вжатой она оказалась в Шиён, недоуменно хлопающую глазками. у Шиён так и рвалось «я же тебе говорила».
Бора постаралась, очень неуклюже, выползти и оказаться у противоположной стены. Гравитация под ногами подвела, но держащие руки Шиён нет.
Они сели на самой людной станции Таймс-сквер. Старшая готовилась возмутиться на Шиён, нельзя было, что ли, пройтись до другой – да и она вообще сейчас раздражённой оказалась до предела. Мешало говорить то, что её лицо удачно оказалось на груди младшей, которая хаотично соображала, как бы переместиться подальше.
Бора почувствовала сильный удар откуда-то сбоку – нечаянно задели локтем, – Шиён почувствовала тоже.
Бора никогда бы не предположила, что увидит Шиён снова такой разгневанной. Остатки ревности взыграли; то, что посторонние люди касались и касались Бору (пусть и не замечали этого). Она резко подняла руку, отталкивая стоящего рядом парня, и припечатала в один шаг их двоих со старшей к стене вагона, в самый конец, чудом не угодив бориной спиной по поручню.
Ким громко выпустила воздух изо рта и сурово зыркнула на Шиён.
– Ты что творишь?
– Увожу от толпы, – бросила она, оглядываясь. Выглядит, точно выкинет кого из окна мчащегося вагона, тронь ещё раз Бору. – Ненавижу общественный транспорт. Особенно, когда заходит сразу так много людей. Пока все разбредутся, задохнуться можно.
– Шиён, успокойся, – понижает тон голоса.
– Я спокойна.
– Ты нет.
Бора напугана, совсем немного – но напугана. У Шиён радужки почти чёрные, а хватка на кимовых бёдрах крепкая. Её действие – как она без раздумий ударила того парня, что навалился ненамеренно на Бору, навело панику в сознании.
– Давай ты больше не будешь ездить в общественном транспорте, – хрипло выговаривает Шиён на ухо, обнимая Бору и уткнувшись ей в плечо.
Шиён теперь начинает думать, что к Боре люди жаться могут безнаказанно, дотрагиваться до её тела, задевать своим дыханием и своими руками. Ей неприятно. Злость расплывается по венам, жгучая и внезапно появившаяся.
Она к Боре ластится так, чтобы всем, абсолютно каждой клеточкой, ощутить старшую, зная, что она – рядом именно с Шиён. Это на немного успокаивает, но не даёт полностью избавиться от вспыхнутого гнева.
– Что за глупость? – её спина притеснена к твёрдой поверхности, сбоку – поручни, а с другой стороны – новая возможность оказаться в толпе (что уже не такая сильная, люди, вошедшие в вагон, разошлись по всему периметру), потому Бора оказывается в ловушке шиёновых рук.
– Не будешь, – требовательнее.
– Успо… – поперхнулась, горячо порываясь призвать шиёнов разум, когда те же руки, которые, по идеи, должны лишь оберегать (по мнению Боры) от окружающей опасности, спустились под пальто и юбку.
Бора, теперь точно, сожалела о двух решениях за сегодня: поехать на метро и надеть юбку.
– Я буду тебя везде возить, – продолжает шептать Ли, настырнее пуская свои пальцы по бёдрам старшей, корябая по ткани колготок. – Куда только попросишь. Но не надо больше в общественном. Никакие автобусы, такси, – может попасться какой извращенец, и начать к её, шиёновой, Боре приставать, – и метро.
Бора тихо хныкает – младшая кончиками пальцев проводит по ягодицам. Её тело отзывается позорно.
– Убери свои руки, – угрожающе цедит. Их могут в лёгкую заметить.
– Нет, – и в подтверждение заползает ладонью между ног. Бора протестующе их сжимает.
Такие приступы у Шиён – каждый раз доводят до зудящего возбуждения и тревожности. Но Бора думала, что они уже решили эту проблему. Нет, оказывается. Шиён её верно совсем не слушает.
– Я тебя ударю, если не прекратишь.
– Потерплю.
Вагон останавливается, открывая двери. Мимо них проходят ничего не подозревающие (пока Бора не начнёт стонать) люди.
Шиён не прекращает. Только телом наваливается плотнее. Руками – бесстыднее. Лицом вжимаясь в шарф на шее, и так, чтобы сама Бора оказалась в стену вжата. Старшая челюсть сжимает, дёргает плечом, хватает шиёновы руки – безрезультатно. Пальцы лишь с новой прыткостью оказываются под юбкой, поглаживая шов нижнего белья.
– Прекрати, – снова повторяет.
Никто на них ещё не начал озаряться. Бора ощущает себя липко, душно, неприятно. От себя, потому что – Бора, против разумности, поддаётся. Так всегда, так вечно.
Тело привыкло к рукам Шиён, привыкло к её мягким ладоням – подушечки которых более не загрубевшие, ведь та давно на гитаре не играла; привыкло к её горячему дыханию на щеке. Но не в общественном месте. Не тогда, когда в нескольких сантиметров стоит поток студентов, или ещё каких работяг, уныло пялящихся в свои телефоны.
И не тогда, когда Бора – сопротивляется.
Она упирается руками в грудь Шиён, с усилием толкает. Что вообще у Шиён на уме? Бора задыхается в происходящем. Жмурится и вырывается.
Шиён не такая. Она же – нежность и комфорт. Шиён не должна так поступать. Не должна зажимать к стене, насильственно проникая под одежду.
– Шиён… – её голос даже не злой – молящий, досадливый, огорчённый. – Убери руки.
Младшая головой качает, двигается чуть вбок, закрывая собой Бору сильнее. Юбка задирается, цепляется за края пальто. Шиён – в эйфории. Пред глазами – ничего. Одни мысли, которые кричат оглушительно, доказываться самой себе во владении. Пусть она никак Борой обладать не в силах. Но это прилипчивое, надоевшее – заполоняет всё.
Ведь, если это она – сейчас Бору касается, значит, никакие иные, никакие другие, никакие знакомые и друзья, не смогут так же? Ведь сейчас Шиён, и только она, со старшей. Доказывает. Показывает. Утверждается.
Самозабвенно, агрессивно.
Ревность бушующая. Застилает глаза дымкой, превращая радужки в настоящую тьму – от которой Бора шарахается, почти ойкнув.
Сердце бьётся по нарастающей оглушительно. Бора и не думала, что попадёт в подобную ситуацию. Толкает девушку, дрожаще сжимая ноги. Бора, вполне, может закричать, устроить разборку громкую и грубую. Могла бы – не прибывай она в таком шоке.
Ей, действительно, нужно кричать, чтобы Шиён перестала? Младшая не так давно спросила, чтобы просто взять за руку, а теперь что?
Вагон продолжает ехать. Атмосфера накаляется неощутимо. Всем, так-то, всё равно, что делают две девушки в конце вагона, близко прижавшись друг к другу. Но поглядывают. Бора такое не прельщает. Она, гулко выдохнув, прилагает всю силу, чтобы оттолкнуть Шиён.
Та на немного отстраняется, собираясь снова вернуться к своим действиям – не успевает.
Бора звучно даёт пощечину.
Шиён приходит в себя: широко открыла глаза, смотря на Бору с видимым отпечатком ладони на лице. Моргает несколько раз, будто вспоминая кто она и где.
Бора её ударила. Без притворства, без игривости, ударила – как бьют неугодных, оплошавших, совершивших ошибку.
Шиён вновь совершила. У неё ясность в голове напускается, и теперь, вместо своих лютовавших эмоций, обуревавших всё тело, каждую частичку любого, отвечающего за осознанные решения, проявляется вид Боры – старающейся спрятаться в шарф.
– Бо… – порывается сказать, осекается, заприметив в зрачках старшей разочарование и обиду.
Шиён сама себя готова ударить. Сильнее, так, чтобы костяшки в кровь, так, чтобы до онемения.
– Отойди, – проговаривает Бора, сама отступив назад. Шиён рефлекторно тянется к ней. Но не дотрагивается.
Она снова. Себя контролировать перестала, отдалась затягивающим чувствам.
Бора видит, что Шиён ощущает режущую вину. Плечи той опускаются и она, скривив губы, ступает спиной назад. На них пялятся во всю. Бора прожигает взором младшую. Осуждающим, расстроенным, непонятливым, запыхавшимся.
Поверить не хочет, что такое и впрямь произошло. И то, что Шиён теснится к другой стороне, заходя за спины людей, только бы подальше по просьбе оказаться. Бора встряхивается, кидает в толпу скорый взгляд, и упирается рукой об красные поручни, всматриваясь в окно – где проносятся стены туннелей.
Ей нужно привести дыхание и мысли в порядок.
Касания младшей горят на коже пульсацией. Такой, что холодные мурашки по телу пускаются, заставляя ёжится, от осознания, что Шиён вполне способна ослушиваться предостерегающих слов, отказов, и напирать, руководствуясь лишь пришедшему порыву.
Бора поворачивается, пытается углядеть младшую сквозь чужие фигуры. И, не найдя её, выпрямилась, с новой порцией нарастающей паники, что Шиён, под шумок, пока Бора в раздумьях, выскочила на станции, постыдно скрываясь.
Во рту становится сухо, а в голове – неприятная давка. Стоило Боре подумать, что в их жизнях всё налаживается – как выкидывают сутки нечто подобное. Как выкидывает её девушка, в объятия которой она зарывалась, отдыхая после работы, такое, что заставляет сглатывать комок нервный, переживая снова и снова – что она уйдёт, испарится внезапно из-за любой случайности.
К своему облегчению, видит тёмную макушку у стены. Выдыхает, почти бросившись к младшей на шею. Шиён, кусая нещадно щеку, прикрыла глаза рукой, проклиная саму себя.
Бора не может даже быть уверенной, что Шиён останется – так почему, Бора раз за разом, спускает её поведения, раз за разом относится понимающе.
Подобные выводы накатывают постоянно, с участившейся частотой. Бора страшится будущего с Шиён. Бора его хочет, но никак не может успокоить своё сердце, стук которого отдаётся в горле.
Искать правильное решение в вагоне метро получается плохо. Бора незаметно на младшую посматривает, начиная ощущать вину, что её ударила. Начинает казаться, что её реакция чересчур враждебная.
Шиён, верно, стоя у противоположной стены, характерно себя накручивает, не в состоянии вдохнуть от горькой и кислой паники. Она сама испугалась своего поведения.
Боре придётся справляться с её причудами сейчас, а потом – обязательно затеять новый разговор, и, просто напросто, узнать, считает ли Шиён нужным, изменить те свои порывы, те свои всплески чувств, чтобы Боре – в этих отношениях было всегда комфортно. Не в первый раз Бора такое терпит. Не первый раз прощает. Не первый раз не обращает внимания намеренно на осязаемые проблемы. И не в последний.
С Шиён много такого, отчего Бора улыбается, улыбается, подаваясь счастью, поддаваясь бредовым и несколько глупым разговорам, позволят вольности, романтичность. Такого, в чём Бора отыскала самое-самое необходимое. С Шиён чувствуется завершённость, полноценность, когда не возникает маниакальной мысли, что чего-то во времяпровождении не хватает.
Потому-то – Бора, ради неё, на многое готова; многое готова в своём распорядке, в своих правилах поменять.
Слишком хочется с младшей быть рядом, что рассудок отодвигается на задний план.
Сомневаться, только, прекратить не может. Бора страшится, что, в один из дней, пожалеет, что к Шиён привязалась; что её полюбила. Но, пока что, она, возможно, несколько самозабвенно, видит разрешения их недомолвок.
Шиён, тоже повернувшись, ловит внимательный кимов взгляд и шарахается виновато.
Бора недовольно выдыхает, поправляет шапку, что сползла на лоб, и подманивает Шиён к себе рукой. Как будто отчитывать ребёнка собирается. Злиться Бора не прекращает. Но, снова, чёрт бы её побрал, относится с пониманием, думая, что вполне могла оказаться на шиёновом месте – настолько она наполняется неудержимой, сносящей всё на своём месте, влюблённостью и любовью. И никто не претендует возносить к адекватности такое.
Бора одними губами шепчет требование подойти и Шиён, хмурясь робким волчонком, слушается. Обходит аккуратно людей и становится около, несмотря Боре в глаза. Мнёт в ладонях рукава, но губы не кусает – получить сильнее не хочет.
И как с ней вообще существовать.
То напирает непреклонно, властно, своими руками не оставляет возможности выбраться, произносит предложения твёрдо, так – что ты не сможешь противиться.
А потом – щёлкает в голове у неё что-то, и, оп-ля, пред тобою погрешное дитя, осознавшее свою ошибку, готовое принять любое наказание; не вставит и слова поперёк, не то, чтобы вольничать; будет взгляды кидать мимолётные, вздрагивая от любых движений.
Никакого восприятия реальности не хватает. Боре физически тяжело на неё злиться.
Ким безмолвно смотрит. Раздумывает, чтобы такое сказать, как бы выразить своё негодование, своё мнение о происходящем.
Шиён от такого лишь плохеет. Теряется в догадках, что её ожидает. Она же, вроде бы, сама себе обещала, что не совершит ничего такого, отчего Боре станет неприятно. Обещала, зарекалась. Вела себя только-только, чтобы девушка рядом – не захотела её, Шиён, прогнать; выбросить из своей жизни. Но, скопилось внутри то ревностное напряжение за несколько суток, и, от одной нечаянно брошенной искры, возгорелось.
Люди, по своей природе, и так склонны на безрассудство. А Шиён – втройне на такое падка.
Она рот открывает, собираясь начать разговор – но цепляется взглядом за окно, узнаёт станцию, которая им нужна. Набирает украдкой воздух в лёгкие. На Бору с опаской поглядывает, и:
– Нам выходить здесь.
Бора замедленно качает головой и следует к дверям. Кажется, свидание заведомо испорчено.
Шиён забывает вовсе все те планы, которые понастроила, когда предлагала съездить в Бруклин. Её мысли лишь о том, как бы с Борой восстановить нормальное общение; как, снова, извиниться; как, снова, сгладить свою вину.
Старшая и без этого Шиён не запрещала к себе прикасаться, и без этого разрешала дома касаться всего тела и целовать, иногда и не дома. А Шиён, несмотря на всё это, повела себя – как перевозбуждённый подросток, не выждав и секунды, прежде чем начать трогать старшую. Не получается у неё справиться с собственничеством.
Она поплелась скомкано за Борой, оставаясь на расстоянии. Режет по рёбрам от того, что старшая на неё не смотрит, только и следит за картинкой за стеклянными дверьми вагона, уложив руку на поручень. Не выкинь Шиён такое, сейчас бы Бора держалась за руку младшей, скрепив ладони на предплечье.
Двери открываются и они, в числе ещё нескольких людей, неспешно ступают, оказываясь на платформе.
Бора безразлично спрашивает:
– Куда нам дальше?
Осматривается, без явного интереса, как было до. Шиён испортила не только их отношения, но и борино настроение. Ненависть к себе прожигает.
– Туда, – выговаривает, мрачнеет, и ведёт старшую к выходу из подземки.
Выходят на улицу Бруклина – солнце внезапно горит ярче, но легче не становится. Бора куда далее идти не знает, останавливается, осматриваясь по сторонам, замечает все эти вывески магазинчиков, мчащиеся машины, оранжевые кирпичные дома. Делает пометки для себя, что вот – на картине хочет изобразить похожие надписи; или же вот – зонтик такой же, жёлтый, с круглыми пятнами на нём.
Шиён неуклюже достаёт телефон, тыкает в карты, ищет для Боры художественный магазин, унимая тремор в руках.
Хотелось бы, чтобы Бора проговорила, закатив глаза, своё любимое: «Идиотина» и мазнула по чужому плечу. Но Бора нет. Она прибывает в шокированном состоянии, поколебавшее её к Шиён доверие, но не вычистившее под корень. Что как – ступенька, затруднительная, скользкая, которую, им бы, по правде, лучше перепрыгнуть. Они же вдвоём ступают на неё уверенно, и ноги вниз чиркают, срываясь к этапу, который надобно пересилить, пережить, переговорить.
Спустя пару минут Шиён отыскала магазин, находящийся в десяти минутах ходьбы. Поджимает губы, скашивает на Бору взгляд.
– Пойдём? – спрашивает осторожно.
– Куда?
Вводит вопросом в растерянность.
– А… ну, – бормочет, – ты же хотела краски купить.
– Точно, – безучастно прозвучало.
Пока они, под руководством нерешительных шагов Шиён, направляются в выбранном направлении, обдумывают каждая своё. Томительное время. До ужаса неловкое. Такое – на которое младшая никак не ожидала напороться снова.
Проскальзывает в голове – Шиён, может, стоит развернуться и покинуть Бору. Дать отдохнуть от себя.
Не сможет. Она, как и Бора, вот точно, – зависима. Какой бы пропастью в действительности не показались их решения, какой бы нелогичностью не стали в итоге, и как бы сильно Шиён не уверовала себя, что старшей спокойней станет без неё, – отказаться не допустит эгоизм. Шиён хвататься за любую возможность быть с Ким рядом будет, выигрывать каждую секунду свободную рядом, храня отвращения к собственной личности.
Её поток самоуничтожение прерывается тихим голосом под боком, когда минуют проезжающий большой автобус:
– Мне не стоило тебя ударять.
– Стоило, – протестует. – Может, это станет напоминанием, как хреново я себя веду.
– Очень хреново, Шиён, – старшая сосредоточенно впереди себя смотрит, – но бить правда не стоило.
Шиён сухо усмехается. Да, её щека побаливает. Но это незначительная цена за то – что Бора остаётся, и что Бора не заканчивает их свидание. Вселяет надежду.
– Твоя маленькая ладошка не оставит синяка.
Бора на миг застопорилась в шагах.
– Это… – выдыхает хмуро. – Не надо вот этого всего сейчас.
В груди что-то нешуточно потяжелело. Шиён угукнула. Ей вообще заткнуться правильней.
Думается, Бора во всех красках поняла, что имел Сынён, спрашивая, уверена ли Бора в решении с Шиён съехаться. Если у них вновь и вновь происходить будет такое – Бора же никак не решиться Шиён из дома выпроводить, ведь знает, что той почти некуда идти.
Сложно совершать обдуманные поступки, когда эта поникшая мордашка маячит, когда Боре паршиво от состояния младшей и от её зримого беспокойства.
Развеялись. Вышли. Провели безмятежный день, проветрили мозги от скопившихся тревог.
\\
Шиён около получаса топчется у стеллажа с красками, выдавая заинтересованный вид. Читает названия, проводя кончиками пальцев по кисточкам рядом.
Ей кажется, что Бора умышленно долго разговаривает с консультантом, выбирая себе принадлежности. То ли, чтобы проверить, сорвётся ли Шиён на ревность снова; то ли, чтобы отдышаться от душно-гадких и липких ощущений, подаренных Шиён; то ли, чтобы решить, что она собирается делать.
Бора, как они зашли в этот магазин, оставила Шиён за собой, и ушла вглубь зала. Шиён смиренно начала ждать, пока Бора закончит.
Трогает мягкие кисти, твёрдые кисти, крутит между пальцев, вытаскивая из стаканчиков. Потом возвращается к краскам, считывая запудренные слова, ничего не понимая во всём многообразии цветов. Осматривает растворители, палитры, мастихины, угольные карандаши. Ей приятно, что она – будто в борином мире. Удерживает их связь на месте. Удерживает ощущение, что они друг для друга – всё ещё есть.
Шиён самой надоело, как она умеет драматизировать. Бора не так пренебрегает с Шиён отношениями, чтобы без разговора и объяснений всё закончить. И она, чуть успокоившись, теперь это осознаёт.
Редко слышит тембр кимова голоса в пронзительной тишине магазина, отчего внутренности сжимаются.
Шиён остаётся поражаться ценами на краску, восхищённо хмыкать, что Бора – умудряется рассчитывать столь правильно расходы, не мучаясь в нехватке средств.
Почему-то, Шиён на миг подумала, что чувствует себя точно – когда она, попалась в очередной раз полиции. Тогда её засунули в машину, чтобы отвести в участок, и она застряла в этой самой машине в пробке, из-за добирались они очень долго. Чувствует себя так – будто на верном пути к записи в личное дело; заранее понимая, как много нагоняев получит от Минджи и Дэхёна.
Бора её ругать не будет. Шиён достаточно её взгляда, отведённого в сторону, чтобы всю тяжесть понимать. Понимать то, какая война внутри Боры бушует, как она ошеломлена, как, до пугающего, равнодушна. Раскаяться желается. Шиён снова и снова прокручивает в голове вопрос, чем она Бору заслужила.
– Интересно?
Шиён резко поворачивается на голос, встречаясь со взглядом карих глаз. Бора наконец-то смотрит на неё. Прямо-прямо. Приподняла брови, с прищуром впериваясь, точно выискивает в Ли ответы на свои вопросы. Младшая настолько в свои рассуждения впала, что и не заметила, как Бора подошла.
– Получаю новую информацию, – Шиён казаться старается никак не растерзанной грустными предположениями о продолжении этого дня. – Названия красок очень… заковыристые.
Бора сдержанно усмехается. Становится рядом с младшей, тоже читая названия.
– Ты ничего не купила? – спрашивает Шиён с удивлением.
– Купила. Там краски, нужные мне, оказались на складе. Жду, пока принесут.
– Ясненько, – она, всё-таки, выдаёт свои переживания. Ожидаемо. Что-что, а усомниться, что Шиён будет всё равно на их недоссору – невозможно.
С минуту молчат. И Бора, решив для себя всё, как судебное заключение выдаёт:
– Шиён, – обращается к девушке, ждёт, когда она посмотрит на неё. Младшая напрягается. – Попробуешь хоть ещё один раз действовать против моей воли – мы расстанемся. Понятно?
Это как сказать: «На сейчас я тебя прощаю». Это как сказать: «Но, даже несмотря на наши чувства, вместе мы не будем, поступи ты так снова».
Из шиёнова горла вырывается честное, но хриплое:
– Да.
У младшей будто онемение с мышц спало. Ей новый шанс преподнесли. Шиён ведь, в твёрдой убежденности, что не допустит такого вновь. И потому она, когда Бора, слабо ей улыбнулась и пошла за своими красками, ощутила небывалую радость.
\\
– Может, лучше было купить их по пути обратно? – Шиён осматривает два пакета в руках старшей. Они выходят из магазина – спустя час, не меньше, – и, по обоюдному согласию, отправляются на поиски кафе.
– Может и было, – переминает в ладонях пакеты, удобнее берясь.
– Давай помогу, – Шиён ей путь преграждает, и требовательно тянет ручки на себя.
– Я сама вполне могу донести, – протестует.
– Но у нас ещё долгий день, тебе не стоит так быстро уставать.
Сожаление читается в каждом её слове.
– Значит сделаю день коротким, – раздражённо фыркает, но запинается, встретив раскаяние в шиёновых глазах.
Продолжи Бора – гадкий осадок на языке не рассосётся, а напряжение в плечах не исчезнет. Тем более, до Боры доползает воспоминание, как она, однажды, обезумев от ревности, обезумев от того, что сама просила Шиён искоренить, – прижала девушку к стене клуба, дрожа от ярости, дрожа от желания, чтобы Шиён только ей принадлежала. Они стоят друг друга. Удачно повстречавшиеся идиотки.
– Ладно, понеси, пожалуйста.
Неловко передаёт ей пакеты. Хочет занять себя чем угодно, кроме смотрения на эту девушку, от которой сплошные контрасты расходятся, от которой Бора и не понимает: что правильно, а что нет. На улицу глазеет. Ничем не отличающуюся от Таймс-сквера. Наверное, им стоило пойти к какой-то местной достопримечательности, но Шиён трусит такое предложить.
Её хватает на:
– Если ты хочешь поехать домой, то я не против, – бормочет младшая, – и, если хочешь побыть одна, то я тоже не против.
Внезапное осознание, что Бора – одна быть не хочет; даже сейчас.
– Домой ехать рано. Наша прогулка не должна обернуться за зря. Ты знаешь откуда можно будет на закат посмотреть?
– Чтобы по ракурсу для твоей картины?
– Да.
– Торговый центр. Если на верхних этажах стоять, то виден хорошо перекрёсток.
Бора с минуту обдумывает, обдумывает.
– И, нам, получается, – несмело начинает Шиён, – придётся гулять до заката?
Старшая глаза закатывает. Шиёнова идея – подходит идеально. Высота горизонта, верхушки низких домов, люди-точки спешащие про расчерченной дороге, отражение солнца в стекле магазинных витрин.
Бора, порядком задолбавшаяся от потрясений сегодняшнего дня, выговаривает:
– Шиён, как бы хреново ты себя не вела, ты всё ещё моя девушка. И я всё ещё хочу провести с тобой свидание.
Откровение такое воздействует не слабо. Шиён, верно, везучая по жизни, раз такая Бора ей попалась на пути извилистом и, как казалось раньше, созданном в намерениях истощить шиёнову душу до мольбы о смерти.
Шиён слишком позабывшаяся в данный миг, чтобы цельно соображать. Внушается словам старшей, что Шиён не так плоха, как о себе думает. И верит без оглядки, что такой её всплеск неудержимого – в последний раз.
– Может, посидим немного в кафе? – Шиён пакеты в одну руку перекладывает, поочередно на Бору смотрит, а после к небу глаза поднимает. Им прождать нужно четыре часа, если не больше.
– Дома есть нужно было, – ворчит Бора, с места не двигаясь.
– Выпьем кофе, – уговаривает её девушка.
– Ты платишь, – со вздохом соглашается, удерживая себя, чтобы щёлкнуть Шиён по носу.
– Хорошо.
