Тонущие в ржавости заката

От автомата с напитками исходило доставучее пиликанье, когда Бора нажимала на кнопки, захотев выпить газировки и смочить пересохшее горло. В немноголюдном коридоре больницы, левее от палаты Шиён, воздух был слегка тёплый, но Бора всё равно зябко ёжилась, будто стоит прямо сейчас под усилившимся снегопадом, и вдыхает колкий мороз. За пальто возвращаться не было ни малейшего желания – не вынесет борин разум повторной с Шиён встречи, не обдумав произошедшее и сказанное за краткий промежуток. Боре отчего-то вспоминается их расставание в кафе, время проведённое с младшей за столиком точно так же тянулось неумолимо, оставляя тошноту. Новые ощущения навевали нечто незнакомое, в то же время явственно чувственное, пережитое в давних днях. Банка с лимонной газировкой звонко стукается об автомат, приводя Бору к реальности, вынудив вынырнуть из размышлений. Её состояние такое – что хочется занимать себя незначительными делами, просто, чтобы отвлечься, не думая о главном. Наклонившись, девушка без трудностей вытаскивает банку, чуть прикрыв побаливающие глаза. И не припомнить, когда в последний раз Бора давала волю накопившемуся. Она держалась, заставляя собственное тело не проявлять слабости. Слёзы только лишь и напоминают об ушедшем. Но прямо сейчас, под негромкий гул врачей и медсестёр, пришедших из крыла срочной реабилитации, Бора каждой частичкой продрогшего тела ощущает то самое ушедшее, с решимостью в глазах собравшееся вернуться. Весь её вид вопит, как сильно Бора потерялась, что белый коридор смывается в статичную картинку. Одни стрекочущие лампочки дают понять, где и почему она находится. Открыв банку и приблизив к губам, краем глаза Бора замечает фигуру, к ней приближающуюся. Сил на удивление не хватает. Она только и выдыхает тихо, делая глоток. – Ты не сбежала, – ничуть не изумлённым тоном заявляет Минджи, присаживаясь на скамейку рядом. – Ты очень эффектно вышла из палаты, Шиён пару секунд в себя прийти не могла. Минджи на Бору не смотрит; пялится на стенку напротив, облокачиваясь головой об стенку позади. – Что доктор сказал? – Бора сменяет тему, бормоча первое, пришедшее в голову. По лицу Минджи заметно, что она захотела пошутить, мол смотрите-ка, кто волнуется за Шиён. Но ограничивается приподнятой бровью и хмыкает, наконец подняв на Бору взгляд. – Жить будет, – посредственно отвечает. Девушка складывает руки на коленки – от внимания Боры не укрылось, что пальцы едва дрожат – и не отворачивается, вводя их обеих в неловкое положение. – Зачем ты ко мне подошла? – выдыхает резко, не застыдившись сквозившей грубости в словах. – Как неприлично, – Минджи морщит нос в притворном жесте, – хотя бы Шиён поблагодарила, что отвадила от неё ненужные вопросы. Сложно, знаешь ли, объяснить докторам, почему нельзя сообщать в полицию о случае интоксикации наркотиками, – она хмыкает, вымучивая из себя улыбку – Бору, смотря на неё, пробирает тошнотой. Минджи старательно показывает, как она спокойна и расслаблена, видимо, сохраняя лицо в общественном месте, либо при самой Боре не хочет показывать истинных эмоций. Но это видно очень хорошо. Улыбка у Минджи – кривая, подрагивающая; глаза прищуренные, в них не блещет ничего из положительного; поза, должная показывать сдержанность, натянутая, железно-неестественная. Бора встречает минджин взгляд, но не выдерживает напряжения, поднимая голову, залпом допивая газировку, оставляющую на языке химический привкус. – Как хорошо быть богатой, да? – проговаривает Бора безразлично, на что Минджи звучно усмехается, почти рассмеявшись. – Очень хорошо. – Зачем ты подошла? Без шуток и этих твоих речей? – банка остаётся пустой в руке, сжатой за металлические бока, а сама Бора, с некоторой боязливостью, возвращает взгляд к Минджи, что уже потеряла интерес к наблюдению за другой девушкой. – Просто, – начинает Минджи, протяжно выдохнув на последней букве, – ты была похожа на человека, которому нужно выговориться. Минджи прикрывает глаза; тон её становится каким-то добрым, который Бора ни разу у неё не слышала. Да и, она с Минджи редко встречалась, ко всему до сих пор её не понимает. Только сейчас Бора раздумывает, какая она, на самом деле, эта девушка, что возится с Шиён несколько лет, и несмотря на все разрушительные поступки остаётся рядом. – Это… – беспомощно лепечет, встряхивая головой. Не хватало заикаться при Минджи. Бора на сегодня опозорилась очень много. Что с беготнёй в шиёнову квартиру, что в помощи дотащить её тело к выходу из здания, чтобы увести в больницу, что в сидении несколько часов к ряду в приёмной, а потом в палате. На самом деле, это не те причины, за которые должно быть стыдно; но Бора, к своей растерянности, прибавляет смущение – взявшееся из-за многих причин. Минджи смущает не меньше. Бора не любит выглядеть слабой и открытой к нападению. Но, из-за шиёнова влияния, её барьеры крушатся оглушительно и склеить трещины возможности не даётся. Ведь Бора занята тем, чтобы распознать возникшие из-за слов Шиён чувства, и привести их к однозначному ответу. – С кем осталась Шиён? – повторно переводит Бора тему. На этот раз Минджи не показывает ничего, влекущего к шутке или дразнению. Она будто вот-вот уснула; безмятежная и вымотанная. Боре не становится легче от знания, что кто-то, помимо неё, переживает подобный, травмирующий опыт. – С Юхён, – тихо произносит, не утруждаясь нанести на себя привычное язвительство. Кажется, её хватило лишь на две минуты. День сегодня и впрямь выматывающий. Бора на минджины слова хмурится. Не успевает ничего сказать, как: – Ревнуешь? – уголки её губ ползут вверх. – Конечно, нет, – отвечает быстрее, чем следовало. – С чего мне ревновать? – и нет, это неприятно разливающееся чувство, раздражающее в животе, не ревность. Это было бы ужасно глупо. Бора, во всей истории Минджи, Юхён и Шиён – не находит ни конца, ни начала, пусть о некотором осведомлена. И почему сегодня, вместе за несущейся в приёмное отделение Минджи, за ней бежала Юхён, встревоженная и молчаливая – загадка высокого уровня. – Да, конечно, – миролюбиво, но с тенью насмешки отвечает. – Как забавно сложилось, – через мгновение добавляет Минджи, – что в стенах одной больницы находится две бывших Шиён. От Боры вырывается истеричный смешок, с которым она выкидывает банку в мусорку, возле скамейки. – В таких условиях, по идее, ревновать должна ты. Между ними пробегает ощутимое давление, выраженное в противоборстве направленных друг на друга взглядов. Боре уже настолько всё равно, что говоримое ей, по факту, способно привести к ссоре – бессилие, из-за усталости, накатывает на неё. Слова сами собой срываются, и на мгновение разговор с Минджи позволяет отвлечься от гложущих мыслей. – Ладно, – чеканит Минджи. – Вообще, я хотела забрать Шиён после осмотра, но, подумав, решила оставить её до завтра. Как наказание, пусть подольше потомится, – теперь Минджи сменяет тему на удовлетворительную ей. И, наверное, из-за морального истощения, на лице Минджи проступило нежелание говорить про тему Юхён, которая находиться в палате Шиён, ведь: «Можешь оставить нас одних, я хочу поговорить с Юхён?». Совсем вероятно, Минджи это беспокоило. Но она доверяет тем двоим девушкам, потому не мучается предположениями, просто неймётся узнать, о чем они переговариваются. Слишком хорошо, чтобы быть правдой – якобы на Шиён пришло просветление, и теперь она не будет страдать хернёй. По Боре заметно, она пребывает примерно в таких же раздумьях. И Минджи, в самом деле, не знает как помочь. – Ей это не пойдёт на пользу, – ровным тоном произносит, не стремясь выпытать у Минджи ответ. Бора слегка облокачивается об автомат с напитками, пропуская правую руку в растрёпанные волосы. К Минджи сесть – точно не вариант. – Всё же продолжаешь за неё беспокоиться? – минджин голос, на долю секунд, звучит серьёзным, вдумчивым, что Бора едва вздрагивает. Неужели она и впрямь выглядит как та – кому нужно поговорить и у кого всё на лице написано? Либо прежде, чем к ним в Шиён палату вторглись, успели услышать отрывки разговора. Хотя, в случае с Минджи, той не нужно добавочных подтверждений, она сама обо всем резво догадывается. – А ты как думаешь? – фыркает Бора; она чуть тонет в приглушённых тонах коридора, отгороженного от основного крыла, в самом-самом конце, где остаётся лишь пожарный выход, едва видный. Бора чувствует, как срочно ей нужен душ и сменить одежду, чтобы ощутить свежесть и, более менее, спокойствие. Уходить из больницы к скором времени не было её планом. И она, почему-то уверена, машину Сынёна отвезли на штраф-стоянку – пусть заботы о машины волновали не в первую очередь. – Я думаю, – Минджи формирует ответ на риторический вопрос, – ты сейчас изводишься безумно, что одно моё присутствие напоминает о неизбежности. – Да ну? – цокнув языком, Бора позволила себе усмехнуться. У Минджи глаза сощурены, и взгляд какой-то по кошачьи пронзительный. От него мурашки пробегают, и появляется инстинктивное желание отвернуться. Всё же, как бы много она не делала для Шиён, продолжает являться по-настоящему пугающей. Ещё более пробирает, что Минджи, пусть очень драматизировано, произнесла правду. Но, по правде, изводится Бора не из-за нахождения Минджи рядом, а из-за – всего. С секунду между ними наступает очередное, невыносимое своим сосредоточением множества не произнесённых слов, молчание. – Ей ничего на пользу не пойдёт, пока она сама того не захочет, – Минджи непринуждённо улыбается, несильно стукнув головой об стенку, вновь прикрывая глаза. – А так она полежит, без доступа к алкоголю, подумает, и перестанет быть такой скотиной на некоторое время. Минджи говорит, точно привыкла к такому шиёнову поведению. У Боры же, резонанс по всему телу происходит; ворочающийся в солнечном сплетении, очень изобретательное нечто, из-за чего борино состояние дурнеет. Она выслушивала от Шиён обещания, а теперь Минджи заявляет, что даже случившееся – можно приписать к обыденно Шиён. Либо она, изощрённым методом, проверяет выдержку Боры. И она у неё, очень некстати, износилась. Что противопоставить сказанному – Бора не знает; у неё множество мыслей, но ни одна не образуется в понятную речь. Она облизывает отчего-то пекущие губы, и засматривается на свои ладони, мнительно ощущая под ними чужое, горячее тело, с чуть спавшей температурой. Подумать только, избивая, очень нерезультативно, Шиён, к Боре не закрадывалось мизерного страха, что младшая хоть как-то ответит агрессией, оттолкнёт или повалит на пол, ведь в тот момент Боре одного тычка бы хватило, чтобы свалиться и не подняться. Шиёново пребывания в стенах здания замечается безукоризненно. Боре невыносимо знать, что девушка находится в считанных метрах от неё, и что эта девушка опять ей улыбалась, согревая теплом. Как оказалось, даже просто смотреть на Шиён, недоумевающую, только очнувшуюся – хватало, чтобы борино глупое сердце замирало и стучало быстро-быстро. Бора толком не может придумать аргументы, в ходе которых она откажется от «Позволишь мне доказать, что ты была крайне неправа?»; всё, случившееся недели назад, кажется таким далёким и расплывчатым. Одна стойкая мысль остаётся, в которой Бора не хотела повторно запирать себя в клетку, ограничивающую свободу. Шиён не была её клеткой или тюрьмой. Борина привязанность к ней – да; но эти самые чувства помогали найти вдохновение, желание к скорейшим изменениям, помогли найти решимость. В любом случае, Боре нужно будет забрать пальто. На протяжении более семи минут, Минджи выдерживала молчание, ведь понятно – Бора первой не заговорит; не знает о чём, только и крутятся нелепые о Шиён вопросы, на которые у Минджи нет однозначного ответа. Ждала, пока Юхён выйдет, чтобы отправиться с ней домой. Заодно с Борой пообщалась – и готовится дать ей совет. – О, кстати, – громче прежнего проговаривает, вырывая Бору из раздумий, но не вынуждает от неожиданности дёрнуться, – Шиён просила принести ей что-нибудь попить. Возьмёшь ей что-то с вишнёвым вкусом, ладно? Бора бормочет «ладно», прежде чем осознаёт подставу. Улыбка на лице Минджи ярчает и выглядит даже искренней. Но глаза всё также прикрыты. Бора безмолвно тушуется, положив на лицо ладонь. Начав массировать веки, она, полным утомления голосом, шепчет: – Как с этой дурной вообще поступать? И выдыхает: протяжно, медленно-медленно, пока на уровне лёгких не начнёт давить. Минджи промычала, и осторожно открыла глаза, всматриваясь в потолок. Кончики пальцев, сами собой, едва слышно постучали по поверхности скамейки, выражая минджин мыслительный процесс. Бора будто всем существом замерла, прошептав томлённые внутри слова, как выражение всех последних размышлений. Посторонние звуки слышатся отдалёнными, а недавняя авария, из-за чего отделения были перегружены работой, вовсе ощущается, как произошедшее в другой вселенной. Одна Шиён, по сложившимся нормам, становится единственной точкой, возле которой строятся системы и рождаются галактики, вместе с новыми созвездиями. У Боры не было возможности Шиён забыть. Минджи прокашливается, своеобразно привлекая внимание, и не тратит силы, чтобы установить с Борой зрительный контакт. – Мы с тобой уже однажды обсуждали эту тему. Ну, в не особо дружелюбной форме, – хмыкает девушка, Бора чуть качает головой, соглашаясь. Их встречи с Минджи постоянно сопровождались неприятным осадком. – И, несмотря на все предупреждения, ты была, на редкость, упорной. – А ты была, на редкость, стервозной, – равнодушно вставляет своё. Минджи глухо прыскает. – Уж что есть, то есть. Бора ждёт от неё продолжение, украдкой посматривая на девушку – точно нельзя ей оставлять взгляд на гладкой коже, будто вовсе пересечься с Минджи сегодня не должны были. Насколько неправильно, что они вот так находятся рядом друг с другом; а Бора ищет ответ именно у Минджи, несмотря на их не самое близкое отношение. Или вовсе самый правильный исход. От Минджи веет особой покровительственной аурой, во власть которой Бора с лёгкостью отдаётся, без самообмана ощущая – только девушка напротив имеет достаточный опыт прошлого, чтобы её, Бору, понять, и не растрачиваться на бессмысленные слова, предпочитая молчание и долгое обдумывание последующих фраз. – Я была удивлена, что после тех рьяных заявлений ты с ней рассталась, – продолжает Минджи, не проговаривая «бросила», припомнив, как вспылила Шиён. И, всё же, в случае с Борой, она действительно бросить Шиён не смогла. Она в момент, как увидела Бору в приёмном отделении, на секунду зависла – пожалуй, в это Рождество на них всех многое навалилось. Бора захотела ответить, что это была вынужденная мера, но лишь зажмурилась. И без её пояснений всё было предельно понятно. – Шиён никогда не хватало причин, чтобы не сдаваться. Она жила, просто чтобы жить, цепляясь за любое. – А со мной изменилась? – перебивает Бора, усмехнувшись. Совсем нет в её словах заносчивости, точно она уверена, что повлияла на Шиён в лучшую сторону. Скорее спокойное отчаяние, без чувства вины за совершённые поступки, из-за которых Ли осталась без найденной в Боре причины. – Не в таком контексте. Познакомившись с тобой, – Минджи замялась, – она увидела что-то ещё в жизни, кроме музыки и алкоголя. Хотя, думаю, твоя формулировка лучше подходит, – Минджи с лёгкой улыбкой на губах поворачивается, застав Бору врасплох, и пестрит самодовольством. Бора встрепенулась, суматошно отводя взгляд и, чтобы занять себя хоть чем-то, вновь поворачивается к автомату, избавляясь от мнимого ощущения неловкости – говорить вот так, на такие темы с этой девушкой, которая явно всегда на шиёновой стороне. Бора осознает, что для Минджи Шиён – первостепенная задача. Но всё равно выслушивает минджины слова, даже желает их услышать, ведь, из-за внезапно взявшегося чувства, не думает, что Минджи начнёт вталкивать в голову безрассудные и не правдивые мысли, лишь бы найти для Шиён оправдание. Минджи защищает Шиён; но всегда честна. Поэтому, наверное, Бора, изучая в какой раз кнопки на автомате, затаила дыхание, чтобы различить в монотонном жужжании лампочек и шарканье обуви по вымытому полу тихий, но вкрадчивый минджин голос, беззлобно обращающийся напрямик к Боре. – Но, – на выдохе начинает Бора; звучит резко и смято, точно старая газета хрустящая на забытой полке, – я и сама это заметила, Джию. Она становилась расслабленнее, кошмары ей снились редко, и при мне она не пила, даже не вела себя тревожно. В хорошие дни. А потом… Замолкает. Тычет пальцами по кнопкам, затемнённым приглашённым освещением. Не видит, что выбирает, лишь желание навязчивое что-то купить, выпить, утолить взявшуюся жажду. – Не имеет смысла. Она, в любом случае, слушать меня не хотела, и творила очередную хуйню, не думая о последствиях, – договаривает она, попадая смазанным движением по семёрке и вставляя монетки в автомат. – До неё все слишком долго доходит, – хмыкает Минджи, вернувшись в удобное для себя положение. Отсчитывает секунды, когда Юхён выйдет из палаты и вынужденное нахождение в больнице окончится. – А когда доходит, она становится самой послушной. Это иногда забавно. От Боры вырывается непроизвольное фырканье. Помнит, какие грустные у Шиён глаза были чуть более десяти минут назад; помнит, с каким выражением лица она приходила мириться, и после чего долго-долго осыпала борину шею поцелуями, шепча на ухо «слонёнок». – Не забавно, – отрезает девушка; бутылка падает на дно автомата, Бора не спешит её поднять. – Шиён ведь… Непредсказуемая удручающе сильно. Как понять, в какой ситуации она образумится, а после какой правильнее будет разорвать все связи, ведь лучше не станет? Перед глазами всё плывёт, будто Бора вот-вот по новой заплачет. Но она, сжав в тонкую полоску губы, прожигает глазами стекло, за которым множественный ассортимент напитков. – Твоя ситуация действительно отвратительная, – Минджи позволяет себе натянутый смешок, должный разбавить атмосферу; но он наоборот, нагнетает, и у Боры тело мелко дрожит, начиная с коленей. – Даже если так, твои слова применимы ко всем людям, на самом-то деле. Только вот, в случае с Шиён, – девушка делает паузу, чтобы удостовериться, что её внимательно слушают; повторять не станет. Да и предчувствует, что скоро совсем вернётся Юхён. – В случае с ней, – размеренно продолжает Минджи, кинув мимолётный на замерзшую Бору взгляд, – за всю мою жизнь её слова ни разу не были ложью. Она тот самый человек, которому сложно довериться, но можно верить. Эта зараза не врёт и не притворяется, только бы получить своё. – Как же с ней сложно, – после секундного молчания резюмирует Бора, неосознанно вытолкнув слова из горла. Минджи поддерживает её глухим смешком. – И будет сложно. А с кем легко, верно? – она выпрямляется, хлопнув себя по бёдрам. Бору этот звук приводит в сознание. Она нерасторопно опускается, вытаскивая бутылку, а минджины слова дурацким эхом раздаются в ушах. Кажется, Минджи посчитала это концом разговора. Ко всему, она заприметила растерянную Юхён, осторожно выходящую из сорок первой палаты. Бора отвлеклась на девушку в тот момент, как Минджи привстала, меняясь в лице с усталой невзгодой на сдерживаемое ликование. Она не стала тратить оставшиеся силы, чтобы показаться, как обычно, невозмутимой; поправила штаны, одёрнула рубашку, некрасиво помятую у воротника, и шагнула в сторону Юхён. Напоследок Минджи ведёт плечом, будто вспоминая, что позади осталась Бора и, почувствовав её взгляд, не обернувшись, бросает: – Я договорилась, что Шиён выпишут утром. Забирать я её не буду, есть другие дела. Бора не намеревается отвечать, в её голове оглушающая пустота, или наоборот создавшийся шум из экрана телевизора, когда множество мыслей смешиваются в кучу. Либо как взмахи кисточки над холстом, несколько цветов прибавляется, доводя до итога чёрного цвета, созданного из ярких. Бору неимоверно бесит это состояние. – Надеешься на меня? – произносит Бора, прежде, чем Минджи отдалится на приличное расстояние. Бутылка в её ладони тёплая, ощущается увесисто. Девушка её перекладывает в другую руку и, в отличии от Минджи, не видит вышедшей Юхён. Минджи, стоя правым плечом в сторону Юхён, одаривает Бору многозначительной улыбкой, оказавшись в свете потолочных ламп. Боре остается лишь искренне и нервно рассмеяться, опустив голову, что светлые пряди соскользнули с плеч. Минджи вновь – одними точными репликами вынуждает Бору принять окончательное решение; а у Боры витающая в голове дымка и сплетённый воедино хаос, продолжающий быть хаосом. Вроде как – их вселенная была создана из взрыва и соединения разномастных частиц. Вроде как – Бора всё также стремится к Шиён, пусть пребывает в сомнениях. Бора имеет право развернуться по направлению к выходу, показывая, что никакую Шиён завтра она забирать не будет. Что, несмотря на слова Минджи, нашедшие отклик в бориной душе (она и без Минджи давно прознала сказанную истину), её прошлый выбор – главный выбор, с которого она не свернёт. Не может, точнее – не хочет. Бора злится, гневается из-за шиёновых выходок. Бора страшится повторно вложить в руки Шиён себя и повторно открыть для неё душу. Бора не готова перестраивать в муках перестроенную жизнь, только из-за одного стремления Шиён «начать заново». Но Бора – каждый миг расставания не отцепляла от себя надежду, потому, обняв Шиён сквозь недели, осознала, как нуждается в девушке. С Шиён звёзды на небе выстраиваются правильно, влияют тёплым космическим светом на коже, вселяя глубоко-глубоко внутри растерзанной души – ощущение дома. Из-за чего, позднее, в палате с зашторенными наглухо окнами, за стеклом которых усиливается снегопад, Шиён, вкладывая в обещание учащённый стук сердца, заверит Бору в самом-самом светлом, и не посмеет вновь разочаровать. А Бора, хриплым шёпотом, будет рассказывать, как много им нужно будет выстроить заново, не начинать – никогда начать заново не смогут, невозможно забыть совместно пройденное. Бора не вынесет, заставь её переносить все не долгие месяцы вместе заново. И совсем позднее, когда празднования угомонятся и на большинстве улиц наступит покой, когда медсёстры в последний раз проверят пациентов и Шиён ответит, что всё хорошо, Бора – решит остаться до утра, не рискуя пробираться до дома в такую непогоду (умело отговаривая себя, что не просто-напросто соскучилась по Шиён, какими бы нелепыми не осуждались её чувства). Шиён будет смущена и взволнована, отодвигаясь на край койки в своих мятых, высушенных одеждах. Её горло будет гореть от произнесённых предложений, а вишнёвый привкус лелеять язык. Она уберёт судорожным движением с кимова лица выпавшую из-за уха прядь светлых волос, намеренно проведя кончиками пальцев по её скуле. Бора оставит детали прояснять до завтра, высказав в рождественскую ночь важные решения, в ходе которых: «Мне жизненно необходимо оставаться с тобой рядом», чтобы после: «Но это не значит, что я не смогу тебя избить, предай ты меня». Смех Шиён опалит борину макушку, и шанс, предоставленный ей, будет трепетно храниться в длинных ладонях. Но пока, прежде, чем совершить будущее, Бора прослеживает путь Минджи с Юхён, подмечая, как Минджи приобнимает Юхён за плечи, открывая дверь из отделения, при этом шепча что-то девушке на ухо. Бора чуть совсем пожалела, что не расспросила про их отношения. Знает, что не её дело; поделать с интересом ничего не выходит. Из ладони, которую Бора неосознанно расслабила, едва не выпадает бутылка. Точно самостоятельно потребовала внимания; либо напомнить возгорелась о своём присутствии и что Боре надобно поторапливаться оказаться в другом месте, никак не в тёмном ответвлении коридора. Прежде, чем уйти, Бора опускает глаза к газировке и, напрягая зрения и прочитав текст на этикетке, тяжело выдыхает. От ситуации смеяться и плакать охотно одновременно. Иногда начинает казаться, что любые сделанные выборы неуёмно ведут в одну точку, задолго предрешённую. Газировка в пластиковой бутылке: вишнёвая. А борины ноги ведут к сорок первой палате.