Волчонок 17:36 Я закончила, мне заехать за тобой?
На лицо рвётся улыбка от названия контакта. Шиён самостоятельно, отобрав мобильник старшей, напечатала «волчонок», хитро ухмыляясь. Бора была не против – ей самой, на самом деле, давно хотелось вытворить нечто подобное. Зато теперь Сынён не пропускает шанс поддразнить Бору. Бора набирает шиёнов номер, вместо текстового ответа, ощутив резкое желание послушать Шиён не только через песню. – Хей, – начинает первой Бора, когда гудки по ту сторону прекращаются. – Меня ждёт что-то серьёзное, раз ты позвонила? – девушка приглушённо посмеивается; Бора слышит, как щёлкает замок двери. – Хотела узнать как дела. Ким опирается бёдрами об подоконник, вскользь проходя взглядом по месту, где был стол. После того, как предмет сломался, Бора с особой агрессией его выкинула в мусорный контейнер. Без него пространство кухни заметно расширилось. В боку внезапно кольнуло, как будто напоминая о сошедшем синяке от падения. Бора эти мнимые неприятные ощущения сбрасывает, плотнее прижимая телефон к уху, чтобы отчётливее слышать низкий голос, в котором прослеживаются тихие смешки. То время желается поскорее забыть, подменяя настоящим; подменяя днями, в которых Шиён снова рядом и не собирается уходить, оставляя за собой разочарование и жгучую в грудной клетке боль. – Ну, – тянет Шиён, – я сложила все тетради с песнями в чемодан, половину выкинула. Ещё вытащила снимки из рамок, чтобы удобнее запихнуть было. – Тебе стоило раньше разобраться с этими вещами. – Я слишком поздно опомнилась, ты же знаешь, – кряхтит младшая, стараясь спуститься с чемоданом по лестнице. Загадка, почему в этом доме до сих пор не построили лифт. Шиён никогда не была хороша в спорте и быстро выдыхается. Хотя, Бора часто её выносливость проверяет. – В любом случае, где мы встретимся? – Ты не собираешься оставшееся время провести с Джию? У нас вылет довольно скоро, последние часы почти. Бора именно поэтому отпустила Шиён с утра, думая, что девушка потратит последний день перед отлётом с подругой, или ещё на какие причины. Пусть «проводы», которые потребовал устроить Гонхак, вышли ужасными и стыдливыми. Минджи вовсе свалила в самом начале, не выдерживая градуса глупости, и утащила Шиён с собой, погулять по ночным дорогам. О чём они разговаривали Бора так и не выяснила; её оставили с Гахён, Верноном и, конечно, Гонхаком, а под конец вечера Шиён пришлось – опять – тащить Бору до дома (всё уговоры Гонхака выпить последний стаканчик). – Она мне сказала не распускать нюни, – хмыкает Шиён, – не навсегда же прощаемся. Договорились, что через пару месяцев приедет в Рим, ей положение позволяет. – Расплакалась прямо у порога? Ли цокает языком. – Нет, – бормочет она, на что Бора тихонько прыскает, – я просто… расстроилась. Впервые так далеко от Минджи уезжаю, – проговаривает неуверенно Шиён, наконец спустившись на первый этаж. Девушка останавливается в коридоре, не рискуя выходить на улицу – холодно, а Шиён забыла шарф; Бора потом точно отругает. – Я тут вспомнила, – неожиданно произносит, затыкая Бору по ту сторону, что хотела выпалить саркастичную шутку, – Минджи попросила кое-что тебе передать. – Она сделала мне подарок? – удивляется Ким. – Ага-а. Знаешь, она мне толком ничего не дарила, – Шиён не требуется спрашивать, когда Бора умудрилась заполучить расположение Минджи. От погружения мыслями в недалёкие события её пробирает озноб. Ли уже на физическом уровне ощущая потребность увидеть Бору. – И что это? – Очень дорогое, очень выдержанное вино. Она вручила мне его со словами: «Ей пригодится», – шиёнов голос разрезан лёгкостью, и невероятным образом согревает через динамик. Бора смеётся, пусть произнесённое было не столь смешным; всё равно смеётся, прикрыв рот ладошкой, ненароком с рукава вдыхая знакомые духи. Шиён нравится кимов смех. Она прикусывает нижнюю губу, всё тело – захватывает едва ощутимая дрожь, переворачивающая изнутри структуру. В этот самый миг мартовского вечера, со влажными в растаявшем снеге дорогами и тротуарами, прислонившись спиной к стене дома, в котором навсегда будут оставлены кошмары, удерживая твёрдую чёрную ручку яркого чемодана, со складом самых нужных вещей, Шиён думает, как ей повезло Бору повстречать. – Как на месте окажемся, обязательно выпьем, – изрекает девушка, заодно закрывая форточку. – Мне же нельзя, – напоминает Шиён. – А, точно, – медлительно доходит до неё, – ну, ничего, – Бора отталкивается от подоконника, закончив прощальный тур по – уже – старой квартире, – попробуешь с моих губ. Бора совершенно точно затеяла этот диалог с «выпьем», чтобы сказануть эту фразочку. – Не дразни меня. Старшая, сдерживая довольную улыбку, уверена – Шиён покраснела. Бора пользуется этой очаровательной стороной Ли, и ей никогда не надоест. – Давай встретимся в аэропорту? – предлагает Бора, взглядом проверяя, не забыла ли она что-то из вещей. – Да, давай, – она рефлекторно кивает и не спешит, как и старшая, сбросить звонок. На двух линиях связи наступает взаимное молчание. У Шиён в голове рождается мысль добавить в конец предложение милое слово, но не реализует – она старается контролировать что действия, что диалоги, лишь бы не произнести лишнее, вводящее Бору в неуютное состояние. Шиён по всем причинам переживает и волнуется. Бора замечает и Боре понятны её чувства, но противопоставить нечего. Бора сама не знает, от каких слов и действий Шиён загорится предупреждающий знак. Шиён шмыгает носом от холода. Бора тягостно выдыхает. – Вот только попробуй мне заболеть. – Твоя любовь меня вылечит, – робко бубнит Шиён, ожидая реакции. – Вызывай такси, – Бора отзывается и звучит едва поражённой; а Шиён в ней слышит улыбку, радуясь – что старшая не отвергла слова про «любовь». – Постарайся побыстрее, – сказав, замолкает, секунду обдумывает; дыхание задержав, выдает: – Я уже скучаю по твоему лицу. – А по остальному нет? – такими темпами они опоздают на рейс. Шиёново ухо обдает недовольное сопение, она почти чувствует, как Бора скривилась и подняла глаза к потолку. – Я сбрасываю, – фыркает Бора. – Скоро увидимся, – голос снижается до шёпота, делая фразу до невинности мягкой. У Шиён от улыбки болят щёки; краткие морщинки собираются у глаз. Шиён до безудержности хочется ткнуть в борино надутое от возмущения лицо. – Увидимся, – Бора вторивает интонации и, выдержав незначительную паузу, проговорив: «идиотина», первой сбрасывает звонок. Вызывает такси и отправляется к Шиён.//
Им было неловко рядом друг с другом. Бора никогда так долго не пялилась в одну точку, только бы не касаться взглядом взволнованных глаз Шиён. С первой встречи – между ними петляло столько сексуального напряжения и флирта, что про неуклюжие движение ног и рук думать не приходилось. Пальцы сами находили путь к шиёновым тёмно-каштановым волосам, чтобы играться с прядями и видеть полуулыбку на искусанных собственными зубами губ, на которых неизменно была смазанная красная помада. В одно мгновение всё поменялось. Наверное, задолго до. Перерыв между ними был не сокрушающим, таить не имеет смысла – Бора продолжала видеть Шиён перед глазами, даже когда её не было; продолжала видеть её призрачный силуэт, разместившийся близко-близко, как отрывки пройденного и увиденного. Намертво впечаталось в сознание. Сначала Ким избавлялась от картинок преследующих, и вот – они в больнице, они застряли на расстоянии вытянутой руки. Бора уже приняла решение вновь попробовать быть с Шиён. Она – не просто фантомное приведение в ослабленной голове, только стоит дать телу отдых и не талдычить без остановки: «Прекрати её вспоминать». Бора, не выдержав, заснула на койке, убаюканная нежным взглядом карих глаз, когда совершенно точно собиралась до утра просидеть на стуле. От Шиён не оторваться. Тем более, когда ей доверяешь. После разговора с Минджи понятно стало, сильнее прежнего, что Бора падка на долгожданные обещания, и ей не было так уж противоречиво произнести Шиён: – Хорошо, один шанс. Не проеби и его. Как будто Бора могла отказаться. Как будто Бора могла вообще – найти своё место в мире, не находись под боком её Шиён. Легче смириться с дикой привязанностью, чем искать оправдания. Бора не пожалела, как случилось однажды. Шиён – от декабря до марта – старается и не сдаётся. Бора так сильно-сильно ей гордится, что на сердце тяжело и вязко. Но в ту рождественскую ночь она проспала умиротворённым сном, а Шиён не позволила своим ладоням дотянуться до Боры, когда старшая разместилась за три сантиметра от. Её первое испытание (которое поставила Шиён; Бора не была настолько наглой, чтобы диктовать условия. Какие они выстроят отношения, если у Шиён будет список правил?) не провалилось. И Шиён поняла, как долго Бора в ней нуждалась. Нести такую ответственность, тем более после ряда совершённых ошибок, вгоняло иногда в панику. Шиён справлялась. Шиён справляется. Шиён справится. Им слов не нужно. Не нужны подтверждения, что: «Помнишь, всё, что я говорила тебе раньше? Это правда, Бора. Я очень хочу сделать тебя счастливой». Ким верит в молчании, слушая тяжёлый стук шиёнова сердца, который в больничной палате, в закрытом пространстве их двоих и никого более, становился путеводной звездой, и Бора цеплялась за живой звук, исходящий от живой Шиён. Ким верит до сих пор. Верит, переплетая с прохладными пальцами Шиён свои, когда они, впервые за прошедшую осень и декабрь, выходят вместе погулять и делают, как привыкли. Касаются пылающей рядом кожи, скрытой под слоями пальто, и не могут говорить, кидаться заигрыванием. Все силы уходят на сохранение себя в вертикальном положении. Когда Бора проснулась от неудобного лежания на узкой койке, Шиён только вошла в палату, неся в руках гадкий больничный кофе – кислый, горький и остающийся осадком растворимых гранул на языке. – Мне доктор сказал, что надо идти выписываться. Но сначала пришла забрать тебя, – разъяснила тогда Шиён, не двигаясь с места. Бора, потирая глаза и фокусируя взгляд, постаралась не заплакать снова. Это странное чувство; очень раздирающее. От вида Шиён. От её мягкости и осторожности; от её припухшего лица и бледности даже у шеи. От того, что Шиён говорит с ней – не как на прощание, а как в начинание. Бора и в марте ловит эти приступы частовато. Особенно, когда они с младшей делают повседневные дела; не укладывается полностью в голове, что это действительно случилось; что у них есть – совместное будущее. – Понятно. Сейчас встану, – просипела потерянно Бора, рывком вскакивая. Уехав из больницы, Шиён не попросилась к Боре, понимая – им, пусть не начинать заново, придётся многое восстановить и возвести. Зато закидывала старшую сообщениями и каждый день желала доброго утра, а каждую ночь писала сладких снов. Крупица за крупицей они отыскали прошлых себя, не смущаясь смотреть в глаза друг другу и не смущаясь высказывать то, что ранее было скрыто. Шиён приезжала к Боре позднее двенадцати, скромно шепча в динамик: «Ты можешь выйти на немножко?». Бора выходила, закутавшись в пушистый халат и забыв расчесать спутанные волосы. Жить к себе Бора не звала, стала продуманней, научившись на ошибках. Но почему-то, до сбитого дыхания, спешила по лестничному пролёту на заледеневшую улицу Манхэттена, чтобы стоять под иссиня чёрным небом и топтаться растерянно в нескольких метрах от младшей. Они вдвоём пережили этот промежуток исцеления, длившийся от силы два месяца – но для них, точно прошла повторно целая жизнь. Испытывать множество различных чувств от другой девушки, что принесла боль, горе и страх. Испытывать пожар и пожары, возгорающихся на молекулярном уровне, как леса во время засухи, от своей девушки – что внесла в, разбитую всем и сразу, жизнь ощущение безумства и защиты. Шиён к этой девушке стремилась в любые промежутки, запечатанные на стрелках часов; потихоньку приближалась душой и телом, с осознанием себя, как больной и не безнадёжной личности. В ночи, когда младшая набиралась уверенностью и переполнялась недостатком Ким – она покидала минджину квартиру (у себя всё также тягостно; теперь чувство вины умножилось в сто крат) и, не несясь напролом, спрашивала у Боры возможность увидеться так поздно. Бора не отказывала ни разу. Бора замирала у входной в дом двери, скашливала вставший поперёк горла ком и, засмотревшись на пленительную Шиён, срывалась с места, почти падая. Обнимала младшую долго-долго, чувствуя её сильные руки на спине. После очередного похода, Бора увлекла Шиён в квартиру, отогревала зелёным чаем и грела в своих ладонях её замерзшие руки, дуя обжигающим дыханием. Они молчали. Снова. Но – тот день, на исходе семнадцатого февраля, послужил перестройкой сложившегося. (Бора немножко дуется, что они с Шиён пропустили четырнадцатое, потому Шиён пообещала в следующем году устроить нечто феноменальное; и то, что в который раз пропускают двенадцатое). – Куда делся стол? – у Шиён лёгкие были захвачены волнением, и она отвлеклась на посторонние темы. – Не пережил нашего расставания, – выпалила Бора, смотря точно в шиёновы зрачки. Она удерживала руки младшей, сидя вместе с ней на диване. Кружка горячего чая разместилась на низком столике; Шиён сделала лишь пару глотков, остальное тело прогревая жаром от старшей. – Мне полагается это… Возместить? – замявшись, предложила Ли. У неё на лице эти самые складочки проявились. Шиён как волнуется – вечно глупо улыбается. Бора взамен превратилась в каменную статую и одни дрожащие губы выдавали в ней человека. – Угу, – приглушённо выдавила старшая; теряла стойкость формулировать мысли. – Тебе очень… Очень много полагается возместить. Слышно оставалось их идущие друг за другом дыхание. Шиён подумала в тот момент отчего-то – что диван, в котором они утопают, будто погружаясь в смолу, либо иловый пруд, увидел несоизмеримо много всполохов чувств. Младшая осмотрительно втащила свои ладони из бориного захвата, постепенно освобождая пальцы – Бора наблюдала и остановить не пыталась, – и накрыла рукой руки старшей, бережно оглаживая тыльную сторону большим пальцем и указательным с шершавыми подушечками (Шиён вновь начала играть на гитаре). Бора едва не заскулила, осознавая, как скучала по трепетным прикосновениям и застывшему в воздухе смущению. – Столик из тёмного дерева подойдёт? – чуть повеселевшим тоном говорила Шиён, подняв чужую руку к своим губам. Чтобы коснуться; привычно и некогда забыто. Бора, против воли, тогда не смогла сдержать усмешку. Планируя, какую квартиру они купят в Италии, Шиён сделала основной упор на мебель, и чтобы обязательно был кухонный стол из тёмной древесины. Об который Шиён не единожды прижимала Бору и уговаривала дать разрешение поцеловать.//
Про переезд в другую страну старшая сказала почти сразу. Оставаться в Нью-Йорке она не хотела, ведь настроилась, ведь, несмотря на возобновление отношения, город всё также напоминал о множестве грустных ситуаций. Шиён обдумывала два дня, по истечению которых: «Куда угодно, лишь бы с тобой». Её, как и Бору, толком ничего не держало в США, одна Минджи – что, как оказалось, не была против тоже. На руку наоборот, что Шиён пойдёт под покровительство Боры; тем более, по работе она и сама часто уезжает заграницу. Так и договорились, так и выстроили план. У Боры же, сбилось нечто в структуре – впрямь увидит шиёнову кожу под ярким римским солнцем, а не расположится на берегу реки, чтобы забыть её? Рассказать Сынёну про новшество стало проблемой. Бора не признавалась, но побаивалась осуждения друга. Он же всеми силами помогал Боре не сойти с ума от тоски. А тут новость, что девушки сошлись и намереваются никогда не расставаться. Опасения были напрасными. Ну, для Боры. Шиён досталось. – Ага, – недоверчиво проворчал парень, когда пришёл на квартиру Боры за картинами – он занимался их отправкой в Италию, как и перевозом некоторых габаритных вещей, чтобы Ким смогла спокойно пересечь границу без тяжёлого багажа. Бора не ожидала, что Сынён придёт именно в тот день, именно в то время. Парень, как ему свойственно, заглядывает непредсказуемо, редко предупреждая. Шиён стояла перед ним в бориной футболке и с её резинкой в волосах, заплетя небрежные косы. Бора отлучилась в ванную. – А ты тут что забыла? – Сынён сузил глаза, кинул ключи, на всякий отданные ему (Сынён настоял, мало ли – Бора упьётся или вырубится в ответственно важный момент, а он не сможет до неё достучаться), и сложил руки на груди, отчего его пиджак чуть задрался. – На кухню кушать шла, – поражённо изрекла Шиён, скукоживаясь под сынёновым пристальным взглядом. – Пробралась, как воровка, в дом? – начал нападать Сынён, пока не становясь в позицию агрессии. Но уже нечто начинал понимать, и ему это не особо понравилось. – Меня по доброй воле впустили, – хмыкнула Шиён, тоже становясь непроницаемой, а то из-за Сынёна точно виновата в убийстве первой степени. – А ты как в квартиру пробрался? – Не, не, дорогая, ты меня отчитывать не будешь, – Сынён фыркнул, и прошёл вглубь помещения, выискивая Бору. – Бо? Тут незаконное проникновение. Бо! – прокричал громко парень. Шиён становилось неловко. Бора, услышав знакомый баритон, в панике выбралась из ванной. И не знала – рассмеяться или начинать объясняться. Шиён мялась у двери-арки, а Сынён враждебно зыркал на неё. – Что она тут делает? – напомнил суть вопроса парень. Бора, с полотенцем на макушке и влажным телом, к которому прилипла майка, сомкнула губы в полоску и хаотично придумывала, как вкратце разъяснить Сынёну всё. Да, Бора рассказывала, почему она сорвалась с вечеринки у Мунбёль, почему машина Сынёна была забрана на штрафстоянку, но не рассказывала, что случилось в больнице. Лишь проговорила: «Шиён… Она, понимаешь, попала в больницу с передозировкой, а я рванула к ней домой». Отказывалась отвечать на расспросы, что случилось в самих стенах больницы и почему Бора вплоть до утра двадцать шестого не выходила на связь. Сынён, конечно, любопытный, но выпытывать не стал. Бора планировала предложения, чтобы чётко и по делу объяснить Сынёну возвращение Шиён в её жизнь. Но девушка не была готова делать этого так скоро, причём в подобных обстоятельствах. Потому наступило неуютное молчание. Сынён то на одну, то на другую взгляды кидал. Постукивал пальцем по плечу. И, не выдержав, выдохнул, обращаясь к Боре: – Вы снова вместе? – Да, – поспешно отреагировала Бора, – прости, что не сказала раньше. Сынён облизал губы, усмехнулся и оглушительно чмокнул этими самыми губами, не забыв закатить глаза. Он поправил отросшую чёлку тёмных волос, разомкнул руки и возвел кисти к потолку. Бора с Шиён внимательно за ним следили; а Шиён отчего-то не злилась на поведение парня, даже радовалась, что вот такой друг у её девушки есть, стремящийся защитить. Ревность, куда без неё, – вибрировала в желудке. Но Шиён не дозволяла ей расползтись дальше приемлемого. – Ну, пиздец, – засмеялся Сынён. – Когда ты собиралась мне рассказать? – он хмуро взглянул на Бору, не желая сейчас рассматривать Шиён. – Когда поженились бы, тогда рассказала? Или, может, когда я наконец с Хангёлем ребенка удочерил, тогда бы – представила ей Шиён, как, блять, тётю Шиён? Бора, да какого чёрта. – Вы собираетесь удочерить ребёнка? – Бора неосознанно прошептала: «Ого», вынудив друга сильнее злиться. Шиён же удивилась не этому. Она, с секундой позже от реплики Боры, сказала: – Думаешь, мы поженимся? Сынён отчаянно застонал. – Да идите вы обе! Никто никуда не пошёл. Парень, поражённо отшатнувшись, присел на грядушку дивана и зачесал волосы ладонью. – Сынё-ён, – миролюбиво протянула Бора, осторожно подкрадываясь к нему. – Мне просто… Я просто не знала, как сказать. Как будет правильнее сказать. Это же… сложная тема. – Да, ахуеть, какая сложная! – не прекращал он негодовать. – Ты же через три недели в Италию переезжаешь, по крайней мере по графику. Что, собиралась тянуть до последнего? Шиён, посчитав разумным, скрылась на кухне. Её там ожидает еда, незадолго приготовленная Борой – они же завтракать собирались. – Хотела сказать в ближайшее время, – Бора проследила путь ухода Шиён и толкнула парня плечом, якобы не обижайся. – А я то думал, чем ты последние дни занята. Да какие дни! Ты уже сколько, – он опускает взгляд к пальцам, загибая по одному, – декабрь, январь, февраль. Три месяца скрывала! – Ну, вообще-то, два. Мы в конце декабря сошлись. – Да наплевать! – ещё чуть-чуть и он свалится спиной на диван. – Ты же… Всё это… Почему, Бора? Серьёзно, я ведь думал – ты окончательно с ней попрощалась? Бора закусила внутреннюю сторону щеки, опуская голову. Полотенце едва не соскользнуло и девушка начала придерживать белую ткань руками. – Я не смогу объяснить, – признала она, – типо… Знаю, как звучит – что я ей поверила, что она исправится и всё будет хорошо, – Бора голос понижает, чтобы был тихим-тихим, и чтобы Шиён не подслушивала. – Но у нас всё и впрямь наладилось. Я ведь не дура верить обманчивым заявлениям, ты знаешь. Сынён агакает, но совсем не скептически. – Получается, ты просто ждала, когда она вновь появится? – Сынён неосознанно за Борой повторяет и произносит реплику тише прежнего, успокаиваясь. Он рад за подругу, конечно рад. Для него шокирующе, что Бора, мучаясь от расставания и, проводя с ним беседы, убеждала себя и всех вокруг – так будет лучше. Но подпустила эту девушку к себе, повторно наполняясь надеждами. – Наверное, да, – вздыхает Бора. – Она настолько нужна тебе в твоей жизни? – сынёновы глаза перебегают в сторону кухни, стараясь разглядеть притихшую девушку, что скребёт вилкой по тарелке как можно бесшумнее. Боре и обдумывать не надо: – Очень нужна. – Славно, – с этими словами парень встаёт. – Значит, она поедет с тобой в Италию? – Да. Мы с Шиён поговорили, и она очень даже «за» этой идеи. – Ты бы отказалась, окажись она против? – безмятежно задаёт вопрос Сынён, оставляя его не отвеченным, направляясь точно на кухню. Для Боры его слова новый повод рассуждений. И она так и не пришла к нормальному ответу, потому что честно – не знает. Но, наверное, ни в одной из вселенных Шиён бы не поставила Бору перед таким выбором. Бора семенит следом за Сынёном, чтобы проследить, что он решил сделать. Шиён их встречает непонимающим взглядом, отрываясь от экрана мобильника с кусочком курицы во рту. Она, сидя на подоконнике (они с Борой всегда едят на диване за отсутствием стола, но пока они разговаривали, Шиён пришлось размещаться где есть место), проглатывает еду и озаряется на Бору, будто спрашивает, что происходит. – Так, – Сынён хлопает в ладоши, в один шаг оказываясь у окна, – у меня к тебе отдельный разговор, Шиён. Я говорил, чтобы ты не обижала Бору, верно? Бора позади напрягается, совсем не зная, что выкинет парень. Шиён с такими же чувствами немо приоткрыла рот, смотря на Сынёна. Ли не возмущается, что на неё смотрят с мизерным отторжением и что обращаются в едва грубом контексте – Сынён не срывается на нечто недозволительное, но по искажённому серьёзностью лицу заметно, что он не только на словах заботится о Боре. – И мне ужасно жаль, что я её подвела, – хрипло проговаривает девушка. – Ещё бы тебе не, – Сынён не сдержал смешка, отдающего суровым холодом. – Я буду за тобой следить, ясно? В Италии, Шиён, у меня много знакомых и, даже при небольшом желании, я… – Она поняла, – Бора вмиг оказывается перед лицом Сынёна, укладывая ладонь на шиёново плечо. Ким еле сдерживает смех – уж очень странная, но тёплая сердцу ситуация. Шиён не разделяет борино состояние, у неё наоборот на лице проступает не пропадающая вина, а Сынён, своими лисьими глазами, подмечает и это; потому выдыхает, закончив угрожать. Бора с Шиён было подумали, что неловкость утреннего собрания окончена. Как Сынён, неожиданно для всех, поднимает правую руку и резким взмахом дарит Шиён сильный щелбан в лоб, отчего девушка звучно ойкает. Бора не сдерживается и смеётся звонким тембром, заодно удерживая Ли за плечи, чтобы та не сорвалась, рефлекторно, стукнуть Сынёна в ответ. А Сынён, посчитав свой долг выполненным, перешёл к более деловым вопросам с перевозкой картин и всем остальным. Сколько всего сделать придётся. Но он не может продолжать дальше злиться, когда у Боры лицо разглаживается от бывших скрываемых страданий, вместо проступает непроизвольная улыбка от мимолётного взгляда на Шиён, всё ещё потеряно моргающую и приложившую ко лбу ладонь. Потом Бора её в покрасневший лоб поцелует, натыкаясь на блеск карих глаз, в радужках которых читается нежность и нерасторжимые клятвы.\\
Временами Бора думала, что знает о Шиён всё, даже незначительные детали. Во сколько она встаёт, в какой позе любит спать и каким движением руки закрывает входную дверь. Чем она занимается в свободное время, как справляется со скукой и какие фильмы любит. Что заставляет её смеяться, какую марку йогурта она предпочтёт в магазине, когда они в очередной раз вдвоём выйдут за продуктами. Бора знает, как Шиён носит наушники и где лежат важные ей предметы. Уверена, в какую погоду младшая захочет погулять, а в какие дни завернётся в одеяло, отказываясь вставать и будет умолять дать ей чего-то вкусного. Какими играми Шиён станет засорять память на своём телефоне, чтобы потом просить борин, ведь: «Как удалять? Там столько достижений, злюка!». Бора знает про Шиён многое; теперь и то, что внутри, там, где шиёновы слабые стороны и темнота. Знает, какое было выражение шиёново лица, когда они, за пару дней до вылета, посетили кладбище, размещённое за чертой города. Шиён не хотела прощаться, но Бора уговорила. Не хотелось, чтобы Шиён после мучилась сожалениями; хотелось – чтобы Шиён оставила в Нью-Йорке все свои боли и переживания. А Бора, пока младшая неловко мялась у могильной плиты, могла только держать её холодную ладонь, напоминая, что она рядом. Знает, как выглядит её скорбь. Знает, как выглядит её лживая улыбка, но не лживо блестящие благодарностью глаза. Но всё равно каждый день эта девушка продолжает Ким удивлять. Например, для Боры стало известно – что младшая боится летать на самолетах. Шиён храбрилась всю дорогу, что они проделали до аэропорта и ничуть не показывала волнения. Улыбалась, шутила и произносила смущающие глупости, от которых Бора хлопала девушку по плечу. Шиён даже умудрилась распереживаться, вдруг не пустят из-за лекарств, сложенных в чемодане (рецепт забыла; тем более, в новой стране будет новая система и доктора). Всё прошло гладко, за исключением самой посадки на рейс. Шиён схватила борины пальцы, сжимая до хруста, и не соглашалась отпускать ни под какими уговорами. – Мы не упадём, не бойся, – тихо заверила Бора, усаживаясь в кресло. Их места расположились около окна, и Бора намеренно потеснила младшую к нему, думая, что вид удаляющего города ей понравится. А Шиён наоборот не хотела помнить, что находится так высоко от земли. – Я не боюсь, – фыркнула Шиён. Бора пробубнила: «Да, да, конечно». Повернулась к младшей, зажавшей, до чёрных точек, глаза. – Ты впервые путешествуешь на самолёте? – Ким разговорами попыталась отвлечь Шиён, что вцепилась в подлокотники до побеления костяшек. Бору чуть забавила ситуация, но за девушку так же переживала. – Я из страны впервые уезжаю. – Оу, – протянула она. – Минджи мне как-то предлагала куда-то там с ней съездить, но я не захотела, – продолжала говорить Ли, прерываясь на глубокие вздохи. Они только оторвались от посадочной полосы. Что будет, когда дойдёт до турбулентности. – Это безопасно, Шиён, – Бора намеренно говорит ласково, понемногу приближаясь к шиёновой голове. Коснувшись её волос у виска – их совместная, отдельная фишка, обладающая огромным влиянием, – шепчет: – Ты же мне веришь? – Тебе верю, – захныкала младшая, – а самолётам и пилотам – нет. В подобном темпе прошёл весь перелёт. Каждые полчаса Шиён, жалобным голосом, интересовалась сколько им осталось. И Бора, честно, удерживала раздражение, снисходительно обращаясь к Ли, заодно удерживая её вспотевшую ладонь. Но десять часов к ряду – не смогла. К концу, на очередной скулёж девушки, Бора начинала поглаживать Шиён по макушке, не отрываясь от интересного боевика. Пытаясь запихнуть в ухо Шиён наушник, привлекая её к просмотру, Бора проваливалась, ведь девушка вздрагивала от внезапных, даже в салоне, звуков и жалась к старшей через мешающуюся перегородку, почти сваливая томившийся в углу термос с кофе. От такого поведения Бора на резкие действия была не способна. Лишь про себя шипела проклятия, стерпливая. На счастье Боры – Шиён на некоторое время задремала и улеглась на плечо, вдыхая полной грудью кимов запах, чуть помогающий не впадать в панику. С Борой ненавистный перелёт протекал более приемлемо, чем если бы – она отправилась тогда в поездку с Минджи, где подруга сурово бы смотрела, да приказывала не бояться по пустякам. Бора, заметив, что девушка уснула, невесомо зарылась носом в волнистые волосы, в них же улыбаясь от нахождения Шиён рядом; от Шиён, решившейся вместе с Борой – жить в другой стране. Теперь квартира – не борина. Теперь всё пространство, небольшое совсем, принадлежало им обеим. За иллюминатором проплывали облака, разрезающиеся крыльями самолёта. Шум от других пассажиров отходил на второй план, смешавшись со звуками фильма, суть которого Бора уже потеряла, устремив ощущения на щекотку от тёмно-каштановых прядей, касавшихся щеки. Шиёново отражение чуть попадало на затемнённое небом стекло. Бора мельком на него посматривала, замечая умилительно подрагивающие красные губы. Шиён снилось что-то приятное. Она ослабила хватку на бориной ладони, но ни на сантиметр не отдалялась. Нью-Йорк остался за тысячью километров.