Тайна, покрытая взбитыми сливками

Он проснулся мгновенно, сна как не бывало. Его тут же охватило чувство вины — так сильно, как никогда в жизни. В голове мелькали и кружились образы минувшей ночи — сумбурные, но ещё живые, они давили на него всей своей тяжестью. Воспоминания о былых изменах и женщинах, образы которых, окрашенные не забытыми ещё страстями и наслаждениями, даже сейчас заставляли его возбуждаться, теперь лишь усиливали его раскаяние.   Как он мог так поступить? Он предал Гортензию, предал детей, поставил под угрозу свою благополучную жизнь. Боже, если только она узнает…    Он был один. Джуд, видимо, совсем недавно ушла; он помнил, что они занимались любовью почти до рассвета. Джуд оказалась весьма изощрённой любовницей и позволяла своему партнеру делать то, о чем он прежде не позволял себе даже мечтать. После столь бурной ночи постель пребывала в страшном беспорядке: простыни измяты и скомканы, стеганое пуховое одеяло на полу, такое же измятое и перевернутое. Измятое их переплетёнными телами. Эта мысль стучала Бекхету в виски, словно заноза, буравя его сознание. Он перевернулся на спину и постарался подавить охватившую его панику. Нет оснований терять голову, принялся убеждать он себя, это произошло, и он получил от этого удовольствие. Сейчас важно сделать так, чтобы не осталось никаких последствий этой ночи. Наконец Джонсон собрался с силами, чтобы встать и приготовиться к предстоящему дню. На часах было почти девять, значит, на работу он уже опоздал и торопиться нет смысла. Душ, бритьё, хороший завтрак. Он незаметно протиснется в морг, самозабвенно выполняя до шести часов свою работу, так, словно ничего не случилось, а потом вернётся домой к жене и детишкам. Да, именно так всё и будет.   Спускаясь в холл, он вдруг ощутил странное дежавю, вспоминая, как встретил здесь Джуд. Ему уже казалось, что она снова будет сидеть там же, но нет. Несколько облегчённо вздохнув, Бекхет продолжил свой путь. Он выбрал свободный столик в углу, сел спиной к залу и, заказав кашу и кофе, раскрыл газету. Вскоре к нему подсел мужчина. Незнакомец. На бейдже, прикреплённом к лацкану пиджака официанта, Джонсон прочитал его фамилию: Беверли.    — Вы позволите?    Не дождавшись ответа, Беверли с тарелкой киви и стаканом апельсинового сока расположился за его столиком. Незваный гость занялся едой, Бекхету же ничего не оставалось, кроме как украдкой бросать на него обеспокоенные взгляды и пытаться понять, что может значить это бесцеремонное появление. Почему он выбрал именно его столик и почему именно сейчас? Они не обменялись ни словом до этого момента. Тем не менее сосед выглядел совершенно спокойным и лицо его ровным счётом ничего не выражало. Он жевал своё киви и время от времени посматривал через плечо Бекхета на других посетителей ресторана. Глаза у него были невероятно блёклыми, отчего веки резко выделялись на широком лице. Мужчиной Беверли был достаточно высоким, а под его дорогим пиджаком угадывались мощные мускулы, так что вид его не оставлял сомнений, что он сможет постоять за себя и спокойно справится с Джонсоном, если тому вздумается наступить ему на ногу.  Наконец Беверли решил нарушить воцарившееся за столиком молчание.   — Завтрак всегда следует начинать с фруктов, — произнес он и продолжил есть как ни в чем не бывало. Его тон не внушал ни малейших опасений.    Охватившее было Бекхета беспокойство стало понемногу рассеиваться. Подошёл ещё один официант, удивленно посмотревший на Беверли таким взглядом, словно вместо человека за столик к Джонсону подсела плита из их кухни, а Беверли заказал чай и яичницу с беконом, не без поднятых бровей настоящего официанта. Затем, когда его тарелка с киви опустела, он откинулся на спинку стула и впервые за всё это время посмотрел Бекхету прямо в глаза. Поначалу он решил, что это просто мимолетный, ничего не значащий взгляд, вроде тех, что случайно выхватываешь из толпы на вокзале, но прошло уже несколько секунд, а Беверли всё не отводил глаз. Это продолжалось до тех пор, пока, ощутив нараставший прилив беспокойства, замешательства и страха, Джонсон не начал судорожно подбирать слова, стремясь наконец выяснить, что происходит. Но не он, а Беверли первым нашёл что сказать.     — Джуд восхитительная девушка, вы согласны?    Бекхет понял. По крайней мере, исчезла неопределённость. Беверли в курсе того, что произошло между ним и Джуж, и не в восторге от этого… Хотя нельзя сказать, что голос у него такой уж рассерженный. Правильнее было бы выразиться так: в голосе Беверли сквозило восхищение. Джонсон уже решил, что она наверняка жена или девушка этого лжеофицианта и ему пришёл конец. Но пока он собирался с мыслями, Беверли продолжил:    — Я сам несколько раз её трахал, и я бы сказал, Джуд — это лучшее, что можно купить за деньги.    Бекхет уже открыл было рот, чтобы высказать незваному гостю все, что он о нём думает, но осёкся, как только до него дошёл смысл сказанного Беверли.    — Конечно, — продолжал тем временем спокойный и добродушный голос, — она не из дешевых. Но эта девочка стоит своих денег.    Проститутка? Он говорит, что она проститутка?   Патолог недолго пребывал в замешательстве: он быстро осознал, во что вляпался, и от осознания этого впору было тронуться умом. Хорошенькая месть за то, что Джуд нашла его привлекательным. Он получил свою порцию удовольствия, которое, увы, оказалось эфемерным и мимолетным. Он готов был наконец вступить в разговор, но Беверли, всё так же мило улыбаясь, полез во внутренний карман и вытащил фотографию. Взглянув на неё, он ещё шире растянул в улыбке сухие губы и положил снимок на стол перед патологоанатомом. На этом снимке с удивительной четкостью были изображены Джуд, стоявшая, опираясь руками о стену, и Бекхет, который наваливался на неё сзади, вставляя в неё член. Взглянув на фото, потом на Беверли, Джонсон почувствовал, как глаза его выкатываются из орбит, а рот непроизвольно открывается.  — Не часто встретишь девушку, которая не только не против анального секса, но, напротив, обожает его. Вы со мной согласны?    Беверли держал в руке целую пачку фотографий и теперь раскладывал их перед Джонсоном, который испуганно взирал на них, будучи не в состоянии произнести ни звука. Бекхет во рту Джуд. Бекхет во влагалище Джуд. Бекхет в…    На всех фотографиях был, несомненно, изображен мистер Бекхет, а с ним — явно не миссис Бекхет. Затем, словно в доказательство, что все это не фотомонтаж, не фокус, не ловкость рук и не мошенничество, Беверли достал из кармана крошечную флешку.     Вопросительный взгляд застыл на лице Джонсона. Лжеофициант в качестве ответа бросил:  — Возьмите на память. У меня их полно. — И на его губах снова заиграла улыбка.     — Что вам нужно? — медленно прохрипел Джонсон, судорожно, до хруста в пальцах, сжимая «памятный подарок» и лихорадочно соображая, что же с ним делать.   — Как насчёт двадцати тысяч?  — У меня в жизни не было таких денег! Вы не на того наткнулись.  — Нет, доктор, мне нужны именно вы. И деньги я предлагаю вам.  — Что?.. Беверли какое-то время равнодушно жевал.  — Мне нужно одно одолжение, и вы вполне можете мне с этим помочь.  — Что-то криминальное? Вы в своём уме?!  — Я сказал бы… морально неустойчивое. Неэтичное.  — Я отказываюсь, — едва ли не впервые в жизни осмелился кому-то перечить Бекхет.  — Подумайте ещё раз, доктор, ваша жена, Гортензия, она ведь очень влиятельная женщина. Ей наверняка очень понравятся эти снимки и видео. Бекхет не сразу подобрал слова для ответа, но в конце концов все-таки выдавил:    — Что вы хотите, чтобы я сделал?