Напарники

      Приемная полицейского участка встретила его недружелюбным взглядом пожилого полицейского за стойкой регистрации. — Чем могу помочь? — его скрипучий голос был еще менее приятным, чем его вид. — С кем я могу поговорить по поводу Тодороки Шото? Тащи сюда вашего главного! — Сынок Старателя? — полицейский расплылся в премерзкой улыбочке, — ты его адвокат? — Я похож на адвоката?! — Мне насрать на кого ты похож, сынок, мне не положено пропускать никого кроме его адвоката. — В таком случае, да, — Бакуго поправил невидимый галстук, судорожно пытаясь припомнить что-то из курса по геройскому праву, — я адвокат. — Идем за мной, — полицейский неохотно встал со своего места, чтобы проводить его в небольшую комнатку дальше по коридору, — жди здесь, твоего подзащитного скоро приведут. — На кой-хер мне мой сраный подзащитный? Я попросил привести мне вашего главного. — А ты точно адвокат, сынок? — Ну а кто еще? — Бакуго недовольно поморщился, усаживаясь на стуле с как можно более деловым видом.       Вряд ли состроенная им гримаса убедила полицейского, но кабинет он покинул. Через 15 минут двое вооруженных конвоиров привели Тодороки, закованного в наручники. — Попрошу оставить меня с моим клиентом наедине, — Кацуки бросил уничтожающий взгляд на служителей закона, — живо!       Глаза Шото, явно не ожидавшего такого поворота событий, значительно округлились. Полицейские поспешили покинуть кабинет. — Тебе идет, — Бакуго кивком указал на наручники, как только они остались наедине, — и как я сам до такого не додумался? — Какого черта, Кацуки? — Это я должен спрашивать. Что ты натворил? — Ничего я не делал. Полиция вломилась ко мне в квартиру пока меня не было, устроила обыск, а когда я вернулся, меня взяли за хранение наркотика, усиливающего причуду, в особо крупных размерах. — Да ты издеваешься… — Нужно уточнить: это не мои наркотики. — Допустим, это мне доступно. Я, может, не эксперт, но их действия как минимум неправомерны. — В том-то и дело, что мне нужен эксперт, который меня вытащит отсюда. — А право на звонок? Только не говори, что потратил его на секс по телефону. — Мне не дали возможности никому позвонить, — Шото покачал головой. — А что с отпечатками пальцев? На наркоте были твои отпечатки? — Нет, но блять, её нашли у меня дома. Теоретически этого уже достаточно для ареста. — Попахивает дерьмецом, — Бакуго задумался, постучав пальцами по белому столу, который, судя по всему, приобрели в Икее, — ты чем-то серьезно насолил полиции? — Просто на минуточку, когда бы я успел? Мы постоянно были вместе. Плюс наводка о наркотиках в моей квартире поступила от анонимного осведомителя. — Надеюсь, тебе приходило в голову, что никакой наводки могло и не быть? Как не было наркотиков в твоем «пастельном» гадюшнике. — Ты был у меня дома? Ничего странного не заметил? — Извини, не было времени, — саркастично заметил Кацуки. — Такое впечатление, что кому-то очень нужно было вывести меня из строя. — Булка пришла в себя. Как бы там ни было, хорошо, что ты здесь, а не превращаешь город в руины, с мутными глазенками.       Лицо Шото немного просветлело, прежде чем помрачнеть сильнее прежнего. — Кацуки, срочно, езжай в мою квартиру. Там есть одна вещь, фото с нашего выпускного, скорее всего, она там. Я мог выронить её, когда меня арестовали. По крайней мере, при обыске её не обнаружили, — Шото сильно нервничал, поэтому изъяснялся быстро и путано. — Эта фотка? — Бакуго, ухмыляясь, вытащил из кармана аккуратно сложенную втрое фотографию, — прихватил ее с собой. — Как ты догадался, черт тебя дери? — на лице Тодороки читалось искреннее удивление, но кажется, он немного расслабился. — У нее не было рамки, я подумал, что ты носил ее с собой. — Неприятно это признавать, но ты долбаный гений. — Это было просто, — пожал плечами Бакуго, — как и догадаться, что те парни, которые тебя повязали, не имеют прямого отношения к нашему злодею. Иначе они прихватили бы это, — он похлопал себя по карману, в который убрал фото. — Да-а, — с придыханием протянул Шото, — только представь себе эти заголовки «Глава геройского агентства Старателя громит полицейский участок после задержания за хранение особо крупной партии наркотиков.» — Тогда я точно не стал бы с тобой работать. Мне все еще важна эта штука, ну знаешь, репутация. — Меня тошнит от твоего юмора. — Терпи, детка. Сейчас твоя задница полностью в моих руках, — Кацуки встал и направился к двери кабинета. — Тогда, я видимо, обречён, — нахально усмехнулся Шото.

***

      Если что-то и раздражало Кацуки в работе героя, кроме, конечно, вездесущих журналистов и гребанной бюрократии, то это были миссии требующие скрытности или терпения. И сейчас ему предстояло именно это.       Необходимо было осторожно, не привлекая к себе никакого лишнего внимания, добраться до кабинета начальника отделения и вправить ему мозги. Но, для начала, неплохо было бы понять, где он находится. Время было благоприятное, коридоры пусты, не исключено, что в полицейском участке сейчас обеденный перерыв.       Помещение, куда привели их с Тодороки, находилось почти в самом конце небольшого коридора, дальше идти некуда.       Только зайдя в участок, Бакуго по привычке осмотрелся. Тот коридор, где он сейчас находился, был слева от входа, направо — столовая и уборные, прямо за стойкой регистрации — лестница на второй этаж и каморка уборщицы. Кацуки пришёл к выводу, что кабинет начальника находился на втором этаже, а значит, в первую очередь, придётся преодолеть препятствие в виде того неприятного мужика на ресепшене.       Молясь, чтобы никто не смотрел в камеры видеонаблюдения, Кацуки прокрался к кабинету, который был ближе всего к посту дежурного и вошёл внутрь. Пусто. Повезло. Бакуго сильно сжал руку в кулак, необходимо было создать взрыв, достаточно громкий, чтобы полицейский пришёл на шум, но не настолько, чтобы сбежались люди из столовой.       Ладонь вспотела, похоже, он нервничал сильнее, чем ему казалось. Проклиная про себя Тодороки за то, что впутал их в такое дерьмище, он засунул руку в горшок с растением, смутно напоминающим чмошный фикус из квартиры Шото, и взорвал его.       Осколки горшка звонко разлетелись в стороны, а зеленые ошмётки фикуса сползали вниз по окну, стенам и Кацуки. Земля заглушила звук взрыва, но за картонной стеной полицейского отделения его должно было быть слышно. В коридоре послышались тяжёлые шаги, и Бакуго, торопливо вытерев лицо отвратительной занавеской, поспешил спрятаться за дверью, таким образом, чтобы, когда она откроется, оказаться за спиной полицейского.       Войдя в кабинет, дежурный, предсказуемо, отвлёкся на хаос, творившийся там, что позволило Кацуки из-за спины осторожно надавить на точки на его шее. Полицейский грузно упал на пол. «Полезный навык», — подметил про себя Кацуки. Не зря он проходил эти трижды проклятые курсы переподготовки в американском агентстве.       Оттащив полицейского за ноги от двери и бегло оглядевшись в коридоре, Бакуго вышел из кабинета и быстро направился вверх по лестнице. Офис начальника отделения отличался от других, как минимум, позолоченной табличкой на двери, гласившей «Начальник отделения, Акихиро Ватанабэ».       Теперь в осторожности больше не было необходимости, и Кацуки ударом ноги чуть не выбил дверь. На него уставился ошалелыми глазами презентабельного вида мужчина в кожаном кресле, а из-под стола показалось лицо перепуганной миловидной девушки. Кацуки почти истерично рассмеялся. — Леди, мне жаль, что я оторвал вас от работы, — он сдержал ещё один порыв хохота, — но вам придётся нас оставить. — Простите? — заливаясь краской, пискнула девушка. — Съебалась отсюда, говорю!       Бедняжка пулей выскочила из кабинета, вытирая рот рукой. — Что вы себе позволяете?! — прогремел начальник отделения, приподнимаясь из-за стола, громко ударяя по нему кулаками, — вы кто?! — О, я адвокат! — Бакуго, нагло улыбаясь, зачем-то продолжал играть свою роль, — Тодороки Шото — мой клиент. Я пришёл поговорить по поводу его освобождения. — Могу я взглянуть на вашу лицензию? — Ватанабе недоверчиво сощурился. — Можешь на мой хер посмотреть. Заодно узнаешь, как эта штука должна выглядеть, — Кацуки кивнул в сторону его все ещё расстегнутой ширинки.       Полицейский поспешил сесть. — Вы знаете, что сделал ваш подзащитный? За это светит немалый срок. — Где доказательства того, что это его наркотики? Пока что все это попахивает полицейским произволом. — Мы вправе держать здесь господина Тодороки до выяснения обстоятельств, — мгновенно отчеканил будто бы заученный текст Ватанабе. — Обстоятельств того, как, после вашего обыска в квартире моего подзащитного, оказались наркотики? — уточнил Кацуки. — Мне кажется, или вы в чем-то подозреваете меня лично? — Сколько тебе заплатили, дерьма кусок? — Ч-что?! — полицейский поперхнулся воздухом, — ваши обвинения абсолютно бездоказательны и попросту глупы! Я не собираюсь даже оправдываться перед вами, покиньте мой участок немедленно! — Шутки кончились, уебок, — Кацуки, поигрывая взрывами на ладони, подошёл к его столу, — я не спрашивал платили ли тебе. Я спросил «сколько?»       Полицейский изменился в лице. — Вы вздумали угрожать мне в моем собственном участке? — на его губах играла торжествующая ухмылка, — исключительно по доброте душевной я не предал дело вашего подзащитного огласке. Но моё расположение очень легко потерять. — Я так не думаю, мудила. Ты сделал это потому, что к твоему отделению возникнет слишком много вопросов. А ответов у тебя нет. Вот что, я невероятно добрый сегодня, — Кацуки достал из кармана чековую книжку и начал заполнять бланк, — и ты и я забудем об этом неприятном недоразумении. — Это взятка? — Это — взаимовыгодное предложение. Я видел тут достаточно, мне есть что рассказать журналистам ну или твоему начальству. Подумай, на какой помойке ты окажешься, если я сделаю это. Ты в большей жопе, чем я или даже мой подзащитный, поэтому осторожнее, моё расположение легко потерять.       Ватанабэ был сломлен. Кацуки, победно улыбаясь, поставил в чеке подпись и написал сумму 10 йен. Похоже, он только что выиграл свое первое дело. — Допиши сколько нужно нулей, но не увлекайся. Будем считать это моим пожертвованием на твоё лечение от долбоебизма.       Начальник отделения трясущимися руками потянулся за чеком. — С вами приятно иметь дело, господин, — он глянул в чек, — Бакуго. Думаю, мы договорились. — Прекрасно, — Кацуки миролюбиво улыбнулся, — только помни, одно слово из твоего грязного рта и сосать будешь ты, а не твоя миленькая секретарша. И мечтай, чтобы это оказались приличные люди.       Бакуго вышел из полицейского участка и закурил, прикрыв глаза. Внутри все кипело от злости, он неистово боролся с желанием вернуться и размазать мозги этого скользкого ублюдка по стенам отделения. Однако нельзя было поддаваться эмоциям, одно неверное движение и жизнь Шото, нет, всего семейства Тодороки будет разрушена.       Осознание того, что находилось в его руках и какая ответственность на нем лежала, пришло только сейчас. Ноги подкосились, и Кацуки сел прямо на землю. Твою мать, как же хорошо, что он не подумал об этом раньше, иначе там, в кабинете уебана Ватанабэ, не получилось бы и рта раскрыть. Иногда стратегия «делать, а потом думать» действительно была к месту.       Тодороки должны были выпустить уже скоро, а пока было время набрать номер водителя, чтобы им подогнали машину Шото, судорожно выкурить ещё несколько сигарет и унять, наконец, дрожь в коленях.

***

      Тодороки вышел к нему минут через 40, в той же одежде, в которой ушёл из квартиры ночью, держа в руках большой прозрачный пакет с конфискованными при задержании вещами. Кацуки все ещё сидел на земле, хитро поглядывая на него и протягивая ему пачку сигарет. — Это ещё зачем? — Шото недоверчиво изогнул бровь. — Ну как же, двумордый? Ты ведь говорил, что куришь, когда тебе хорошо, а тут первый глоток свободы после тюрьмы. Что может быть лучше? — Не представляешь, как у меня чешутся руки тебе ебнуть. — Полегче, всего несколько часов в отделении, а уже тюремные повадки? Я бы подумал, что ты и в задницу долбиться начал, если бы точно не знал, что ты долбишься в задницу. — Ха… — Тодороки запрокинул голову, — я хоть был в тюрьме, а у тебя какое оправдание? — Подъеб засчитан, — Кацуки отряхнувшись поднялся с земли, — поехали? — Куда поедем? — поинтересовался Шото, садясь на пассажирское сидение и пристегиваясь. — Ко мне в квартиру, куда ещё? — Мне кажется, или ты забыл спросить меня? — Двумордый, меня искренне печалит если ты так думаешь. Я совершенно не собирался тебя спрашивать, — Бакуго отвечал почти что будничным тоном.       Шото проигнорировал его ответ, ища в пакете с вещами свой телефон. Несколько пропущенных вызовов от Файрвола, Мидории и Бакуго, сообщения от Кацуки и 14 пропущенных от Фуюми. — Ба-ку-го, — как можно более спокойно начал Шото, — моя сестра что-нибудь знает о том, что произошло? — Возможно, я позвонил ей. Нужно было понять у неё ли ты, — можно было подумать, что Кацуки крайне сильно сосредоточен на вождении, но он просто не хотел смотреть на Шото. — Хорошо, мне стоит ждать ещё какого-либо дерьма? Как ты вообще нашёл меня? — Я обязан отвечать? — Да, Бакуго, обязан.       Кацуки неохотно пересказал ему свои утренние приключения. Шото слушал его внимательно, нервно массируя пальцами свои веки. — Ну ёбана… — сдавленно простонал Тодороки, — Бакуго, какого черта? — Слишком расплывчатый вопрос, придётся пояснить. — Ты выебываешь мои нервы, обращаешься как с дерьмом, а стоит мне исчезнуть на пару часов, прочесываешь пешком пол города, пугаешь до усрачки мою сестру, запугиваешь моего стажёра?       Кацуки боялся этого вопроса, потому что не знал, как на него отвечать. — Ты ведь и правда был в дерьме, — единственное, что пришло в голову. — С тобой не поспоришь, но это не ответ. — Деку волновался, — все ещё сосредоточенно глядя на дорогу, бросил Кацуки. — Не припомню, чтобы тебя когда-либо сильно волновали чувства Мидории, — не унимался Шото. — Я чувствительнее, чем ты думаешь. — Пиздишь. — Двумордый, я вытащил тебя из тюрьмы, отвалил за это хер его знает какую тучу денег, скажи «спасибо» и забудь. — Тебе неприятно признавать, что ты сам переживал за меня? — Шото больно прикусил губу, чтобы не сорваться на крик.       Кацуки резко затормозил и сильно выкрутил руль припарковав машину на обочине. — Да, неприятно, — слишком тихо начал он, — мне вообще много чего неприятно. Ты, например. Но почему в твоём дибильном понимании это должно означать, что я хочу, чтобы ты сдох?! Ты упрекаешь меня за то, что я исчез три года назад. Разве ты не сделал то же самое сейчас? Да, блять, не по своей воле. Но сейчас и ситуация куда опаснее. И какого хера у тебя возникают идиотские вопросы о том, что я чувствовал?! Ты разве не был в той же сраной лодке?! — Бакуго уже не слишком заботило то, насколько громко он орал. — Я был в той же «сраной лодке» пару дней назад, — печально ответил Шото. — Да ладно?! И что ты чувствовал по этому поводу?! — неправдоподобно изображая профессионального психолога, поинтересовался Кацуки. — Мне было страшно смывать твою кровь с моего лица и рук, — необычайно серьёзно проговорил Тодороки. Я убеждал себя в том, что это ты, ты не сдашься, не умрешь так запросто, но страх иррационален. Мне и сейчас страшно, когда я вспоминаю твоё бледное лицо. Ты, блять, почти не дышал. Я бы многое отдал, чтобы не видеть этого никогда. — Достаточно, — отрезал Бакуго, — это не то, что мне хотелось услышать. — Тогда что? — Шото поднял глаза на него. — «Спасибо» и тишину. — Спасибо.       Кацуки снова завёл машину. Ездить в полной тишине могло бы войти в привычку. Тодороки отвернулся, без интереса разглядывая проносящиеся мимо них дома и машины. У обоих было действительно тяжело на душе.

***

      Когда они приехали домой, Шото первым делом принял душ. После этого он позвонил Изуку, и, не вдаваясь в подробности, рассказал о случившемся. Изуку был шокирован, а Очако, кажется, зла, потому что её держали в неведении до сих пор.       Далее по плану был звонок Фуюми. Сходу сочинив историю о жуткой мигрени, которой он, к слову, никогда в жизни не страдал, Тодороки в красках пересказал её взволнованной сестре. Клятвенно пообещав заехать в гости в ближайшее время, обязательно приведя с собой «Бакуго-куна», он тепло попрощался с сестрой, не забыв передать приветы родным.       «Бакуго-кун» все это время сидел на своем излюбленном диване и, пялясь на что-то невидящим взглядом, курил одну за одной сигареты. Один хер знает, что происходит у него в голове. — Ты голоден? — внезапно спросил он у Шото. — Нет, но, устраняя последствия твоей утренней истерии, я устал как скотина. — Двумордый, — Кацуки внимательно взглянул на него. — М? — Только молчи, — он поднялся, крепко ухватил его за запястье и повёл в свою комнату.       В комнате не был включён свет и царил полумрак. Как иначе, ведь дело шло к вечеру? Не говоря ни слова, Бакуго прошёл к своей кровати, все ещё держа руку Шото, и лёг. Тодороки продолжил стоять, вопросительно уставившись на него. — Ты особого приглашения ждёшь, или что?! — раздраженно выпалил Кацуки. — Что ты…? — Завались и иди сюда.       Просить дважды не требовалось. Кровать была слишком маленькой для двоих, поэтому он улёгся почти вплотную к Бакуго. Кацуки накрыл их одеялом и заключил Тодороки в объятья, крепко, почти судорожно, вцепившись пальцами в его спину. Шото мягко уткнулся в его плечо и устало прикрыл глаза. — Спи, мудила, раз устал, — негромко проговорил Кацуки, невесомо коснувшись губами его волос.