Напарники

      Кацуки ворвался в ещё недавно принадлежавшую ему комнату с нарочито громким «доброе утро, ебалаша!», держа в зубах упаковку аспирина, а в руке пустой стакан, и раздвинул плотные шторы, пропуская в комнату утренний свет. Шото неохотно разлепил глаза, тут же зажмурившись от назойливых солнечных лучей, борясь с желанием спрятаться с головой под одеяло. — Прости, ты не мог бы говорить чуть тише? — из-за сухости во рту его собственный голос звучал чрезмерно тихо и противно скрипел. — Не мог бы, — кивнул Кацуки, — лови, это понадобится тебе, — он кинул на кровать таблетки и стакан.       Тодороки лениво проследил глазами траекторию полёта предметов, даже не предпринимая попыток поймать их. — А вода? — он недоуменно повертел в руках пустой стакан. — Наколдуй себе льда и подожди. Ну или поддай огонька и растопи его, похуй, разберёшься, — отрезал Бакуго, почему-то не спеша выходить из спальни.       Очевидно, он все ещё злился. Удивляться нечему, если учитывать, что Шото не сделал ровным счётом ничего для того, чтобы как-то изменить ситуацию. Он прекрасно помнил события прошлого дня и вечера, однако кусок воспоминаний, между залезанием на барную стойку в дешевом баре и малоприятным пробуждением, отсутствовал. — Забота в твоём духе, а впрочем, просто спасибо, — Шото благодарно улыбнулся, — не будешь ли ты так добр, чтобы рассказать, как я оказался в твоей кровати? — А в чьей кровати ты ожидал проснуться? — язвительно поинтересовался Бакуго. — Я… Я не знаю, как ответить на этот вопрос. В своей, наверное. — Мне позвонил бармен, попросил прервать твоё сольное бурлеск-шоу, я приехал, огрел тебя бутылкой и отвёз домой. — Это объясняет боль в затылке и чувство стыда, — Тодороки задумчиво кивнул, — но почему ты отвёз меня к себе после вчерашнего? — Не тупи блять. Я, что, должен был оставить тебя на коврике возле дома старика-Старателя с запиской «убирайте своё дерьмо сами»?       Паззл в голове начинал складываться. Совесть внутри мастерски исполняла роль злодея с причудой «Стальные иглы». Даже после тех слов, что Шото наговорил ему, Бакуго о нем искренне заботился. Знает ли Кацуки, что он сделал бы для него то же самое? — Кацуки, я.…- осторожно начал Шото. — Если собрался говорить о вчерашнем, то лучше сразу захлопни варежку, — раздраженно выпалил Бакуго. — Не затыкай меня, — Тодороки предпринял не слишком удачную попытку привстать, — я должен сказать это. А ты должен выслушать. — Никто из нас никому ни хера не должен, — он четко выговаривал каждое слово, свирепо сверкая красными глазами, — мы просто работаем вместе. Все. — Это неправда. Ты сам не веришь в то, что говоришь. Если бы это было так, ты не поехал бы на другой конец города, не уложил меня в свою постель и не принёс бы таблетки от похмелья с утра, — проговорил Тодороки с нежной улыбкой. — Я не собираюсь стоять тут и выслушивать комплименты в свой адрес, — голос Кацуки совсем немного смягчился, — я охуенен, и что с того? — Нам давно стоило поговорить, может в таком случае вчерашней ссоры и не произошло бы. От этого никуда не денешься, рано или поздно прошлое дало бы о себе знать, — Шото горько усмехнулся, — и я хочу, чтобы ты это услышал: мне жаль. И за вчерашнее и за события трехлетней давности. Я уже говорил тебе как-то, что проебался тогда, но ты, похоже, не понял меня. Может ты и прав, и я рассчитывал на что-то, когда вернул тебя из Америки. Я не хотел тебя терять — это правда. — Остановись, пока не утопил меня в своих соплях. В том, что я уехал твоей вины нет. В первую очередь жалок я. Мне не стоило сдаваться так просто, — с чувством произнес Бакуго, — пей таблетки, — бросил он и вышел из комнаты.       Первое время в Америке Кацуки и правда думал, что стыдится своего «архинелепого и неуместного» предложения. Но, когда эмоции поутихли, наконец осознал, что именно стало причиной для бегства. Его вымораживала его собственная слабость, бесила жалость к себе, неспособность добиться того, чего он отчаянно желал. Услышав «нет», он сдался и обозлился. Грёбанный Деку не сдавался и не бросал мечту стать героем, когда из-за каждого угла ему кричали «нет», а он опустил руки от одного-единственного. Проще было злиться на Шото, вычеркнуть его из жизни, умчаться так далеко, чтобы собственная ничтожность его не настигла, чем признать очевидный факт: проебался тут он.       И если Тодороки все это время старательно собирал каждую крупицу информации о нем, то он, в свою очередь, новостей о Шото упорно избегал. Жив и слава яйцам. Не к чему бередить старые раны, если можно их просто игнорировать.       Надо сказать, что его тактика бегства сработала бы куда лучше, если бы никто не знал, куда он уехал. Уж точно не стоило рассказывать об этом сердобольным Изуку и Очако, ну или светиться в международных новостях. Брал ведь уроки, какого хрена? Одним словом, тот момент, когда Тодороки возник на пороге его дома, не стал для него сюрпризом, но стал веской причиной посмотреть в лицо своему двумордому страху и принять, наконец, верное взрослое решение.       Если в своё первое появление в Японии, когда только он родился, он был голым и орущим, то второе — мало отличалось от первого. Настоящие эмоции легче всего спрятать за беспричинной напускной агрессией, и в этом он был героем номер один. А провоцировать Тодороки на ответную реакцию, расхаживая полуобнаженным у него под носом или совершая выносящее мозг поступки, было просто приятно. От этого он, пожалуй, не отказался бы и на старости лет.       Бакуго был прав во вчерашнем разговоре: один из них совершенно точно на что-то рассчитывал. И это был он сам, может и не до конца отдавая себе в этом отчёт.       Кацуки считал виноватым в случившемся себя, а Шото себя, но оба были обижены и обозлены друг на друга. Ситуация патовая, ни один из них не может сделать ход, не подставив под удар короля. Только в данной ситуации король — их хрупкие, запрятанные в тёмный угол, чувства.       Невероятно, но факт: за последнюю неделю телефон Кацуки ни разу не звонил вовремя. На экране телефона высветилось короткое: «Булка». — Круглолицая, какие дела? — не особенно рассчитывая на хорошие новости, спросил Бакуго. — Дела-дела, — передразнила его Очако, — никаких дел нет, разве я не могу позвонить другу просто так?       Ясно, не получив вчера внятного ответа на свой животрепещущий вопрос об их с Тодороки отношениях, Деку подключил тяжелую артиллерию. Мастера пыток обнимашками и серийного убийцу добротой и заботой — Очако. — Видимо не можешь, — он закатил глаза, — выкладывай, что хотела? — Ка-цу-ки, — вкрадчиво начала девушка, — меня не так просто обмануть, как Изуку. Понимаешь, к чему я клоню? — Я уже говорил, что ты частенько лезешь не в своё дело? — Всего лишь каждый раз стоит мне заговорить о чем-то важном. — У тебя странное представление о важных вещах, Булка. — Сколько, блять, раз я должна просить не называть меня так?! — гневно прошипела Очако. — Прости-прости, круглолицая, — Кацуки громогласно рассмеялся.       Обычно он старался не называть её Булкой в её присутствии, потому что её буквально до дрожи бесило это прозвище. По какой-то причине на «круглолицую» она реагировала куда спокойнее. — Так что у вас происходит, придурки? — не унималась девушка. — Для начала: объясни какого хрена ты звонишь с этим вопросом мне, а не ёбанному двумордому? — Я не верно определила кто из вас актив? — Очако на том конце трубки весело захихикала, — просто шучу, на самом деле не знаю, наверное, с тобой мне проще говорить о таких вещах, чем с Шо-чаном. Так ты расскажешь? — Ну конечно, давай только сначала косички друг другу заплетем, ладно? — Бакуго зажал телефон между плечом и ухом и с притворным энтузиазмом всплеснул руками. — Ты даже язвишь слишком уныло для обычного себя, я волнуюсь. Давай, Кацуки, я ведь могу дать какой-нибудь дельный совет. — Не желаю выслушивать советы об отношениях от женщины, которая вышла замуж за Деку. — Сказал мне человек, который в принципе не в состоянии построить здоровые отношения, — не нужно быть гением, чтобы понять, что, произнеся это, девушка утомленно закатила глаза.       Тодороки пулей вылетел из спальни, активно жестикулируя руками. — Слушай, Булка, извини, мне нужно идти, — Кацуки рвано сворачивал разговор, — просто дай нам разобраться в этом самим, окей? — Не называй меня Бу… — гневно прокричали из трубки, прежде чем он сбросил звонок. — Что произошло? — спросил он, обращаясь уже к Шото. — Тебе и правда стоит завести привычку читать новости. Проблема с поиском Сакураи решена, — он нервно тыкал Бакуго в лицо своим смартфоном, где была открыта утренняя статья с громким заголовком: «Труп, пропавшей без вести секретаря полиции, выловили из реки Синано».       Кацуки пролистал статью ниже, туда, где были приведены случайные бесполезные факты из биографии погибшей и её фото, ещё живой, улыбающейся. — Да, это она. Что ж, — Кацуки состроил скорбную мину, — одним куском дерьма на свете меньше. — Только вот расследованию это не поможет, — покачал головой Шото, усевшись на диван. — Там написано, как она погибла? Утонула или тело просто сбросили в реку? — Бакуго сел рядом и устало потёр пальцами виски. — Не написано, — Тодороки торопливо пролистал статью ещё раз, — похоже, экспертизу ещё не провели. Либо этот факт решили не афишировать. — Подключишь свои связи? Нужна любая информация. — Конечно, — кивнул Шото, — как только приеду в офис, свяжусь со своим другом из полиции, — кстати, ты ведь с Очако разговаривал? Что-то произошло? — Ничего, — Кацуки вяло отмахнулся, — как обычно хотела знать больше, чем ей положено. — Она в своём репертуаре, — мягко улыбнулся Тодороки, — значит Шинсо все ещё под контролем? — проговорил он уже мрачнее, — есть мысли по поводу того, почему злодей не отпускает его? — Одна хуже другой, — напряжённо высказался Бакуго, — но, жопой чую, это его страховка на случай, если мы поймаем одного из его подсосов. Полагаю, он не сомневается, что они не проговорится ни о чем, если не использовать на них причуду Шинсо. — Зачем тогда было убивать Ватанабэ и Сакураи? — А нахер ему рисковать? Ватанабэ — слишком слабое и неустойчивое звено, а девчонка, видимо, чрезмерно много знала, плюс держать её живой стало просто нерентабельно. Только вот в чем вопрос: Ватанабэ прикончила Сакураи, а кто убил её саму? — Хороший вопрос. Вопрос ещё лучше: почему до сих пор жив Мацусита? — Очередь ещё не подошла, — съязвил Бакуго, — есть какие-нибудь новости по нему? — Пока нет, мы с Хагакурэ договорились о шифре для переписки, но отчёт о слежке она пока не присылала. — Тебе не кажется, что, если кто-то палит твои переписки и прослушивает звонки, он найдёт шифр чем-то странным? — Это лишь на крайний случай. Если произойдёт что-то из ряда вон выходящее, и понадобится действовать срочно. — Ты становишься параноиком, — заключил Бакуго. — Я предпочитаю слово «предусмотрительный», — возразил Тодороки. — И оно бы подошло, если бы ты вчера не напился до беспамятства в дерьмошном баре и не позволил копаться в своём телефоне не менее дерьмошному бармену, — парировал Кацуки. — Это было опрометчиво с моей стороны, — согласился Шото, — но случай был особым. — Я напишу это на твоём надгробии, если ты сдохнешь. Заебатая получится эпитафия. — Почему-то мне так не кажется. — Детка, ты будешь не в том положении, чтобы выебываться, — язвительно ухмыльнулся Бакуго. — Спишь и видишь меня дохлым? — Я сплю и вижу тебя голым, но это, блять, министерство не твоих собачьих дел.

***

      Свою первую в жизни миссию по наблюдению за потенциальным преступником Хагакурэ Тоору чуть было не провалила с треском. Зеркало, в котором она внимательно разглядывала своё отражение, предательски запотело от её дыхания как раз, когда объект слежки проходил мимо. Не растерявшись, девушка написала пальцем на стекле «я знаю, что ты сделал», чем заставила волосы на затылке суеверного мужчины зашевелиться. Разумеется, последнее, что пришло ему голову это то, что в его комнате находится вполне живая обнаженная, но невидимая девушка и следит за ним, поэтому Тоору смогла без осложнений завершить своё задание.       Это послужило ей неплохим уроком, и, в дальнейшем, она не боялась проявить фантазию или подключить свою природную изобретательность, дабы избежать разоблачения. Непредвиденных ситуаций не избежать, главное быстро сообразить, как с ними разобраться.       Сейчас она работала уже куда увереннее, не допуская ни единого провала. Как правило на миссиях, к которым её привлекали, цена провала была слишком высока, но и вознаграждение того стоило. За несколько лет работы на разведотдел внутренней обороны Японии она смогла позволить себе особняк своей мечты и до неприличия дорогой геройский костюм, идею для которого она почерпнула, у своего семпая, Мирио Тогаты, ещё в школьные времена. Абсолютно невидимый человеческому глазу, не издающий лишних звуков, наряд, сотканный из её собственных волос.       Сама по себе специфика её работы была скучной донельзя. Безмолвное наблюдение за скучными повседневными делами людей в естественной для них среде: на встречах с друзьями, на работе, дома. Но кто-то ведь должен это делать? Любой жучок или прослушку легко можно обнаружить, а вот невидимые люди, даже в мире полном причуд — явление достаточно редкое. Был и несомненный плюс: это помогало ей лучше понимать эмоции, чувства и мотивы людей. Сложно избежать такого побочного эффекта, когда наблюдаешь из первого ряда их смех и слезы.       Ю Мацусита был обычным парнем 26 лет, ни хорошим, ни плохим. С заставкой в виде пушистого серого кота на мониторе компьютера, большим запасом вредной еды в холодильнике, старой фигуркой Всемогущего на полке в спальне и растянутой красной футболкой на худощавом теле. Его настоящая внешность была довольно симпатичной, возможно он бы даже понравился ей, встреться они при иных условиях и не будь её сердце давно и прочно занято безмерно добрым светловолосым одноклассником, за которого она готовилась выйти замуж через пару месяцев.       Что говорило о Мацусите содержимое его спальни? Множество дипломов с художественных конкурсов, видавший виды мольберт и, запачканный красками, пол вокруг него, переполненная скомканными листами бумаги, мусорная корзина и, расписанная красками из баллончика, стена, кричали о том, как сильно он любит рисовать и ненавидит свою настоящую серую работу в офисе корпорации-производителя геля для бритья.       Разумеется, в реальной жизни никаким курьером он не был. Однако им был 19 летний бритоголовый юноша — придуманный Мацуситой неделю назад персонаж, чья форма работника ресторана теперь пылилась, смятая, в самом углу бельевого шкафа, дожидаясь момента, когда ее сожгут, обязательно драматично, как и полагается творческой, чувствительной натуре, под покровом ночи.       Маленькая одноместная кровать, с вечно смятыми простынями, уныло молчащий мобильный телефон, и полное отсутствие фотографий друзей или родных, говорили о том, что ему давно уже не к кому спешить домой с работы.       А детально нарисованный портрет черноволосого парня на столе, поддельные документы, неизвестно где раздобытые, на имя Макото Футакава под подушкой, заполненное заявление на увольнение, посланное на электронный адрес его уже прежнего места работы и небольшой кейс с наличными под кроватью, красноречиво оповещали о том, что Ю Мацусита собирается бежать из страны.       Её задача как шпиона выполнена. Осталось лишь сообщить Тодороки о необходимости оцепить аэропорты и морские порты, и послать туда группы захвата. А после, можно снова возвращаться к приятным хлопотам, связанным с подготовкой к предстоящей свадьбе. Нужно будет не забыть отправить приглашения Шото и Кацуки, Маширао тоже будет рад их видеть. И чутье подсказывало Тоору, что никакой «плюс один» в приглашении им не понадобится.