***
Лунфаир смог избежать казни. Гэндальф сбежал прямо из-под носа. Улгор не вернулся после бесплодной погони за волшебником. Беды росли, как снежный ком, которой мог в любой момент обрушиться на мудрую голову Сарумана… Не будь он уже седым старцем, он непременно поседел бы в одночасье, узнав, кто пожаловал в Изенгард на этот раз. Всего за пару дней он ощутил свою беспомощность в полной мере. Когда Саруман в очередной раз заглянул в палантир, не он увидел беспросветную чёрную мглу, дышащую холодом неотвратимой гибели, нет. Это сама мгла пронзила его взглядом злых глаз, затаившихся в ней, невидимых для него, но видящих его насквозь. Она скрывала и сбежавшего Гэндальфа, и подлеца Лунфаира, но больше всего сердце трепетало от жгучего взора Ока, обратившегося против мага. Раньше посланцы тьмы не тревожили Сарумана, пока сеяли ужас среди жалких смертных и рыскали в долинах Андуина, тщетно выискивая следы Кольца. Он с тайным злорадством думал об их напрасных трудах, ведь раньше и сам исследовал Ирисные низины: Кольцо так и не было найдено, зато в его руки всё равно попало кое-что ценное и осело в сокровищнице… Это раньше Саруман свысока наблюдал за передвижениями кольценосцев, которые бездумно выслеживали свою цель и не обращали на него внимания. Теперь владыка Моргула уже сам постучал в ворота Изенгарда. Ужас железными когтями царапнул стену былой непобедимости и оставил в ней глубокие следы, не спасал даже дневной свет. Известие стражи было лишь напрасным напоминанием: и без того растревоженная душа почувствовала призраков ещё загодя. Было ясно, что назгулам здесь нечего делать — бесполезно искать Кольцо в Изенгарде… А вдруг? Вдруг Саурон прознал о двурушничестве своего слуги и теперь подозревает Сарумана в том, что он сокрыл Единое у себя? Такому исходу маг был бы рад, но сейчас это лишь несбыточный план, которому сбежавший Гэндальф — очень опасный соперник — ничуть не поможет сбыться. Да будь Кольцо уже у него, ему был бы не страшен Король-Чародей, бросивший бы хоть все свои силы на взятие Изенгарда! И даже сейчас скалы и неприступные крепостные стены могут защитить Сарумана от штурма, но тревога всё равно пожирала изнутри… Хуже всего, что на него уже пала тень подозрения, несмотря на то что взращённая им армия уже разрушает мир людей во славу Тёмного Властелина. А Кольца у него нет… Зато кольценосцы здесь. И с этим нужно что-то делать. Король-Чародей ждал. Ждал долго, пока хитрый колдун покажет нос из своей нерушимой твердыни и молвит хоть что-то в своё оправдание. Тёмная воля привела призраков сюда требовать ответ от Сарумана Белого, а уж какой именно — об этом знал только владыка. Смутная угроза таилась за кольцом скал, и назгулы должны были развенчать туман возможного обмана. Саруман так и не явился. Верно, думал Король-Чародей, нечистому на руку остаётся только в страхе прятаться… Чем бы он ни провинился перед Сауроном. Он призвал колдуна к ответу снова, замогильным голосом распугав новых заступивших на караул привратников. И снова не дождался хоть какой-нибудь весточки из Ортханка. Его держали здесь, перед запертыми воротами, страшась и ненавидя за внезапный визит, и неизвестно, сколько бы ещё продержали, если бы ему не явился голос. — Это не та страна, которая вам нужна, — прозвучало откуда-то. Назгулы слышали — это был Саруман, но его самого не было нигде поблизости. Владыка Моргула грозно уставился на запертые ворота: голос вещал оттуда, но Саруман не потрудился выйти к нему собственной персоной. — Вам известно, что оно находится в Шире, не у меня. Иначе бы вы склонились передо мной и назвали меня властелином, — надменно сказал он. — Так что за нужда привела вас в мои владения? — Ты что-то скрываешь… Едва заметное колебание, после которого голос Сарумана стал снисходительнее: — Мне нечего скрывать от нашего всеведущего повелителя. Быть может, вы посчитали, будто я могу скрыть что-то от вас? Я могу помочь дельным советом, и коль вас не снабдили нужными сведениями в Барад-Дуре, моей вины в этом нет. Поначалу Король-Чародей насторожился. Этот голос… Ему было сложно не верить, и даже ни живой ни мёртвый разум, верный только одной цели, на миг поддался. — Для порученного вам дела нужно знать, где расположена страна полуросликов, так ведь? — продолжал Саруман в меру плавно и в меру властно, чтобы назгулы должным образом приняли его речь. — Это было известно Митрандиру, нашему врагу… И он коварно сбежал из Изенгарда два дня назад. — Голос едва дрогнул, выдав гнев, и тут же вновь слова потекли, как спокойная равнинная река. — Но я выведал у него эту тайну и готов поделиться с вами во имя нашего… союза. Нашей будущей победы, победы Саурона. Митрандир сказал, что Шир лежит в шестистах милях к северо-западу отсюда, у границ приморской страны эльфов. Последние слова пришлись верховному назгулу не по вкусу, и незримая улыбка Сарумана мелькнула, едва ощутимая прямо в воздухе, как и его голос. — Вам нужно переправиться через Изен на Бродах, потом обогнуть Мглистые горы и в Тарбаде перейти через Гватло. Поезжайте скорее, а я сообщу нашему повелителю, что вы отправились на север. Король-Чародей дал знак, и назгулы отступили от ворот. Отчего-то не осталось сомнений в Сарумане. Голос его ещё обладал силой, но они этого не заметили: всё встало на круги своя — Саруман убедил их в этом.***
Саурону удалось запугать мага, стоит отдать должное. Саруман ещё нескоро унял дрожь в руках, с досадой отмечая, что слишком много тревог ему приносят призраки… Может, стоило бы натравить кольценосцев на Лунфаира? Клин клином вышибают. Но для этого слишком поздно. Они направились за своей целью, благо, удалось хотя бы усыпить их бдительность, но надолго ли? Всевидящее Око не знает отдыха, его взгляд простирается очень далеко, разве что руки у Саурона коротковаты, чтобы достать до Изенгарда. Пока ему остаётся только гонять послов, у Сарумана есть шанс. Из тягостных раздумий его вытянул оклик: — Повелитель! Повели… В покои ворвался Грима — весь всклоченный, запыхавшийся, напуганный чем-то. Такой не мог принести хорошие вести. — В чём дело? — сурово спросил Саруман, со злорадным презрением оглядывая слугу: хоть кто-то встревоженно суетится больше него. Хоть кто-то представляет ещё более жалкое зрелище. — Гэндальф… — выпалил он и упал на колени, пытаясь перевести дыхание. — Он добрался до… Эдораса. И король… Ничего не сказав, Саруман устало сжал переносицу пальцами и крепко зажмурился. Только этого ему не хватало — чтобы ещё и Теоден выскользнул из его рук! Нет, Рохан у него никто не отнимет. От какой-то мысли он вдруг поднял твёрдый взгляд на Гриму, всматриваясь в его черты лица, которое заслонили сальные пряди чёрных волос, и глаза, такие невыразительные по сравнению с… Нет, это сущее издевательство, что теперь они с Лунфаиром так похожи и так разительно отличаются друг от друга! Грима выжидающе глядел на него, до сих пор не встав с колен. Всё с большим страхом он наблюдал, как прежде уставшие глаза мага темнеют и наливаются гневом. — Вести о нём ещё не дошли до Эдораса? — с пугающим деланным хладнокровием спросил он. Грима, сразу поняв его, отрицательно помотал головой и вжал её в плечи. — Уже хорошо. «Он скверна, одна только память о которой отравляет жизнь, — про себя сказал маг. — Раз предателю не суждено умереть, нечего давать ему оружие в руки. Сбежал в Рохан — так пусть загнётся где-нибудь. Один, без моих сил, он ни на что не способен». Верно, Лунфаира в этой круговерти стоит забыть. Два врага, даже два с половиной, если считать и его, — это выше сил Сарумана. Теперь, когда Гэндальф на свободе, а назгулы направляются прямиком в Шир, должна развернуться нешуточная борьба за Кольцо Всевластия, и пытаться урвать его себе уже безнадёжно. Саруману в любом случае несдобровать, чья бы победа ни была: Тёмный Властелин — он понял это — раскусил его планы. Кольцо или гибель — вот что теперь стояло на кону, а первое он вряд ли получит… Остаётся любой ценой не упустить то, что уже в его руках. Рохан.***
Ужас, бывший вестником призрачной кавалькады, так и не донёсся до отдалённой полуразрушенной деревеньки. Там хватало и своих забот. — Среди вас обнаружились трусы, которые сбежали в Изенгард, и глупцы, которые осмелились поднять на меня оружие, — проговорил Лунфаир, заложив руки за спину и ступая по импровизированному возвышению из пустых бочек и настилу из досок. — Что ж, первые вольны бежать на все четыре стороны. Саруман всё равно прознает о нас, ведь у него полно соглядатаев. На этих словах он посмотрел в небо, надеясь увидеть шпионящих за ним птиц, но почему-то оно тревожило своей чистотой. Прошла неделя, а маг до сих пор не послал погоню и даже не дал знать о своём интересе. Никак, Лунфаиру будет уготовано что-то особенное. Скопище орков перед воротами захваченной усадьбы слушало его невнимательно и неохотно. Бауглир же, словно их сторож, поочерёдно обводил каждого взглядом и чуть что с властной медлительностью скалил клыки. — Смешно подумать: я вас освободил, а кое-кто из вас всё равно пытался убить меня сегодня ночью! — сказал он снова. — Подло и низко, дорогие мои! Разве так пристало обращаться со своим благодетелем? Лунфаир усмехнулся. Его оживлённый тон наконец привлёк внимание, и в этот момент он наклонился и поднял с помоста, держа за волосы, отсечённую голову орка, маскируя отвращение злорадным оскалом. — Она ему больше не понадобится! — провозгласил он и сотряс орочьей головой. — Хотел прикончить меня, а где в итоге оказался? Вы, остальные! Не допускайте даже мысли, что можете меня убить, — хладнокровным и зловещим голосом сказал он, отчего толпа притихла, настороженно прислушиваясь к его меняющемуся настроению. Впереди завиднелись алые клыки на доспехах — к помосту вышел Крахорн. Глумливое выражение, будто он раскусил пришлого покровителя и знает его истинную цену, не сходило с его морды. — Не ты ли тот самый изменник, которого Саруман выкинул из крепости? — с вызовом спросил он, видно, наконец уловив ходившие средь орков слухи. Лицо Лунфаира исказилось в болезненной усмешке, и он почти неслышно прошептал: «Да сколько можно?!» — Я осуждён за преступление, которого пока не совершал! — тут же выкрикнул он. — Ваш Саруман думает, что узнал и предотвратил страшное для него будущее, но на самом деле он же его и создал! Не загляни он за пределы дозволенного, и я бы не стал желать ему смерти. Вот каков ваш бывший хозяин. Бывший, потому что не стоит ничьей верности, даже таких мерзких тварей, как вы, — тихо закончил Лунфаир. Гадкое тянущее чувство, что он не может держать в узде свои силы, завладело им. Все эти орки, даже особенно обточенный им Крахорн, усомнились в нём, как если бы видели впервые и не подвергались уже попытке завладеть их умами. А от возникшего в толпе ропота по спине прошёлся холодок. Лунфаир прикрыл глаза, пытаясь собрать себя воедино и продолжить. — Скоро у нас будет провидец… — рассеянно сказал он, сам не зная зачем. Уловил мелькнувший в глазах Крахорна интерес и повторил громче: — Совсем скоро мы завладеем силой, которая оказалась неподвластна ни Саруману, ни Саурону! Провидец окажется в наших руках. Я не повторю их ошибок, ведь я могу распоряжаться знанием будущего! С этим знанием придёт наше могущество, придёт ваша эпоха! Так перестаньте противиться её наступлению… И он твёрдо знал, что лжёт. Лунфаир простёр руки, словно открывал себя всему миру, и медленно отступил назад, давая дорогу своим слушателям и выпуская их на арену жизни. Он не станет повторять ошибок Сарумана, не станет окружать себя рабами, а не союзниками. Так пусть изенгардские орки прислушаются к нему без его чар. Схлынула волна воодушевления, оставив только душевную пустоту и шум в отяжелевшей голове. Лунфаир поднял голову на мутное небо и с горьким отчаянием признался себе: «Как же я обмельчал…» Всё, что он пытается делать сейчас, — это не сойти с ума. Пытается изгнать яд скорби, отравляющий сердце, и превратить его же в оружие, заботясь лишь о своём выживании и мести, отстраняясь от прошлой жизни, которой его враз лишил Саруман. И всё же не теряя надежды её вернуть… Если раньше он позволял себе замахиваться на самого Саурона, то теперь едва справился с кучкой орков — это ли не падение? Ему приходилось переживать лишения куда страшнее, и сегодняшнее положение было недостойно таких больших тревог. Дело лишь в том, что после пережитого ему одному всё сложнее держать себя в руках. И до чего же издевательски смешно выходило: в Изенгарде он блестяще прививал отступникам верность Саруману и страх пред ним, а теперь не может до конца вытравить этот страх и страх перед собой — загадочным искусителем, который вдруг обращает их против прежних хозяев и сулит какую-то свободу, неизвестно чего стоящую. Взгляд упирался в размазанные по небосводу облака, и снова было не за что зацепиться: Саруман до сих пор не оказал почёта хотя бы слежкой. Нужно готовиться к чему-то большему… Лунфаир вдруг очнулся от наваждения и сбежал от своих мыслей в дом. Хильда была там — ей просто некуда деваться. Она, изранив пальцы, убирала повсюду осколки стёкол, которые орки старательно выбили то камнями, то оставшимися стрелами — им не было позволено даже нос казать на двор, но оставлять усадьбу просто так они не собирались. Хильда трудилась, потому что, несомненно, Лунфаир её заставил. Услышав его торопливые шаги, она подняла голову и вытерла окровавленные пальцы о передник — вся напряжённая так, что походила на туго затянутый узел. — Хочешь мне что-то сказать? — с издёвкой произнёс Лунфаир в ответ на её шумный негодующий выдох. Хильда разомкнула искусанные губы, да так и замерла, не издав ни звука. От его голоса свело жилы, она едва не зажала в руке битые стёкла. Хотела сказать, да только не могла — что-то смутное и грозное в рассудке мешало облекать мысли в слышимые слова, и ей оставалось лишь бессвязно шевелить губами, боясь произнести вслух. Глядя на Хильду, Лунфаир в один миг успокоился и застыл в непроницаемой маске, точно каменное изваяние. «Чудовище!» — услышал он наконец мысленное послание. И даже улыбнулся. — У тебя есть занятие, — небрежно бросил он и кивнул на пустые оконные рамы. Снова её слёзы, вызывающие одновременно и раздражение, и потаённое злорадство. Пусть так. Лунфаир чувствовал ненависть Хильды и теперь нарочно заполнил собой всю её жизнь в наказание за то, что вчера она посмела задержать на нём улыбчивый взгляд. Он оставил девушку и поднялся в комнаты, но старые раздумья его оставлять не хотели. Обещание оркам провидца нависло над ним свинцовой тучей как живое воплощение его собственной неосторожности. Лунфаир ничего не мог с этим поделать: когда дело касалось Веуро, он терял всякую осторожность. И даже сейчас гнетущие мысли о нём тянулись вслед, точно цепляясь за плащ. «Ну же, Эарнил, — воззвал он мысленно, — скоро ли ты?!»***
— Скоро. Уже совсем скоро мы доберёмся до Тарбада, Лотти, — ободряюще улыбнулся всадник и тронул лошадь. — А там, если верить картам, и до Перекрёстка рукой подать. Особенно если сравнить с тем, что мы уже прошли… Эарнил вздохнул — слишком уж фальшивое ободрение получилось. Лотти оно ни к чему, она и без того знала своё дело: лигу за лигой преодолевать заброшенный тракт и следовать внезапному капризу хозяина — всё дальше куда-то на север, на поиски мифического дракона. Долгая дорога уже утомила Эарнила, и в последнее время чем дальше он отходил от Бродов, тем явственнее чувствовал, как его тянет назад. Но не домой, где бы его ждало справедливое воздаяние за побег и покушение на палантир, которое наконец свершилось, а к кому-то, кто неотступно следовал за ним. Он не видел никакой погони, но предчувствовал, что её не миновать. И вот на подходе ко второй переправе это ощущение накрыло его с головой. Янтарное солнце уже садилось. Южный тракт за спиной терялся в дымке, и казалось, будто по нему тянется мрак. Лотти перешла на рысь, пока дорога была более-менее ровная, а Эарнил упорно смотрел только вперёд, не желая оборачиваться и видеть источник своей тревоги. Мельком он уже оглядывался и не замечал никого, а потому уверял себя: это просто наваждение, он устал с дороги и для этого есть ещё тысяча причин, только не что-нибудь серьёзное. Вскоре, ловко нырнув за горизонт, солнце оставило его один на один с возрастающим волнением, а неведомое что-то уже протянуло из тени свои незримые длани. «Вперёд, вперёд, вперёд!» — твердил про себя Эарнил и погнал лошадь галопом. Чувство, что вокруг ни души, граничило с ощущением поблизости сонма неупокоенных душ. Страх во плоти сидел у него на хвосте, и топот копыт вокруг стремительно множился. Теперь тени обрели форму: несколько чёрных всадников на чёрных конях гнались за ним, их раздувавшиеся на ветру балахоны сливались со стремительно наступавшей ночью. Лотти запнулась и сбавила скорость. Незримая длань схватила наконец Эарнила и развернула лицом к опасности, окунула с головой в бездну жути. Назгулы. Они окружали его, случайно попавшегося путника, и в этот миг словно невидимые нити протянулись к ним. Зов проклятия вернулся, и громогласность его в этот раз была невыносима. Окутанный зловещим влечением, Эарнил сам не заметил, как оказался зажат в кольцо. Лотти напряжённо стригла ушами и в страхе металась из стороны в сторону, почти не сходя с места, окружённая призраками. Слышался их холодный сиплый шёпот. Назгулы не нападали и всё медленно кружили вокруг Эарнила, которого неотвратимо затягивало в водоворот ужаса. И в то же время к нежити тянуло, как раньше, и пусть он не показался в темноте, Эарнил был уверен: здесь же порхает мотылёк, посланник таинственного проклятия. Казалось, и призраки тоже чувствуют эту связь… — Что… что вам… — едва смог произнести Эарнил, но его голос сорвался на беззвучный шёпот. Ледяной страх пробирал до костей, тело била дрожь. Один назгул вышел из смертоносного хоровода и приблизился к нему. Лотти прянула в сторону, но угроза была со всех сторон — бежать некуда. Эарнил едва удержался в седле и замер, неотрывно глядя в чёрную пустоту под капюшоном. Наконец он показался — меж ними в темноте мелькнули трепещущие крылья. Мотылёк вился близ назгула, и тот медленно протянул закованную в латы руку к Эарнилу. В надрывном мёртвом дыхании призрака он услышал отзвук своего имени. — Зачем я вам? — дрожащим шёпотом спросил он, не в силах отвести взгляд. — Вас же… Слишком много для него одного, да. И явно не в интересах Минас Моргула было преследовать беглеца из Минас Тирита. Гипнотическая пустота под капюшоном ширилась и затягивала в себя, и начало казаться, что в этой бесконечной тьме проступают чьи-то черты, прорезаясь мертвенным малахитовым свечением сквозь неё. — Следопыт… — прошипел назгул, и что-то постороннее в его голосе отозвалось далёким эхом. — Д-да… Нет. Нет, я… просто беженец, — пролепетал Эарнил, косясь на протянутую к нему руку. — Напрасная ложь, — послышался другой голос, тянущий жилы своей тягучей медлительностью и страшным шипением. Назгул, подошедший к Эарнилу, слишком живо обернулся к другому кольценосцу и отрезал: — Оставим его! Он нам не нужен. — Не Выходцу из могилы здесь командовать! — властно прервал его Король-Чародей. — На нём след тени, — подал голос ещё один назгул. Выходец из могилы пронзил остальных всадников злым взглядом слабых зеленоватых огоньков, сказав снова: — Он не стоит нашего времени. Мы посланы за иным. Оставим его! — И тронул своего коня, отходя прочь от застывшего в ужасе Эарнила. Какие-то призраки потянулись за ним, какие-то остались, прожигая жертву холодной пустотой своих невидимых глаз. Король-Чародей тоже задержался возле него, точно убеждаясь в его бесполезности, но затем всё-таки отступил вслед за остальными. Назгулы вправду оставили Эарнила, а тот почувствовал какую-то особенную связь с заговорившим с ним призраком. И как только Выходец из могилы отвёл от него кавалькаду, в нём что-то потухло — он стал таким же сгустком тьмы, неотличимым от остальных. В очередной раз удача или что-то иное отвела лихо от бедового следопыта. — Выходец из могилы, значит, — растерянно повторил Эарнил, когда плотный покров страха соскользнул с его головы и дал вздохнуть. Знакомое прозвище. Оно всколыхнуло что-то в его памяти. Назгулы уходили вперёд, к переправе, будто и не было этой крайне странной встречи. Хотя они могли убить его, могли обратить в такую же нежить, если уж заметили на нём какую-то печать тени. Стало быть, их истинная цель гораздо важнее какого-то удачно подвернувшегося путника, связанного с призраками. Было очевидно: продолжать путь и напрашиваться назгулам в попутчики было бы слишком глупо и опасно, а они явно направлялись в ту же сторону, что и Эарнил. Один раз пронесло, и на том спасибо. Лучше дать им уйти вперёд, не вставать на их пути, пусть бы это и решало чьи-то судьбы — а такие господа явно вышли из Моргула не на простую прогулку. Эарнил остался на месте. Перевести дух и отдохнуть лишний раз было бы очень кстати. И тут снова о себе напомнил этот мотылёк… Он до сих пор порхал где-то рядом. — Как же ты мне надоел! — злобно усмехнулся Эарнил, когда услышал трепет его крыльев где-то возле себя, и резким движением словил его, не успев даже заметить. Живое биение в стиснутой ладони тут же растаяло. Он разжал руку — и лёгкий порыв ветерка сдул с перчатки призрачный пепел, в который в один миг обратился мотылёк.