Время бессильно

Как только за крестником закрылась дверь, Северус тяжело опустился в кресло, подавив желание заклинанием приманить бутылку огневиски. Что же он наделал? Не то, чтобы его подозрения не были не оправданы, но он по взгляду серых глаз видел — этот поступок ему просто так не простят, если простят вообще. Но, серьёзно, Драко вёл себя странно. Младший Малфой всегда хорошо держался на метле, любил летать, квиддич, зельеварение, магию и книги. А ещё он любил себя и подражать отцу. Меняться его поведение началось примерно после падения с метлы. Они тогда подумали ещё, что мальчик перепугался, тем более он так тогда вцепился в Нарциссу, словно, если он отпустит, то та сразу же исчезнет в никуда. Люциуса, насколько ему известно со слов друга, тот встретил примерно также, пусть и не так настойчиво. Но копировать отца перестал. Как и зализывать волосы. Да и в общем стал немного более спокойным и рассудительным ребёнком. Некоторые привычки оставались прежними, но многие поменялись. На самом деле, он вполне логично опасался поступления сына Люциуса в Хогвартс — тот был слегка самовлюблённым и довольно избалованным, а ещё за ним нужно было бы присматривать, чтобы не влез куда не надо. Тот никуда влезать не спешил. Разве что только туда, куда наиболее опасно — в друзья к Поттеру. Но блондин, казалось, хорошо влиял на мальчишку, и даже не особо претил планам Дамблдора, хотя Северус и замечал задумчивые взгляды директора в сторону этой парочки. Напрягало только то, что они всё время были только вдвоём, и странное поведение Драко по отношению к Поттеру, словно они не ровесники вовсе, а Малфой куда старше брюнета — вся эта забота, непонятная нежность и иногда сквозившая во взгляде благодарность. Но даже не это было большей странностью. В Хэллоуин до Северуса дошли слухи, что Драко проявил сострадание к Грейнджер, что было не совсем в стиле блондина и его воспитания — не говоря о статусе её крови, который для Малфоев является показателем, та была не в меру навязчива и нагла. Это вызвало удивление и даже лёгкую гордость за крестника, что тот откинул предрассудки, когда представительница — даже такая — женского пола оказалась в беде. Впрочем, весь позитив исчез, когда он и Поттер не появились на пире и вполне могли оказаться закуской для тролля. А они… запускали фонари в ночное небо. Подумать только — отдавали дань памяти родителям Гарри. И откуда только блондин узнал об этой традиции? Он специально поинтересовался — так действительно иногда делали на востоке. А вот о тролле они якобы не знали. О, Северус охотно верил, тем более, что Поттер был таким бледным и напуганным, когда узнал о том, кого они могли встретить — при взгляде на него все сомнения отпадали сами собой. Так, что профессор не сразу заметил, что его крестник-то, в отличии от друга, показатель спокойствия. Об этом он вспомнил позднее, когда уже отпустил детей. И если это казалось странностью, которая не особо указывала на что-либо, то ночная отработка вызывала интерес. Каким образом они собрали такую странную компанию? Зачем полезли в запретный коридор? Откуда мальчишке известны такие заклинания? Тогда его внимание отвлекла кома блондина, но у зельевара было время подумать и испить собственных сомнений, пока тот был на каникулах. Он даже присмотрелся к Поттеру, как крестник и советовал, отбросив свои претензии к папаше Гарри — просто, чтобы понять, а не влияние ли героя это, но не похоже было, чтобы брюнет мог произвести такое впечатление на Малфоя, скорее всё было совсем наоборот. Зато в само Рождество, приглашённый к Малфоям, Снейп не мог не отметить, насколько серьёзным и даже взрослым без Поттера под ручку казался крестник. Довольно зрелое поведение Драко было отмечено и в случае, когда Поттера отравили зельями, да и в целом, Малфой тормозил всю их компанию, стараясь утянуть от неприятностей, которые как будто кожей чувствовал… или знал? Северус просто хотел проверить, всё же он беспокоился о крестнике. Кто же знал, что у блондина будет блок? Впрочем, тот вторжения явно не ожидал и был максимально открыт — но он знал — знал! — что его мысли подверглись нападению. Сначала не совсем осознанно — он перемешал свою память, а затем вполне ожидаемо осознал, попытался выкинуть, а не сумев — отвлёк книгой, бесцеремонно кинув её в него. Довольно изобретательный ход, ничего не скажешь. И ведь ясно же, что это всё же его крестник, пусть и в голове того мелькали странные вещи, но нет же, Снейпу недостаточно. Он сам понимал, что топит свои доверительные отношения с крестником своим поведением, но продолжал. В конце концов — не он же сказал про сыворотку правды. Ему хотелось… нет, ему нужно было знать всё наверняка. Узнал. Драко Люциус Малфой. Мальчика одиннадцати лет, который ведёт себя так, словно знает, что должно произойти в большинстве случаев, имеет отменное чувство самосохранения и поведение заботливого взрослого, а также подозрительно необычные куски памяти, которые не очень-то и были похожи на придуманные им самим. Но вряд ли обиженный и оскорблённый крестник теперь придёт и всё расскажет сам. Кажется, ты доигрался, Северус, в своих шпионов и параноиков. *** Драко мчался, не разбирая дороги, не особо думая, куда он идёт. К чёрту всё, хотелось сесть где-нибудь в уголке и смотреть в никуда или наоборот найти себе мишень и закидать ту заклинаниями до полного изнеможения. Крёстному он доверял. Сам крёстный — ему нет. Так к тому же и недоверие своё проявлял так радикально и опасно для секретов блондина. Чёрт-те что... Будто в Хогвартсе все с ума посходили — шестой Уизли в открытую, так ещё и так рано, пытается зельями сомнительными Гарри отравить, а крёстный — ему мозги перепотрошить, словно они — ингредиенты к зелью. И плевать, что тот делал это осторожно — в своём зельеварении тот и не так нежно всякую фигню резал. Драко мысленно выругался. И словно хуже и не могло быть — он ещё и столкнулся с кем-то. — Смотри куда прёшь, Малфой, — о, Уизли, ещё тебя не хватало. — Прости, не знал, что в пустое место можно врезаться, — фыркнул Малфой, не останавливаясь и заворачивая за угол. Кажется, судя по звуку — в его спину всё же запоздало полетело заклинание и врезалось в стену. Впрочем, Драко это слабо волновало, его ноги уже определились с направлением, и он отправился на Астрономическую Башню, надеясь, что её холодные ветра остудят горячую голову.