Где-то живёт любовь для нас, Небо откроет бездну синих глаз, Время застынет, даст нам шанс, Как в первый раз, в первый раз, в первый раз.
Спустя несколько дней непрекращающихся боёв, обе армии решили дать себе перерыв, чтобы немного оправиться от потерь и разобраться с новой расстановкой сил. В северном войске ждали подмоги с Востока, надеясь на их подготовленных бойцов, которые самоотверженно ринутся в огонь битвы и будут там находиться до тех пор, пока последняя капля крови не упадёт на землю. В объединённой армии подсчитывали убитых, раненых и пленных, пытались понять свои ошибки и извлечь из всего этого уроки. Между делом выяснили, что несколько командиров крестьянских отрядов уже давно погибли, но никто их так и не заменил. — Я настаиваю на том, чтобы это были люди из их среды, то есть такие же крестьяне, но уже проявившие себя в горниле войны, — говорил Марио на совете, ожидая предложений от остальных членов командования. — В чём смысл? — спросил Андрей, которого уже повысили до помощника главнокомандующего королевским отрядом. Теперь он был вторым лицом после Дениса, ведь показал небывалое мужество во время последних боёв, а также сохранил жизни многих своих подчинённых. — Командир, вышедший из крестьян, сможет их понять гораздо быстрее и точнее. Ему будет проще работать, да и солдаты будут слушаться своего человека. — Есть несколько личностей, которые могли бы подойти, — подал голос усатый плотный командир второго отряда. Он громко откашлялся и также громко начал перечислять тех, в ком видел будущих членов командования. — Из моего отряда отличается в последнее время Степан-плотник. Я его ещё по деревне знаю, хороший он мужик, добрый. Управлять умеет, кое-чего в войне понимает. А вот с отряда Кривого Мишки я заприметил высокого такого... Эх, дай Бог памяти, имя не всплывает. То ли Архип, то ли Артём... — Дзюба, что ли? — удивился сидящий рядом командир пятого, самого многочисленного и буйного, отряда. — Нет, он неплох, конечно, да вот... Как бы объяснить, чтоб все поняли? В общем, не сможет он за собой людей повести. — Почему же? — спросил Марио. — Да, не пойдут за ним. Он же пришлый. Чёрт его разбери, с какой деревни притащился. Его знать никто не знает, а кто знал, уж не вспомнит, ведь давно он родное поселение покинул. Не любят крестьяне таких, не ихних. Ну, слухи так доносят. Фернандес задумался на несколько секунд, видимо, будучи заинтересованным в кандидатуре Артёма. Когда какое-то решение появилось в голове главнокомандующего, он попросил командира пятого отряда немедленно позвать сюда этого человека, дабы самому поглядеть на «пришлого». Дзюба в это время стоял, прислонившись спиной к стволу массивного дуба, и крутил в руках крест Игоря. Каждую ночь, перед тем, как заснуть, крестьянин шептал молитву за сохранение души и целовал подарок, искренне надеясь, что тот был отдан ему от сердца, ведь только в этом случае крест мог стать настоящим оберегом. — Эй, там тебя командир зовёт! — вырвал Артёма из приятных дум какой-то низкий солдат с писклявым голосом. — И что же ты такого сделал, раз сам главный видеть на совете пожелал? Дзюба долго и неверяще смотрел на солдата, ведь знал, что грехов никаких в последнее время не творил, чтоб командование его в срочном порядке требовало. — Эй, дубина, что ты замер? Оглох, а? — Ой, да иду уже, — отмахнулся от писклявого Артём, направляясь к шатру. — Привязался тоже, подумать спокойно не даёт. Что за люд пошёл? При входе на крестьянина уставились во все глаза командиры отрядов, наследный принц, король Западных земель и сам главнокомандующий. Дзюба чуть в ноги им всем не упал, подумав было, что его сейчас буквально четвертуют. — Значит, это и есть тот самый Артём Дзюба, за которым никто не пойдёт? — уточнил Марио, приближаясь к онемевшему мужчине. — Не стоит стоять на проходе, можете смело подойти к нам. — Ага, спасибо, Ваше... — крестьянин замялся, пытаясь вспомнить титул, который носил Фернандес. — Ваше Главенство! — выпалил он, не сразу осознав, что такой должности не существует. Марио улыбнулся, рукой приглашая мужчину подойти к столу, за которым все сидели. Наследный принц и трое командиров также не скрывали улыбок, ведь Дзюба был очень забавен. Однако взгляд Артёма упал на короля Запада, который не находил ничего смешного в происходящем. Лёша холодно и с плохо скрываемым недоверием смотрел на будущего командира, не видя в нём никаких задатков лидера, способного повести за собой людей. — Итак, Артём, — произнёс Марио. — В последнее время многие крестьянские отряды остались без командования, и нам требуется исправить это положение дел, ведь ни одна структура не может существовать без чьего-либо управления. Я считаю, что никто лучше человека, вышедшего из крестьянской среды, не сможет управлять людьми, которые близки ему по духу, по образу жизни и многому другому. Иначе говоря, мы решили выдвинуть вас в качестве нового командира, допустим, седьмого отряда. — Позвольте! — возмутился командир пятого отряда. — Но мы ничего не решали! — Смею напомнить, что идеи главнокомандующего обжалованию не подлежат, — произнёс Денис. — Таково было условие, поставленное Его Величеством, когда он назначал Марио на эту должность. Так что, ваши протесты бессмысленны. — А в чём смысл данного собрания, если ничьё мнение, кроме мнения главнокомандующего, не имеет веса? — поинтересовался Лёша, всё ещё недоверчиво рассматривая Артёма, который ни слова не понимал и до сих пор думал, что его сейчас за что-нибудь накажут. Марио, несмотря на явную цель правителя Западного королевства задеть его, отреагировал вполне спокойно, предложив каждому высказать свою позицию и коллективно решить проблему с отсутствием командования у крестьян. Плотный командир второго отряда выступил за Артёма и тут же стал вспоминать других, подобных ему, кто мог бы управлять людьми. Его, однако, быстро перебил командир пятого отряда, выступавший резко против. Он вообще не был уверен в правильности назначения простого крестьянина командующим, ведь сам вышел из зажиточного городского класса, а не из деревни. Идея Марио звучала неправильно по своей сути, он бы ещё предложил крестьянам управлять всей армией! — На самом деле, другие отряды прекрасно справляются и существуют, — рассуждал командир четвёртого отряда. Этот мужчина всегда говорил медленно и с расстановкой, пытаясь донести информацию до каждого, возможно, именно поэтому его подчинённые лучше всех исполняли приказы командования. — Вот, возьмём, например, моих. Я ведь тоже из простых людей вышел, у меня отец кузнецом был, дед пастухом, а я хозяйство своё имею. И люди меня прекрасно слушают... — Ужасно за вас рад, — фыркнул командир восьмого отряда. — Мы сидеть тут до ночи будем и ни с чем всё равно не определимся, потому что слушать каждого просто утомительно. Давайте уже назначим этого человека командиром, выберем оставшихся трёх и продолжим говорить о действительно важном. Все согласно кивнули, кроме командира пятого отряда, который настаивал на пересмотре решения Марио. Однако против большинства он оказался бессилен. — Итак, Артём Дзюба, с превеликой радостью сообщаю вам, что с нынешнего дня вы назначаетесь на должность командира седьмого отряда крестьянской части войска, — торжественно произнёс Фернандес. Артём, кажется, до сих пор не осознавал происходящее. — До конца войны, если судьба соблаговолит вам, вы будете управлять своим отрядом. Постарайтесь нести службу достойно и приложите все возможные усилия для того, чтобы внести ощутимый вклад в победу нашей армии на этой войне. — Ага, — глупо кивнул Дзюба. — А я теперь, что, вот тут с вами сидеть буду? — Марио дал утвердительный ответ. — И коня мне дадут? И оружие новое? Ох, Господи, а как же я буду людьми править, я же никогда... Ну, вы понимаете. Простите, Ваше... не знаю титула, но я как-то не готов. — Напоминаю, что решения главнокомандующего не обсуждаются и не отменяются, — ещё раз произнёс Денис. — Такова была воля Его Величества. — Ваше Высочество, но как это? Вы же подумайте только! — Тут, помимо вас, Артём, ещё шесть человек бывших крестьян. Ничего, вполне себе сумели разобраться с обязанностями командира. И вы разберётесь, если желаете победы нашему войску. Точка в разговоре была поставлена, Дзюба до конца собрания растерянно глядел на присутствующих, пытаясь свыкнуться с мыслью, что он теперь с ними в одном положении и выполняет те же поручения, что и они. Впереди ему ещё предстояло выслушать объявление Марио о назначении его командиром перед седьмым отрядом, а также познакомиться со своими подчинёнными. По странному совпадению почти весь седьмой отряд состоял из крестьян, проживавших в родной деревне Артёма. Кое-кто его вспомнил, кое-кто отнёсся к нему довольно предвзято, припомнив, что тот покинул родину в тяжёлые времена, подавшись на заработки и не вернувшись обратно. Были и такие, которые отнеслись к назначению Дзюбы главным в отряде с пониманием, ведь решения Фернандеса не обсуждались, поэтому ничьё мнение действительно не учитывалось, тем более, если это было мнение простых крестьян, составлявших пусть и самую большую часть армии, но одновременно самую низшую по положению. Привыкал к новой роли Артём долго, с трудом. Он боялся не оправдать надежд, подвести всю армию и нарваться на гнев главнокомандующего. Конечно, на вид Марио был самым дружелюбным человеком в мире, постоянно улыбался, благосклонно относился ко всем. Но кто знает, вдруг это только внешняя оболочка, нужная лишь для того, чтобы заручиться поддержкой в войске, чтобы все поверили в доброго командира и пошли за ним чисто из симпатии? Вдруг Марио, на самом деле, безжалостный тиран, убивающий за любую провинность? С другой стороны, наверное, Артёму следовало бы порадоваться, что он находится в подчинении именно Фернандеса, а не Лёши, который, кажется, меняет по десять решений в минуту и ведёт себя более, чем странно в последнее время. Дзюбе довелось как-то пообщаться с солдатами из его войска, и те не слишком радушно отзывались о короле Запада, хоть и не принято о таком, в принципе, говорить вслух. Тем временем, шёл на поправку Кокорин. Он уже мог вставать, иногда выходил из шатра, прогуливаясь по лагерю и узнавая, что произошло за то время, пока он был не в состоянии даже глаза открыть. Много разговаривал Саша с Артёмом, который всё грозился отказаться от своей должности и вновь стать простым рядовым, но Кокорин друга поддерживал, убеждая его оставаться на месте и ни к кому не ходить, ведь так вернее всего можно навлечь на себя гнев. — А представь, что возвращаешься ты с войны к своему Благородию, — мечтательно говорил Саша, широко улыбаясь. — У тебя чин командира, ты почти как он по положению. Знаешь, к чему я веду? Вы же с ним теперь будете наравне! А там уж все дороги к счастливой жизни открыты. — Ага, дожить бы до конца войны ещё, — хмыкнул Дзюба. — Да и до Игоря мне, как до солнца. — Игоря? Так у Благородия имя, оказывается, есть. Я-то всё думал, что у них вместо человеческих имён только дурацкие титулы. Смотри-ка, а дворцовые тоже люди. — С чего бы не люди? Подумаешь, положение у них выше и денег больше, выглядят же так же. — Ну, да, но всё равно... Понимаешь, некоторые их чуть ли не за святых почитают, вот я и подумал, что они особенные. Нет, гляди, простые, только вот возомнили о себе, невесть что! — Игорь себе ничего такого не позволял никогда! — вдруг вспыхнул Артём. — Он вообще о крестьянской жизни мечтает, потому что она ему ближе. — Надо же, — удивился Кокорин, покачав головой. — Слушай, а может тебе после войны его к нам в деревню пригласить? Пусть бросит всё своё богатство, положение, титулы, будет сеять, копать, за свиньями моими смотреть. Чего пропадать рукам? Артём только зло махнул рукой на друга, ведь знал, что Игорь из дворца не уйдёт. Акинфеев, может быть, хотел бы этого, да у него обязательства, приказы, он самому королю служит, потому что так на роду у него написано. Всё, что они могут сделать, это видеться мельком, когда у первого советника есть время и возможность приехать в деревню. Однако, чем дольше шла война, тем больше таких возможностей у Игоря появлялось. Он практически не выезжал из деревни, постоянно находясь в полях, разделяя с крестьянами их участь. За несколько недель, проведённых вместе, жители стали менее предвзято относиться к первому советнику короля, весьма удивившись тому, что он может работать так же, как и они, с помощью тяжёлого, физического труда. — Ты глянь, — перешёптывались бабы, кивая в сторону Акинфеева. — И руки белые, и спина ровная, а пахать готов за всех наших мужиков. Где ж только уродился такой, благородный? — К нам бы его прибрать, — подумывал Кондрат, деревенский староста, сидя у себя в избе перед покосившимся столом без одной ножки. — Сила во дворце только за зря чахнет. — А ты ему предложи, Бог даст, согласится, — посоветовала его жена, сматывая нитки в клубок. — Да с чего бы? Он-то парень не глупый, раз второе лицо государства. — Ты примани его чем-нибудь. Наобещай золотых гор, достатка, лучшей избы и самого большого куска пашни. — Дура, думаешь, он этих гор никогда не видел? Али земли у него во владении никогда не было? — мрачно усмехнулся староста. — Нет, таким его сюда не привлечёшь. — Могу баб на базаре поспрашивать, они же всё про всех знают, быть может, слышали чего о нём. Узнаем, что ему здесь нравится, этим и приманим. Жена Кондрата, Аксинья, была женщиной хитрой и мудрой, во многом благодаря её находчивости старостой стал именно её муж. Аксинья умела слушать то, что надо, и появляться там, где надо, позже используя всю собранную информацию для своей выгоды или для выгоды своего мужа, не отличающегося дальновидностью. Помимо всего прочего, женщина оказывала на Кондрата поистине большое влияние, в любой удобный момент припоминая ему, почему он всё ещё деревенский староста. Бабы на базаре ничего об Игоре толком не слышали, однако, уже настроили тысячи догадок о его персоне. Аксинья выслушала все версии и составила для себя примерный портрет первого советника короля. — Пригласи его к нам, — сказала она мужу. — Объясни, что все пришлые обязаны являться к старосте, дабы представиться, положение своё утвердить. Мол, не по-человечески это, главного на деревне не уважить. Следующим вечером Игорь сидел за столом в доме у старосты, разглядывая деревенские кушанья, которые Аксинья обычно приготавливала на праздники. Сама женщина сидела в горнице, занимаясь шитьём, но сквозь дверную щель слушала, о чём шёл разговор между мужем и Акинфеевым. — Вы пирог испробуйте, — посоветовал Кондрат, пододвигая блюдо к советнику. Тот благодарно кивнул головой, выбирая себе кусок поменьше. — Эх, ну, раз уж за стол сели, грех не выпить. Дело-то оно такое... Вот у меня первач прошлого года. Я в него, родименького, душу вложил, — староста принялся радушно разливать самогон по чаркам. — Ну, говорите, Игорь, что привело вас в наши края. Чай уж жисть у нас нелёгкая, а во дворце жатве не учат. — Когда я приехал сюда, я уже говорил, что обещаю помочь деревням всем, чем можно. Я понимаю, какие неимоверные усилия вы прилагаете для того, чтобы просто пережить зиму. Бывают года урожайные, а бывают не очень. У вас не хватает рабочих рук, потому что многие крестьяне сейчас на войне, а у нас во дворце люди не занимаются ничем полезным. — Так это ваше личное решение? — Кондрат удивлённо вскинул брови. — Значит, вы собрали отряды из придворных и силой привели их сюда? Простите, Игорь, но не верю ни единому вашему слову. Их Величество такой вольности не допустили бы. — Они и не допустили, — согласно кивнул Акинфеев. — Но я первый советник, второе лицо государства, моя семья из века в век занимала высочайшие должности при дворе. Если хотите, то я имею определённый вес в государстве, я ценен для нашего монарха, поэтому он согласился отпустить меня в деревню, лишь бы я не ушёл на войну, где мог бы погибнуть вернее всего. Его Величеству всё ещё нужна правая рука, а лучше меня он пока не нашёл. Игорь говорил со старостой откровенно, думая, что только честностью сможет заслужить его расположение. Акинфеев хотел доверия к себе со стороны деревенских, потому старался общаться с ними на равных, прямо и без утайки. Аксинья в горнице слушала внимательно, запоминая каждое слово, обронённое советником, и думая о том, куда бы его применить. — В таком случае, грех за вас не выпить, — поднимая чарку, произнёс Кондрат. — Всем бы государствам не помешали такие люди. А надолго ли вы в наше поселение? — До конца жатвы, потом придётся вернуться во дворец, так как у меня есть некоторые обязательства. Они связывают меня по рукам и ногам, но я бессилен против них. Таково моё предназначение. — А вот раньше вы частенько к нам наезжали. Присматривались? — Раньше... — Игорь сделал довольно большую паузу. — Я, знаете, просто люблю деревню. Ваша жизнь, красота здешней природы — всё это настолько естественно и просто, что я приезжал сюда любоваться и думать. Мне чужд дворец, чужды их порядки и образ жизни. Оно ненастоящее какое-то, выдуманное, каждый так и норовит подставить ближнего, чтобы место его занять. А эта суета, не имеющая ровно никакого смысла! Будь моя воля, уехал бы сюда навсегда, в тишину и покой. «Красиво плетёт, — хмыкнула Аксинья. — Да больно странно для такого человека важного». — Так, а вы останьтесь, у нас, благо, занятий много, — вдруг предложил Кондрат. — Жатва кончится, заготовки пойдут, а там уж надо дома починять к зиме, коней перековывать. Ваши руки бы сильно пригодились. — Я бы с радостью, но, боюсь, Его Величество другое мнение на этот счёт имеет. Всё, что удалось узнать старосте и его жене, так это то, что Игорь готов остаться в деревне, готов быть наравне с простыми крестьянами, однако, слишком привязан к своему дворцовому положению. А несколько дней спустя, Акинфеев решил сходить к местной ведунье, Марфе, ведь всё поселение расписывало её таланты. Советник не был человеком суеверным, но вот уже трое суток видел странные сны, беспокойные, волнующие душу. Он боялся, что всё это может быть связано с Артёмом, потому и пошёл к Марфе. Та встретила его суровым взглядом. Ведунья недолюбливала деревенских, которые постоянно ходили к ней за советами, а потом обвиняли во всех грехах и плевали ей в спину, но к городским, а тем более к придворным, Марфа относилась с лютой ненавистью, ведь именно они извели её род. — Послушайте, я лишь с добрыми намерениями, мне говорили, что вы способны сказать, чего ждать в будущем, — пытался убедить женщину Игорь, но она, опираясь спиной на плетень, лишь буравила его своими тёмными глазами. — С добрыми намерениями людей не убивают. — Но я никого из вашего рода пальцем не трогал. Да, возможно, кто-то из моих родственников был причастен к этому, мне жаль, если так. Поймите, прошлое — оно и есть прошлое, с него брать уже нечего. Никто не может вернуть вам родных. — А я и не прошу, — пожала плечами Марфа. Взгляд её стал немного мягче, в словах Игоря она слышала горькую правду и думала, что этот человек, действительно, совершенно не виновен. Глубоко в душе засела обида на всех, кто имел место при королевской семье, однако Акинфеев, как бы не хотелось, ненависти не вызывал. Вид у него был несчастным отчего-то, в глазах читалась немая мольба, но не выглядели так те, кто убивал родных ведуньи. — Будущее тебе нужно? — спросила женщина спокойным голосом. — Да, только не моё, человека одного... — Знаю я, о ком ты, — уголок губ Марфы пополз наверх. — На то я и ведьма, чтоб всё про всех с полуслова понимать, — тут же пояснила она, заметив удивление на лице Игоря. — Великий дар свалился на него сейчас, но он не рад ему. Дар этот тяготит его, душу мучает, но есть у него там человек один, который заставляет на месте стоять. Человек этот многое понимает, истину часто говорит и сейчас прав. Однако грядут времена тяжёлые, нелегко придётся тому, о ком ты думаешь. Но у него есть вещица одна ценная, дорогая, от сердца чужого отданная, она благодать ему и спасение несёт. Пока есть у него эта вещица, да пока ты все свои мысли к человеку своему направляешь, будет он жить. Как только забудешь его, предашь как-нибудь — погибнет. Сразу же погибнет, и душой, и телом. А ты всю жизнь мучиться будешь, в могилу сам себя загонишь, и справедливо будет наказание. Игорь смотрел на Марфу так, будто сам Бог к нему с неба спустился. Он никогда не верил в гадалок и ведьм, которые могли предсказывать судьбу, ведь с детства ему говорили, что на всё лишь воля Божья, а ведуньи — дочери дьявола, им верить нельзя. Но как тут не поверить, если всё правда? И Акинфеев впервые поверил в то, во что верить запрещено было.***
Тяжёлые времена приближались со страшной быстротой, и каждый в южном войске начинал чувствовать необъяснимую тревогу, бередящую душу. Марио беспокойно ходил по лагерю, смотря за учениями и отмечая, что уровень подготовки солдат существенно вырос, однако, это не успокаивало его. Фернандес проводил целые ночи перед картами, изучая каждый миллиметр бумаги, вглядываясь в каждую прочерченную линию. Он выглядел ужасно уставшим от всей этой походной жизни, которая была какой-то неполноценной, требующей какого-либо важного толчка в верном или нет направлении. Но толчка всё не было. В последних мелких столкновениях армия отходила всё глубже в леса, приближаясь к границе Западного и Южного королевств, а допустить военные действия на территории государства никак нельзя было. Дмитрий поставил условие Марио, чтобы тот сам погиб, но врага в страну не пустил. Возможно, король опасался, что с его землями может произойти то же, что и с землями Лёши. И Марио с каждым днём выглядел всё хуже, видимо, совершенно убивая себя подобными мыслями и напоминаниями. Кроме того, его волновало, что войско Севера не сильно пытается продвинуться вперёд, да и нападает не всей своей мощью, а отдельными порциями, по чуть-чуть отодвигая противника. Казалось, будто враг готовил нечто неожиданное, что должно было перевернуть эту войну. — Вы снова не спите, — Фернандес поднял голову от карты, смотря на вошедшего в шатёр Дениса. — Главнокомандующий обязан иметь полноценный отдых, иначе он не сможет справиться с армией. — У меня всегда есть вы, Ваше Высочество, — сказал Марио. — Если со мной что-то произойдёт, то вы займёте мою должность, верно? Впрочем, если вы хотите помочь мне, то можете заняться вот этой картой. Необходимо выписать все координаты расположения вражеских конных отрядов. Ваши стратеги уже кое-что сделали, а то, что не успели, пометили примерными точками. Денис с радостью согласился помочь Марио, лишь бы тот хоть сегодня поспал не час, не два, а столько, сколько нужно для нормального отдыха. Быть может, завтра придётся участвовать в грандиозном сражении, а главнокомандующий свалится посреди атаки с коня, будучи не в силах удержать поводья. Хотя, глядя на Фернандеса, можно было подумать, что тот умрёт, но доведёт их до победы. — Я всё ещё ношу с собой вашу книгу, — вдруг произнёс Марио, глядя на Черышева исподлобья. — В ней много потрясающих сонетов. — Можете оставить её себе, если она вам так приглянулась. — Но она же принадлежит библиотеке вашей покойной матушки! — А вы говорили, что в вашем маленьком королевстве практически нет книг. Считайте, что это подарок Южного государства вашему за оказанную помощь в войне. — Ещё неизвестно, как она закончится. — Вполне известно, пока ею командует такой человек, как вы. Нам нечего бояться, ведь вы, Марио, настоящий солдат, просто герой. В честь таких, как вы, должны слагать песни, про ваши подвиги должны писать картины. Фернандес, кажется, чуть смутился такой похвалы, поэтому опустил взгляд обратно на истёртую бумагу. Однако через несколько минут он встал из-за стола и пошёл к сундукам, в которых лежали некоторые его вещи, привезённые с обозами. Из одного Марио достал книгу и протянул её Денису, всё-таки будучи не в силах принять столь ценный подарок. Он понимал, насколько принцу дорога память об умершей матери, которая подарила ему эту жизнь, научила видеть прекрасное и ценить людей, дорожить всем, что имеешь. Это была замечательная женщина. Марио держал книгу в руке, но когда Денис её коснулся, чтобы забрать, вдруг заговорил:Как тот актёр, который, оробев, Теряет нить давно знакомой роли. Как тот безумец, что, впадая в гнев, В избытке сил теряет силу воли. Так я молчу, не зная, что сказать, Не оттого, что сердце охладело. Нет, на мои уста кладёт печать Моя любовь, которой нет предела. Так пусть же книга говорит с тобой. Пускай она, безмолвный мой ходатай, Идёт к тебе с признаньем и мольбой И справедливой требует расплаты. Прочтёшь ли ты слова любви немой? Услышишь ли глазами голос мой?
Этот сонет был на самой последней странице, и его Марио запомнил лучше всех, потому что он слишком запал ему в душу, слишком близко пришёлся. Денис несколько растерянно смотрел на Фернандеса, не совсем понимая, к чему он вдруг решил пересказать именно этот сонет, а не какой-нибудь другой. — Вы очень красиво читаете стихи, — наконец сказал принц. — И память у вас, Марио, замечательная. — Ваше Высочество, я должен вам признаться, что не просто так сейчас вспомнил его. — Зачем же? Но Фернандес молчал, предоставив Денису самому обо всём догадаться. Тот, конечно же, смог понять и стал выглядеть ещё растеряннее. — Марио, неужели... Я, признаться честно, удивлён. Я не знаю, что надо делать в такие моменты. — А что вам подсказывает сердце? Слушайте его чаще, и тогда счастье всегда будет на вашей стороне. Ваше Высочество, если вы отвергните меня, я всё пойму. Это ведь довольно странно, должно быть. С секунду Денис на что-то решался, а потом вдруг подошёл к Марио, чуть приподнялся на носки и коснулся его губ своими аккуратно и нежно. Больше им слов не требовалось.