Был, порой, честив, услужлив и толерантен. Учили отпустить всё, полностью доверять всем, И, как бы не била судьба, всё принимать, как есть. Как бы много ты не потерял — это всё твой крест.
— Не думаю, что это наиболее оптимальный вариант для наступления, — покачал головой Андрей, смотря в карту, положенную на стол Семаком. После отъезда Дениса его отрядом стал командовать Лунёв, поэтому теперь он присутствовал на собрании командиров и мог высказывать своё мнение. Впрочем, делал он это осторожно, боясь, что его взгляды разойдутся со взглядами остальных, и потом ему придётся чувствовать себя либо дураком, либо предателем, не поддержавшим общего решения. Тем не менее, данная ситуация отличалась от других, поскольку сейчас решался наиболее важный вопрос. Войско, набрав в деревнях оставшихся крестьян и даже прихватив несколько особенно рвавшихся на фронт стариков, собиралось пойти в наступление на северных захватчиков. Как донесли слухи, они уже вошли в одно из приграничных поселений, где спокойно существовали несколько недель, не предпринимая никаких попыток пойти вглубь страны. Разумеется, после последних событий, такое затишье со стороны врага не могло не настораживать. Чтобы не наступить на те же грабли, Марио решил нанести удар первым. В конце концов, они уже были на своей территории, терять которую ни в коем случае нельзя. — Тогда почему бы вам самим не составить план, не начертить позицию? — раздражённо ответил Семак, сворачивая карту. Мужчина корпел над своей работой несколько дней и даже не спал ночами, боясь не успеть доделать всё в срок. Всегда молчаливый Сергей, потеряв верного товарища в лице Гончаренко, теперь решил, что терпеть чьи-то претензии не намерен. У него тоже сдавали нервы от этой войны, которая никому, по сути, была не нужна. — Не понятно, зачем нам вообще куда-либо наступать, — потёр подбородок двумя пальцами один из командиров. — Говорили, что у нас оборонительная тактика, а теперь лезем на рожон. — А сколько мы так ещё обороняться будем? До второго пришествия, думается мне, — усмехнулся Артём. — Надоело уже сидеть на месте! Пора начать действовать. Раньше позади страна была, а теперь ничего. Дальше отступать некуда, поэтому и надо бросить все силы на наступление. — То есть вы хотите сказать, что эта битва может стать нашей последней? — встрепенулся Андрей. — Ну, так-то любая битва может быть последней. — Мы рассчитываем, что это наступление, наконец, расставит всё по своим местам, — спокойно сказал Марио. Он только что буквально подписал всем приговор, но сообщил об этом, как о надвигающемся дожде. За столом заметно заволновались. Андрей начал переводить взгляд с одного командира на другого, пытаясь понять, только ли он услышал, какой ужас их всех ждёт, ведь вряд ли им удастся выйти из очередного сражения живыми. Артём жевал губу, широко расширив глаза, наверное, представляя картины битвы, которая не принесёт с собой ничего хорошего. Более того, Дзюба не мог не подумать об Игоре, оставленном в одиночку на этом свете. Да, крест тут уже не поможет. — Нет, знаете, — вдруг возмущённо произнёс новый командир шестого отряда. — Я не собираюсь расставаться с жизнью вот так вот, без какой-либо надежды на победу. Что хотите делайте, хоть в рядовые меня сошлите, но я против! — для пущей убедительности он ударил ладонью по столу. — Я поддерживаю! — тут же раздалось со стороны других командиров. Кто-то начинал вскакивать на ноги, кто-то устремлял на Марио взгляд, в котором так и читался вызов. Лёша, сидевший чуть поодаль, нахмурился. Он не понимал, как их армия, подающая такие надежды в начале войны, смогла превратиться во весь этот бедлам, где уже мнение главнокомандующего ни во что не ставилось. Королю Запада искренне было жаль Марио, тратившего великое множество сил и времени, чтобы добиться хоть каких-то результатов, пока все эти люди сидели где-то по своим отрядам и распивали спирт, горланя песни. Они ничего не делали для армии, они и понятия не имели, насколько сложно управлять таким количеством народа из разных сословий, разных населённых пунктов и разных по своему отношению к сложившейся ситуации. Марио смог их организовать, он дал им установку, идею, за которой все пошли. Тем временем, напряжение за столом нарастало. Вот уже один командир начал гневно выплёвывать ругательства в адрес другого, несогласного с ним. Кто-то во весь голос смеялся, раздражая этим ссорящихся ещё больше. Андрей вертел головой по сторонам, не понимая, что вообще происходит, и почему Марио никак не останавливает этот бардак. Фернандес просто сидел, смотря нечитаемым взглядом в стол, напряжённо о чём-то раздумывая. Ему настолько всё надоело, что он не хотел даже реагировать на творившуюся анархию. «Господи, да, пусть они уже изобьют друг друга и успокоятся», — подумал главнокомандующий, не видя никакого другого исхода в данной обстановке. — Потрясающе! — первым не вытерпел Лёша, умудрившись совершенно спокойным голосом, даже не повышая интонации, привлечь к себе внимание всех: ругающихся, смеющегося, тех, кто просто терпеливо выжидал конца собрания, беспокоящегося Андрея, замершего в одном положении Артёма и даже уставшего Марио. — Раньше мы просто не могли прийти к одному решению, а теперь готовы наброситься друг на друга, если кто-то имеет иное мнение. Знаете, Марио, я предлагаю больше не собирать никаких советов, не слушать этих людей. Вы только посмотрите, до чего они опустились. Вас, главнокомандующего, ни во что не ставят. С ними нельзя говорить, как с адекватными людьми. — Простите, Ваше Величество, но как же..? — попытался возмутиться один из командиров. — А вот просто! — развёл руками Лёша. — Мы будем сами принимать решения, а вас потом поставим перед фактом. — Так дела не делаются, знаете ли, — хмыкнул кто-то в конце стола, не подававший до этого никаких признаков жизни и присутствия. — Ну, по-хорошему у нас с вами уже не получилось. Поэтому пошли все вон. Сначала никто не понял, что надо делать. Несколько человек улыбнулись, подумав было, что король плохо пошутил. И только Артём, вышедший из своего прежнего отсутствующего состояния, первым начал вставать. — Я неясно сказал? — поинтересовался Лёша у остальных. — Вон отсюда! На этих словах, уже более громких и резких, ни у кого не осталось сомнений в серьёзности монарха. Он действительно их выгнал, действительно решил запретить подобные собрания. В итоге, в доме остались только они с Марио и Семак, скручивающий и раскручивающий карту, не зная, что ему ещё делать. — Спасибо, — произнёс Фернандес, обращаясь к Лёше. — Я бы не смог им сказать этого в лицо. — Поэтому это сделал я. Меня давно напрягала обстановка на всех наших собраниях. Знаете, Марио, вам следует стать жёстче, сами понимаете, что по-другому сейчас нельзя. Фернандес согласно кивнул головой. Однако он всё равно чувствовал, что не сможет начать говорить со своими подчинёнными так, как сделал сейчас король. Марио с детства учили, что надо уважать всех людей, какого бы они не были достатка, из какой бы семьи не происходили. Нельзя ставить себя выше других, пусть ты и сын Его Величества. Более того, мать всегда говорила ему, что всё надо принимать, как должное. Если в жизни что-то идёт не так, значит, это Господь посылает тебе испытание, и ты должен преодолеть его. Марио считал, что эта война, эти бесконечные потери, лишения, беды и несчастья, навалившиеся на него за последние полтора месяца, — его крест, который он обязан нести на своих плечах с гордо поднятой головой. И он собирался пережить это, правда, не знал ещё, как. Лёша с сожалением посмотрел на главнокомандующего. Он, как никто другой, понимал, почему Марио не показывал характера перед своими солдатами, почему разрешил крестьянам праздновать, когда над ними нависла угроза нападения со стороны Севера. Лёша и сам всегда был кротким и миролюбивым правителем, который старался дать своему народу все необходимые блага, иногда даже во вред себе и двору. Тем не менее, война, налетевшая, словно стервятник на ещё не остывший труп, падение Западного королевства и это вынужденное отступление наложили свой отпечаток на мировоззрение монарха. Теперь он не собирался прощать воинам и малейшей слабости, будь то грустные разговоры о покинутых домах или вот такие бурные эмоции во время собраний. Нет, ничего этого больше не будет. Люди должны думать лишь о войне, лишь о предстоящем наступлении и просто обязаны подойти к нему с воодушевлением, с полной моральной готовностью, не отвлекаясь ни на что постороннее. Они должны стать похожими на войско Кровавого принца. И если Марио не в состоянии отступить от своих принципов, но готов пустить всё на самотёк, то тогда Лёша сделает из этой армии то, что из них планировалось изначально.***
Был на этом свете ещё один человек, который разделял взгляды Марио на все неудачи. Он тоже полагал, что это испытания, которые необходимо как-то преодолеть, и также не знал, как это сделать, чтобы не сойти с ума. Имя этому человеку было Денис. С каждым днём во дворце принц всё больше понимал, как сильно ошибался, оставив Фернандеса в войске совершенно одного, без какой-либо поддержки. Разумеется, Черышев не знал про Артёма, готового отдать жизнь за главнокомандующего, вызывающего в нём исключительно чувство уважения, не знал про Лёшу, который изменил своё мнение насчёт Марио. Сейчас у него была поддержка, пусть и совсем незначительная. Тем не менее, Дениса явно не хватало, с его присутствием все горести переносились бы гораздо легче. Так рассудил и сам принц, поэтому в какой-то момент одна безумная идея, посетившая его несколькими неделями ранее, перестала быть таковой. Он снова собрался на фронт. Только теперь не для того, чтобы доказать отцу свою состоятельность, как наследника, а для того, чтобы увидеть любимого человека, без которого было в разы хуже, чем в сражении. — Здравствуйте, Ваше Высочество, — в его покои осторожно прошла Кристина. Её друг как раз расхаживал из угла в угол, думая, что ещё не собрал в дорогу. — Рад тебя видеть, — улыбнулся Денис, подходя ближе к фрейлине и заключая её в крепкие объятия. — Ты несколько недель не выходила из комнаты, это правда? — Да. Мне надо было о многом подумать, — вздохнула девушка, присаживаясь в кресло. — Новостей от Игоря не приходило? А от Феди? Юрий Палыч очень беспокоился насчёт него. — Нет. Ни одного письма, — быстро и отрывисто произнёс Денис, не желая заострять на этом внимание. Он боялся, что Кристина сейчас начнёт переживать, будет плакать или, не дай Бог, снова закроется у себя в комнате, окончательно решив, что уехавшие из дворца товарищи погибли. В таком хрупком душевном состоянии девушка могла подумать всё, что угодно. — Ты говорила о Юрии Палыче. Как он? Вроде, когда я возвращался с фронта, он только от болезни оправился. — С ним сейчас всё хорошо. Он давно здоров, хотя возраст даёт о себе знать. Он работает над летописью. Знаешь, это так странно, что он продолжает писать про королевство, которого уже нет. — Почему же нет? Оно есть. Западное королевство живо, пока жив его король, а насколько мне известно... — тут Денис запнулся. Когда он покидал войско, Лёша был в не самом лучшем состоянии. Его рана могла открыться в любой момент, и монарх несколько дней находился на грани жизни и смерти. Что с ним случилось в дальнейшем, принц не знал. — Насколько мне известно, с ним всё хорошо. — Да, наверное, так и есть, — кивнула Кристина, опуская взгляд на сложенные руки, сжимающие белый платок с синей вышивкой. Она работала над ним с начала войны, решив подарить Панкрату по возвращении. Это был бы символ её согласия на свадьбу, которой теперь никогда не случится. — Ты какой-то обеспокоенный. Почему ты ходишь из угла в угол? Принц пожал плечами, будто не делал ничего необычного. Разумеется, сообщать фрейлине о своём намерении он бы не стал. — Ваше Высочество, лошадь готова, — конечно же, именно в этот момент надо было появиться слуге, который помогал Денису собираться в дорогу. — Да, благодарю, — сдержанно кивнул тот, поворачиваясь к Кристине лицом. Она будто бы побледнела, сжала платок ещё сильнее, чем до этого, и встала с кресла. В глазах девушки застыли слёзы тревоги, а её губы нервно подёргивались, не произнося ни одного вопроса, хотя они и без того звенящей тишиной стояли в воздухе. — Кристина, — начал Денис, кладя руки на плечи девушке, стараясь её успокоить. — Всё хорошо. Тебе не стоит переживать за меня. — Куда ты едешь? — Я возвращаюсь на фронт. — Нет! — выкрикнула фрейлина, яростно мотая головой. — Никуда ты не поедешь! — Кристина, я уже всё решил. Я не могу больше оставаться во дворце... — Денис, зачем, скажи, зачем тебе возвращаться туда? Я слышала, как ты рассказывал Игорю и Феде, какой ужас творится на войне. Ты ведь вернулся оттуда, потому что больше не смог выносить эти кошмары. Денис, там убили моего возлюбленного, я не хочу, чтобы ты погиб. Я позволила уехать Панкрату, я отпустила Игоря и Федю, но ты... Ты просто не имеешь права оставлять меня совершенно одну! Что я буду делать, если вы все не вернётесь? Денис, послушай, ты совершенно не обязан. Если ты думаешь, что предал войско, вернувшись в столицу, то ты ошибаешься. Ты никого не предавал. Его Величество сами не хотели, чтобы ты туда ехал. Подумай хотя бы об отце! Что будет с ним, когда он узнает. У него слабое здоровье, лекари говорят что-то случилось с сердцем. Его хватит удар, он умрёт! — Кристина, я еду туда не из-за каких-то обязательств, и я прекрасно осознаю все последствия... — Но зачем тогда?! Зачем?! — сквозь слёзы кричала девушка, обхватывая лицо друга ладонями. — Потому что... Потому что там человек, которого я люблю, — вдруг твёрдо произнёс Денис. — Я еду туда, чтобы защитить его, чтобы поддержать. Неужели, будь у тебя возможность, ты бы не поехала к Панкрату? Девушка широко распахнутыми глазами посмотрела на принца, и руки её опустились. Платок упал на пол. — Ты едешь туда ради... Ради кого? — переспросила фрейлина. — Я еду туда ради Марио, — Денис наклонился, чтобы поднять упавший квадрат белой ткани. — Да, Кристина, я люблю Марио. Ещё в первую нашу встречу между нами пробежало нечто такое... необъяснимое, если честно. Когда он толкнул меня во время бала, я помню, что в какой-то момент наши взгляды встретились, и вот тогда, кажется, всё это и началось. Потом мы как-то сидели в библиотеке, разговаривали ни о чём, он взял одну книгу. Он читал мне оттуда стихи... А ещё он играл мне на клавикорде. Я сразу вспомнил Её Величество, меня будто бы на какой-то момент вернули в детство, понимаешь? Мне кажется, я уже тогда любил Марио, который подарил мне несколько мгновений счастья. На войне я только убедился в том, что это невероятный человек, — Денис тепло улыбнулся своим словам и поднял мечтательный взгляд куда-то наверх. Кристина молча слушала, неожиданно для себя осознавая, что именно так всегда выглядела она, когда думала о Панкрате. Так выглядят все влюблённые люди. — Я никогда не встречал человека, похожего на Марио. Ни одна девушка в королевстве, за которую сватали меня придворные или отец, не сравнится с ним. Потому что он другой, он ни на кого не похож. Хотя, возможно, я так думаю лишь от того, что люблю его. Я обещал ему однажды всегда быть рядом, но выходит, что я позорно нарушил своё обещание. Вот именно это я не могу себе простить, вот почему я возвращаюсь в войско. Даже если эта чёртова война закончится поражением, я хочу в последние минуты быть рядом с Марио. Фрейлина понимающе кивнула головой, концом платка вытирая скатившуюся по щеке слезу. Она знала, что не сможет переубедить Дениса. Её бы в такой ситуации тоже не остановили ни чьи слова, будь они материны или даже самого Господа Бога. — Ты только не говори про это отцу, хорошо? — сказал Денис. — Если будет спрашивать, отвечай, что я, как наследник, не могу оставить войско в опасности. Пусть думает, что я так сильно переживаю за судьбу этой войны. — Да, конечно, — тихо произнесла девушка, порывисто обнимая друга. Они ещё долго прощались у дворца. Кристина никак не хотела отпустить принца в дорогу, стараясь запомнить его таким, какой он есть сейчас, ведь неизвестно, смогут ли они вновь увидеть друг друга. — Вот возьми, — она протянула Денису платок с синей вышивкой. — Я хотела подарить его Панкрату. Бери, не думай ни о чём, тебе он будет нужнее. Я просто боюсь за тебя и хочу, чтобы ты всегда помнил обо мне. — Ну, что ты, в самом деле, — растроганно сказал принц. — Увидимся ещё. И Игорь с Федей вернутся, живые и здоровые. У меня предчувствие хорошее, знаешь. — Пусть оно тебя не обманет, — девушка, наконец, отпрянула от друга и чуть отошла в сторону, смотря, как он садится на коня. Когда Денис махнул ей рукой и направился в сторону ворот, Кристина прошептала. — Да, сохранит тебя Бог. Дорога Денису предстояла трудная, он понятия не имел, где сейчас следует искать войско, но потом он решил держать путь через деревни, где можно было поинтересоваться у крестьян, не слышали ли они чего-нибудь о новых отступлениях, сражениях или, быть может, о чём-нибудь ещё более ужасном. Всё-таки война подкралась к самому порогу королевского дворца, и теперь о ней говорили все, не скрываясь от новых вестей и стараясь узнать как можно больше обо всём, связанном с бедой, пришедшей на их земли. Тем временем отряд Феди занимался обустройством лагеря. Смолов, к счастью, имел представление о том, как должен выглядеть стан войска, поэтому смог отдать необходимые команды своим подчинённым, которые тут же засуетились, начав воздвигать походные шатры и собирать хворост для костра. Конечно, всё, что у них получалось, казалось не слишком внушительным, но Федя рассудил, что для их уровня вполне сгодится. — Извините, Ваша Светлость, — подошёл к Смолову какой-то старик со сгорбленной спиной, которого приняли в отряд за большой энтузиазм. Герцог решил, что дед не отстанет от него и всё равно пойдёт следом, даже если получит категорический отказ. — Там одному... бойцу ногу лошадь придавила. Вроде не растоптала, но и ходить теперь не можется. — А я тут причём? — удивился Федя. — Найдите лекаря, пусть поможет пострадавшему. — Да дело в том, что его мужики наши маленько поколотили за то, что ныть от боли начал. Мол, какой же из тебя вояка, коли ты из-за ушибленной ноги орёшь. — Господь Милосердный! — вздохнул герцог. — Вот только этих проблем мне не хватало. Веди меня к этому избитому и покалеченному. — Конечно, Ваша Светлость, конечно, — старик направился в сторону группки крестьян, возившихся с костром. Там, на снятом с лошади седле сидел совсем ещё молодой парнишка, наверное, лет четырнадцати, не больше. Он утирал рукавом окровавленную щёку и шмыгал носом, с опаской смотря на опухшую ногу, которую он вытащил из ботинка. — Это что, ребёнок? — с ужасом спросил Федя у старика. — Что, чёрт возьми, в моём отряде делает ребёнок?! — Ваша Светлость, не извольте так беспокоиться, он мальчишка хороший... — Он ребёнок. Зачем он мне нужен во время сражений? — Ваша Светлость, его и без того все в отряде презирают, шпыняют почём зря, вот ещё и поколотили... Жалко мне его, вот я и разрешил ему остаться, — старик столкнулся с уничтожающим взглядом Смолова. — Ваша Светлость, не велите казнить! — тут же дед бросился герцогу в ноги. — Да сдался ты мне, старый хрыч! Поднимайся и к остальным иди, а то шатры до второго пришествия ставить будете, — старик поспешно удалился, а Федя присел рядом с парнишкой, который боялся даже глаза на него поднять. — Ну, и долго я ждать буду? Мальчишка в очередной раз вытер щёку и осторожно взглянул на герцога. Тот не выглядел таким уж злым, как во время разговора со стариком. Только это, наверное, подтолкнуло парня открыть рот. — А что вы хотите услышать? — тихо спросил покалеченный. — Для начала, откуда ты здесь взялся. — Я из города за вами шёл. Я хочу Родину защищать. — Отрадно слышать. Вот только тебе... Понятия не имею, сколько тебе лет, но в войске тебе не место. — Ваша Светлость, прошу, не гоните меня! — вдруг так пронзительно выкрикнул мальчишка, хватая Федю за руку, что тот даже растерялся. — У меня ни отца, ни матери. Папанька ушёл с войском, меня одного в доме оставил. Мы, вообще-то, из пекарей будем. Вот только, когда папанька ушёл, лавку пришлось закрыть. Есть нечего было, хлеб делать тоже не из чего. Я вон, смотрите, как худой, еле на ногах стою, потому под лошадь и попал. А тут, в отряде, хоть кормить будут, да и пользу я могу принести. Я служить буду, как взрослый, честно-честно. И на ногу внимание не обращу. А то, что разрыдался, как девка, так я больше не буду. Обещаю! Федя не знал, что ему делать. С одной стороны, было бы абсолютно правильно прогнать мальчишку обратно в столицу, ведь здесь он только под ногами путаться станет, да ещё и погибнет, не дай Бог. Смолов не смог бы простить себе смерть ребёнка. Правда, ещё герцог знал, что будь на его месте Лёша, то он бы парнишку оставил при отряде, ещё и защищал бы его, кормил и заботился. Это же Лёша, в конце концов. — Ладно, чёрт с тобой, оставайся, — проворчал Смолов, понимая, на какую беду себя обрекает. Мальчишка тут же поднялся с седла и крепко обнял герцога, своего нового благодетеля. Тот не особенно оценил этот порыв, поэтому отпихнул от себя ребёнка. — Тебя как зовут-то? — Костя, — радостная улыбка озарила его лицо. — Просто прекрасно, — сказал Смолов и, решив, что на этом его миссия окончена, пошёл узнавать, когда будет готов костёр, всё-таки сумерки наступали. Тем не менее, Костя с того дня старался всеми силами доказать герцогу свою полезность. Он таскал хворост, сильно хромая на одну ногу, помогал устанавливать шатры, пытался ещё сунуть свой нос в приготовление ужина, но от котла его пинками погнали мужики. Смотря на всё это, Федя понимал, что теперь его дни с отрядом будут, ох, какими нелёгкими.***
— Когда же это кончится? — спросил будто бы у пустоты Антон, ногтем водя по поверхности стола. — Мне так надоело. Кроме него в доме старосты ещё был Паша, лежащий на лавке и что-то рассматривающий на потолке. — Вы всегда можете закончить войну, Ваше Величество. Только мы зашли так далеко, что останавливаться сейчас было бы просто глупо. — Да я не о том! — махнул рукой король. — Ты только посмотри, что делают эти свиньи. Он указал на окно, за которым расхаживали его пьяные солдаты. Двое только что нашли бутыль со спиртом, оставленную хозяином, и теперь, придерживая друг друга за плечи, покачиваясь из стороны в сторону пели «Во славу короля!» Конечно, ни о какой мелодии речи быть не могло, они просто орали слова, размахивая свободными руками. Тут же к ним подошёл третий товарищ, откопавший где-то гармонь. Он отвратительно пытался сыграть на ней какую-то хороводную. Непонятно было, откуда он вообще знал музыку весёлого танца, если в Северных землях люди даже не смеялись между собой, какие уж там песни и пляски! — Боже, кем я командую, — покачал головой Антон, с отвращением глядя на солдат. — Вы сами разрешили им творить беспорядок, Ваше Величество, — резонно отметил Паша. — Ваше Величество, я хотел бы кое о чём поговорить с вами. — Ну? — Война когда-нибудь закончится, и я хочу, чтобы по её окончании вы отпустили меня. Антон вопросительно приподнял бровь, не понимая, куда собрался его советник. — Я больше не могу быть вашей правой рукой. Я занимаю этот пост уже много лет... — Ты собираешься бросить меня, Паша? — Нет, Ваше Величество. Просто, я думаю, из меня не самый лучший советник получился, а когда вы станете правителем мира, вам потребуется кто-то лучше меня. Вы вообще не можете теперь полностью доверять мне после того случая с пленным, поэтому вам нужен другой человек. Более верный, более преданный идее, более ответственный... — И куда ты пойдёшь, если я тебя отпущу? — с затаённым переживанием спросил Антон. — Буду странствовать по свету. Хочу обойти всё наше будущее Великое королевство, — улыбнулся Паша. Мамаев уже давно планировал каким-нибудь образом оставить службу и уйти из Северных земель. Сначала он собирался сделать это ещё до войны, когда о ней даже не было разговоров, ему хотелось найти Сашу и остаться с ним. Теперь же Паша понимал, что их встреча невозможна. Если выиграет Антон, он казнит всех, кто был в войске противника. Если выиграет Южное королевство, то они сделают то же самое с воинами Севера. В любом случае, кто-то погибнет. Зная, что Саши больше нет, Мамаев никогда не смог бы служить человеку, убившему его, поэтому он заранее избрал себе путь странника. — Не могу тебе ничего обещать, — произнёс Антон, хмурясь. За окном всё ещё шастали пьяные солдаты, и королю следовало бы вмешаться в это пиршество, чтобы его воины не расслаблялись. — Если бы я знал, когда и как закончится война, то, конечно. Но пока, Паша, ничего ты от меня не услышишь. — Неужели вы, Ваше Величество, сомневаетесь в исходе войны? — Я во всём теперь сомневаюсь. Нет ничего, что вызывало бы определённость. Хотя их армия выглядела значительно лучше, была более боеспособной и могла стереть Южное войско в порошок, Антон всё равно почему-то не верил в их победу. Это чувство обречённости и скорого поражения с каждым днём всё больше разрасталось в нём. А причина этому была одна-единственная — тот самый сон, который никак не хотел выйти из головы короля. Представить смерть человека, вызывающего миллион вопросов, Антон просто не мог. Более того, его ужасала сама мысль о том, что он самолично может убить этого человека. «Война не закончится, если я его не убью, — думал монарх. — Значит, он должен сам меня убить. Так даже будет правильнее». А через несколько часов король уже стоял перед своими солдатами, многие из которых ещё не протрезвели, и зачитывал им свои приказы. — Времени мало, мы выступаем сейчас же. Деревню немедленно придать огню, всё ценное забрать с собой. Только часовню не трогайте, пусть стоит, чёрт с ней, слишком много сил потратим. Войско медленно разбрелось по домам, начиная выгребать оттуда всё, что плохо лежало или было оставлено хозяевами впопыхах. Солдаты не понимали, почему их король так изменил своё решение, ведь ещё три дня назад он совершенно не собирался никуда торопиться. Тем не менее, противиться Кровавому принцу, себе дороже, поэтому армия начала понемногу приводить себя в божеский вид. — О, Величайший! — послышался голос Аскара. — Осмелюсь произнести несколько слов из своего поганого рта на ваш счёт, только не серчайте. Не думаю я, что ваши воины готовы выступить. Посмотрите, в каком они плачевном состоянии! — Позвольте мне самому решать, когда нам уходить и в каком состоянии, — огрызнулся Антон. — Но ведь ночь скоро! — А я люблю совершать переходы по ночам, — небрежно махнул рукой король, отходя от Аскара, который нехорошо ухмыльнулся ему в спину. «Нет, это ещё не скоро кончится, — думал про себя монарх. — И теперь всё точно зависит не от меня».Всё это прекратится, когда каждый научится Ценить то, что имеет, и детей своих научит сам. Когда иссякнет личина последнего дурака, Как первопричина, значит, что никогда!