Ригин Тарханов
Небольшая уютная комната была залита жёлтым светом; было тихо, тепло и хорошо. Шестилетний темноволосый мальчик сидел на руках у красивой женщины и слушал сказку. Её мелодичный голос звонкими колокольчиками разлетался по помещению, а прекрасные глаза янтарного цвета лучились любовью и счастьем, глядя на своего первенца. Мальчонка взирал на маму такими же миндалевидными янтарными глазами и внимательно слушал любимую сказку. «— Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звёзд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым. И говоришь себе: „Где-то там живёт мой цветок…“ Но если барашек его съест, это всё равно, как если бы все звёзды разом погасли! И это, по-твоему, не важно! Он больше не мог говорить. Он вдруг разрыдался. Стемнело. Я бросил работу. Мне смешны были злополучный болт и молоток, жажда и смерть. На звезде, на планете — на моей планете, по имени Земля — плакал Маленький принц, и надо было его утешить. Я взял его на руки и стал баюкать. Я говорил ему: „Цветку, который ты любишь, ничто не грозит… Я нарисую твоему барашку намордник… Нарисую для твоего цветка броню… Я…“ Я плохо понимал, что говорил. Я чувствовал себя ужасно неловким и неуклюжим. Я не знал, как позвать, чтобы он услышал, как догнать его душу, ускользающую от меня… Ведь она такая таинственная и неизведанная, эта страна слёз». — А чем это занято моё любимое семейство? Почему меня никто не встречает? — раздался со стороны дверей глубокий, завораживающий баритон. — Папочка! — Мальчик спрыгнул с колен женщины и опрометью бросился к мужчине. — Ригин, сынок! — Мужчина подхватил ребёнка, подбросив вверх хохочущего мальчугана. Затем, приобняв за плечи, поцеловал подошедшую женщину. — Папочка, а ты мне привёз подарок? — В глаза отцу заглянул счастливый сын. — Конечно, Ригин, они в твоей комнате. Беги, посмотри, а мне надо поговорить с твоей мамой. Мальчик соскользнул с рук отца и вприпрыжку побежал в свою комнату. Подарков оказалось много, но больше всего Ригину понравился набор солдатиков. Сотня прекрасных игрушек, разделённых на две армии. Как живые. Детально проработанные фигурки людей и мутантов в противостоянии становились друг напротив друга: добро против зла, чистота против скверны. Правда, играть в своей комнате было очень неудобно, и хотя отец не разрешал играть в своём кабинете, Ригин всё равно постоянно тайком пробирался туда. Было хорошо сидеть напротив большого окна с видом на жёлтые облака Титана и играть, выставив на полу лицом к лицу две армии. Ригин представлял себя великим, непобедимым полководцем, ведущим в бой таких же непобедимых солдат. Мешали только громкие голоса родителей, которые опять ругались. Но они так часто ссорились, что Ригин уже не обращал на это внимания. Мальчик вновь принялся за рокировку игрушечных войск. Голоса стали усиливаться. К ним добавился странный гул. Прозвучал треск. Грохот падения. Затем раздался жуткий рёв, а следом — душераздирающий крик. В наступившей гробовой тишине, казалось, гремело только маленькое сердечко перепуганного ребёнка. Панический ужас почти осязаемо затопил помещение. Ригин настолько сильно испугался, что вмиг позабыл про игру. Мальчик пулей бросился прятаться в отцовский шкаф, крепко прикрыв дверцы. Тишина и неизвестность страшили. Но больше всего ужасал странный царапающий скрежет, приближающийся к убежищу Ригина. Пугал и непонятный гул, который нарастал по мере его приближения к кабинету отца. У ребёнка резануло в висках, мальчик сдавленно вскрикнул. Сильно заболела голова. А потом его позвали. Кошмарный, с шипящими нотками, колючий голос произнёс прямо в голове ребёнка: «Ри-и-иги-и-ин, а раз-з-зве ты не з-з-знаеш-ш-шь, что тебе нельз-з-зя играть в кабинете отца? З-з-зачем ты с-с-спряталс-с-ся? Я тебя вс-с-сё равно найду. Я с-с-слыш-ш-шу тебя». Напуганный Ригин дрожащей ладошкой закрыл себе рот, чтобы приглушить громкое дыхание. Что-то тёплое побежало по пальцам, но мальчику было не до этого. Ему казалось, что его всё равно слышно — так бешено колотилось его сердце, будто оно сейчас выскочит из груди. Было невыносимо страшно. Парализующий ужас затопил каждую клеточку ребёнка, голова раскалывалась, туманя болью сознание, из носа полилось обильнее, а во рту почувствовался металлический привкус. В комнате, недалеко от его убежища, раздался хруст — это раздавили его солдатика. Ригин замер неподвижно, молясь, чтобы его не нашли. В помещении стояла давящая тишина. Объятый страхом мальчик дрожал, боясь, что уже сейчас, вот-вот его найдут. Но особенно его начала пугать неизвестность. Проходили минуты и ничего не происходило. Он не слышал больше ни одного звука. Превозмогая панику, Ригин очень медленно и очень аккуратно — окровавленной рукой — приоткрыл маленькую щёлочку в шкафу. Со своего укромного места Ригин увидел, что в кабинете никого нет. Жёлтый свет от облаков Титана окрашивал помещение в золотистый цвет, придавая комнате ощущение лёгкости, тепла и эйфории. Тем не менее стояла странная тишина. По полу, к солдатикам Ригина, неторопливо тёк непонятный красный ручеёк. Тут обзор что-то заслонило. Ригин медленно поднял глаза и, задохнувшись от ужаса, всё же закричал.***
Риг рывком подорвался в своей кровати. Сердце бешено колотилось, тело покрылось холодной испариной, сглотнув вязкую слюну, он, плюхнувшись обратно на влажную подушку, выдохнул: «Это сон. Всего лишь сон». Но именно этот сон-воспоминание регулярно выматывал его не хуже других проблем и дел насущных. Риг не помнил тот день. Последним его чётким воспоминанием было то, как он с мамой ожидал прилёт отца с Земли. Затем провал. Как выяснили доктора, не помнил ребёнок неделю. Однако для Рига по времени это составило месяц, так как кроме недельной амнезии он ещё и три недели был в коме. Очнулся в госпитале, рядом был только дедушка. На вопрос: «Где мама с папой?» — дед отвёл глаза в сторону и сказал, что его родители улетели, а Ригин теперь будет с ним. Уже много позже, из засекреченных файлов, Риг узнает правду о том происшествии и ситуации в целом и осознает причину своих ночных кошмаров. А пока ребёнок не мог понять: где его родители, почему он в орбитальном госпитале и отчего так болит голова. Прошло двадцать пять лет с переломного события в жизни Рига, а отголоски всё равно его тревожат. Он ненавидел себя за эту слабость, за малодушие, за невозможность изменить настоящее и тем более прошлое. Этот внутренний мощный сгусток, эта долго копившаяся злоба в какой-то момент переросли в ненависть, а та, в свою очередь, преобразовалась в мизантропию к мутантам. Риг с какой-то одержимой прагматичностью подходил к поставленным в жизни целям. Он возвёл в абсолют контроль как к себе, так и к окружающим. Риг был деспотично требователен и жесток к находящимся рядом разумным, но к себе он предъявлял претензий и требований ещё больше. Ибо нельзя требовать от других то, на что ты сам не способен, ну, а если ты сам являешь собой пример для мерила, то имеешь право быть судьёй, мечом и милостью. Риг прекрасно знал, что свой псевдоним «Анубис» он получил не только за торговлю «смертью», но и за один прецедент применения этой самой смерти. Как и древний бог, коим его прозвали, он мог карать и миловать. «Страж весов», как Риг выяснил — второй статус египетского бога, не испытывает угрызения совести, стирая целые группы или даже дистрикты разумных. Недостойных бессмысленно спасать, они это не оценят, не поймут; их надо изжить, уничтожить, чтобы в дальнейшем заменить на заслуживших право жить. Помнится, Ригину было лет двенадцать и он тогда проходил по биологии видоизменение: макромутации и микромутации. Вот после лекции подросток и подошёл к своему единственному родственнику, сэру Арису — графу Тарханову, с вполне логичным вопросом. — Сэр. — И уважительный поклон старшему родственнику, изучающему сейчас деловую переписку. — Разрешите обратиться с вопросом. — Я слушаю тебя, мой мальчик, — не отрываясь от чтения, произнёс Арис Тарханов. — У меня вопрос: почему мы не уничтожим всех разумных с минусовой категорией? Ведь они — болезнь на теле человечества. А мы можем разом очистить все планеты от этой грязи, освободить место достойным. — А кто, по твоему мнению, Ригин, достойный? — Сэр Арис оторвался от голописьма и с прищуром посмотрел на внука. Подросток слегка растерялся, но, быстро взяв себя в руки, уже с пылкой решительностью произнёс: — Ну конечно же люди — чистые разумные, не изуродованные трансформацией мутаций. Я полагаю, что достойные, это те немногие, кто ещё способен быть человеком. Арис Тарханов, задумчиво взирая на единственного внука, откинулся на спинку своего любимого старинного кресла и, слегка побарабанив пальцами по столу, поднявшись, подошёл к полке. Взяв визоркнигу, недолго там что-то листал, затем, удовлетворённо кивнув сам себе, передал Ригу со словами: — Вот, прочти это произведение на досуге, оно поможет тебе в понимании принципов чистоты и уродства. Ригин осторожно взял в руки пластину, затем, вчитавшись в текст, вскинул на деда недоуменные глаза, воскликнув: — Оскар Уайльд? «Портрет Дориана Грея»? Но, сэр, как это поможет? — Прочитай для начала. И тогда поймёшь, как. Риг неуверенно кивнул, не понимая к чему данный литературный урок, но спорить с дедом не стал. Потом, вспомнив с чего вообще начался разговор, слегка нахмурившись, опять спросил: — И всё же, сэр, почему мы полностью не уничтожаем мутантов с минус первой по минус третью категорию включительно? Это же абсолютно бесполезные разумные, а некоторых и разумными назвать-то нельзя. У нас и так наблюдается кризис перенаселения, и эта чистка пойдёт только на пользу всему Содружеству. Так почему мы до сих пор не сделали этого? — Потому что мы не можем, — ответил сэр Арис, не моргая смотря на внука. Почтенный лорд как-то криво улыбнулся, наблюдая за бурей эмоций, шквалом промелькнувших на лице Рига. Затем, слегка наклонив набок голову и прищурив глаза, продолжил: — Ригин, мальчик мой, ты слишком эмоционален. А это непозволительно в нашем непростом мире. Ты должен научиться сдерживать свои эмоции и не транслировать их окружающим. После того как ты прочтёшь книгу, ЭСТЕР откроет тебе доступ к очень важным файлам касательно тебя. Я полагаю, что тебе уже пора узнать некоторые особенности нашего рода. Что же касаемо твоего вопроса, то да — мы не можем их всех уничтожить. И дело не в гуманности, как ты понимаешь, а в разумности при ограниченных возможностях. Это самые многочисленные категории, их точное число никто не знает. Я полагаю, что даже смелые предположения надо умножить надвое, а то и натрое, и всё равно нет гарантий, что мы угадаем численность низших. У нас просто нет таких ресурсов, чтобы разом уничтожить такое количество по всему Содружеству. А посему, как высказался когда-то Сунь-Цзы: «Избегание столкновения с большими силами свидетельствует не о трусости, а о мудрости, ибо принесение себя в жертву никогда и нигде не является преимуществом». Не стоит начинать то, что впоследствии не сможешь закончить. Ладно, мы вернёмся к этому разговору через два дня, когда ты всё прочтёшь. Давая понять, что разговор окончен, Арис Тарханов вновь погрузился в изучение голописем, а Ригу ничего не оставалось, кроме как отправиться в свою комнату и приступить к чтению. В одном сэр Арис просчитался: его внук пришёл к нему на разговор через трое суток. Сутки он потратил на осознание информации. Граф Тарханов искоса наблюдал, как Ригин степенно заходит в кабинет, как чинно приветствует старшего родственника, как величественно его внук присаживается на софу. Арис не торопил его, хоть и видел насколько Ригину нелегко, но этот первый шаг тот должен был сделать сам. — Сэр, это всё правда? То, что я прочёл про наш род? — тихим безэмоциональным голосом спросил мальчик. — Да. — Тогда я не понимаю, как мы можем оставаться высшей белой аристократией имея такой геном. Почему все тесты и проверки на чистоту крови не выявили эти отклонения? — Потому что мы, мой мальчик, идеально преобразованные хищники, наивысший эволюционный пик. В наших генах, кроме прочего, заложен безукоризненный камуфляж, а наше дорогое Содружество не знает где и, главное, что искать. Ну а мы, конечно же, не собираемся им подсказывать. — Но мы же монстры! — пылко воскликнул Риг. — Мы, по сути, такие же неправильные, как эти никчёмные нунтюс. Чем мы лучше них? — Многим. И мы не монстры, в отличие от них мы всё же люди, — терпеливо объяснял Арис Тарханов огорчённому внуку. — Человек всегда был хищником. Людям во все времена были свойственны агрессия, жажда охоты, наживы, соперничество, борьба за свою территорию. Наш род всего лишь в этом преуспел больше, чем другие. Ригин, здесь нет никакого обмана, а только жёсткий контроль, тщательный расчёт и планирование, ну и, конечно же, надёжная охрана наших тайн. Внешне мы люди, внутри мы люди. И даже если сравнить наш ген с геном, допустим, простого плюса или с аристократией из низов — наш на их фоне всё равно будет чище. — Хорошо, — всё никак не унимался Риг, — а как же другая наша уникальность, не такая явная и заметная? Такие способности наблюдаются только у определённых мутантов. И вы, сэр, прекрасно знаете из-за чего они так опасны. Вы осведомлены, что эти мутанты проходят красным кодом приоритета на уничтожение. Если про особенности нашего рода хоть кто-то в Содружестве узнает, то нас уничтожат незамедлительно. — Ну, допустим, у нашего Содружества давно руки чешутся нас уничтожить. Мы для них кость, хоть и золотая, но всё же в горле. Да вот знаешь ли, мой мальчик, опасно хамить нашему клану. Тот, кто направит на нас свою пушку, ещё не знает о том, что она у нас тоже есть — причём явно передовой разработки, — и его незнание не единственное наше преимущество. Что же касается сохранения тайны, то это та наша тайна, которую узнавший уносит в могилу — такой метод сокрытия самый надёжный. Вот именно по этой причине, Ригин, никто и не должен знать. Лишнее внимание нам ни к чему. Про это не знала даже твоя мать, а Винсент, твой отец, её безумно любил и потакал ей во всём. Граф Тарханов замолчал, погрузившись в себя, вспоминая трагедию сына. В гостиной некоторое время висела тишина, каждый из присутствующих думал о своём. — И вообще, Ригин, воспринимай нашу особенность как суперталант. В конце концов — это всего лишь телепатия со способностями индуктора и перципиента. Это часть нашей семьи, часть тебя. Надо только научиться её контролировать, а затем использовать на благо себе и клану. Только, мой мальчик, будь очень аккуратен когда будешь использовать свои способности, иначе ты повторишь судьбу своего отца. Ты самый сильный телепат, которого я наблюдал в нашем роду, и хотя твой талант ещё не раскрылся, но потенциал уже поражает. Риг вынырнул из воспоминания. Тот разговор навсегда отпечатался у него в памяти: даже сейчас, спустя столько лет, всё ещё было не по себе. Нет, хватит валяться и предаваться воспоминаниям, тем более, что на часах показывало «16:48», пора вставать и пойти принять душ. — ЭСТЕР, сколько я проспал? — Тридцать шесть часов, господин. И раз вы окончательно проснулись, то где вам накрыть завтрак? На верхней террасе, в столовой или на кухне за барной стойкой? — как всегда, чувственным, низким голосом поинтересовалась она. — Завтрак, ЭСТЕР? Это на полдник, плавно переходящий в ужин, больше смахивает. Накрой на верхней террасе, полюбуюсь закатом. Пока Риг стоял в душе под упругими струями воды, мысли, против обыкновения, всё равно скатывались в воспоминания, даже контрастный душ уже не помогал. Фразы, обрывки образов, события — некой мешаниной, калейдоскопом — крутились в голове Рига. Воспоминания услужливо показали ему происшествие пятнадцатилетней давности. Он тогда с дедом только прилетел в свои земные колонии. Вообще, род Тархановых уже лет как шестьсот окончательно и плотно обосновался на Титане, подальше от центра Содружества. Там у Тархановых было в подчинении около семидесяти процентов всех станций. Но род на этом не останавливался, они строили ещё и ещё, объединяя станции между собой, создавая станции-полисы, а те, в свою очередь, соединялись в мегаполисы, где бывшие станции стали просто районами. За последние двести лет планета преобразилась до неузнаваемости, начатый четыреста лет назад проект по терраформированию Титана стал приносить свои плоды. Хотя с не меньшим энтузиазмом род Тархановых занимался и добывающими колониями на Ганимеде с Каллисто. Но именно в тот год сэр Арис, граф Тарханов, вместе со своим внуком, Ригином Тархановым, навещал свои колонии. Как говорил дед Ригу: «Чтобы разумные не забывали, кто их истинный хозяин». Посещение земных колоний, как самых малочисленных среди пяти планет Содружества, было последним в их путешествии. Это должен был быть самый непродолжительный визит. Но ещё на подлёте к стыковочной околоземной станции граф Тарханов получил депешу о бунте в девяносто третьем и триста восьмом дистриктах. Пришлось прямо со станции вылетать на места происшествий для наведения порядка. Когда же порядок навели, перед гневные очи главы рода, на центральную площадь своих дистриктов согнали всех провинившихся вместе с их семьями. По подсчётам вышло, что в триста восьмом дистрикте виновных оказалось сто двадцать пять тысяч, а в девяносто третьем дистрикте — восемьдесят две тысячи. — Ригин, мой мальчик, даю тебе карт-бланш с этими разумными. Ты четыре года назад спросил меня, почему мы не уничтожаем низших. Перед тобой преступники, мутанты с минусовой категорией прав, они посмели поднять бунт, покуситься на право аристократии. Все эти нунтюс, — сэр Арис обвёл рукой притихшую площадь, — виновны в мятеже, а тебе, как будущему хозяину, пора уже от теории переходить к практике. Вперёд, мой мальчик, реши их судьбу. Риг перевёл глаза с деда на площадь. Все разумные были поставлены на колени, большая их половина находилась в скованном виде. По периметру огромной площади, на расстоянии двух метров друг от друга, стояли боевые дроны. Это тысяча боевых машин лёгкой конструкции и сотня тяжёлых боевых дройдов. То их количество, что сейчас присутствовало на площади, держа на прицеле разумных, могло весь дистрикт за две минуты сравнять с землёй, а здесь была всего-то площадь размером в двести пятьдесят тысяч квадратных метров. Риг спустился к первой шеренге коленопреклонённых мутантов. За ним, на небольшом расстоянии, следовали два киборга из его личной гвардии, не мешая юному господину, но неусыпно сканируя периметр. А молодой лорд, открыв своё сознание, считывал мысли, образы, желания и деяния разумных. Он обошёл по периметру всю площадь, залез в сознание каждому, даже самому младшему, которому вчера исполнилось одиннадцать лет и который думал о том, что его родители не заслуживают жить, ведь они не подарили ему гаджет. Риг пропустил через себя злобу на вселенскую несправедливость, ярость за бездействие, ненависть предвзятости, бешенство и жажду насилия, деспотизма и крови. Он почувствовал на себе всю похоть многих низших, всё желание от влечения, он ощутил всю блудливость и распутство. Его чуть не вырвало от мыслей каждого, как казалось, десятого мутанта, которые даже сейчас, стоя под дулами пистолетов, мечтали только о том, как «оттрахали бы эту благородную сучку во все дырки». Риг даже споткнулся, когда впервые прочёл этот порыв разумного. Он с удивлением посмотрел на жуткого старого мутанта, имевшего четыре руки, две из которых были как ссохшиеся плети. Лысая в пигментных пятнах голова была сильно приплюснута. Маленькими круглыми глазками этот мерзкий старик прямо поедал юного лорда. Щеря большой беззубый рот в омерзительной улыбке, старикашка постоянно облизывал чёрным языком свои тонкие бесцветные губы. Из ступора Рига вывел его киборг, тронув за плечо. Тряхнув головой, молодой лорд продолжил свой обход, больше не останавливаясь и не сбавляя скорости. Нигде он не прочёл раскаяния или сожаления о содеянном: только злоба, желание потреблять, присваивать, убивать, иметь, несмотря на гендер, а он, Ригин — невзирая на то, что он мужчина и их господин — был главной эротической фантазией этих разумных. К сэру Арису Риг подошёл изрядно пошатываясь, но стойко продолжая держаться с достоинством. Встать рядом с дедом, — разворот лицом к площади, — и во всеуслышание в микрофон объявить: — Здесь нет безгрешных, виновны все. — И твоё решение, Ригин? — тихо спросил сэр Арис, пристально глядя на внука. Тот глубоко вздохнул, вздёрнул острый подбородок, расправил плечи и почти не дрогнувшим голосом отдал приказ: — Дистрикт триста восьмой, протокол «Миллениум», зона применения: площадь Собрания. Задействовать протокол. Не успели эхом разлетевшиеся по площади слова затихнуть, как боевые дроны сделали синхронный шаг вперёд, активируя силовые поля защиты. Тяжёлые боевые дройды накрыли площадь вторым силовым щитом. Ещё при первом движении разумные загалдели, некоторые из не скованных мутантов бросились бежать, но длилось всё это недолго. Площадь накрыло силовое поле, озарившееся изнутри оранжево-красным выбросом огня. Через три минуты пламя внутри купола спало, и дройды сняли защиту. От площади осталась раскалённая лава и жуткий запах гари. Риг очень чётко помнил тот день. День его первой казни. Он помнил, как плакало и корчилось в страшных муках что-то в груди. Как замирало от ужаса сердце, когда в сознание прилетел вопль казнённых разумных. Как шевельнулось нечто тёмное, глубинное в душе. Это неизвестное очень испугало Рига своей жаждой крови, одобрением содеянному и стремлением к насилию. Он помнил руку деда на своём плече, подобно якорю, удержавшую его рассудок в реальности, и был всегда ему безгранично за это благодарен. — Мистер Брадиж, я надеюсь, что данный факт послужит уроком для остальных разумных, — обратился граф Тарханов к подошедшему администратору триста восьмого дистрикта. — Завтра я пришлю технику для восстановления площади Собрания. Лёгкий кивок головы графа Тарханова как знак, что беседа закончена. В ответ глубокий, полный почтения поклон управляющего, — и лорды в сопровождении охранников удалились в личный транспорт бронированного скоростного аэромобиля. В девяносто третьем дистрикте ситуация вновь повторилась. Снова вынесен приговор. Опять пылает огненный купол. Вторично Риг переживает ужас казни. Но в осуждённом тригуле нашлась одна раскаивавшаяся душа. Ригин помиловал молоденькую мутанточку, искренне сожалевшую о неповиновении. И теперь Мари, согнувшись и обхватив себя руками, на коленях сидела у ног молодого хозяина. Риг смог продержаться только до транспорта, а там от эмоциональной нагрузки начал оседать на пол. Его подхватили под руки и быстро спрятали в брюхе аэромобиля. Дальнейшее воспоминание Рига было уже в родовом небоскрёбе-цитадели, когда он пришёл в себя на софе в гостиной. Рядом, с задумчивым видом, в кресле сидел дед, попивая виски и куря сигарету. — Пришёл в себя? Знаешь, почему ты потерял сознание, а голова настолько болит? Риг в знак отрицания мотнул головой и сразу же об этом пожалел. При попытке сесть затошнило, усилилось головокружение. — Лежи и не двигайся. ЭСТЕР сейчас принесёт микстуру, выпьешь её, к утру всё пройдёт, — строго сказал сэр Арис. — Итак, твоё состояние связано с тем, что ты перенапрягся. Просканировать двести семь тысяч разумных сложно, но для тебя это возможно. Ментально надорвался ты по причине проявления жалости. Я понимаю причину, Ригин, но не одобряю. — Но они же несовершеннолетние, дети по сути, — слабо возмутился Риг. — Малое, что я мог сделать, это воссоздать их заветные иллюзии. Они ничего не поняли и не почувствовали. — Ты тоже несовершеннолетний, но ты уже принимаешь взвешенные решения и несёшь за них ответственность. За всё в этой жизни надо платить, Ригин, за милосердие тоже. И не все последствия сможет снять микстура. Что же, это твоё решение, мой мальчик, и твоя расплата за принятое решение. Теперь дальше. Сэр Арис Тарханов сделал глоток виски, затянулся, слегка прищурив глаза, выпустил сизый дым тонкой струйкой вниз. — Я знаю, что ты почувствовал. Первое чувство, что отрицало насилие — это божественная заповедь человеку: не убей. Запомни, Ригин, это чувство, оно для тебя станет ориентиром, чтобы не потерять человека в себе. Второе чувство, что возжелало насилие — это древнейшее чёрное зло, что таится в нас на самом дне нашей души. Не позволяй ему поднять голову, иначе будешь поглощён пучиной тьмы, что таится в нас. — Но оно очень сильное, — слабо заметил молодой лорд. — Я боюсь, не смогу удержать его в узде. — Сможешь. Я верю в тебя, Ригин. Найди баланс между раем и адом в своей душе. Быть человеком, мой мальчик, это кропотливый труд, постоянное учение, жёсткая дисциплина и контроль. На сегодня всё, отдыхай. Риг вынырнул из воспоминаний, осознавая, что просто стоит под душем, опёршись о стену ладонями. Сколько же он так простоял, предаваясь нахлынувшим воспоминаниям, если кожа на пальцах сморщилась? Резким, быстрым движением перекрыть воду, взять полотенце и подойти к огромной стене, что стала зеркалом. Вытираясь, Риг рассматривал себя. Рост стандартный, как у всех, ничего особенного. Тело — вот оно было его гордостью. Атлетическое, с кубиками пресса, которые очень любят обводить пальчиком его любовницы. Риг повернулся, красуясь, поиграл мышцами и признался себе, что его тело ему очень нравится. Сексуальный стандарт: плечи широкие, бёдра узкие, ноги длинные, а кожа идеально ровная, белая и без волос. Риг провёл рукой по гладкому, узкому подбородку, — вот невзлюбил он бритьё с первой секунды, а то, что Риг невзлюбит, по мере его возможностей долго не существует. Поэтому три процедуры лазерной депиляции — и забываешь навсегда про бритьё и прочую ненужную волосатость. Внимание опять переключилось, теперь на шевелюру. О! Его причёска в своё время наделала много шума. В тот год Риг присутствовал на полевых испытаниях новой модели доспеха «ФайрПротекцион». В результате тестирования огненная струя прошлась по Ригу, опалив ему фронтально-теменную и височную зону, но затылочная часть сохранила длинные волосы. В итоге пришлось коротко стричься. Риг улыбнулся, вспомнив вытянутые лица членов Совета Содружества, когда он заявился на совещание с ёжиком волос спереди и сложно заплетённой косой сзади. Но какой камикадзе сделает замечание шибанутому на всю голову, но, бесспорно, очень талантливому оружейнику? Недруги называли Рига «псих-Анубис», его выкрутасы превзошли даже выдающиеся деяния его предков, а о мстительности военного клана, так вообще, уже много веков ходили красноречивые слухи. Не по статусу, конечно, высшему аристократу короткие волосы, но, по большому счёту, может же гениальный представитель мощного клана иметь, хм, недостатки. Волховский, кажется, тогда водой подавился и долго ржал в кулак, имитируя кашель. Авалов под предлогом, что он воспитаннику помогает, ещё долго нежно хлопал того по спине. Конспираторы-маскировщики. Хотя это Ригу всё было очевидно, другие дальше своего носа не видят. И несмотря на то, что в отношении этой парочки его способности сбоили, он всё же читал очень сильные эмоции, а этого было вполне достаточно, чтобы понять их маленький секрет. Не его тайна, но очень важная информация — вдруг когда-нибудь да пригодится. Риг опять вернулся к своим волосам, подёргал значительно отросшие тёмные пряди, вздохнул, мысленно посокрушался как тяжела доля высшего аристократа, а красота эта требует жертв, и поплёлся в кабинку куафербота — пусть подровняет, а заодно обработает питательными бальзамами всю длину, высушит и заплетёт. Пока Риг стоически пережидал парикмахерский апгрейд, отдаваясь на волю многочисленных тоненьких ручек бота, его мысли опять скатились к триста восьмому дистрикту. Вот ничему они не учатся. Тогда, пятнадцать лет назад, его дед, сэр Арис, предложил вообще сравнять дистрикт с землёй и построить новый, с уже другими обитателями. Мол, урок и проверку внук прошёл, а теперь можно и оставшуюся скверну зачистить. На протест Рига граф Тарханов пожал плечами, сказав, что тот вправе поступать как захочет, но к полной ликвидации дистрикта тот ещё вернётся со временем. Как в воду глядел. Внимание Рига вновь сменило ракурс, переключившись на оживлённую сенсацию. Ажиотаж вокруг Льюиса носил форму катаклизма, вызывал в умах разумных кризис устоев и явно претендовал на переворот — и не только сознания, — правда, со временем. Риг скривился, представив, что чистейшего Льюиса, наверное, кондрашка хватит, если тот узнает, как его «потомок» с лёгкостью и без зазрения совести уничтожил всех мутантов, проживающих в этом чёртовом триста восьмом дистрикте. Однако мужчина при необходимости не колеблясь повторит данное действие, ибо по-другому было нельзя. Зачем лечить отживший, умерший орган, если целесообразнее его ампутировать, а на его место пересадить живой и здоровый. Риг уже пробовал, проявил милосердие — не помогло. Урок не был усвоен. И посему Риг искренне не понимал симпатию пращура к этим нунтюс — к низшим, недостойным в принципе жить, ибо они абсцесс подлежащий только удалению. Но, как всегда говорит его дед: «Цена решения зависит от выбора. Главное — быть кредитоспособным». От дальнейших размышлений Рига отвлёк сигнал окончания работы куафербота. Наконец-таки! Мужчина набросил шёлковый халат красного цвета с чёрным воротником, фасоном напоминающий японское кимоно древних. Ещё раз полюбовавшись на себя, Риг уже пристальней всмотрелся в свои миндалевидные глаза янтарного цвета с жёлтыми лучами-вкраплениями. Колор радужки глаза редкий, но не такой архаичный, как у чистейшего Льюиса. Свой цвет глаз Риг унаследовал от матери. И опять, как цунами, накрыло выворачивающими душу воспоминаниями. — Слишком много у тебя тайн, наследный граф Ригин Тарханов, — с прищуром глядя на своё отражение, сам себе сказал Риг. — Кто ты? Человек с душою чудовища или монстр в человеческом обличье? И не отражение ли Дориана Грея в своём облике вижу я сейчас? Но отражение молчало, транслируя только изображение привлекательного разумного. Молчала и Вселенная, её не волновали метания и переживания живой крупинки, вспышкой приходящей и уходящей в этот мир. А вот желудок не молчал. Его бурчание и откровенный уже рёв сложно было игнорировать. Окинув себя ещё одним оценивающим взглядом, Риг отправился на верхнюю террасу его небоскрёба-цитадели. Пора и подкрепиться чем-нибудь, выслушать отчёт ЭСТЕР, да полюбоваться закатом. Погода сегодня прекрасная. Сидя в удобном кресле и попивая ароматный кофе, Риг с отрешённым выражением на лице смотрел вдаль, на горизонт разноцветных облаков. Он находился на экранированной крыше своего небоскрёба, формой напоминавшей лепестки раскрытого лотоса. Смотровая площадка утопала в зелени и не вся эта растительность имела искусственный функциональный характер, хотя да — большинство цветов таковыми и не являлись. Здесь были суррогатные лианы и орхидеи, поглощающие солнечную энергию и генерирующие её в топливо. Находились здесь биофосфоресцентные деревья, освещающие площадку. Риг особенно гордился этой новой своей разработкой: киберлигнум, по сути, новое направление деятельности и его увлечение. А зелёный ковёр травы по которому так приятно ходить босиком и не трава вовсе — всего лишь имитация, но с очень важной функцией очистки воздуха под защитным куполом. — Итак. ЭСТЕР, я всё же хочу понять, как Ему опять удалось обойти твои протоколы защиты? — Господин, — ответила низким голосом рядом стоящая аватара, — во втором вложенном слое защиты я нашла прорех. Именно через него Он и проник в систему безопасности Цитадели. Я ликвидировала пробой. — А что с другими возможными пробоями? Ответом ему была тишина. Ригин повернул голову и глянул на аватару ЭСТЕР, та стояла — миниатюрная, обманчиво хрупкая — опустив глаза. Мужчина поджал губы и снова перевёл взгляд на закат. Облака раскрасились в красно-оранжевый цвет, фиолетовые полосы на небе перемешались с жёлтыми, зелёными и голубыми, являя собой просто фантастическую картину. — Ясно. Ладно, что там с Амаей, почему она пострадала? Мы же усилили кожный покров. Того, что произошло, не должно было случиться. — Когда Он начал ломать ваш ментальный щит, Амая попыталась вас вырубить, чтобы не допустить полной потери контроля. Господин, я была деактивирована, вы на зов не откликались, вот она и пошла на крайние меры. Усиления уже недостаточно, вы стали ещё сильнее. — Куда уже больше-то, — сварливо проворчал Риг. — Хорошо. Пусть увеличат прочность кожи вводом полиалмазия до восьмидесяти пяти процентов. — Господин, осмелюсь напомнить, что Амая начнёт сверкать: пигментация кожи станет очень заметна. — Ну так пусть сделают подкожным слоем, а сверху напылением натуральную кожу, — раздражённо повысил голос Риг. — ЭСТЕР, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к своему имуществу. И я не желаю больше такого повторения, пусть усиливают на сто процентов и маскируют. — Хорошо, господин, мы всё сделаем, как вы пожелаете, — склонив голову, покорно ответила ЭСТЕР. Мужчина ещё некоторое время сердито посверлил аватару взглядом, досадливо цокнул языком и отвернулся. Уже взирая на величественный закат, на череду смены красок, Риг начал успокаиваться. Волшебство заката на него всегда действовало умиротворяюще, его расслабляла чарующая поступь уходящего дня, гипнотизировало тёмно-синее ночное небо, усыпанное миллиардами звёзд. — Господин! — взволнованный возглас ЭСТЕР. — Нас опять пытаются взломать. — Что?! — Риг дёрнулся, вскакивая с кресла, блаженство слетело мгновенно. — Это Он? Опять?! — Нет, господин, это другой хакер, хотя и очень талантливый, — с небольшим промедлением ответила аватара, явно погружённая в себя из-за общения с базами данных. — Это молодой аристократ из нижней когорты плюсов — Рахул Асэки. Чистокровный, но принадлежит к обедневшей административной аристократии. Спустя полминуты ЭСТЕР вывела сводку данных на головизор, где Риг смог рассмотреть изображение симпатичного разумного и прочитать исходную о нём информацию. Ещё раз посмотрев на молоденького аристократа, Риг выгнул правую бровь и, склонив слегка набок голову, очень задумчиво произнёс: — ЭСТЕР, ты держишь его? — Да, господин. — Отлично. Покрути его пока, пусть думает, что у него получается взламывать код защиты. И отправь к нему с десяток элитников, пусть доставят ко мне этого любознательного мальчишку. Его не помешает проучить за дерзость. Ещё раз взглянув на голографию парня, Риг с предвкушающей улыбкой подумал, что это будет очень увлекательно. Коварно сверкнув глазами в сторону образа Рахула Асэки, мужчина в сопровождении аватары ЭСТЕР направился в тренировочный зал. Пора было размяться перед развлечением.