POV Рахул Асэки
С момента последнего разговора с Тархановым прошло несколько дней. Хвала Левину, я не видел этого деспота, но Малиша считала своим долгом регулярно извещать о его делах. «Господин Ригин провёл очередной совет глав клана». Деплой глюкавый, вот зачем мне это знать? Или: «Знаете, мистер Асэки, как хорошо для дела, что четверо глав родов всё ещё присутствуют в Цитадели? Совет клана прошёл очень продуктивно». Почему для меня должна быть важна эта новость? Если у меня в какой-то момент получалось абстрагироваться от неуёмного щебета куколки, она, будто чувствуя это, подходила и начинала массировать мне плечи, продолжая свой рассказ о Тарханове. Ну, конечно же, вся концентрация сбивалась, и я, слушая Малишу, невольно погружался в жизнь одной конкретной личности. Куколка упорно не обращала внимания на моё страдальческое лицо, хотя раньше угадывала буквально любое желание ещё до того, как оно сформируется в моей голове. Малиша, всегда точно чувствующая моё настроение, сейчас была поразительно невосприимчива к моей антипатии к Тарханову. Подперев щёку, в удручённом настроении слушал трёп Малиши. Вот вроде бы андроид — машина по факту, — а трещит не хуже любой женщины. Святой Левин, дай мне терпения! — Ой, а вы знаете, мистер Асэки, что на совете клана единогласно приняли в разработку очередной новаторский проект господина Ригина? Не знаю и знать не хочу! Вот зачем мне эта информация? Я к разработкам в клане отношения не имею, да и не хочу иметь. — Представляете, мистер Асэки, — восторженно вещала куколка, а я серьёзно начал сомневаться в её причастности к роботам, — весь этот проект рьяно поддержал господин Лал Рё-Фел. Видите, какой господин Ригин дальновидный? Ведь он заранее ознакомил с исходным материалом своего главного оппонента по разработкам. И вот вам результат! Господин Лал даже выгоду просчитал от внедрения разработки в дело. Видите, как всё здорово выходит? А всё талантливость и прозорливость в делах нашего господина Ригина! Исходник бракованный, за что мне всё это?! Вот на кой баг я должен знать, что Тарханов после своего собрания умотал на совет клана Волховских и там устроил полный разнос главам родов с обвинениями и арестами заговорщиков? Я не отрицаю: Риг, конечно, молодец, красавчик, но мне-то что с этих сведений? Ради святого Левина, зачем меня изо дня в день грузить тархановскими делами? Хотелось просто взвыть. Первый день я недоумевал и злился. На второй — меня начали раздражать навязанные детальные знания о жизни этого деспота. Не присутствуя на общих трапезах, сидя в добровольном заточении в своих апартаментах, я чувствовал незримое присутствие Рига в моей жизни. Через Малишу проявлялась и его забота: «Мистер Асэки, господин Ригин озабочен тем, что вы много работаете и плохо питаетесь», «Мистер Асэки, давайте прогуляемся!», «Мистер Асэки, господин Ригин очень беспокоится за ваше здоровье. Ложитесь на кушетку, я сделаю вам массаж». Иногда Малиша, развернув к себе кресло, вставала предо мной на колени, стягивала с меня штаны — и я забывал всё на свете. Мир замирал. Всё концентрировалось только на приятных ощущениях, шаловливом язычке и ласковых пальчиках куколки. Так прошло пять дней. Из почти не прекращающегося трёпа Малиши я узнал, что Тарханов имел длительный и обстоятельный разговор с Волховским, когда тот очнулся. Итог — Карэн не захотел меня видеть. Вот это реально обеспокоило. Зато порадовало, что Тарханов устроил основательную выволочку за несостоятельность Авалову как опекуну. Крайне полезное действо. Я бы рекомендовал ещё раз -надцать повторить эту процедуру для профилактики, потом забыть и опять повторить для закрепления достигнутого эффекта. Вот какой я кровожадный. Не знаю, какую цель преследовала куколка, но в один из дней понял, что привык и больше не дёргаюсь от имени Тарханова. По прежнему печалило меня только состояние Карэна: он упорно отказывался увидеться. Переданная через Малишу просьба зайти к Карэну изменила приоритеты — хочет Волховский или нет, но я приду его проведать. Тем более расположился Карэн в одной из уединённых беседок в оранжерее, вот и прогуляюсь невзначай в ту сторону. Мне же надо гулять, а то ведь господин Тарханов беспокоится. Думая так и коварно улыбаясь, в сопровождении Малиши, теперь везде ходившей за мной тенью, почти дошёл до нужного места, когда услышал голоса. Пару шагов — и мне открылась картина. Окружённый цветущими кустарниками, на тахте напротив окна, обняв колени, укутанный в плед сидел Карэн. Я видел его полубоком, но и этого было достаточно: выглядел Волховский жутко. За его спиной статуями стояли два здоровых, статных блондина. Один из них, стоило мне только приблизиться, скосился в мою сторону, потом кивнул, явно получив сигнал от Малиши, и вновь неподвижно застыл. Ясно, очередная продвинутая кукла Рига. Напротив Волховского с надменным лицом находился лощёный, хоть и немного нервный, Гленс. Поражало не то, что два противника находятся в непосредственной близости и не ведут словесную баталию, а скользившая в глазах Линара еле заметная жалость к своему недругу. Неужели этот напыщенный высокомерный сноб способен на большее, чем эгоистичные чувства; способен на человеческие эмоции? Удивил, однако. — Зачем звал? — прохладно поинтересовался Линар, грациозно располагаясь напротив. — Мне надо обратно на Селесте, поэтому переходи сразу к делу. Укутанный в плед Карэн перевёл на Гленса безэмоциональный взгляд и тихо поинтересовался: — Тебе нравится, как я сейчас выгляжу? Гленс удивлённо вскинул бровь, резкость сквозила в движениях. Окинул парня взглядом с ног до головы и, скривившись, произнёс: — У тебя явно с головой большие проблемы. Как такое может нравиться? — Присмотрись повнимательнее и хорошо запомни то, что видишь. — Печальный голос Карэна больно царапал изнутри. — И для чего мне это надо? — прищурившись, подозрительно спросил Гленс. Карэн тяжело вздохнул, от чего на лице мелькнула гримаса боли, чуть больше подался назад, вдавливаясь в подушки. Он медлил с ответом. Гленс смотрел напряжённо, но парня не торопил. Спустя пару минут Карэн продолжил: — Я часто у Ригина замечал такой же звериный взгляд, как и у Этьена. Результат действий разумного с таким взором на моём лице. Напряжённость витала в воздухе, Гленс нервно теребил браслет — его что-то беспокоило. Поправив идеально сидящий костюм, Линар с деланным равнодушием отметил: — Да? Но при этом за защитой ты побежал к Ригу. — У нас другие отношения, — поднял на собеседника глаза Карэн. — Ригин никогда мне не навредит. Для него родственные связи — святое. Поэтому он и терпит Авалова, и возится со мной. — То есть, — прищурившись, вкрадчиво поинтересовался Гленс, — ты не претендуешь на Рига? — Кому что… — закатив глаза, пробурчал Волховский. — Лин, я не соперник тебе! И никогда не был им! Для меня Ригин, как старший брат, которого я всегда хотел иметь. — Тогда зачем ты меня провоцировал и доставал всё это время? — искренне возмутился Гленс. — Потому что это было весело! — Лицо Карэна впервые выразило положительные чувства. — Цеплять тебя и смотреть на твою реакцию — истинное наслаждение для меня. — Волховский, ну ты и… — разведя руки в сторону, с беззлобным негодованием воскликнул Линар. — Гленс, а ты другой, что ли? — ехидно поддел Карэн. — Да нет, такой же, — улыбнулся, окончательно расслабившийся Линар. Он перевёл на блондинов, стоящих по бокам от Карэна, любопытный взгляд и поинтересовался: — Нравится подарок Ригина? — Привыкаю к этим нянькам, — тяжело вздохнул Карэн, покосившись на неподвижно стоящих блондинов. — Ригин в ультимативной форме подарил четыре куклы. Они полностью автономны и завязаны только на меня. Единственный приказ, который они не выполнят — это оставить меня одного. — Куклы-охранники, — сложив пальцы домиком, задумчиво протянул Гленс. — Может, для тебя это и выход. Тут его браслет завибрировал, прочитав сообщение, Линар вмиг стал серьёзным, вернув своему лицу привычное надменное выражение. Грациозно встав и одёрнув полы сюртука, Гленс внимательно посмотрел на Карэна. — Я услышал тебя. Мне пора. — Чуть улыбнувшись, добавил: — Поправляйся. Поклон — и Гленс стремительно уходит из беседки. Я проводил его взглядом и, дождавшись, когда он скроется за поворотом, вышел к Карэну. Увидев меня, тот дёрнулся, весь зажался, а потом, уткнувшись лицом в колени, сдавленно простонал: — Не смотри на меня. Я урод! И мне стыдно. Зачем ты пришёл?! — И столько боли и отчаянья было в голосе, что у меня аж сердце сжалось. — Прекращай, — произношу как можно мягче, садясь рядом. — Стыдно должно быть тому моральному уроду, что сделал с тобой такое. Карэн, мы ведь друзья?! Правда? Пододвигаюсь ближе и нежно провожу рукой по напряжённым плечам, чувствуя пальцами косточки. Исходник бракованный, как же он похудел! На мой вопрос Карэн кивнул, продолжая прятать лицо в коленях. — Вот и хорошо! Я считаю, что друг должен в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности поддержать своего друга. Иначе что это за друг? — Это из брачной клятвы древних. — По голосу слышно улыбку. — Ну, вот ты и улыбнулся, — облегчённо выдыхаю. — Иди ко мне. Карэн поднимает на меня опухшее, избитое лицо, — в глазах стоят непролитые слёзы. Даже так, в жутких синяках, он остаётся симпатичным парнем. Раскрываю ему навстречу объятия и, когда он с неверием наклоняется, аккуратно притягиваю к себе, осторожно обнимая. Я чувствую его напряжение, дрожь, первые конвульсии подступившего рыдания. Укачиваю, цепляющегося за меня, как за соломинку, Карэна. Баюкаю. Шепчу разные глупости. Глажу по голове, прижимая в раз ставшее трогательно-хрупким тело, пока Карэн выплёскивает наружу свою беду и душевное горе. Сколько мы так просидели — не знаю. Карэн плакал, а я обнимал его. Рубашка давно промокла от слёз, но мне было всё равно. Поток рыданий перешёл во всхлипы, постепенно сходящие на убыль. В итоге Карэн затих и задремал уткнувшись в мою шею. Прижимая к себе спящего Карэна, смотрел на просторы Метрополии с высоты облаков и думал: насколько недостижимы наши мечты? Чаще всего мы мечтаем о настоящей, взаимной любви. Мечтаем о единении со своей половинкой, о нужности и незаменимости для неё. Фантазируем, рисуем в голове волшебную сказку, а потом верим в её реальность, порой не замечая истинной картины. Мы осознанно слепы, именно поэтому в надежде на счастье летим в поиске нашего рая на такой обманчивый тёплый свет. Достигнув цели, чаще всего обжигаемся и ломаем крылья, разбиваем свои сердца. Калечим свою душу, уродуем её шрамами разочарования и, не найдя любви, теряем веру в счастье, а потом и в себя. В итоге в душе разрастается тоска и печаль, пожирающая нас изнутри, чёрным огнём выжигающая всё светлое, что ещё было в нас. Мы теряем себя истинных. Мы убиваем в себе светлое. Грустно всё это. Застонав, Карэн переместился вбок, чуть повозившись, поудобнее устраиваясь, продолжил спать. К нам подошёл один из блондинистых охранников и, наклонившись, произнёс: — Позвольте, — шёпот-шелест, — я отнесу господина спать. Только кивнул, наблюдая, насколько бережно охранник берёт Карэна на руки, а второй блондин укрывает своего господина пледом и поддерживает, чтобы тот не свалился. Да от машины заботы и участия можно получить больше, чем от своего живого партнёра! И если андроид в состоянии полностью заменить твоего мужчину, то нужен ли тогда этот единственный, которого ты ждёшь всю жизнь, но в итоге приходит только разочарование? Вот и получается, что по факту любовь, это сказки. Проводив компанию взглядом, встаю следом с намерением вернуться к себе, но, повернув к выходу, оторопеваю. У выхода, скрестив руки на груди, стоит Тарханов и смотрит на меня странным задумчивым взглядом. Впервые его увидел с последнего нашего разговора, поэтому застыл столбом, не зная, что же предпринять. Риг постоял немного, сверля меня нечитаемым взглядом и, развернувшись, просто ушёл. Я только выдохнул от облегчения. Непонятная ситуация в целом.***
Последующие дни так и пролетали. Проснувшись, наспех позавтракав, я мчался наверх в оранжерею, где уже был Карэн. Иногда мы разговаривали, но чаще молчали, он смотрел на город, хмурился, погружаясь в свои мысли, а я, пристроившись рядом, писал новую программу для IT-отдела. Так вместе — в беседке, которая давно уже стала нашей — мы смотрели, как чистейшему Льюису снимают с глаз повязку, и вместе переживали за Ангела прошлого, увидев его слёзы. Карэн впервые за последнюю неделю ожил и больше напоминал себя прежнего, костеря политику дома Рубиесов по отношению к Льюису. Я слушал и улыбался, видя друга прежним. Ведь побои с лица, хоть и медленно, но сходили, а вот шрамы в душе так просто и быстро не заживают. На душу нельзя наложить целебную маску или намазать заживляющий крем. Для сердечных ран подходит только лечение временем. А это долго. Печальнее всего то, что шрамы внутри остаются навсегда. Сегодня я завозился — плановое тестирование ТТС. В итоге пошёл к Карэну поздно. Уже на подходе уловил странные звуки, больше похожие на завывания. Не думая ни секунды, опрометью рванул в сторону беседки. Мне оставался метр, когда меня перехватили и, зажав рот, стиснули в стальных объятиях. Дыхание спёрло. В глазах потемнело. Сердце пропустило удар, а потом зашлось от ужаса. — Ш-ш-ш, мой пугливый воробушек, — будоражащий шёпот. Ухо задевают губы, а в нос ударяет знакомый, дурманящий меня запах. — Если не будешь вырываться и кричать — уберу руку. Деплой глюкавый! Ну нельзя же так пугать. А если бы у меня сердце встало? Чтобы успокоиться, глубоко втянул пропитанный ароматом Рига воздух и кивнул в знак понимания. Рука медленно сползла, скользнула по лицу, шее, прошлась по телу и застыла внизу живота, обняв за талию. Вся эта ситуация напрягала и волновала. Сглотнув, перевёл взгляд на беседку и опешил от увиденного. Волховский с каменным лицом и прямой спиной, словно застывшее изваяние, сидел в кресле. За спинкой находились два блондина охранника. У ног Карэна стоял на коленях раскачивающийся из стороны в сторону Авалов. Весь пол беседки был завален цветами. Вплотную, по бокам от со всхлипами завывающего Авалова находились два рыжих охранника Карэна. Увиденное поражало накалом драматизма. — Пошли, Рахул. — Губы прошлись по моей ушной раковине. Скосился на Рига. Не понял: куда нам идти, собственно, надо? Тарханов чуть улыбнулся и, обдав дыханием, прошептал: — Этим двоим не нужны свидетели. — Руки-змеи проскользили вдоль туловища. — Нам тоже надо поговорить. — Моё ушко прикусили за мочку, удовольствие прострелило тело. — Не напрягайся так. Мы просто поговорим. — Вызывая дрожь, прохладным носом провели по моей шее. — С Карэном всё будет хорошо, мальчики проследят. Опять перевёл взор на пару в беседке, нахмурился, наблюдая, как Авалов целует Карэну ноги, а тот сидит, подобно ледяной статуе. Витавшие в беседке холод и отчаяние осязались на расстоянии. Больше всего поражали глаза Карэна — омут боли и тоски. Поёжился от увиденного. Тарханов настойчиво, но мягко потянул меня за собой, уводя от беседки. Находясь под впечатлением, дал себя увести, особо не задумываясь, куда, собственно, идём. Перед глазами так и застыла эмоциональная картина. Когда вынырнул из мыслей, возвращаясь в реальность, мы уже пришли в дальнюю часть оранжереи. Окружённый зажжёнными светильниками, имитирующими древние свечные фонари, у окна стоял красиво сервированный на двоих круглый столик. Непосредственная близость от панорамных окон открывала шикарный вид на вечереющую Метрополию, укутанную розово-оранжевыми от заходящего солнца облаками. Красота, уединение и спокойствие места настраивали на романтический лад. — Пообедай со мной, — попросил Риг, галантно усаживая и задвигая за мной стул. — Не хочу есть один. Привык уже к большой компании. Глянув на часы, показывающие время ужина, удивлённо посмотрел на Тарханова, подспудно отмечая, что тот похудел, да и вообще, выглядит уставшим. Отдохнуть бы ему. — Специально для тебя я попросил повара сегодня приготовить что-нибудь вкусное. — Лёгкая полуулыбка очаровывает. Подошли куколки и сняли с тарелок термокрышки. Поднявшийся от блюда пар тут же ударил в нос удивительным ароматом. На большом плоском блюде лежали маленькие аппетитные квадратики, обильно посыпанные сыром и зеленью. Рот тут же наполнился слюной, завтрак давно переварен, и мой желудок настоятельно требовал еды. — Что это? — любопытствую, наблюдая, как Риг разливает по высоким бокалам оранжево-розовое пузырящееся вино. — Это? — Тарханов поворачивает ко мне этикету вина, и я обалдеваю, отказываясь признавать реальность. — Нью-терровский пино гри, — как ни в чём не бывало, обыденно мне поясняют. — Этот напиток прекрасно подходит к грибным равиоли. Попробуй вино, Рахул, уверен, тебе понравится фруктово-сладкий, с лёгким дымным оттенком напиток. Под пристальным взглядом Рига аккуратно беру бокал. Втягиваю аромат, улавливая запах груши и яблока; пригубив, покатал на языке, ощущая терпкую сладость; глотнул, чувствуя солнечное тепло, побежавшее по горлу внутрь. Всё так же под прицелом немигающих глаз наколол на вилку пузатый квадратик и раскусил его. Дурманящий аромат грибов усилился, в рот полился сливочно-сырный соус, наполняющий грибную начинку. Это необычайно вкусно! — Я рад, что тебе нравится, — попивая вино, улыбался Риг, а я отметил, что улыбка его преображает. — Ешь. Поговорим позже. Уговаривать меня не надо было: накинулся на еду, закрывая глаза от удовольствия. Блаженство! Да, это не синтетическая сублимированная еда низшего класса, щедро приправленная искусственными ароматизаторами, и даже не суррогатные копии средней аристократии. Это пища элиты из настоящих продуктов. Деплой глюкавый, как же вкусно! Утолив первый голод, вспомнил, что у меня очень много вопросов к Ригу. — Спрашивай, — прозвучало снисходительно. И вот как он всегда так чётко угадывает? — Риг, почему ты позволил этому чудовищу, после того, что он сделал с Карэном, приблизиться к нему? — Смутился от собственного резкого тона. Тарханов откинулся на спинку кресла, наклонил голову набок и спросил: — А как я, по-твоему, должен был поступить? — Конечно не пускать этого монстра к Волховскому! Вообще не понимаю, почему Карэн не подал на него в трибунал. — Может, потому, что подсознательно понимает, что тоже виноват в случившемся, — спокойно произнёс Риг, отворачиваясь к окну. — Что?! — взвился я от услышанного. — Да как… Да что… О чём ты вообще говоришь? Тарханов перевёл на меня свои жёлтые немигающие глаза, продолжая молчать, взял бокал и, сделав глоток вина, опять вернулся к созерцанию города. — В любой трагедии, Рахул, всегда виноваты двое, — тихо произнёс Риг. — Один больше, другой меньше, но всегда двое. Нет чёткого разделения на белое и чёрное, всегда есть полутона. Насупился, скрестив руки на груди, исподлобья уставился на невозмутимого Тарханова. Ну вот как можно быть таким непробиваемым? Нервно схватил свой бокал, сделав большой глоток вина, стремительно поставил обратно, вызывая мелодичный звон посуды. А этот несносный тем временем продолжал свою мысль: — И Этьен, и Карэн запутались. Они погрязли в ложных установках и надуманных обидах. Им надо всё обсудить и найти выход, а не практиковаться в обоюдных шпильках, кто кого больнее достанет. — То есть, — наполненный бокал опять оказался в моих руках, — Карэн сам захотел встретиться с Аваловым? — Скорее, он не возражал. — Исходник бракованный! Да как можно согласиться на встречу после такого? После того, что совершил этот монстр?! Тарханов печально улыбнулся и тихо произнёс: — Между нашими возможностями и нашими желаниями иногда лежит пропасть, Рахул. И вот к чему это сказано было? Погрузившись в себя, Риг молчал, а я смотрел на этого мужчину и не понимал, как можно быть таким странным, всегда верным себе, но при этом разным? Не понимаю я его! В опустевший бокал вновь подлили вина, тарелки давно опустели и были убраны куколками. Очнувшись от мыслей, Риг вновь улыбнулся и произнёс: — Рахул, для тебя приготовили ещё один вкусный сюрприз. — М-м-м, — смог только ответить, занятый вином. К нам подошла куколка с гравиподносом, на стол перекочевали чашки, кофейник с чайником и два потрясающе-невероятных десерта. Вино было мгновенно забыто, я переключился на вкусняшку. В середине блюда стояла напоминающая по форме цветок хрупкого вида корзиночка, доверху наполненная кремом с ягодами. Вокруг неё на тарелке лежали шарики мороженого, политые разноцветными джемами. Весь десерт был украшен тонкими кружевными вафлями, щедро посыпан шоколадной крошкой и орехами. Как только я увидел это произведение кулинарного искусства, то был потерян для общества. Восхитительная сладость таяла во рту, распадаясь невероятными вкусовыми оттенками. Запахи — ваниль, клубника, малина, корица, цитрус — закручивались спиралью в ароматную палитру, дразня мой нос. Десерт играл на языке разными гранями ощущений, он перетекал из сладкого в кислое, оттеняясь терпкой горчинкой, ныряя в воздушную свежую лёгкость, растворяясь фруктовым послевкусием. Мой стон наслаждения, а следом смех Ригина, выдернули меня из сладкой нирваны. — Рахул, ты бесподобен! Ты так аппетитно ешь, что даже мне уже хочется попробовать. — Так вкусно ведь, — смутившись, пробубнил с полным ртом. Только сейчас я заметил, что десерт Рига стоит нетронутым, а он сам, подперев щеку, наблюдает за мной. Смутился от такой ситуации ещё больше и, чтобы сгладить неловкость, предложил: — Попробуй! Это вкусно! Тарханов только бровь приподнял, оставаясь неподвижным. Желая накормить Рига, я взял его ложечку и, обильно зачерпнув крем вместе с мороженным и джемом, протянул ему. Получилась большая горка, начавшая неспешно оползать подтаявшим мороженым. Время словно замедлилось, мы наблюдали за каплей, но ничего не предпринимали. Вот она, огромная и сладкая, срывается с ложечки, а следом моя рука успевает поймать удравший десерт. На моей раскрытой ладони красуется сладость, и я не знаю, что мне с ней делать. Хмыкнув, Риг берёт мою руку и аккуратно слизывает с пальцев мороженое, нежно покусывая кожу. — Действительно вкусно, — облизываясь, подтверждает Тарханов, а я выдыхаю. Оказывается, всё это время не дышал. Зачерпываю новую порцию, но Риг качает головой: «Не так». Положив ложечку, в неком шальном азарте макаю пальцы в десерт и протягиваю Тарханову. Он слизывает сладость, проходясь языком по моим пальцам, посасывая и покусывая их. Опять макаю пальцы и протягиваю Ригу — действие повторяется. Моё частое шумное дыхание бьёт по ушам. Облизываю пересохшие губы. Липкой рукой хватаю бокал и залпом выпиваю вино до дна. Голова идёт кругом. Понимаю, что возбуждён. Подняв на Рига глаза, растворяюсь в расплавленном золоте взгляда. Сознание кадрами фиксирует, как Тарханов наклоняется, как начинает меня целовать. Поцелуй нежный, но уверенный, партнер ведёт, а я подчиняюсь, повинуясь лёгкому движению губ. Иду за ним, растворяюсь, отдаваясь Ригу, следуя за его страстным поцелуем. Моргнул. Сижу на коленях у Тарханова, обняв того за шею. От возбуждения тело бьёт мелкая дрожь. — Мой сладкий мальчик, — прижав к себе, произносит Риг, нежно целуя за ушком. — Как бы сильно я не хотел тебя сейчас, но ты пьян. — Я трезвый, — возмущаюсь в шею Ригина, с упоением вдыхая дивный запах мужчины. Смех Тарханова разнёсся по оранжерее. Удобнее перехватив меня, он поднялся и, посмеиваясь, пошёл к выходу. — Пошли, я отнесу тебя в постельку, мой «трезвый» воробушек. Почему-то обиделся. Надулся. Повозился в объятиях Рига, удобнее располагаясь, — всё-таки приятно, когда тебя носят на руках. Зевнул. Глаза закрывались. Запах Рига успокаивал. Когда уснул — так и не понял.***
Просыпаться не хотелось, хотелось пить, а ещё жутко болела голова, казалось, в ней сидит нунтюс и с упоением лупит молотком. Деплой глюкавый, вот как я умудрился вчера так напиться-то? — Мистер Асэки, — у изголовья заботливый голос Малиши, — выпейте вот это. Вам полегчает. Сил не было даже поинтересоваться, что мне дают. Послушно выпил кисловато-солёную жидкость и вновь откинулся на подушки. От усилий лоб покрылся испариной, сердце колотилось, как бешеное. Сглотнув вязкую слюну, аккуратно перевернулся на другой бок и опять заснул. Новое пробуждение было в разы приятнее. Чуть слышный шелест и хрустальный перезвон — от звука всё в душе наполняется радостью, счастьем. Открываю глаза и вижу возле прикроватной тумбочки — на которой теперь у меня постоянно стоит подарок мастера Камо, — в плетёной кадке необычного вида дерево: растение шелестело листьями и неспешно двигало ветвями. Всё диковинное дерево было покрыто стеклянного вида цветами-колокольчиками, именно они издавали пленительный мелодичный звон. — Что это? — спрашиваю в пространство, прекрасно зная, что Малиша меня слышит. — Подарок вам от господина Ригина, — ответила, входящая в комнату с гравиподносом куколка. — Разновидность комнатных киберлигнум. Они ночью могут светиться, а ещё успокаивающе петь. Как сейчас. Созерцая дивный подарок, поудобнее уселся в кровати, моего носа достиг бодрящий аромат кофе, принесённый мне заботливой Малишей. — Господин Волховский спрашивал про вас. — Передай, что как только приведу себя в порядок, сразу же присоединюсь к нему, — распорядился, попивая кофе и любуясь Тархановским подарком. Надо признать, умеет Риг ухаживать. Спустя сорок минут свежий, довольный и радующийся жизни, я летел в оранжерею к Карэну. И вновь при повороте врезался в Тарханова. Прям становится закономерной привычкой. — Куда бежит мой воробушек? — обняв меня, тепло улыбнулся Риг. — К Волховскому, — сказал и напрягся, разом вспомнив неприятный инцидент при схожих обстоятельствах. — А что, нельзя? Тарханов вновь обворожительно улыбнулся, очертил овал моего лица и, прижав к себе покрепче, произнёс: — Конечно можно, с тобой же Малиша. И ещё. Рахул, постарайся освободиться от дел к завтрашнему обеду, у нас с тобой завтра намечено посещение одного интересного мероприятия. — И куда мы пойдём? — проснулось моё безграничное любопытство. — Сюрприз, — чарующая улыбка. — Форма одежды — официальная, но не такая строгая, как церемониальная. Всё, лети, моя птичка. С этими словами Риг подтолкнул меня в сторону террасы, а сам, не оглядываясь, чинно продолжил свой путь. Ну вот что за несносный разумный? Раздразнил, раззадорил моё любопытство и спокойно ушел. Р-рр-р! Конечно же, придя в беседку к Карэну, пожаловался на этого интригана. — Вот даже не знаю, что это может быть, — задумчиво произнёс Волховский. — Единственное приходящее мне в голову важное событие намеченное на завтра — это финальный этап Боёв Судьбы. — Да ладно! — не поверил услышанному. — Но вы туда точно не пойдёте, — отмахнулся Карэн. — Забудь про бои. Это что-то другое. И я теряюсь в догадках. В итоге мы провели в попытке угадать куда я завтра иду весь вечер, но так ничего и не вычислили. Разошлись глубоко за полночь, а потом я ещё долго не мог уснуть, размышляя над сюрпризом. Подарок Рига светился, переливаясь разными цветами, и тихо звенел своими цветами-колокольчиками. Под эту успокаивающую музыку я и уснул.