Кольцо судьбы

Теперь у работы появилась обложка! Вы можете увидеть её в шапке! Спасибо, Apple tea ^^ Кюхён только вышел из подъезда, как на него тут же налетел сильный ветер, который взбудоражил волосы на затылке и распахнул полы пальто, которое хозяин ещё не успел застегнуть. Исправив оплошность, парень поплотнее укутался в шарф и направился к выходу со двора. Новый день, который ничем не будет отличаться от предыдущих, таких же однообразных и скучных. Хорошо, что работа не давала погрязнуть в одиночестве и тяжких раздумьях окончательно, да и периодические прогулки, вроде этой, позволяли отвлечься от тягостных мыслей. Вроде бы прошло уже три месяца, а память не давала забыть те страшные моменты, которые происходили с ним. Хотя нет, три месяца — это слишком мало, недостаточно. Как хотелось иногда Кюхёну отформатировать свою память, как жесткий диск, чтобы не помнить ничего: ни Seoul Сompany, ни Хёнджуна с его шайкой, ни Чонуна, ни его любовь к нему. Он до сих пор не мог себя простить за то, что тогда позволил Чонуну уговорить себя, что ушёл из больницы, что сжёг мосты, но в глубине души понимал, что сделал всё правильно. Если бы тогда он настоял на своём, если бы тогда он остался, то не смог бы уйти и потом. А что же было бы дальше? Кюхён не знал. Он столько раз придумывал альтернативный конец, но всегда спотыкался и останавливался на одном и том же месте. Вот Чонун поправился окончательно, его выписывают из больницы, он доволен и весел, снова может работать, но… Опять пресловутое «но». В конце концов Кюхён бросил попытки за фантазией скрыть реальность, сделанного не воротишь, но раз за разом он прокручивал в голове признание Чонуна, его выражение лица и слёзы стояли перед глазами так же явственно, как и три месяца назад. Сейчас Кюхён понимал, что тогда, придя домой и в изнеможении упав на кровать, он чувствовал себя паршиво не из-за бессонных ночей, которые он провел возле постели бессознательного Чонуна, а из-за того, что не смог ответить ему взаимностью. Младший утешал себя мыслью, что Чонун ожидал такого ответа, что он был совсем не удивлён и не обижен на него, но оправдать себя все же не получалось. Не удавалось и сейчас, даже несмотря на то, что прошло около трех месяцев. Кюхён молча наблюдал за сорвавшимся с ветки кленовым листом, который, не спеша покачиваясь на ветру, спикировал на землю и упал возле его ног. Кюхён всегда любил осень, в увядании природы было что-то завораживающее и притягательное. Он любил наблюдать за тем, как ветер гуляет в верхушках голых деревьев, как птицы, издавая прощальные крики, летят зимовать на юг. Сейчас его любимым занятием были прогулки в парке, который находился в паре остановок метро от дома. На самом деле Кюхён не знал, почему выбрал именно тот парк, ведь и в его районе были парки ничем не хуже, были и живописные скверы, и даже пешеходный проспект, который славился своей красотой и привлекал с каждым днём всё больше желающих насладиться прекрасными видами. Подумав и погадав, он пришёл к выводу, что остановил выбор на том парке совсем не потому, что он находится в квартале от Seoul Сompany, а потому, что там мало народу и можно побыть наедине со своими мыслями. Вот и сегодня, по привычке оставив работу на вечер, Кюхён уверенным шагом направился к метро. Ему нравилась такая вольная жизнь: после ухода из Seoul Сompany он не знал, чем заняться, и принялся искать работу, но вскоре понял, что просто не может ходить на собеседования и сидеть в одном офисе с другими людьми. Его раздражала некомпетентность руководителей, недобросовестность сотрудников, Кюхён пришёл в ужас от того, что специалист, который должен был проводить с ним собеседование, опоздал на целый час! После вежливого вопроса: «Зачем вы просили прийти к десяти, если сами пришли к одиннадцати?», тот оглядел Кюхёна с ног до головы и, состроив брезгливую морду, ответил: — Начальству разрешается опаздывать. Ещё каждый сомнительный претендент мне будет подобные вопросы задавать. Кюхён услышал всё, что хотел, поэтому, даже не попрощавшись, встал и ушёл с твёрдым намерением работать на дому, что он и осуществил. Теперь в его обязанности входила разработка сайта для одной малоизвестной строительной фирмы, но Кюхён был доволен сложившимся положением вещей, а его заказчик был доволен вдвойне. Маршрут был заучен наизусть, поэтому, выйдя на нужной остановке, парень уверенным шагом вышел на улицу и свернул направо. Народа почти нет, улица полупуста. Даже лучше. Засунув руки в карманы, Кюхён, не торопясь, двинулся вдоль маленьких магазинчиков к большому перекрёстку, который даже в полдень был забит машинами под завязку. Пробки, вроде бы, не наблюдалось, но автомобили постоянно сновали туда-сюда, с шипением проезжаясь по небольшим лужицам. Хорошо, что сегодня нет дождя, а солнышко пригревало по-летнему, хотя холодный ветер не давал забыться и постоянно напоминал, что осень вступила в свои права. Дойдя до перекрёстка, Кюхён в нерешительности затоптался. Каждый раз он усилием воли заставлял себя идти к парку, а не свернуть в сторону Seoul Сompany. Он уверял себя, что дело в привычке, ведь он проработал там два месяца, и ноги сами ведут его на прежнее место работы. Растерянно оглядываясь по сторонам, Кюхён пытался себя вразумить и уговорить, как делал это каждый день, не ходить к Seoul Сompany. Он обещал Чонуну, что они больше с ним не столкнутся, но желание увидеть бывшего босса хотя бы краешком глаза росло с каждым днём. Но совесть не уснула, она постоянно напоминала об обещании, которое дал Кюхён, и младший повиновался, всегда выбирая дорогу, ведущую к парку, и игнорируя своё желание развернуться и бежать со всех ног к бывшему месту работы. «Пусть судьба решает за меня!» — подумал Кюхён, вставая напротив светофора. — «Если первым зеленый свет загорится в направлении к Seoul Сompany, то пойду туда, если к парку, то так тому и быть». Приняв столь трудное для себя решение, Кюхён зажмурился, сжав пальцы в кулаки и умоляя про себя Бога не ошибиться. Секунды тянулись мучительно медленно, а парню казалось, что на кону стоит его жизнь. Послышалось противное пиликание светофора, означавшее, что зеленый свет загорелся. Приоткрыв один глаз, он ошарашено уставился на светофор, а потом, судорожно вздохнув, ступил на пешеходный переход. Перейдя на противоположную сторону, он, опустив голову и изучая асфальт, двинулся в выбранном направлении. Кюхён понимал, что хотел этого, ждал, желал всем сердцем, но теперь было страшно. Даже было страшно поднять голову и посмотреть на само здание Seoul Сompany, которое высилось перед ним. Совесть снова и снова напоминала хозяину об обещании, о просьбе Чонуна, на которую, как получалось, Кюхён наплевал с высокой вышки. «Но ведь сейчас середина дня! Чонун, наверное, в офисе, я его даже не увижу, а он и не узнает, что я был поблизости! А зачем тогда вообще туда идти?» Кюхён то пытался себя оправдать, то пытался себя убедить развернуться и уйти от греха подальше, но ноги несли его в сторону бывшего места работы уже против воли. Напротив Seoul Сompany был небольшой ресторанчик, столики которого частично теснились на улице под навесом, чем и воспользовался Кюхён. Присев за самый дальний столик, который был скрыт от посторонних глаз раскидистым деревом, парень заказал кофе и, уткнувшись подбородком в ладони, принялся оглядывать пейзаж. Ничего здесь не изменилось, все по-прежнему. Зачем пришёл? Что ему здесь делать? Но Кюхён упорно не хотел двигаться с места, словно прирос к плетёному стулу. Ему очень хотелось увидеть Чонуна, но он был уверен, что бывший босс сейчас вряд ли появится в поле его зрения, ведь рабочий день в самом разгаре, а на улице ему нечего делать. Даже хорошо, что он его не увидит, тогда он не нарушит обещание, и совесть не сможет ни в чём его обвинить и упрекнуть. Раздумья прервал резкий звук. Кюхён поднял голову, чтобы посмотреть, откуда же доносится такой дикий скрежет, словно водитель решил стереть тормозные колодки своего автомобиля в пыль, как подскочил на месте, чуть рукой не опрокинув чашку со стола. Вскочив, он всем телом прижался к дереву, которое и так скрывало его, но на секунду Кюхёну показалось, что он виден, как на ладони. Осторожно выглянув из-за толстого ствола, он наблюдал, ожесточённо кусая губы, как длинный черный автомобиль затормозил у самого входа в Seoul Сompany. Кюхён никогда не сможет спутать эту машину ни с какой другой, он даже помнил запах вишни, который витал в салоне. Вжимаясь всем телом в ствол, словно пытаясь раствориться в нём, он видел, как открылась передняя дверца, и из автомобиля вышел человек в черном костюме. Кюхён затаил дыхание, он смотрел и смотрел на Чонуна, который, не торопясь, застёгивал пуговицы на пиджаке, оглядываясь по сторонам. Между ними всего десяток метров, а кажется, что глубокая пропасть. На самом деле так и есть, только пропасть из любви Чонуна к Кюхёну и из неспособности второго принять эту любовь. Кюхён обхватил многострадальный ствол руками, пытаясь сдержаться и не подойти сейчас к бывшему боссу. Хочется снова заглянуть в его черные глаза, увидеть счастливую улыбку, почувствовать ту заботу, которую он ему дарил. Нельзя, обещал не появляться с ним рядом больше никогда, нарушил обещание, жалкий слабак! Ругая себя на чём свет стоит, Кюхён и не заметил, как Чонун, отдав ключи от автомобиля охраннику и жестом велев отогнать машину на стоянку, скрылся внутри здания. Опомнился младший только тогда, когда перед Seoul Сompany затормозила ещё одна машина, из которой вышел пузатый мужчина. Видимо, очередной партнёр. Но Кюхёна больше ничего не интересовало, он, словно очнувшись, снова присел за столик и невидящим взглядом уткнулся в расписную столешницу. Чонун совсем не изменился, даже следов побоев на лице не видно, что очень радовало. Может, только морщинка между бровей появилась, да чёрные круги под глазами стали выделяться явственнее. Кюхён был рад, что сдержался, что не подошёл к бывшему начальнику, хотя, только увидев его, ноги были готовы сами броситься ему навстречу. А до сегодняшнего дня он считал, что разобрался в себе. Кюхён и сам не заметил, как оказался у входа в парк, в котором проводил дневное время последние месяцы. Плюхнувшись на первую попавшуюся скамейку, он согнулся в три погибели и уткнулся лицом в ладони. Перед глазами сразу же возникло улыбающееся лицо Чонуна. Кюхён редко видел улыбку на лице бывшего босса, но все эти дни вспоминал его не избитым, не серьёзным, не сердитым, что, кстати, встречалось у него довольно часто, а именно улыбающимся. Только сейчас младший понял, что Чонун улыбался только тогда, когда был рядом с ним, улыбался, глядя на него, на Кюхёна, а это безумно льстило. Чего скрывать, Кюхёну было в глубине души приятно, что такой человек, как Ким Чонун, влюбился в него — обычного парня, который проработал на посту его помощника от силы пару месяцев. Кюхён считал, что ничем не заслужил его любовь, а иногда приходил к выводу, что Чонун заблуждался по поводу своих чувств к нему. Возможно, это было неким оправданием, но безумно хотелось узнать, испытывает ли директор Seoul Сompany к нему те же трепетные чувства, что и три месяца назад? Но пойти и спросить нельзя. Да, пресловутое обещание. Но в глубине души теплилась надежда, что Чонун не остыл к нему. Миллион раз Кюхён сам себе задавал вопросы: зачем ему всё это знать? Почему ему приятна любовь Чонуна? Почему ему всё ещё хочется быть любимым этим человеком, пусть даже на расстоянии? — Молодой человек, — кто-то дотронулся до плеча Кюхёна, от чего тот подпрыгнул, переводя дух, — можно присесть? Подняв голову, Кюхён отшатнулся и чуть не упал со скамейки. Рядом с ним стояла высокая женщина с длинными чёрными волосами, которые волной спадали по плечам до талии. Облачена она была в тёмно-синюю шёлковую тунику, которая совсем не соответствовала осенней погоде, но, похоже, хозяйку данный факт совершенно не смущал. Но покоробило Кюхёна не несоответствие одеяния погоде, а лицо дамы. Если бы Кюхён не видел её лица, то подумал бы, что перед ним молодая девушка — фигура у женщины была идеальная. Но её лицо было испещрено глубокими морщинами, что красноречиво говорило о том, что дама уже пенсионного возраста. Причем, довольно глубоко пенсионного. Справившись с собой, Кюхён встал, поклонился незнакомке и кивнул, приглашая женщину присесть, одновременно осмотревшись по сторонам. Странно, все скамейки абсолютно пусты. Почему она решила сесть рядом с ним? Если она хочет поболтать, то он не готов оправдать её ожиданий. Разговаривать с кем бы то ни было совершенно не хотелось, так много мыслей в голове, что прибавить к ним обсуждение какой-то ерунды, тем более с незнакомым человеком, было сродни потере душевного равновесия. Но, вопреки ожиданиям, дама не проронила ни слова. Присев на краешек скамейки, она прикрыла глаза и подставила лицо под, пока ещё теплые, лучи осеннего солнца. Просидев в некотором напряжении около пяти минут и поминутно поглядывая на женщину, которая, похоже, вообще забыла о том, что рядом кто-то сидит, Кюхён снова расслабился, а мысли снова уплыли в сторону Чонуна. Но, после того, как его потревожили, было сложно сосредоточиться, а в голову полезли воспоминания. Особенно ярко на фоне остальных выделился момент только начавшегося плотного общения, когда Чонун разрешил переночевать Кюхёну в своей квартире после бессонной ночи, проведённой за работой. Интересно, а уже тогда Чонун любил его? Наверное, нет. Хотя всё может быть. Затем вспышками стали проясняться и другие моменты: пьянка в одном из баров, совместное приготовление еды опять же в квартире босса, первое нападение, смелость Чонуна, его забота и участие, его помощь, а затем, как на зло, всплыло яркое воспоминание о факте собственной ревности в торговом центре. Он хорошо помнил своё состояние, будто это было вчера, как яд разъедал сердце изнутри, как хотелось утащить Чонуна подальше от той противной продавщицы, которая всячески намекала на дальнейшее общение вне магазина, как хотелось встать перед боссом, закрыть от него размалёванную девицу, чтобы он видел только его, только Кюхёна. Нет. Это дружеская ревность! Не иначе! Кюхён жуткий собственник, он всегда всех ревновал: родителей, когда считал, что они уделяли больше внимания сестре, друзей, когда сам же знакомил их между собой, а потом они словно и забывали об инициаторе дружбы. Он ревновал всегда и абсолютно всех, вот и Чонун не стал исключением. Так и есть. Мысленно кивнув собственным мыслям, Кюхён снова уткнулся лбом в ладони. Картинки сменяли друг друга со скоростью света: поцелуй возле дома Кюхёна выбил его из колеи. Тогда он оттолкнул Чонуна, сбежал, а потом решил уволиться. Испугался. Он не решился спросить босса о его поведении, но, увидев его на следующий день после столь противоречивого и неприятного инцидента, не испытал ничего, кроме страха. Да, именно страха. Он боялся, что Чонун сейчас повторит попытку с поцелуем, не хотелось оставаться наедине с ним, но разговаривать в присутствии помощников было совсем не вариантом. Он был тогда благодарен боссу, что тот прислушался к нему, не стал возражать, хотя видел, что данное решение принималось Чонуном довольно непросто. А вот что ему совершенно не хотелось вспоминать, так ту злополучную ночь и Хёнджуна с дружками. Помотав головой, Кюхён постарался отогнать те страшные воспоминания. Слишком больно, до сих пор противно, омерзительно, неприятно и обидно. Обидно за Чонуна, который не побоялся прийти любимому человеку на помощь, который встал стеной на защиту Кюхёна, который пожертвовал собой ради него. И омерзительно вспоминать о своём поведении. Опять всё вернулось на круги своя, с чего начал, к тому и вернулся: правильно ли он сделал, что оставил Чонуна тогда в больнице? Застонав сквозь стиснутые зубы, Кюхён попытался опять собраться с мыслями, как его отвлекли. — Молодой человек, с вами всё в порядке? — женщина ощутимо похлопала его по коленке, а Кюхён снова подпрыгнул от неожиданности, прижимая ладонь к груди, где в бешеном ритме забилось сердце. — Да, спасибо, — еле выдавил он, глядя в упор на даму, которая смотрела на него, наклонив голову на бок. — Просто… — Безвыходная ситуация, да? — перебила она его, слегка улыбаясь уголками губ. — Эээм, — Кюхён немного растерялся, не зная, что ответить, и отвёл взгляд. — Понимаю, со всеми бывает. А знаете очень действенный способ решить проблему? — женщина выжидательно уставилась на него. — Какой ещё способ? — шатен недоверчиво покосился на незнакомку. Странная какая-то. Вот не хотел с ней разговаривать, так и знал, что разведёт на болтовню. — Рассказать о своей проблеме незнакомому человеку, — спокойно ответила женщина, расправляя складочки на своей тунике. — Иногда, а так чаще всего и бывает, незаинтересованный человек способен дать неплохой совет. — Хм, значит, я должен рассказать всё вам? — скептически скривил губы Кюхён. Ему совсем не улыбалось откровенничать с незнакомым человеком. Тем более, как таковой проблемы и не было. Кюхён ни о чём не жалел. Почти. Не считая той ситуации в больнице, когда он оставил плачущего Чонуна и пообещал ему исчезнуть из его жизни раз и навсегда. Чувство вины глодало до сих пор. — А почему бы и нет? Но, если хотите, то можете рассказать об этом кому-то другому, только я никого здесь больше не вижу, — женщина картинно развела руки в стороны, демонстрируя абсолютно пустой парк. — Всем людям нужно выпускать пар. Я вижу, что вам сейчас нужно выговориться, а мне в данный момент совершенно нечем заняться, поэтому могу поработать слушателем и даже жилеткой, в которую можно поплакаться. И, кстати, я могу дать хороший совет, всё-таки жизненного опыта мне не занимать. Недоуменно покачав головой, Кюхён задумался. С одной стороны, придётся рассказывать весьма странную историю, хотя, глядя на незнакомку, её тоже можно было бы с уверенностью назвать странной, поэтому она может и не удивиться его рассказу. С другой стороны, он ведь больше никогда не встретит эту даму, так почему бы не вывалить на неё свои проблемы, раз она сама так рвётся помочь? — Вы сами напросились. Но мне нужен будет ответ только на один вопрос — правильно ли я поступил? Женщина с готовностью кивнула и, сложив руки на груди, приготовилась слушать. Сначала Кюхён не хотел вдаваться в подробности, но затем и сам не заметил, как стал уточнять почти каждую деталь, вспоминал каждый взгляд, каждое слово, каждый жест как Чонуна, так и свой. Он заново переживал все те приятные и ужасные моменты, о которых так хотелось забыть, а оказалось, что время не стёрло из памяти ни клочка. Просто вспоминая, он не переживал ситуации заново, но, рассказывая и описывая их в поразительной точности, он почувствовал, как дрожит всем телом, словно он вновь оказался рядом с Чонуном в его квартире, когда преступник взял его самого в заложники. Он помнил тёплые объятия бывшего босса, в которых было так уютно и спокойно, помнил его заботливый взгляд и ласковые руки. А ещё он помнил тот липкий страх, который окутал его, когда он впервые подумал о том, что Чонуна забили до смерти в том злополучном подвале, что он умер или скоро умрёт. Слёзы градом покатились по его щекам, голос сорвался на крик, но говорить Кюхён не перестал. Справившись с собой, уже шёпотом, он поведал незнакомке оставшуюся часть рассказа. Выговорившись, он понял, что всё ещё плачет. Ну и пусть, пусть она видит его слёзы, но вдруг стало гораздо легче, будто с души упал огромный булыжник, который давил все эти месяцы на грудь и не позволял дышать. Утирая ладонями слёзы, он уже не ждал ответа от слушательницы. Кюхён уже сам нашёл ответ на свой вопрос — тогда он поступил неправильно. Он не имел права оставлять Чонуна, тот сделал для него столько, что и в голове не укладывается, а Кюхён растоптал его и его чувства, причём жёстко, бескомпромиссно, издевательски и бездушно. Почему он не понял Чонуна тогда, а только сейчас на него снизошло озарение? — Вы хотели услышать ответ только на один вопрос — правильно ли вы поступили? Я дам вам на него ответ — правильно, — уверенно проговорила незнакомка, в упор глядя на Кюхёна. Тот подавился воздухом и с удивлением уставился на женщину. Что она такое говорит? Она не права! Кюхён поступил, как последняя сволочь. — Я вам объясню, почему я так считаю, — дама села прямо и откинула на спину свои длинный волосы. — Вы сами сказали, что это человек сделал для вас очень много, он стал вам близок, но вы не смогли ответить ему взаимностью. Как он сам тогда сказал, жалость ему не нужна. Тогда о чём вы беспокоитесь? Что бы вы делали, если бы оставались с ним рядом? Жалели? Он бы чувствовал это и знал, что вы его не любите, а в глубине души тешил бы себя надеждой, что вы полюбите его так же, как он любил вас. Но это не так, кроме жалости и благодарности вы ничего не испытывали. Зачем изводить человека? — Я его оставил тогда, когда он во мне нуждался! — резко перебил её Кюхён. Волна негодования поднялась внутри, грозясь выплеснуться наружу. — А зачем? Видеть ваши полные жалости глаза? В этом бы состояла ваша помощь? — Нет, я помогал бы ему другими способами. Кормил с ложечки, ведь самому ему трудно было двигаться. — Для этого есть сиделки, — ответила женщина. — Делал бы перевязки. — А медицинский персонал на что? — Оказывал бы моральную поддержку, — ещё одна попытка. — Забыли про брата и родителей? — опять мимо. Кюхён затравлено смотрел на даму, которая в ответ разглядывала его. — Поймите, тогда его нужно было просто любить. Вы на это не способны. Так что не стоит себя винить во всех грехах. Кюхён глубоко вздохнул и обхватил себя руками, пытаясь вникнуть в слова странной женщины, но получалось плохо. Абсолютно пустая голова, нет ни единой мысли. — Послушайте, — женщина снова тронула его за руку, привлекая внимание. — Скажите, вам нравится этот человек? — Он вызывает уважение, он отличный руководитель, он… — Нет, всё не то, — резко перебила его незнакомка, придвигаясь ближе к парню. — Всего лишь один ответ: «да» или «нет». Представьте этого мужчину, вспомните его характер, внешность, достоинства, недостатки и скажите, нравится ли вам он. Кюхён задумался. Чонун, ведь он… Он такой… Одним словом описать его невозможно. Он идеален, во всех смыслах. Похоже, что выражение лица Кюхёна сказало красноречивее, чем слова, потому что дама хмыкнула и улыбнулась. — Тогда в чём проблема? Признайтесь себе в том, что он вам нравится. — Он мне нравится, как человек, но не как парень! — возмутился Кюхён. — Вы уверены? — женщина многозначительно посмотрела на него. — Да, — выпалил тот в ответ. — Скажите, а как вы посмотрели бы на него, если бы в нашей стране к представителям сексуальных меньшинств относились лояльно? Представьте себе идеальный мир: каждый может любить того, кого хочет. Мужчина мужчину, женщина женщину, что подобное не аморально, а нормально. Никто не скрывается, все счастливы. — Такого не может быть, сложно представить то, что нереально, — возразил Кюхён. — А вы попробуйте, — женщина положила руку на его голову и пристально посмотрела в глаза. — Идеальный мир, где вы будете вместе с ним. Кюхён не понял или пропустил тот момент, как веки стали тяжелеть, словно наливаясь свинцом, в ушах приятно зашумело и… В нос ударил запах сочной травы вперемешку с уличной пылью. Парк совсем не изменился, только деревья оделись в листву, да народа стало в два раза больше. Конечно, вечер на дворе, а после рабочего дня хочется развеяться. Кюхён стоял около фонтана и недовольно цокал языком. Чонун опаздывал вот уже на пятнадцать минут, хотя сам предложил Кюхёну прогулку по парку, чтобы подышать свежим воздухом, которого он совсем не чувствует, просиживая часами в душном офисе. Но очередная встреча затянулась, а теперь его парень упорно не отвечал на звонки. — В игнор значит, да? — прошипел сквозь сжатые зубы Кюхён. — ОК, хорошо, Чонун-а. Если ты не придёшь через пять минут, то я так сильно обижусь, что ты будешь на коленях ползать, вымаливая прощение. Не успел он договорить фразу до конца, как в конце аллеи показалась знакомая фигура. Чонун, даже не стараясь и не помышляя, привлёк внимание абсолютно всех присутствующих в парке, он выделялся на фоне остальных так же явственно, как черная шахматная фигура в ряду белоснежных. И дело было совсем не в его костюме цвета ночного неба, который бросался в глаза на фоне яркого разнообразия, не в дорогих часах, которые тот носил, почти не снимая, не в его вальяжной походке «руки в карманы». Он просто был другим, таким, каким Кюхён его полюбил. Иногда младшему казалось, что он недостоин любви этого человека, что он выглядит слишком просто рядом с таким изысканным мужчиной, но, увидев открытую улыбку Чонуна, его искрящиеся от счастья глаза, почувствовав крепкие объятия, услышав очередное признание в любви, он забывал обо всех глупостях, которые иногда селились у него в голове, и просто любил в ответ. Но сейчас Кюхён был сильно обижен на него. Чонун опоздал, значит, будет расплачиваться. Как? Кюхён пока ещё не решил, но он уж точно что-нибудь придумает. — Кю-а, извини, встреча продлилась дольше, чем я ожидал, — Чонун начал извиняться ещё за несколько шагов. Он знал нелюбовь своего парня к опозданиям, равно как и то, что сам же привил ему чувство ответственности. — А телефон тебе на что, а? — возмутился тот в ответ, отходя на пару шагов. — Не подходи, я обижен. А пока я не придумаю для тебя наказание, мы никуда не пойдём. Чонун закатил глаза и рассмеялся. — В случившемся нет моей вины, честно. — Ничего не слышу, ничего не знаю, — парировал Кюхён, облизывая губы и строя план мести. — Тогда, может быть, маленький сюрприз поможет мне снискать твоё расположение и позволит избежать наказания? — вкрадчиво поинтересовался Чонун и запустил руку в карман, доставая оттуда киндер сюрприз. — Чёрт возьми, хён, как ты можешь? — возмутился Кюхён, топая ногой. Конечно, его парень знал слабые места любимого, знал, что Кю любит киндеры. — Я не поддамся. — Как хочешь, — спокойно отозвался старший и принялся медленно разворачивать шуршащую фольгу, весело поглядывая на вытянувшееся лицо своего парня. — Тогда я съем его сам. — Эй, оно моё! — возмутился Кюхён, в два счёта оказываясь рядом с Чонуном и вырывая из его рук уже развёрнутое яйцо. Сломав его пополам, он тут же запихнул одну половину в рот и блаженно прикрыл глаза. Чонун не выдержал и рассмеялся. — Вот никогда ты со мной не делишься. Жадина. — Ты сегодня наказан, так что руки прочь, — прошамкал в ответ младший, отправляя вторую половинку вслед за первой. — Ммм, вкусно, — протянул он. — Тогда, — Чонун хищно улыбнулся, — я возьму своё сам, — и не успел Кюхён опомниться, как старший притянул его к себе и поцеловал. Слишком много шоколада, слишком много Чонуна, слишком хорошо. Кюхён забыл, как дышать, прижимаясь ближе к любимому, обхватывая его за шею обеими руками, а Чонун тягуче медленно целовал, притягивая как можно ближе, как можно теснее. Кюхён отстранился всего на мгновение, а уже через секунду провёл языком по нижней губе Чонуна, слизывая остатки шоколада. Столь милый жест перерос в новую порцию поцелуев, только уже более жарких и страстных. Пусть их все видят, пусть завидуют, им всё равно, они просто любят друг друга. Оторвавшись от губ любимого, Кюхён поймал на себе недоуменный взгляд какой-то девушки. Хихикнув, он посмотрел на Чонуна, который всё так же продолжал его крепко обнимать. — Хён, по-моему, нам нужно уходить. Чувствую, что мне завидуют. — Хм, может, завидуют мне? Ты ведь у меня такой красивый, — улыбнулся Чонун, убирая со лба младшего непослушную прядь волос. — Не говори ерунды, Чонун-а, — смущённо пробормотал в ответ младший, пряча свои покрасневшие щёки в изгибе шеи любимого. — Я люблю тебя, хён, — выпалил он, прикрывая глаза. — Я тоже люблю тебя, Кю-а. И я не устану это повторять вновь и вновь, — серьёзно проговорил Чонун, гладя донсэна по спине. — Знаешь, я часто думаю, а что было бы, если бы… — Давай не будем об этом, — перебил его Кюхён. — Я не люблю об этом вспоминать. Надо забыть о том происшествии, как о страшном сне. Раз и навсегда. — Хорошо, — согласился старший, согласно кивая и немного отстраняясь, чтобы посмотреть на своего парня. — Давай тогда прогуляемся. Ведь сюда мы пришли именно за этим. — Давай, — Кюхён с готовностью кивнул и, улыбнувшись, схватил Чонуна за руку и потащил в сторону реки. Лёгкая дрожь пробежала по телу, Кюхён открыл глаза и удивлённо посмотрел на незнакомку, которая с невозмутимым видом всё так же сидела рядом. — Что со мной только что было? — Вы представили? — проигнорировал она заданный вопрос. — И как ощущения? Только отвечайте честно. Нельзя врать самому себе, последствия могут быть плачевны. Недовольно покачав головой и поджав губы, Кюхён задумался. Не хочет отвечать? Ну и не надо. А вот если говорить об ощущениях… Нельзя дать однозначного ответа. Если отбросить в сторону мысли об аморальности, предрассудки, страх, то было… приятно? Он словно прямо сейчас чувствовал крепкие объятия Чонуна, прикосновение его губ к своим губам, даже вкус шоколада во рту. Кюхён в ужасе уставился на даму, которая пристально на него смотрела. — Так что же? — она вновь наклонила голову, пытаясь прочитать по выражению лица собеседника его мысли. Похоже, что ей это удалось. — Знаете, молодой человек, может быть, тогда вам и нужно было уйти, чтобы сейчас понять, что вы нуждаетесь в этом человеке так же, как он нуждается в вас? Ведь тот мужчина смог переступить через себя и свои страхи, смог признаться вам, почему этого не можете сделать вы? — с этими словами женщина поднялась со скамейки и направилась к выходу из парка. Кюхён, продолжая оторопело сидеть на месте и ошарашено смотреть ей вслед, ничего не мог понять. Неужели он тоже что-то испытывает к Чонуну? Да быть такого не может, нет-нет! Обхватив голову руками, Кюхён взвыл не хуже раненого зверя. Стало ещё паршивее, чем было до этого, ужасно. Ему срочно нужно понять, разрешить столь противоречивую ситуацию, ему нужен Чонун! Он всегда ему помогал, он сможет разъяснить, он мудрый. Вскочив со скамейки, Кюхён бросился к выходу из парка, сам не понимая, что творит. Он чувствовал, что должен поговорить с Чонуном, но одновременно он совершенно забыл о данном ему обещании. Сейчас важно разобраться в себе и своих чувствах, а Чонун ему поможет в этом. Три квартала остались позади, Кюхён бежал так быстро, словно за ним кто-то гнался, а уверенность в правильности принятого решения росла с каждой минутой. Осмысливая сказанные незнакомкой слова, он осознавал их правдивость. Чонун сам говорил, что Кю стал первым и последним мужчиной, в которого он влюбился, а значит, ранее он относился к подобному проявлению любви так же, как и сам Кюхён. Но Чонун не отказался от своих чувств, признал их, повиновался им, а Кюхён не смог. А вдруг это снова только уважение, а не что-то большее? Так, не стоит сейчас об этом думать. Нужно увидеть Чонуна, а потом он поможет разобраться. Влетев в здание Seoul Сompany через приветливо распахнувшиеся стеклянные двери, Кюхён ввалился в лифт и захлопнул створки перед ошарашенным Гонсоком, который только открыл рот, чтобы спросить, откуда здесь взялся его бывший коллега, ведь он же уволился ещё в начале лета. Как же медленно едет лифт! Нервно постукивая ногой, Кюхён силой мысли пытался ускорить его движение, но не помогало. Метаясь по кабине, словно загнанный зверь, он всеми силами пытался сдержаться, только бы не начать крушить многочисленные зеркала, в которых отражались его очумелый взгляд и дрожащие руки. Лифт, пискнув, наконец-то остановился на нужном этаже. Выскочив из кабины, он дёрнул на себя прозрачную дверь и, как слон, ввалился в приёмную, чуть не сбив с ног секретаршу, которая поправляла на журнальном столике стопку газет. От испуга она взвизгнула и, недоуменно хлопая глазами, уставилась на бывшего помощника босса. — Боже мой, Кюхён-ши, это вы? Что случилось? — она отошла на пару шагов, пугаясь дикого взгляда, которым её смерили, и принялась осматривать его с ног до головы. — Ничего, — выпалил тот, прислоняясь спиной к стене и переводя дух. — Чонун-ши у себя? — Да, но у него встреча, — ответила секретарша, садясь за свой стол. — Мне он срочно нужен, — подлетев к столу, быстро проговорил парень. — Очень нужен. — Вы сами знаете, что прерывать встречу нельзя ни в коем случае, — возразила секретарша, гневно сверкая глазами. — И не мне вам рассказывать про характер босса. Подождите минут десять, думаю, что скоро они закончат. Простонав сквозь зубы, Кюхён от души пнул ногой журнальный столик, пытаясь на нём выместить злобу, и плюхнулся на диван. Не просидев на нём и минуты, он снова вскочил и принялся расхаживать взад и вперёд, теребя кисточку шарфа в руках. Секретарша наблюдала за ним с нескрываемым любопыством, но не решалась более задавать вопросы. — Кюхён-ши, — она всё-таки решилась спросить, — может, вам водички налить? Тот в ответ посмотрел на неё обезумевшим взглядом, но кивнул, покусывая губу. Кюхён и сам не заметил, что во рту пересохло от быстрого бега. Приняв из рук секретарши стакан, он за секунду его осушил и с благодарностью кивнул. Чонуна хотелось увидеть до дрожи в ногах, из-за чего было трудно стоять, но сесть он уже не мог. Продолжая мерить шагами небольшую приёмную, он пытался успокоиться и привести мысли в порядок, продумывая начало разговора, но ни одной вразумительной идеи. С чего начать? Мозговой штурм прервали голоса, раздавшиеся из кабинета генерального директора, дверь распахнулась, и на пороге появился крупный мужчина, которого Кюхён уже видел сегодня возле здания Seoul Сompany. Он вышел в приёмную, а за ним появился Чонун, который продолжал что-то говорить собеседнику, не замечая присутствия в приёмной ещё одного лица, которого там не должно было быть. — Тогда мы свяжемся с вами завтра, — проговорил он, протягивая руку для рукопожатия. — И ещё… Чонун резко замолк и удивлённо уставился на Кюхёна, который замер у стены и вжал голову в плечи. Увидев, что его заметили, он поклонился, и снова во все глаза стал смотреть на Чонуна, лицо которого вытянулось от удивления, а глаза перестали напоминать азиатский тип. Он всё так же продолжал сжимать руку своего партнёра, рукопожатие затянулось, и теперь уже недоумение отразилось на лице мужчины. — Мне пора, Чонун-ши, — проговорил он, высвобождая свою ладонь из цепких пальцев генерального директора Seoul Сompany. — Всего хорошего. Он поклонился, Чонун, на автомате, ответил тем же, продолжая смотреть на Кюхёна. Никто не проронил больше ни слова, а Кюхён понял, что сейчас выглядит, как последний дурак. Он даже не знал, что сказать, речь он так и не удосужился придумать, а остатки разума покинули хозяина в тот момент, как Чонун появился в приёмной. Старший же пребывал в шоковом состоянии и тоже не пытался заговорить, пристально рассматривая, как он уже думал, забытое лицо любимого человека. Но на самом деле он не забыл Кюхёна, хотя всячески старался загрузить себя работой, чтобы не отвлекаться на воспоминания, и приезжал домой глубокой ночью, чтобы, не думая ни о чём, еле найти в себе силы, чтобы раздеться, и повалиться на кровать, забываясь сном. — Чонун-ши, к вам Кюхён-ши, — секретарша вспомнила о своих профессиональных обязанностях и решилась подать голос первой, во все глаза глядя на босса и Кюхёна, которые застыли друг напротив друга и сверлили друг в друге дыры взглядами. Чонун резко дёрнулся и попытался взять себя в руки. Сердце отбивало чечётку где-то в районе горла, а ладони вспотели. Он даже не задался вопросом, зачем пришёл Кюхён, он просто не мог на него насмотреться. Отступив в сторону, Чонун жестом пригласил младшего войти. Кюхён, словно во сне, сдвинулся с места и на ватных ногах проследовал в кабинет директора. Проходя мимо Чонуна, он почувствовал еле уловимый аромат его туалетной воды, к запаху которой уже успел привыкнуть за время тесного общения, и у него чуть не подкосились ноги. Только сейчас он понял, как же успел соскучиться по бывшему начальнику. Но не стоит поддаваться слабости, нужно быстрее рассказать Чонуну о том, что же с ним происходит, а Чонун поможет, обязательно, он даст совет. — Что привело вас ко мне, Кюхён-ши? — хрипло проговорил Чонун, обходя шатена и вставая напротив окна, не глядя на Кюхёна. Если посмотрит, то уже не будет ручаться за свои действия. Любовь, которую Чонун похоронил в глубине души три месяца назад, вырвалась наружу, разбередив старые раны, которые, как ему казалось, начали затягиваться. Но нет, на самом деле любовь никуда не делась, она не послушалась хозяина и не ушла на покой, она просто молчала, подавленная работой и бесконечными делами. Если сейчас Кюхён пришёл по каким-то рабочим вопросам, то Чонун разнесёт свой кабинет в пух и прах, весь этаж разберёт по кирпичикам и сравняет Seoul Сompany с землёй. А Кюхёну было нечего сказать. Он только смотрел на напряжённую спину бывшего начальника, подавляя в себе желание подойти и обнять. Как же сложно, слов нет, молчание снова поселилось между ними, но так продолжать нельзя. — Чонун-ши, вы ведь даёте людям второй шанс? — Кюхён спросил первое, что пришло в голову, решительно делая шаг по направлению к Чонуну. — Помните, тогда, когда мы разговаривали в вашей квартире, вы сказали, что прислушаетесь к моему мнению, что будете давать возможность человеку исправить оплошность. — С недавних пор, — Чонун развернулся и посмотрел на младшего, который стоял перед ним, спрятав скрещенные пальцы за спиной, — я решил, что второй шанс — это непозволительная роскошь. Я перестал верить людям окончательно, они не оправдывают моих ожиданий, — увидев испуганное лицо младшего, он улыбнулся. — Но вам, Кюхён-ши, я не могу отказать.