I can't make it right

                   После тяжелого, откровенного вечера и неожиданно разгоревшейся страсти, они до самой ночи сидели, просто держа друг друга в объятиях. По-началу сил едва ли хватало на то, чтобы дышать, а руки, казалось, закаменели вокруг тел, но потом Чонгук вдруг поднял голову, оторвав щеку от чужой холодной груди, и тут же встретился с бледными губами. И всё пустилось по новой. Губы брали друг друга в сладкий плен, а руки хаотично бродили по коже, изучая каждый сантиметр. Увы, для Чонгука прикосновения ладоней и пальцев Бэкхена едва чувствовались прохладным воздухом, в то время как для Бэка, каждое касание Гука было словно ожогом. Бледная, холодная кожа разве что не шипела, каждый раз когда соприкасалась с чужой, такой горячей. В очередной раз, когда Чон положил огненные ладони на лопатки парнишки, тот выгнулся и чуть откинул голову, отдавая свою шею в немедленное растерзание чужих голодных губ. Брюнет же благодарно прижимал к себе податливое тело, всасывая нежную кожу и неощутимо кусая её. Он мягко вгрызался в вену на бледной шее, тонкие ключицы, хрупкие плечи, за что в ответ получал пронзительные и опьяняющие стоны, рвущиеся из закусанных губ. В какой-то момент у обоих парней тонкой нитью пронеслась мысль о том, что это все так неправильно, странно и вообще не должно было случиться, но оба, недолго думая, задвинули эту мысль подальше, бросаясь с головой друг в друга. Этой ночи им обоим было мало...       Когда рассвет взрезал погасшее небо, Бэкхён тихонько лежал, свернувшись в клубок в руках нахмуренного Чонгука, и слушал его неровное дыхание, что было сбито, кажется, очередным кошмаром...             - Ну, что? Ты готов? - Бэк стоит, засунув руки в карманы джинсовки и едва заметно ёжится от предстоящей поездки.       - Если скажу нет, останемся дома? - Гук закусывает губу и как-то неуверенно смотрит на парнишку из-под опущенных ресниц. Тот лишь закатывает глаза.       - Нет, Гук-и. Это был риторический вопрос. Идём уже, ну? - кивает он в сторону двери. - Ты помнишь, что я уже не могу её открыть?       - Да, прости, Бэк, - встряхнув головой и глубоко вздохнув, Чон хватает с вешалки кожанку и выходит из квартиры. Из-за того, что они заснули почти к рассвету, пробуждение было не самым приятным, так как состоялось уже после полудня. Ругая себя за то, что упускает такое драгоценное время, Чонгук бегал по квартире и собирался второпях под тяжкие вздохи Бэка. Ночью, они, наконец, решили, с чего стоит начать «операцию "исчезновение"», как её насмешливо прозвал парнишка. Брюнету, к слову, от этого стало совсем не весело. И вот сейчас, выбегая из дома и натягивая на лицо чёрную маску, Чонгук всё ещё не до конца понимает, зачем согласился на эту авантюру, вместо того, чтобы просто сидеть дома в обнимку с Бэкхёном и никуда не отпускать его до самой последней секунды. А потом осознание всё же протискивается в его голове сквозь эти мысли и буквально орёт о том, что Гук просто напросто не эгоист. И он не простит себе потом, после ухода Пёна, что они даже не попытались спасти его душу. Только кто после этого всего спасёт душу самого Чона? Вопрос открытый. И такой надрывной.       - Ты всё-таки думаешь, что это может хоть как-то тебе помочь? - бормочет брюнет, сидя в автобусе на самом последнем сидении и опустив голову почти к своим коленям.       - Для начала, это поможет тебе. А потом уже, надеюсь, и мне. По крайней мере, ведь, когда ты дописал письмо, я начал исчезать. А значит, мы на верном пути.       - Я все же не понимаю, что ещё должен сделать? Я ведь уже признал то, что не ненавидел их. Что любил и люблю. Что мне стыдно было и будет за то, что я сбежал от них...       - Твой брат, - Бэка словно осеняет.       - Что?       - Чимин. Он в курсе? Чонгук вдруг вздёргивает голову, врезаясь взглядом в глаза, что были похожи сейчас на угли. Такие же тёмные и...потухшие.       - Он в курсе того, из-за чего ты поругался с родителями? Что ты вообще гей?       - Возможно догадывается, - и Гук снова опускает голову. Хоть он и в маске, но лишнее внимание привлекать не стоит. Его бормотание наверняка и так слышно сидящим рядом.       - Но напрямую ты никогда не говорил что ли? Серьёзно? Вы жили вместе, у него парень есть... - Пён немного хмурится.       - Господи, Бэк, почему мы не можем общаться мысленно, пожалуйста?       - ..а ты не говорил? Как так вообще? - не унимается парнишка, кажется, вовсе не слыша просьбу.       - Да вот так! - шипит Гук. - Вот так вышло. Не знаю я, не дави на меня. Я не понимаю ничего...       - А чего тут понимать? Звони Чимину, пусть едет туда же, куда и мы. Господи, тебя буквально окружают геи, а ты им всем сказать не можешь. Ты как вообще живешь-то все эти годы?       - Не живу, - усмехается в маску Чон, переводя грустный взгляд в окно, - существую...             Выбившуюся из-под шапки чёлку нещадно треплет ветер, а глаза слезятся от ледяного и резкого воздуха. Чонгук кутается в тонкую кожанку уже как может глубже, но едкий кладбищенский холод всё равно пробирает до самых костей, залезая под кожу.       - Прости! Прости, что задержался, Гук-а! Давно ждёшь? Замерз уже, да? - наконец, брюнет видит подбегающего к нему брата, с чем-то цветастым в руках. Одеяло. Чимин принёс ему одеяло на кладбище. Серьёзно? Последнее парень, кажется, выдыхает вслух, потому что ему отвечают:       - Конечно, серьёзно! Тут такая холодина, иди сюда, - развернув разноцветную ткань, Чимин укутывает в неё Гука и крепко обнимает его, прижимая к себе. Взглянув за плечо старшего, Чон замечает черный седан Юнги-хёна. Страх вдруг начинает разъедать все внутренности. Брюнету кажется, что он вообще зря всё это затеял. Дёрнул вот брата, да ещё и Юнги. А был ли повод?       - Был, Гук-и. Ты же знаешь, - неожиданно раздаётся все еще мелодичный, но какой-то потухший голос в его голове, что заставляет Чонгука дрогнуть всем телом и замереть.       - Смотри-ка, ты весь дрожишь, Гук-а! - восклицает прямо над его ухом Чимин и начинает растирать спину ладонями, стараясь согреть младшего. От всей этой картины, Бэкхёну невольно хочется улыбаться, что он, собственно, и делает. Такая безусловная братская любовь. Казалось в ней должно быть место и доверию, но почему же Гук не раскрывал брату самого главного? Пусть это, может, и было очевидным. Почему он не решался поговорить напрямую до сих пор? Его бы явно не осудили.       - Вообще, почему ты позвал поговорить меня...здесь? - отстранив от себя брата, розоволосый едва заметно кивает головой на могилы родителей Чонгука и поджимает губы.       - Ты же...ты же помнишь тот день? - боясь посмотреть старшему в глаза, брюнет буравит взглядом вышитую букву «М» на его черном кардигане.       - Конечно. Такое не забывается, Гук.       - Но ты не знаешь, почему они уехали так скоро, даже не встретившись с тобой. Чимин сначала ничего не отвечает, а только хмурится. К нему в голову Бэкхён пробраться не может, как не пытался. Еще одна теория подтверждается: мысли он может читать лишь у того, с кем связан. А жаль. Сейчас бы это очень пригодилось.       - Прав, не знаю. Гук-а, все в порядке? Два года прошло...я понимаю, скоро годовщина, но... - обеспокоенно начинает Чимин, крепко сжимая плечи младшего и заглядывая в его заблестевшие от непрошеной влаги глаза.       - Да. Годовщина...да, именно поэтому, я, наконец, хочу рассказать тебе всё. Прости, Чимин-хён, прости, что молчал всё это время, - голос Гука теряется в разъярённом ветре и предательски начинает сипеть от подступивших слез.       - Эй, мелкий, ты чего? Все же...в порядке? - растерянный Чимин как-то неуверенно снова пытается прижать к себе за плечи Чона, но тот уворачивается и лезет в рюкзак. Сам того не заметив, Бэк скрестил пальцы за спиной, переживая в данный момент, кажется, больше, чем сам брюнет. Он даже слова произнести не может. Стоит, замерев, и просто смотрит на то, как Чонгук отдаёт старшему листок, сложенный пополам. Как тот недоверчиво принимает его, с минуту хмуро смотрит, спрашивая «что это?». Затем, не получив ответа, осторожно разворачивает и, кидая настороженные взгляды на младшего, всё же начинает читать. Вот его брови хмурятся ещё сильнее, а руки едва заметно подрагивают. Вот он кусает губы так сильно, что к ним тут же приливает кровь. Вот он двумя пальцами сжимает переносицу, а затем проводит ладонью по щеке, словно стирает слёзы. А вот он уже не успевает останавливать те потоки, что текут по нежной коже. Чонгук замер точно так же, как Бэк, глядя на изменения в лице брата. Не смея даже вдохнуть, он до побеления костяшек сжимает свой рюкзак. Он знает, что за ориентацию - брат точно его не осудит. Даже пожалеет, что он так долго молчал и держал всё в себе. Но те слова, что он бросил родителям. За такое, если Чимин его не простит, да еще и ударит - никто не обидится. Это будет справедливо, оправданно и...       - Прости, Гук-а, - вдруг выдаёт старший, отчего у брюнета вещь так и валится из рук.       - Ч-что? Но вместо ответа, он получает лишь такие крепкие объятия, что слышится хруст в ребрах. Утыкаясь носом куда-то в шею Чонгука, Чимин начинает открыто плакать, сильнее сжимая его руками и громко всхлипывая. Осторожно заключая брата в ответные объятиях, Гук неуклюже гладит его по спине, стараясь успокоить. Вот так. Думал, что плакать будет он от всех тех жёстких слов, что может сказать ему брат, а в итоге, плачет Чимин. Где-то справа раздаётся удивленный вздох и Чон тут же поворачивает голову на звук, обмирая. Стоящий неподалёку Бэкхён с таким же неподдельным ужасом и разочарованием смотрит на то, как плавно пропадают его ноги, слабо переливаясь, будто жидким серебром, как и его ладони, и волосы. Плач Чимина уже слабо доходит до его ушей, потому что осознание накрывает, как медным тазом, оглушая. Да, они всё делают правильно. Определённо. Но это значит лишь одно: ещё пара правильных действий, и Бэк может исчезнуть гораздо раньше указанного на его ладони срока. Эти мысли слышит сам парнишка, наконец, вскидывая голову и встречаясь глазами с Чонгуком.       - Боже, не смотри, Гук. Не сейчас. Не отвлекайся на меня, прошу, - мотает головой Пён, закусывая губу. Его глаза снова мерцают от того, что там скопились слёзы, которые не могут пролиться. Как же он, должно быть, внутри задыхается от них. И Чон чувствует как кожанка на его спине беспощадно сминается под пальчиками Чимина, а мокрый нос сильнее жмётся куда-то в ключицы. Когда? Когда всё это пошло не так? Когда он перестал доверять брату, который с детства рядом? Всегда поддерживает, бросается на помощь, готовый сделать всё, лишь бы его младшему никогда не было грустно, плохо. Который приютил его у себя, будучи ещё сам молодым и беззаботным? Когда он начал скрывать от него своё настоящее состояние? Когда он стал врать о том, что он «в порядке», хотя так хотелось кричать «спаси меня»? Но ответы на эти вопросы уже были не нужны. Какая теперь разница, где была та самая точка отсчёта, если сейчас он, наконец-таки, может быть открытым и честным? Того времени уже не вернуть, но ведь еще можно всё спасти? Можно снова доверять, открываться и просто быть счастливым...с семьёй. Ведь Чимин - его семья.       - Чимин-хён? - тихо зовёт Чонгук, заставляя старшего неразборчиво замычать. - За что ты извинился?       - Гук-а... - оторвавшись от, взмокшей от его собственных слёз, шеи младшего, Чимин заставляет того посмотреть себе ровно в глаза. Так Гук соврать точно не сможет. - Я ведь...почему ты не сказал мне? Мне, твоему хёну? Я что же? Чужой тебе что ли? Сколько всего мы с детства... - розоволосый заключает родное лицо в ладони и прижимается лбом ко лбу брюнета.       - Гук, почему? Я-то уж точно не удивился бы. А Тэхёну почему не сказал, если уж мне боялся? Скажи, родной, прошу? Почему же ты молчал...мы бы нашли способ сказать, я бы помог. Они бы не...они бы...       - Прости, Чимин-хён, - поток горьких слёз все же обрушивается из оленьих глаз, тут же затопляя ладони старшего, но тот будто и не замечает этого, всё ещё прожигая брата беспокойным взглядом.       - Я не виню тебя, не виню. Как я могу? Я же люблю тебя, мелкий, - выдыхает Чимин и крепко стискивает Чонгука в руках, прижимая его голову к своей груди так, что последнему приходится слегка наклониться из-за разницы в росте.       - И я люблю тебя, Чимин-хён, - почти неслышно бормочет Чонгук, заглушая слова слезами. Если бы Бэкхён мог - он бы обязательно заплакал тоже. Если бы его сердце было живо - оно бы обязательно сейчас сжалось и защемило. Но, увы. Он может лишь обессиленно осесть на траву и просто смотреть на то, как два брата находят потерянное доверие. Словно они не виделись полвека, искали его и друг друга, а теперь встретились и не могут отпустить. И по сути, так и было. С тех пор, как Чонгук переехал, он почти не видел Чимина, ведь тот постоянно пропадал со своим парнем, приходя к младшему пару раз в неделю, да и те дни вовсе не были выходными. Они отдалялись постепенно, понемногу, так, что никто из них, в общем-то, особо не заметил перемен. Пока не почувствовал эту толстенную стену между ними, которая всё росла и крепчала. Но вот, тот момент, когда она разрушена. Сегодня. Одним лишь письмом. Одним признанием. Одним маленьким человеком, по имени - Пён Бэкхён, которому осталось всего полтора дня на этой бренной земле...