I can't make it right

                   Оторвавшись, наконец от Чонгука, Чимин шмыгает носом, утирает рукавом кардигана мокрые щеки, как может, а затем лучезарно, как умеет, улыбается:       - Гук-а, поехали с нами, а? Пожалуйста? Юнги приготовит курочку в кисло-сладком, помнишь тебе раньше нравилось, когда ты к нам забегал после школы? – кажется, на глаза старшего снова наворачиваются слезы. Ведь и правда, Чонгук еще будучи в школе, почти каждый день прибегал к парням домой, счастливый, хвастался оценками. Они встречали его теплыми улыбками, крепкими объятиями, добрыми шутками и всегда, всегда вкусной едой, которую готовил сам Юнги. Они были счастливой семьёй. Настолько, что Чимин постоянно шутил про то, что Гук их с Мином нерадивый сынишка, который хоть и живёт один, но прибегает к родителям за едой и лаской. Когда всё это кончилось? Вероятно тогда, когда Чонгук впервые не пришел к обещанному времени в «родительский» дом. Когда неделю уклонялся от встреч и скрывал первые синяки от побоев. А потом всё начало расти, как снежный ком. Он начал привыкать быть один, всё больше закрывался, уходил в себя. Скрывал всё больше ссадин и гематом. Молчал всё дольше. Понял, что настоящих родителей ему даже такие замечательные Чимин и Юнги не заменят. И стоит ли стараться? И стоит ли быть им обузой? Чонгук начал пропускать школу, бегая по подработкам, чтобы брать меньше денег у старшего, а потом и вовсе взялся за фотографию, в которую ушёл с головой. Конечно, связей и общения с братом он не разрывал до конца, ещё делился чем-то, рассказывал что-то. Именно поэтому, тот, как только понял, что фотография в жизни брата дело серьёзное, поговорил со своим другом Ким Тэхёном, и устроил брата на постоянную подработку в кафе, в котором смешной и сумасбродный блондин Ким был администратором. Чонгук, только познакомившись с инопланетным, как ему показалось, существом, не понимал, как его брат дружит с ним, но дружбе их мог позавидовать любой. И, вскоре, Гук понял – что же держало их вместе. Они понимали друг друг с полу слова, постоянно поддерживали, готовы были броситься в огонь и воду, но не оставить в беде. Когда Тэхёна отшивал очередной парень, он всенепременно оставался на ночь у Чимина, который мог до самого утра перебирать волосы друга, чтобы тот успокоился и поспал. Даже Юнги, вздыхал, но приносил парням чашки с горячим зеленым чаем, и заботился об этом странном Киме, который влетал в их двери, как ураган и сшибал с ног объятиями и слезами. Но добрый он был, и даже очень. А еще, по-детски наивный. А уж, что касается работы, так он и вовсе постоянно выгораживал Чонгука, когда тот не мог явиться. То и дело подкармливал того, пока проходила очередная съёмка новых блюд, а порой даже добрасывал на машине до дома, не забывая напомнить о том, что лучше бы он ехал к брату, а не в пустую квартиру. Но каждый раз сталкиваясь с упрямым взглядом оленьих глаз, блондин лишь вздыхал, трепал каштановые волосы и понимающе улыбался. Тэхён вообще был очень хорошим. Но вот его излишняя эмоциональность и ненормальные шутки, иногда делали из него вездесущего Дьявола...       - Спасибо, хён, - бормочет Чонгук, кивая, - за приглашение, я...       - Скажи, что поедешь, Гук-и, - Бэкхён неожиданно оказывается за спиной Чимина, приковывая к себе испуганный взгляд брюнета, который дрогнул от неожиданности.       - Йа, даже не отмазывайся! Ты дрожишь весь, надо забрать тебя отсюда! - негодует розоволосый, растирая плечи Чона и закутывая его плотнее в одеяло.       - Гук-и, скажи ему, что ты поедешь. Юнги сейчас тоже очень волнуется и, клянусь, он сожрет собственные губы от нервов, если вы в ближайшие минут пять не вернётесь в машину вместе, - закатывает глаза Пён, отчего Чонгук прыскает со смеху и качает головой. Чимин же думает, что он так реагирует на его слова и широко улыбается:       - Поедешь, да? Поехали, родной, мы так соскучились. Ты когда последний раз с нами фильмы смотрел, обедал ? Да и вообще... - тараторит старший.       - Поеду-поеду, угомонись только. И...слушай, Чимин-хён? Можно я еще...ну, пару минут у родителей? А ты пока иди к Юнги-хёну, успокой его. А то он там с ума сходит.       - Откуда ты... - щурится Чимин, оборачиваясь и глядя на то, как нервно его парень барабанит пальцами по рулю. - Айщ, он в последнее время частенько такой нервный. А все потому, что ты не заходишь. Папа волнуется! Оба брата неожиданно взрываются хохотом. Таким звонким, искренним, что, кажется, даже мертвецы на этом кладбище могут восстать. Улыбнулся и Бэкхён. Слабо правда.       - Хорошо. И...я все понял, Гук-а. Правда все понял. И ты не виноват, слышишь? Ни в коем случае, не виноват. Мы по-прежнему тебя любим так же сильно. И они...они тоже любят, я уверен, - тяжело вздохнув, Чимин мягко прижимается губами ко лбу Чонгука, что спрятан за каштановой челкой, а затем бегом возвращается к машине Мина. Оставляя мальчишек наедине. Снова поспешно натянув маску, Чонгук отворачивается спиной к дороге.       - Бэк, ты пропал еще сильнее.       - Я знаю...вижу ведь то же. Слушай...это же хорошо, да? Ну здорово же! У тебя всё налаживается с семьёй, я скоро буду в лучшем мире...все же хорошо... - повторяет парнишка, как мантру. Даже старается улыбаться.       - Ничего не хорошо. Ты слишком быстро... - качает головой брюнет, а в уголках глаз скапливаются вновь слезы.       - Я всё еще могу тебя обнять. Руки-то пока ещё при мне, пусть и без кистей, - горько усмехается Бэк и тут же сгребает парня в объятиях, утыкаясь ледяным носом тому в шею и шепча, - Смотри, даже так могу сделать. Всё ещё могу. И так, - он вдруг поднимает голову и приникает губами к губам Чонгука через маску. - А, значит, у нас ещё есть время. Пока я могу тебя целовать - всё хорошо, слышишь? И Чонгук обреченно кивает, падая лбом о лоб парнишки. Так сильно хотелось его обнять, но не здесь...       - Езжай с хёнами. Они так счастливы. Так рады, правда. Чимин сейчас плачет в машине и вот-вот затопит Юнги, который и сам пустил слезу. Ты до чего старших довёл, Чон Чонгук? - ухмыляется Пён, заставляя последнего сощуриться.       - Даже в такой момент, Пён Бэкхён. Ты неисправимый...       - ...идиот? Я знаю.       - Может поедешь с нами?       - А что я там буду делать, скажи? - мягко улыбается. - Нет уж. Не отвлекайся на меня, посвяти вечер полностью своей семье. А я пойду к своим. Я...знаешь, мне нужно увидеть их ещё раз. Я всё же хочу понять - любили ли они меня? И может я ошибался, а ты был прав. Мне просто нужно...       - Бэк, это отличная идея! Конечно иди, а вечером...вечером будь у меня дома, хорошо? Обещай? - не выдержав, Чонгук всё же кладёт ладони на щёки Бэкхёна и смотрит ему прямо в глаза.       - Обещаю, Гук-и, убери руки, вдруг кто-то увидит...       - Ещё меня трупы не осуждали, - фыркает брюнет и, опустив маску, нежно целует оторопевшего паренька. Закрыв глаза, тот осторожно отвечает на поцелуй, обвивая руками шею старшего и притягивая его к себе ближе. Едва оторвавшись, Чон шепчет в прохладные губы:       - Вечером у меня. Я буду ждать. Договорились? Бэкхён кивает, всего на секунду вновь приникая к тёплым губам, а затем, отталкивает от себя брюнета:       - Всё, уходи! Давай! Ещё успеем напрощаться! Иди... - скулит младший, отходя назад. Улыбаясь, Чонгук разворачивается на пятках и бежит к машине, в которой его давно ждут...             Небольшая двухкомнатная квартирка в центре Сеула, сегодня будто ожила ото сна из-за смеха двух братьев, что гулко отдавался от стен, пронзая сердца и заставляя глаза жмурится. Счастливая и широкая улыбка Юнги, этим вечером была до неприличия частым гостем в комнате со светло-бежевыми стенами. Они так привыкли жить в тишине и спокойствии, что успели и позабыть, какой же шумный их младший. Как только они приехали, Мин сразу скрылся на кухне, чтобы приготовить «что-нибудь особенное», а братья прошли в гостиную и уютно уселись на подушках на полу. Чимин наперебой спрашивал у Чонгука о его жизни, работе, новых хобби, самочувствии. Их встречи стали такими редкими, что полноценных и долгих разговоров давно уже не было. Младший, в свою очередь, отчего-то взахлёб всё рассказывал, размахивая при этом руками и округляя свои оленьи глазки. Казалось, как и не было этих странных и полупустых двух лет и редких встреч. Будто они всё ещё виделись каждый день и сейчас, в очередной раз, сидели так, друг напротив друга, и болтали. Когда обед уже был готов, в дверь позвонили, а Чимин, отчего-то хитро улыбнувшись, убежал открывать. И квартиру тогда озарили первые нотки басовитого смеха. Ким Тэхён тоже переживал за состояние Чонгука, а потому, как только Чимин рассказал ему, что младший едет к ним в гости, тут же бросил все дела и приехал. И всё будто снова было в норме. Вот сидят они: два брата, два возлюбленных, четыре друга. В таком своеобразном, тёплом, семейном кругу. И почему только Чонгук отталкивал их всё это время? Пытался закрыться, уйти в себя, отдалить их, как можно дальше. Боялся? Боялся. Боялся потерять их в один миг, как родителей, а потому, старался оградиться от них настолько далеко, чтобы не чувствовать боли. Хотя, сам того не понимая, причинял её себе этими действиями.       - Чонгук-а, малыш, ну как ты мог так долго закрываться от нас? Совсем нас не любишь, да? - выпятив нижнюю губу, грустно тянет Тэхён, укладывая блондинистую голову на плечо младшего.       - Ну, хён, опять ты за своё, - хохочет Гук, махнув рукой, которую Ким тут же ловит своей и крепко сжимает.       - Нам, знаешь ли, твоим хёнам, очень порой не хватало твоей искренней улыбки и смеха. Так грустно было всё это время...       - Эй, Тэхён-а! Ты это чего, хочешь сказать, что наши посиделки скучные что ли? - Чимин, негодуя, вытаскивает из-под себя подушку и бьет ей друга по ногам, из-за чего тот лишь улыбается во все свои тридцать два.       - Не то чтобы...но, согласись, Чимин-а? Не доставало таких вот...как раньше, таких простых вечеров вместе, - тяжкий вздох Тэхёна обозначает недолгую тишину, что повисла между всеми. Каждый из парней смотрит куда-то вниз, думая о своём, но явно на одну и ту же тему. Чимин, кусая губы буравит тяжелым взглядом колени Юнги, что проглядывали в дырявых джинсах. Мин, нахмурившись, не сводит глаз с кулончика, в виде тигра, на шее Тэхёна. А блондин, поджав губы, считает пузырьки в своём бокале с газировкой. Чонгук задумчиво рассматривает их с Кимом руки, когда его словно что-то бьёт по затылку, отчего он дёргается и встряхивает головой.       - Чимин-хён, я это...мне пора, в общем...мне надо...       - Уже? - грусть в голосе старшего буквально стальной цепью окутывает сердце брюнета. Как-то резко отпустив руку Тэхёна, Чон подползает к брату и крепко сжимает его в объятиях, заставляя того ошеломлённо распахнуть глаза.       - Хён, я никуда не пропаду, честно. Просто мне нужно подумать обо всем, что сегодня было и...я правда буду рядом, - шепчет он в самое ухо старшего, чувствуя, как мягкие ладошки ложатся на его спину и обнимают в ответ.       - Мы любим тебя, Гук-а. Все любим, правда же. И мы рады, что ты...возвращаешься что ли, - выдыхает Чимин, укладывая голову на родное плечо. Юнги как-то облегчённо улыбается, кладя ладонь на пальцы Чимина и чуть поглаживая их, а Ким Тэхён...он был бы не Ким Тэхёном, если бы не...       - Массовые обнимашки! - кричит он, хватая Мина за шею и утягивая его к парням, обнимая братьев свободной рукой. Очень громкий и счастливый смех четверых друзей. Его очень давно не было в небольшой, уютной квартирке Чимина и Юнги. Зато теперь, он точно больше никуда не исчезнет.             В отличие от Бэкхёна...             В большом, светлом доме на окраине города было необычайно тихо. Ни звона посуды на кухне, ни работающего, как обычно через чур громко, телевизора в гостиной, ни тихого пения матери, что временами слышалось из родительской спальни. Ничего.       - Очень вовремя пришел, Бэк, - вздыхает парнишка, останавливаясь у лестницы и вскидывая голову вверх. Он уже собирается уходить, как вдруг слышит приглушённый звук, похожий на всхлип. Не понимая, что делает, он вдруг вскрикивает:       - Мам! - и взмывает вверх по ступеням, направляясь на звук. Дверь спальни распахивается под сильным напором, отчего тонкая ажурная занавеска взмывает в воздух, заставляя женщину на кровати вздрогнуть всем телом. Она поднимает голову от подушки как раз в тот момент, когда перепуганный мальчишка замирает на пороге, глядя на неё. Убрав прилипшие к лицу темные пряди за уши, женщина медленно встаёт, обхватывая себя руками так, будто её бьёт озноб и бредёт к распахнувшейся, как ей кажется от сквозняка, двери. Лицо её осунулось, под глазами пролегли тёмные круги, словно она не спала неделю, бледная кожа, казалась, больше нездорово-серой, а опухшие глаза были настолько померкшие, что даже слёзы в них не блестели, а просто топили мутной влагой покрасневшие белки. Пройдя всего в нескольких сантиметрах от застывшего в оцепенении сына, женщина медленно закрывает дверь и, с глухим стуком, упирается лбом в светлое дерево.       - Мам... - шепчет парнишка, кладя прозрачно-мерцающие руки на дрожащие острые плечи. Но ладони начинают проходить насквозь. Чертыхнувшись, Бэк максимально приближает их к коже, держа на весу, и сам начинает дрожать всем телом. Женщина снова плачет в голос, тихо распаляясь из небольших всхлипов, в полноценное скуление и какой-то вой. Она обхватывает свои плечи руками, вонзая в них ногти и воет, срываясь на хриплые вскрики. Тело ее содрогается в непрекращающихся рыданиях, голова бьётся о деревянную поверхность, а зубы сжимаются с такой силой, что, кажется, вот-вот раскрошатся под таким напором. Бэкхёну самому хотелось плакать так. Навзрыд. Но он не мог. Зато мог кричать. И он кричал. Вместе с тем, как плач матери становился громче, увеличивался и звон его криков в пустой комнате. Рухнув на колени, он, как может, обхватывает худые ноги и пытается прижаться к ним щекой:       - Прости меня...прости...если бы ты могла, если бы ты знала, как жалею...клянусь, если бы я знал! Я бы остался на эти жалкие два, три...неважно, мам. Я бы остался с тобой...если бы я знал, что после смерти мне станет ещё хуже. Я не думал, что есть куда хуже. Есть, мам, слышишь? После смерти только хуже. Там вас с папой нет, мам...прости меня... - захлёбываясь словами кричит Бэк, жмуря глаза, что щипало от слез, которые, словно мелкие осколки стекла, застряли в глазах. Но женщина не слышит его. Безвольно опустив, царапающие её, руки вдоль тела, она резко затихает с рваным хрипом. Силы кончились. На сегодня её силы уже кончились. За окном смеркалось. Комната постепенно погружалась в синеватые сумерки, отыгрывая пугающими тенями по белым пустым стенам, а парнишка так и сидел у ног матери, в жалких попытках быть услышанным. Все стихло. На какие-то пару минут, стихло всё, и даже дыхание будто не было слышно. Но неожиданно, мертвую тишину прерывает трель мобильного, что начал сползать с тумбочки, безумно вибрируя. Из последних сил отлепив себя от двери, женщина подходит к телефону, замерев рукой над экраном, а затем все же принимает звонок, проведя по холодному стеклу пальцем и включая громкую связь:       - Да?       - Ты дома? - голос отца выводит Бэкхёна из транса, обращая парнишку в слух.       - Да, - односложный ответ безжизненным голосом матери, снова наступает тяжелым ботинком на горло, заставляя зажмуриться от боли.       - Я сейчас приеду, заберу остальное. Хорошо? Что? Заберет что?       - Как угодно.       - Ты ела?       - Какое тебе дело? Пён встряхивает головой и хмурится, глядя на мать, которая опустилась на край кровати и уставилась пустым взглядом в стену напротив.       - Чжу Ин-а? Мне всё ещё есть дело.       - Если бы оно было - ты бы не ушел, Гин-а, - бледных, искусанных, как теперь видит Бэк, в кровь губ, впервые касается лёгкая усмешка.       - Я ведь уже всё сказал...       - Именно. Всё. Гин-а, приезжай за вещами и исчезай, хорошо? - не услышав ответ, женщина сбрасывает звонок и закрывает глаза. Его не было дома всего два дня. Что, черт возьми, произошло!?             «А два ли дня, Бэкхён?» - вдруг раздаётся голос в голове парнишки. С момента его смерти и впрямь прошла почти неделя. Но, неужели, за это время, в его доме, его семье, всё настолько круто изменилось? Бэкхён подползает к матери, кое-как укладывая голову ей на колени, и замирает в ожидании. Женщина едва слышно дышит, иногда делая глубокие, резкие вдохи. Закрывает ладонями лицо, что-то неразборчиво лепеча, тихо всплакивает и замолкает вновь. А парнишка сидит у её ног и молчит, ощущая зияющую пустоту в груди, через которую словно проходил бушующий ветер, замораживая мёртвые внутренности. Утонув в своих мыслях и воспоминаниях, он даже не сразу замечает, как дверь спальни тихонько приоткрывается, впуская в комнату неяркий, теплый свет из коридора. Подняв голову, Бэкхён видит отца, в неизменном, сером, деловом костюме. Он смотрит на мать, закусив губу и немного помявшись у порога, подходит к ней, будто намеренно обойдя сына стороной.       - Чжу Ин-а? - шепчет он и вздыхает. - Уснула. Пён младший чуть приподнимается, замечая, что мать действительно уснула полусидя, неуклюже завалившись на подушку. Отец осторожно поднимает её ноги, бережно кладёт на кровать и укрывает одеялом, мягко целуя в лоб. Совсем, как его в детстве. Поджав губы, он некрепко сжимает тонкую руку, а затем, развернувшись, подходит к шкафу, забирая оттуда две спортивные сумки. А после, молча уходит, даже не закрывая за собой дверь. Даже ничего не говоря больше. Как только свет в коридоре гаснет, снова погружая спальню в темноту, сглотнув застрявший в горле ком горечи и обиды, Бэк поднимается с пола, осторожно забирается на кровать к матери и сворачивается калачиком, вглядываясь в родной профиль в темноте.             «- А что там? После смерти?       - Сожаления о ней...» - всплывает вдруг в голове парнишки их с Чанёлем разговор.       « - Но ты ведь...Чан, ты ведь пытался. Сам же говорил.       - Именно поэтому, могу с уверенностью заявить, Бэк. Там только сожаления. И ничего хорошего в смерти нет. Смерть - это не выход, запомни... »       - Прости, Чан. Моя память всегда была дерьмовой... - шепчет в темноту Бэкхён закрывая глаза и обхватывая прозрачные колени руками.             На Сеул уже час, как опустилась ночь, а обеспокоенный темноволосый юноша в черной толстовке, все сидел у двери в свою квартиру и смотрел в сторону лестницы, сглатывая катящиеся по нежным щекам слёзы. Он не пришёл.