I can't make it right

                   Когда в глаза врезаются первые лучи рассвета, Бэкхён буквально подскакивает на кровати. Чонгук. Он не пришел к Чонгуку. И причина сейчас беспокойно спала рядом, немного хмурясь и что-то бормоча. Матери возможно снился какой-то кошмар. Она иногда дёргала рукой, задевая ей подушку, на которой вот-вот лежал Бэк, и тяжело дышала. Он не мог. Он просто не мог оставить её вчера вечером. Он...прощался? Поджав дрожащие губы, парнишка осторожно кладёт прозрачную ладонь на руку матери и замирает в оцепенении. Он хотел уже уходить и последний раз её коснуться...но видит теперь, что вся его рука до самого плеча стала прозрачной.       - Мам... - тихо шепчет он, - прощание с тобой... Сглотнув, Пён прижимает свою руку к груди. Вот тебе и незавершённое дело. И видимо - последнее. Он так и не смог извиниться перед матерью. Никогда больше не сможет сказать, что пожалел о самоубийстве...но те слова, что он сказал вчера - вероятно сделали своё дело. Они те недостающие куски паззла. Плитки к дорожке смерти... Мельком оглядев себя, он понимает, что теперь всё его тело стало прозрачно-серебряным. Резко отодрав руку от грудной клетки, он переворачивает её и не видит на коже цифру. Сегодня тот самый день. Но неужели ему не дадут и пары часов, чтобы попрощаться? Неужели ему дали не целый день, а жалкие несколько часов до времени его смерти? Пён бросает взгляд на часы. «09:02». Ещё два часа. Он должен успеть. Оставив на лбу матери прохладный, невидимый поцелуй, парнишка в последний раз смотрит на неё и, зажмурившись, вылетает из комнаты. Он старается бежать так быстро, что, кажется, ноги уже не касаются земли. А может так и есть. Улицы, дворы, дороги. Всё кажется таким бесконечным, непроходимым, слишком забитым людьми и машинами. А еще воздух. Воздух словно из бетона. Бэк прорывается сквозь него с трудом, но бежит. Когда до заветного дома остаётся каких-то пара метров, парнишка натурально врезается в стену. Невидимую, но ощутимо-болезненную стену, которая выбивает из него последний дух так, что он падает на землю, чертыхнувшись. Встряхнув головой, он оглядывается, но так и не видит чего-то или кого-то, что врезалось в него. Или преградило дорогу. Стукнув кулаком по земле, отчего даже пыль не поднимается, что могло произойти раньше, Бэкхён поднимается на ноги и идёт к подъездной двери, но снова упирается в невидимый барьер.       - Что за черт?! Чонгук! Гук-и! - кричит он, что есть сил. Он знал, что только брюнет сможет его услышать. Знал, что никого не разбудит своим криком. Но окна на четвертом этаже были плотно зашторены, ткань не двигалась.       - Спит...он просто спит... - шепчет Бэк, пытаясь руками нащупать дыру в барьере. Но он был плотный, как самая настоящая стена. Неужели все кончится вот так? Вот так глупо и...неожиданно? Бэкхён снова пробует кричать. Отбегает назад, встаёт на детские качели, кричит почти до хрипоты в голосе. Он бы кинул чертовы камешки, как в романтичных комедиях - если бы только мог. Всё безрезультатно. Вспомнив, что окно спальни Чонгука, в которой они вдвоём, к слову, никогда не были, выходят на другую сторону дома, Бэк мгновенно бежит туда. И бинго. Окно открыто, тонкий тюль слегка сдвинут в сторону. Тут-то он его точно услышит.       - Гук-и! Гук-и, я не могу войти! Гук-и, спустись! Все плохо! Я... - и Пён замолкает, когда знакомая тёмная макушка вдруг показывается в окне. Он начинает улыбаться и размахивать руками, пытаясь привлечь к себе внимание, но осекается, замирая. Чонгук упирается лбом в стекло, видно, как шмыгает носом, бьётся головой пару раз и что-то бормочет, а затем, открывает заплаканные, опухшие глаза и смотрит...       - Гук-и... ...сквозь. Бэкхёна всего охватывает какой-то липкий, холодный страх. Забирается под одежду, царапает кожу, прорывается внутрь и замораживает все внутренности. Он наблюдает за тем, как Гук пустыми глазами обводит улицу, утирает ладонями щеки и уходит от окна. Не может быть.. Ещё тепля в душе надежду, парнишка вновь обегает дом, возвращаясь к подъезду и...просто ждёт. Стоит напротив тяжелой, тёмной, железной двери и ждёт чуда. Может Чонгук просто был заплаканный и не увидел? Может увидел, но обижен за то, что Бэк не пришёл ночью? А теперь спускается к нему, чтобы встряхнуть за грудки, ударить, обнять? И дверь и впрямь распахивается так, будто её открыли с ноги, а затем появляется Чон, с натянутым на глаза капюшоном, в чёрной маске и спрятанными в карманы руками. Смотрит вниз и, не поднимая головы, шагает в августовское, уже такое теплое, утро. Шагает мимо Пёна, который лишь провожает его непонимающим взглядом и тянет прозрачную руку, но та проходит мимо.       - Чонгук! - теперь-то уж он точно его услышит. Он ведь в нескольких сантиметрах. Но брюнет, даже не дёргается, все еще направляясь в сторону дороги. Бэк срывается на бег, обгоняет парня, пытаясь схватить его за плечи, чтобы тот, наконец, почувствовав холод и упорство, поднял голову. Посмотрел на него. Но он просто проходит сквозь, заставляя почувствовать парнишку неизвестный доселе вакуум в грудной клетке. Больно. Ужасно больно. Он почувствовал боль. Одновременно моральную и физическую. Чонгук его больше не видит. Всё это было похоже на страшный кошмарный сон. И Бэкхён бы совершенно точно так и думал бы, если бы не то, что он не спит, в этом своём новом обличье. А значит то, что Гук его больше не слышит и не видит - кошмар наяву. А значит и ему самому осталось здесь не так долго. И это всё...и всё, что было между ними, даже не удостоилось прощания? Хотя бы пяти минут. Просто сказать: «ты лучшее, что было за мои семнадцать лет, я влюбился, но прощай..?»       - Так что ли?! - орет разъярённый Пён, вскидывая голову к небу. Но куда тогда направляется Чон? За его спиной черный кожаный рюкзак, чем-то набитый, так как едва закрывается, а из заднего кармана джинс торчит...пачка сигарет. Бэк спохватывается, догоняя Чонгука и, стараясь побороть зарождающуюся истерику внутри, просто идёт рядом, даже боясь посмотреть на брюнета. Даже не глядя на дорогу, которая заняла добрых полчаса, прежде, чем Бэкхён увидел под ногами знакомую пожухлую траву, а в воздухе почуял трупный холод. Вскинув голову, парнишка понимает, что Гук пришел на кладбище. Петляя между одинаковых плит с различными надписями, они уходят немного в глубь, а затем резко останавливаются рядом с одной, возле которой лежали несколько букетиков с белоснежными гортензиями, и трепетали на ветру чёрные ленты, с золотыми надписями:             «Дорогому Бэкхёну от класса...»             «Любимый и единственный сын...» Ноги Бэка подкашиваются и он рушится коленями прямо на землю, на которую перед ним, тут же опускается Чонгук, снимая капюшон с головы.       - Наверное...привет? Бэк-и, я...я посчитал дни. Я залез в интернет и откопал твою страницу. Вообще, знаешь? - Пён слышит тихую усмешку, а затем всхлип. - Я хотел сделать это, когда ты уйдешь. Ну...найти тебя. Факты о тебе узнать, побольнее себе сделать. Я не хочу забывать тебя, Бэк-и. Это идиотизм, да? Знать, что больше никогда тебя не увижу и влюбляться сильнее... Как же хочется ответить, что он думает так же. Но парнишка лишь касается пальцами дрогнувшего плеча брюнета и наполненными слезами глазами, смотрит в каштановый, взъерошенный затылок.       - Я нашёл тебя сегодня ночью, когда понял, что ты не придёшь. Я не знаю...да честно и знать не хочу, что там случилось и почему тебя больше нет...почему мы даже не попрощались. Может...может ты ещё придёшь, и я ждать буду, честно буду. Я вернусь домой, сразу после, но...что-то мне подсказывает, что время твоей смерти, написанное кем-то из любопытных, на твоей стене, значит лишь то, что ты либо уже пропал, либо пропадёшь через... - Чон подтягивает рукав толстовки и смотрит на часы, - через полчаса. Поэтому я сорвался и пришёл сюда. Я знаю, что тебя уже не будет дома. Ты бы пришёл... Резкий всхлип Гука пронзает сердце Пёна больнее, чем лезвия, которыми он когда-то резал своё тело. Больнее, чем предсмертное удушье.       - Я посмотрел все твои фотографии. Бэки, ты был невероятно красивым. Или может я такой влюбленный, не знаю. Я бы хотел навсегда запечатлеть твою улыбку на плёнку. Но этого никогда уже не случится. Поэтому, я решил распечатать несколько из тех фотографий, на которых ты улыбался ярче всего. Так, как мне. Как ещё...ещё вчера. Когда обещал прийти, - брюнет опускает голову и вытирает слёзы рукавом. Затем снимает с себя рюкзак, расстегивает его и...достаёт оттуда бежевого, плюшевого зайца, кладя на могилу, к цветам.       - Это...это мистер Кроль. Мне его Чимин-хён подарил, когда мне стукнуло пятнадцать. Ржал тогда, что я похож на него. А потом сказал, что после страшилок, которые мы смотрим - я должен буду спать с ним в обнимку, типа это хён, что всегда рядом и защитит. И хён теперь рядом. А ты нет. Я мог бы быть вчера с тобой, но ты отправил меня к нему...       - Прости, Гук-а, но наши семьи...мы нужны были им вчера, - едва слышно шепчет Бэк, зная, что его всё равно не услышат. Он подвигается ближе и неуклюже обнимает Чонгука со спины. Тот ёжится явно от ледяного, пронизывающего ветра, что гуляет по кладбищу и хрипло продолжает:       - Я рад, знаешь, Бэки? Рад, что, плюнув на всё, поцеловал тебя здесь вчера. Я словно знал. Словно чувствовал, что тот поцелуй будет последним. И ведь он и был... - Чон снова лезет в рюкзак и достаёт оттуда пачку каких-то картонных белых квадратиков. Фотографии. Он переворачивает стопку и бережно раскладывает все фото на земле.       - Я оставил и себе немного. Сейчас три чёрно-белых фотокарточки висят на стене, над кроватью. Я всю ночь не спал и...и знаешь, что я понял? Мы всё время проводили где угодно, но не в моей спальне, - прыскает со смеху, сквозь слезы, парень, - Бэки, ты бы сейчас посмеялся... И парнишка улыбается, кусает губы, мечтая заплакать, но улыбается.       - Я не знаю, зачем я пришел. Может просто оставить здесь часть себя? Чтобы хоть как-то связать нас? Быть так близко, как я только могу сейчас? Боже, я влюбился в мертвеца....каково, а? Если ты пропал, я надеюсь, что ты хотя бы оттуда...да где бы ты ни был, Бэк, я очень хочу, чтобы ты сейчас слышал меня. Пожалуйста...       - И я слышу... - слёзы вдруг скатываются по прозрачным щекам, ледяной водой, отчего Бэкхён резко дёргается и прикладывает ладони к коже. Мокрые. А сердце бешено бьётся в груди, выколачивая удары о ребра.       - ...обещай?       - Что за чёрт?!       - Что где бы ты сейчас ни был - ты не страдаешь. А я...я пообещаю лишь, не забыть тебя никогда. И...и последовать за своей мечтой. Ради тебя, Бэки, я стану фотографом. Я не брошу семью и буду помогать им. Я стану счастливым - ради нас двоих. Обещаю... - накрыв лицо ладонями, Чонгук начинает плакать в голос, содрогаясь всем телом.       - Гук-и...Гук-и что-то не так... - Пён его словно не слышит, рассматривая свои совсем пропадающие ладони. К горлу подкатывают хрипы, а воздух в легких исчезает так стремительно, что Бэк хочет схватиться пальцами за шею, но руки исчезают уже до локтя. И снова этот леденящий страх, который морозит всё внутри, но теперь, он пробирается в голову, в самый мозг, болезненно давя на виски, глаза.       - Больно... - хрипит парнишка и, сгорбившись, едва косается макушкой спины плачущего Чонгука, который, не стесняясь, уже подвывает. Лёгкие тяжёлые, словно наполнились свинцом, а перед глазами летают мушки. Всё, как тогда. Как в день смерти. Пён судорожно хватает ртом воздух, когда пропадать стали уже его ноги.       - Гук-и...я буду...помнить... - шепчет он, закрывая глаза и выдыхая последние потоки воздуха. Когда кончики его волос вздрагивают от легкого ветра, последние серебринки призрака молодого парнишки рассыпаются в воздухе, оседая на каштановых прядях Чонгука и оставляя за собой лишь едва уловимый блеск, в переливах солнца...