Резко вскочив, Ицуки навернулся, упав на пол.
— Угх, — потирая затылок, он сел на колени и, подняв голову, замер. На него смотрел нарисованный дракон с плаката. — Э-э?
Ицуки оглянулся, обстановка представляла из себя небольшую комнату с относительным порядком: на столе с компьютером стояла пустая прозрачная чашка и две алюминиевые банки из-под пепси, о чём говорил логотип компании на них. На спинке стула висел пустой рюкзак, у шкафа дверца висела на одном шурупе. На стенах возле двери висело три плаката из аниме и игр. Над кроватью имелась одна полка, на ней… томы манг и пара фэнтезийных книг. А на самом Ицуки… детская пижама с лягушками. Совершенно всё говорило, что он дома.
— Н-но это невозможно.
Он поднялся, солнечный свет проникал через плохо зашторенное окно, но даже так он увидел все детали своей комнаты. Всё же у него есть «меткость», позволяющая не только попадать с большей вероятностью в цель, но и дарующая улучшенное зрение.
Сглотнув, пошатываясь, он подошёл к окну, отдёрнул штору, содрав её наполовину, и прильнул к стеклу.
На знакомых улицах префектуры Гифу кипела жизнь, тысячи людей и машин спешили с утра до ночи.
За спиной раздалась трель, отчего Кавасуми вздрогнул, и на рефлексах потянулся рукой за спину, и… схватил воздух.
Парень посмотрел на ладонь.
— Мой лук… Магия Статуса! — чётко, игнорируя шум, произнёс он, и… Ничего не произошло.
Ицуки с ужасом смотрел на линии на ладони. Его лук, магия Статуса — все пропало. Он не мог вернуться домой, он ведь не спас тот мир от Волн Бедствий и от некроманта. А что, если этот человек проберется в его родной мир?
Сердце сжалось от ужаса, тогда мать и отец… умрут?
Со стороны двери раздался топот, как будто кто-то бежал, и вскоре открыли дверь. В комнату вошла лохматая спросонья женщина в сорочке.
— Ицуки-кун?
Кавасуми ошарашенно смотрел на женщину, не веря своим глазам, а на него смотрела…
— Мама?
— Эй, Ицуки-кун, ты чего? — обеспокоенно спросила она и мимолетно глянула на рабочий стол с компьютером.
— Я… я…
Мать вздохнула, подошла к прикроватной тумбочке и выключила трезвонящий будильник.
Голове тут же стало легче.
— Ицуки-кун, у тебя полчаса на все, так что иди умойся и одевайся, а я приготовлю завтрак.
Сердце Ицуки стало обливаться кровью от удаляющейся с каждым шагом спины матери. Он ведь ей в тот день своей смерти... столько гадостей наговорил. Тело затрясло. Что если… он сейчас не встретит её ещё? Что, если этот странный мир… пропадет и он не сможет… коснуться её…
— М-мама… — он сделал шаг, она не обернулась. — Мама!
Женщина остановилась в коридоре и обернулась.
— М-мама! Мама!
Парень тут же рванул к ней, сердце лихорадило, его всего трясло, мысли путались, но одна билась четко — нужно бежать к матери!
Ицуки обнял её, не дав ей договорить свое имя. Пусть это иллюзия, всего лишь его воспоминания, но хоть так, хоть на мгновение он ощутит те родные материнские объятья. От которых он сам же отвернулся.
По щекам побежали горячие слезы, от матери передавалось четкое тепло живого человека, а ответные объятья дарили ощущение защищенности.
— Мамочка… — пробормотал он. Ему не хватало её. В том чужом мире, куда призвали…
Лишь через несколько минут он нехотя отстранился от матери, шмыгая носом, утирая слезы.
— Ицуки-кун, что-то случилось? — она провела ладонью по его взлохмаченным волосам.
— Н-нет… просто… — он грустно улыбнулся. — Просто жуткий сон.
— Ох, вот как… — мать приобняла его и повела вперед. — Вот что значит, когда играешь до утра.
И открыла дверь, подтолкнула сына в ванную.
— Умойся, а я завтрак!
За спиной закрылась дверь, Ицуки подошел к раковине, ощущая стопами холод кафеля. Если это иллюзия, то слишком реалистичная.
— Неужели это мир Цукуёми?
Глупое предположение и, опять же, взятое из аниме, но похоже же.
Тяжко вздохнув, он глянул в зеркало. На него смотрело взлохмаченное, с красными то ли от слез, то ли от оговорённой игры глазами, в помятой пижаме собственное отражение.
— И как мне выбраться отсюда, не имея всех своих сил?
Он открыл холодную воду и стал умываться, холод отрезвлял, возвращая ясность ума. Странно было и то, что за все время тьма ни разу не пискнула какую-нибудь гадость.
«Какие виды духов могут быть? Если отталкиваться от тех же аниме, манги и игр, то получается… великое множество. И вполне возможно, что сейчас я прохожу испытания?»
Утерев лицо махровым полотенцем, Ицуки поспешил в свою комнату. Хоть это и испытание и всё не по-настоящему, но он смог обнять мать, что так обидел.
«Насколько же я был идиотом? — стянул пижаму и посмотрел на грудь — на ней не было ни единого шрама, хотя после той бойни с Церковью Трёх Героев их было два, один на плече, второй – на боку от боя с Морико-сан. Их не смогли полноценно свести даже при помощи дворцовых врачей и товарища Рена — Бактера. Так ещё имелись следы от проклятия, именно из-за него на тех местах и остались шрамы, но на «этом» теле ничего подобного не было. —
Этот мир пытается доказать мне, что ничего из всего того не было».
И у него получается. Ещё немного, и Ицуки полностью окунется, ведь возможность встретиться с матерью ценна. И это… жутко больно, ведь мама…
«Да и папа…» — надев брюки и рубашку, он быстро застегнул пуговицы и накинул пиджак, поспешил на кухню. С отцом отношения у него были более холодными, не то чтобы отец что-то требовал от него, просто оно само собой сложилось. Но сейчас Ицуки хотелось обнять и отца.
Кухня была маленькой, но уютной, мать умела придавать дому этот уют чистотой, мелкими самодельными украшениями и вкусной едой. Она всегда поддерживала сына и мужа.
— Спасибо, — парень взял палочки, и на него напала ностальгия. В том мире палочками не едят. Ложки, вилки, ножи — пожалуйста, а палочки — это что-то странное.
Мать села напротив, пребывая все в том же виде — растрёпанном и в сорочке. Она заранее готовила завтрак отцу и бенто, и ему оставалось лишь разогреть первое, а второе – забрать, и все из-за того, что его рабочий день начинался с ранья.
Подхватив яичницу, Ицуки наклонился и, смакуя, откусил кусочек, вкус жареных яиц ощущался четко, даже желудок протрубил продолжать трапезу. Следом парень взял кусочек бекона и, тоже смакуя, принялся поглощать его.
— Ицуки-кун, кушай быстрее, а то добираться до школы придется бегом.
— Ничего, бегать полезно.
— А?
Ицуки поднял голову.
— Что?
— Просто… ты у меня немного лентяй, — женщина нежно улыбнулась.
…Так и было.
Быстро все съев и взяв свой бенто, Ицуки рванул в школу, осталось пятнадцать минут — ещё повезло. И хоть ему не нужно ехать на автобусе или электричке, все равно ходьбой до школы добираешься обычно — полчаса, а бегом — двадцать минут, однако после последнего Ицуки чуть ли не ползком подымался на третий этаж в свой класс.
Однако… бег удался легко, как и маневры, дабы не сбить прохожих с ног, более того, даже когда ворота в школу оказались закрыты, он ловко взобрался по ним и перемахнул, свободно спружинив — дабы не сломать ноги.
Вот только когда он переступил порог в класс с тяжелой отдышкой, замер. В классе не было учителя, и посему в классе творилась полная свобода. Кто хотел сидел на партах, кто-то рубился в игры на последних столах, кто-то столпился кружками. Но на Кавасуми посмотрели двое одаренных, обладающие высшим умением.
«Ч-черт… здесь… Я и забыл, что уже «хожу» в эту школу».
Будучи обладателем «меткости», он должен был учиться в школе для особенных детей, и родители постарались и смогли перевести его уже в старших классах, ведь это было дорогим удовольствием.
Ицуки закрыл за собой дверь, сжимая лямку рюкзака. Сейчас начнется.
— Ха, одаренный «самой сильной» способностью, — произнес один из задир, вставая из-за стола.
Атмосфера в классе резко похолодела.
Ицуки сглотнул, но не сдвинулся с места.
— Сегодня ты зря пришел. Ведь такому ничтожеству в жизни не стать сильным.
«Почему… их речь стала более мерзкой?»
— Ага, ладно бы тихо сидел, но нет же, вопил «я супер пупер» и бла-бла, — согласился второй.
Почему-то… Ицуки быстро окружили полукругом. Он вжался спиной в дверь, смотря, как лица одноклассников искажаются в злорадных гримасах, обжигая сердце обидными словами.
— И вообще, почему ты до сих пор жив?
— Тебя же сбил грузовик.
Сердце дрогнуло.
— Да, вот же твоя фотография висит, — махнула рукой девушка, и глаза сами собой посмотрели туда, на стене действительно висела его фотография в рамке и с черной лентой в углу, показывая, что это человек уже мертв.
Кавасуми сглотнул, ощущая, как из ушей, по уголкам губ что-то теплое течет. Он коснулся и поднял руку, ошарашенно смотря на пятна крови на пальцах, и… как только он опустил глаза, парню стало дурно, он весь был в крови.
Он быстро задышал, соображая, что же делать, но нападки со стороны одноклассников продолжались, более того, постепенно вклинивались голоса и… товарищей по оружию. Все самые болезненные их слова:
— Идиот! Мне это не нужно! Сколько можно играть под чью-то дудку?! — наполненный яростью и злостью голос Наофуми.
Стены класса растаяли, обратившись черной субстанцией, а одноклассники стали возвышаться над ним.
— Не то чтобы я ненавидел Мерломарк, но… Наофуми прав, кто-то нас использует, — прозвучал озадаченный голос Мотоясу.
Лица одноклассников исказились до такой степени, что стали напоминать морды демонов.
— Сколько повторять: принцесса Малти использует тебя, — спокойным тоном прозвучал голос Рена.
— Мне не прельстит работа с вами, но, чтобы вернуться домой, я буду с вами сообща, — как-то обмолвился Наофуми. — Но если от вас не будет толку, то и жить будете меньше.
Пусть те слова и были даже не угрозой, а предостережением… но именно они… почему-то укоренили его убеждения в том, что Наофуми его ненавидит и никогда не простит.
— Именно поэтому ты всегда одинок, — продолжили одноклассники, противно смеясь.
— Именно поэтому… ты и сошел с ума!
— Н-нет… Пожалуйста… замолчите, — шептал Ицуки, сжимая голову, глаза бешено бегали. Ему хотелось вернуться в объятья матери. К ребятам по геройству, даже был бы рад удару Морико или ещё кого, но только пусть все они замолчат. Закроют свои грязные рты.
На лице стали проступать проклятые символы, сила злости, ненависти, обиды — все сливалось, наполняя силой.
— Заткнитесь!!!
Но они продолжали говорить, нанося удары по самому больному, вскрывая душевную боль от унижения…
Но хоть проклятие наполняло силой… Ицуки казалось, что эта сила пожирает его изнутри.
— Нет… Нет, остановись! — пытался отогнать эту великую силу, он знал, чем закончится её использование. — Я не хочу больше поддаваться проклятию!!!
Но одноклассники с рожами демонов потянули руки. И чёрные, как бездна, руки потянулись из пола, хватаясь за Ицуки. Его трясло, ему было страшно.
«Кто-нибудь, помогите! Рен! Мотоясу! Наофуми!!!»
—
Ну, всё, хватит!!! — прозвучал женский голос, и всё затянула ослепительная вспышка.
Ицуки долго не хотел открывать глаза, но ощущение того, что проклятая сила пропадала с тела, заставила его сделать это, и тут же он замер, озадаченно оглядываясь. Он находился в каменном небольшом зале. Впереди стоял каменный алтарь.
Осмотрев себя, Кавасуми облегчённо выдохнул, вся его броня и лук — на месте. Сердце быстро успокоилось, но капли пота стекли по вискам, а челка неприятно прилипла ко лбу.
Сглотнув, он дернулся и замер, посмотрел на пол. На нем были символы четырехконечной звезды, и они располагались в хаотичном порядке.
Сжимая кулаки, с дрожью в теле, он шел исключительно по ним и, ступив к алтарю, застал запись на нем:
— «О Герой пришедший, даруй дар духу своему».
Ицуки замялся. А что он мог подарить духу? Стоит же что-то полезное и в то же время индивидуальное? Но ничего такого у него нет. Он коснулся груди и замер, нащупав какую-то странную застежку, отстегнув которую, парень увидел брошь из золота в виде простого рисунка двух пар крыльев и озадаченно осмотрел её.
«Откуда она?»
Взгляд пал на алтарь, и, помедлив, он положил брошь, но ничего не происходило.
— Н-неужели… я ошибся?
— Нет, — прозвучал женский голос, что и прекратил тот кошмар.
Кавасуми вздрогнул и поднял голову.
В воздухе висела с миловидным лицом девушка в светлых шароварах и с босыми ногами. Грудь перетягивала сероватая ткань, а за спиной как будто два светло-зелёных крыла. Блондинистые волосы развевались, как при ветре, но тут его не было. И, наконец, голубые глаза с двумя зрачками.
— Т-ты дух?
— Да, я вовремя успела, иначе бы ты утонул от отчаянья.
— Что?
— То, что ты видел, это последствия проклятия на твоей душе, хорошо ещё его можно снять.
— С-спасибо.
— Да брось, — добро улыбнулся дух. — Итак, ты готов принять меня?
— Эм-м, к-конечно. Ведь с вашей помощью я смогу помочь защитить этот мир, — тихо, но уверенно говорил парень.
— Что? — она приложила ладонь ребром к уху. — Я ничего не услышала.
— Да. Мне нужна ваша сила, чтобы защитить этот мир! — громко и четко произнес Ицуки.
— Хех, тогда окропи брошь своей кровью, и контракт будет заключен.
Кивнув, Ицуки расстегнул брошь и его иголкой проколол палец, кровь выступила, и он, надавливая на место рядом с ранкой, провел черту по броши.
— Итак, Герой, пришедший за помощью, я, дух Света — Анна, дочь высшего духа Света, принимаю тебя как своего Героя!
Анна приблизилась к броши и коснулась её. Свет охватил украшение, дух взяла её и приблизила ко рту, и свет быстро потёк ей в рот, за несколько секунд от броши ничего не осталось.
— Подыми оружие.
Ицуки покорно исполнил то, что произнесла особа. Она прокусила свой палец до крови, Кавасуми побледнел от такого, и Анна окропила оранжевый камень в луке. Он засветился, впитывая кровь духа, и перед носом Героя выскочила разблокированная ветвь луков Света и появилась ветка стихийных луков.
Контракт с духом успешно завершён.
— Э-э? Спасибо вам, Анна! — хоть все они и были раскрыты, но использовать сразу не сможет – у последних заоблачные уровни. Но даже так нужно быть вежливым.
— Пожалуйста, Герой Лука Ицуки Кавасуми.
Анна хлопнула в ладоши, яркая вспышка ослепила, заставляя зажмуриться. А когда Ицуки открыл глаза, то оказался в том самом зале, откуда его затянуло. Он посмотрел на пьедестал, стоящий в центре – возле него стоял задумчивый его предшественник.
— В-Василий-сан, — неуверенно, но громко произнес Ицуки и удивился самому себе.
Говорить стало легче.
— С возращением, мой «потомок», — усмехнулся Василий, посмотрев на него, — но стоит дождаться остальных.
— Да.
***
Было жарко, неимоверно жарко, казалось, стальные элементы доспехов нагрелись и прижигали кожу через ткань.
Мотоясу открыл глаза, правую часть лица сильно нагрело. Его взору предстала… каменистая стена. Поднявшись на руках — они дрожали — озадаченно оглянулся.
— Э-э?
Медленно встав на ноги и покачнувшись, схватился за голову, неотрывно смотря, как стекает по противоположной стене лава.
— Чего это все?
Китамуре представлял вид лавового царства. Вокруг были каменистые земли и реки лавы, она мерно текла, светя, изредка стреляла.
— Лава? Лавовый дух, что ли?
…Каждый дух — это уникальная личность. Будьте осторожны.
Если так, то какая личность может быть у лавового духа? Да и какой толк от такого духа? Разве он не доставит проблем?
Мотоясу вздохнул. Не хотелось бы ещё больше доставлять проблем остальным… Конечно, его не так сильно беспокоит происходящее, ведь достаточно исполнять любую просьбу Рена или Наофуми. Все же сам он не так хорош в выстраивании планов, о чём свидетельствовала его величайшая ошибка с Сукой.
Нет.
Есть куда большая ошибка, из родного мира.
Будь он умней, не погиб бы так глупо. Смерть от рук двух разъяренных девушек…
«Кто бы мог подумать, что Момидзи-тян окажется яндере…»
По спине Героя Копья пробежали мурашки.
Из милой, тихой девушки Момидзи-тян превратилась в одержимую им. Но и Икуйо-чан не мог выбрать, слишком уж она… похожа на Суку, так же властна, не терпящая неподчинения.
«Ну, если задуматься, я со многими одновременно встречался, не они, так другие».
Жестокая правда, но… с тем числом девушек, что он встречался… Даже если он не встретился со своими убийцами, история могла повториться.
Он положил ладонь на грудь. Ничего зловещего не тянуло при воспоминаниях о крови на собственной груди и… двух ножевых ранах. Было больно и неприятно — не больше.
«Значит, дух Лавы может это сдержать? Тогда они очень полезны».
Однако что ему в этом месте делать?
Вздохнув, Герой Копья пошел вперед. Должно быть какое-то испытание, но какое — неизвестно. Вполне возможно, что раз каждый дух — это уникальная личность, то и испытания могут быть разные.
Местность была странной. В воздухе витал запах гари, было жарко, а если подходишь близко к лаве, то и вовсе невыносимо до такой степени, что дышать невозможно. Но самым странным выделялось черное небо, как… в пещере, куда не достигает свет мага.
Задержав дыхание, Мотоясу, пробежав по кочкам и отойдя от лавовой реки, задумался.
«Может, испытание — найти выход отсюда?»
Но… куда ни посмотри, не было видно и намека на стену, а что и было похоже, когда Герой Копья подходил, оказывалось каменной колонной.
«Значит, выход нужно самому проложить?»
Выдохнув, Мотоясу кивнул самому себе и, закрепив копье на спине, полез по колонне — пусть даже она не упирается в потолок, с нее будет проще его пробивать, и Китамура надеялся, что тот не сильно толстый… Несколько раз он чуть не срывался и чудом успевал нащупать другой выступ. Но почему-то сколько он ни лез — колонна не кончалась, а оглянувшись, он побледнел — лавовое поле напоминало пейзаж из окна самолета, когда земля плоская. Он сглотнул. Падать долго. Очень долго.
«Я не смогу вечность лезть…»
Дрожь прошлась по всему телу. Звенящая тишина, в которой слышно лишь еле уловимое бульканье лавы и шипение… пугала. Было не по себе в подобном месте. Идеальная обстановка, дабы сойти сума.
— Не-не… — Мотоясу хватало и того, что его считают ненормальным. Хоть это его особо и не заботит, но после этого похода… суждения о его ненормальности станут полной правдой, а не останутся частичной. И тогда он начал петь, и хоть его голос был далеко от прекрасного пения, но он хотя бы отгонял тишину.
Но… эта колонна все так же не заканчивалась, и Мотоясу уже побаивался оглядываться назад, распевая опенинг из любимого аниме. Пока… не сорвался.
— А-а-а!!!
Тело набирало скорость, накаляясь, вопль разносился по округе. Слезы оставляли след летящих вверх капель…
***
— И-и! — вскрикнул Мотоясу и оступился, поясницей ударился, покачнулся, руками оперся о кухонный стол.
Китамура тяжело дышал, смотря перед собой, когда… он.
На бедре что-то завибрировало, а следом зазвучала игра на гитаре.
Он опустил глаза. Вместо благородного одеяния Героя на нем была белая майка, а поверх нее — красная рубашка, низ же представляли коричневые джинсы.
— Мне… привиделось?
Внутри пульсировало чувство дежавю.
Дрожащей рукой он достал из кармана смартфон, и на экране высветилось «Икуйо-чан».
Мотоясу тут же сглотнул и принял вызов.
— Мотоясу, ну так что, впустишь меня? А то в
этой одежде холодно.
— Д-да. Сейчас…
Последовало женское хихиканье, и Икуйо отключила, а Мотоясу побрел к выходу и открыл дверь. К нему тут же подошла красивая блондинка с аппетитными формами в очень короткой мини-юбке и топике, что с трудом удерживал грудь особы.
Китамура сглотнул.
— Итак. Пошли, мой дорогой Мотоясу, — глаза особы горели огнем превосходства, заставляя подчиняться.
— Д-да, Икуйо-чан.
Она нахмурилась, прикрывая дверь и подтягивая второй рукой его за горловину, и наклонила к себе.
— Мотоясу, как ты должен меня называть?
— Икуйо-сама…
— Молодец, — она впилась ему в губы, прокусив нижнюю.
— Мотоясу-кун? — входную дверь приоткрыла брюнетка с косой, она так и замерла, ошарашенно смотря на них.
— Момидзи-тян, я..!
Нет. Это определенно то самое воспоминание, тот самый судьбоносный день.
«Они меня убьют!» — ударила паника в голову, и рука потянулась за копьем, но ладонь схватила лишь воздух. Внутри все похолодело.
— Итак, — холодно произнесла Икуйо, отпуская Китамуру, изгибая бровь на его заведенную руку за голову. — Это очередная твоя подстилка?
— Что? — ужаснулась Момидзи.
— Эм-м… Д-девочки… — отступился Китамура.
— Мотоясу, мне надоело узнавать, что к тебе приходит какая-та сучка.
Ты мой или нет?
— Мотоясу-кун… Как же твои слова про любовь? Неужели ты не любишь меня?
Не будешь со мной? — спросила со слезами брюнетка.
Парень сглотнул, отступая, что ему делать? Что говорить? Они же не станут слушать.
— Девочки… Я…
Блондинка фыркнула и прошла мимо Китамуры. Тело все сковал страх, вот она пойдет возьмет нож, попытается наброситься на Момидзи, и… Момидзи достанет свой нож и ударит его.
— Я никого не выбираю! — взвыл он. Терять ему все равно нечего. — Никого из вас! Вы обе эгоистки! Я вообще ангелов люблю!!!
— Значит… Мотоясу-кун меня не любит? И те ночи… — забормотала Момидзи.
Китамура резко развернулся, выставляя руку вперед, нож вонзается в ладонь. Место удара обожгло, кровь тут же окропила лезвие и рукоять ножа, каплями падая на пол.
— Я… и женщин люблю, ведь вы так прекрасны! Вы богини. Но… Ангелы для меня останутся на первом месте! — с серьезным лицом произнес он и схватил за руку Икуйо.
Было больно. Но боль от ранения была какой-то странной.
Мотоясу судорожно соображал, что делать. Ударить женщину… не в его правилах, но Майн… то есть Суку он уже бил (и хоть тогда он просто стукнул её древком копья, руку же поднял?), значит, и… на них подействует исключение.
Он ловко пнул Момидзи в живот, из-за чего она бухнулась на зад, обнимая место удара, следом вырвал нож из рук Икуйо и дрогнувшей рукой всадил нож ей в правый глаз. Она упала назад.
— М-Мотоясу-кун… Ты же её убил, потому что все же любишь меня? Да? — с безумным восхищением смотрела на него. — Ах… ударь меня ещё! Нет, лучше давай я!
«Из милой девушки… ты превратилась в сумасшедшую. Или же ты изначально была такой, притворяясь невинной?»
Ему по жизни так «везет» нарываться на чокнутых девок?
Выдохнув, он улыбнулся ей и присел на корточки.
— Да. Я просто не понял насколько ты… прекрасна.
Момидзи широко улыбнулась.
Мотоясу обнял её и, вытащив нож из ладони, кривясь от боли, ударил девушку в шею.
— М-Мотоясу-кун…
— Тогда убили меня вы, а ты, некрофилка, пыталась развлечься с моим телом. Я помню…
Он долго отгонял воспоминания о том, с каким безумным блеском в глазах Момидзи после победы над Икуйо наслаждалась тем, как из его тела вытекала жизнь. Более того… она стянула с него тогда джинсы и… Он умер, но был уверен, что Момидзи играла с его членом.
Он скривился. Те воспоминания, последние мгновения… он отгонял, закрыл на тысячи замков. Но… замки сломали, вскрыв такую позорную смерть. И то, как над его телом глумилась девушка…
Тело Момидзи на глазах обратилось пеплом, оставляя нож. Следом все вокруг охватил огонь, пожирая, быстро приближаясь к Китамуре. Но как только он взял в руки нож, огонь резко упал, и на место квартиры из прошлого пришел небольшой каменный зал.
— Ч-что?
Он ошарашенно озирался по сторонам. На душе остался осадок. Всё то время, что он проводил с Майн, Еленой и Люси в горячих соитиях, было попыткой сбежать от прошлого кошмара, чтобы забыть тех чокнутых. Но, как оказалось, это усугубило все.
Как только он поднялся, заметил, что на нем вновь была его родная броня и копье за спиной, он коснулся его, на всякий случай — а то вдруг иллюзия — и, убедившись, что оно настоящее, облегченно выдохнул.
Сделал шаг… В тот же миг, оставляя ровную полосу до алтаря, по бокам обрушился пол, а с потолка на единственном пути полилась лава.
Что за бред? Он недавно падал с хрен знает какой высоты, поубивал чокнутых бывших, заставивших вспомнить его мерзкие фрагменты прошлого, и сейчас снова лава?
— Пф.
Он сделал шаг. Нога по щиколотку погрузилась в лаву, и… ничего. Ни горячо ни холодно. Он продолжил путь, попадая под лаву, но ощущения напоминали воду.
Встав напротив алтаря, он зачитал слова на нем и задумчиво посмотрел на нож в своих руках. Порезал палец, смазывая почему-то чистый нож, после чего положил на алтарь.
В воздухе над алтарем вспыхнул небольшой огонь, он рос, принимая форму человеческого тела, и перед Мотоясу предстал дух с девичьим лицом и в белом платье, по бокам от самых бедер шли разрезы, причёска представляла из себя огонь в форме коротких распущенных волос. У неё были длинные эльфийские уши. Глаза духа казались пустыми серыми камнями.
— Ты прошел через многое. Люди, пережившие нечто подобное, теряют рассудок. Ты — нет.
Дух наклонился к ножу, вися в воздухе теперь вверх ногами, провел пальцем по лезвию, чертя своей кровью линию, и… нож целиком охватил огонь. Дух открыл рот, и огонь потянулся струйкой, и через несколько секунд на пьедестале ничего не лежало.
— Огонь свободы — редкость… — пробормотал дух, после чего вернул первоначальное положение и положил ладонь на грудь. — Я — дух Огня, Огний. Герой Копья, — с равнодушием произнес дух и полетел на Мотоясу.
— Э-э?
Контракт с духом успешно завершён.
Китамура оступился и упал на зад, все вокруг закружилось, смешиваясь…
— О, Мотоясу-сан, с возращением, — прозвучал голос Ицуки сбоку.
Вздрогнув, Герой Копья посмотрел в его сторону и облегчённо выдохнул. Прислонившись к стене, Ицуки сидел на каменном полу, обняв колени, и с уставшей улыбкой смотрел на Мотоясу.
— Да. Наконец-то… — откинувшись назад и раскинув руки в стороны, облегчённо выдохнул Мотоясу.
«Духи чокнутые».
