Cherry Cola lime & yayo

      Он вышел из ванны, словив на себе довольный взгляд Питер, стоящего за дверью, но Тони, проигнорировав его, ринулся к таблетницам, открывая и пересчитывая таблетки. Он выдохнул, когда понял, что тот выпил просто экстази. Это было относительно лояльно и безвредно. Возможно сильно упадет уровень эндорфинов на сутки или больше, но это не мет и не ЛСД. Хотя ЛСД бы так не проявлялся.       — Почему ты такой напряженный? Всё же хорошо. Лас-Вегас, ты, я, — Питер обнял со спины, прижившись щекой. Тони закатил глаза к потолку. Однозначно, самое трудное было впереди. И он был без понятия, как он должен был справиться с подростком, который так норовил залезть к нему в штаны.       — О, даже не знаю, почему. Может потому, что один подросток разошелся не на шутку, м? — Тони говорил шутливо, пытаясь не казаться серьезным, хотя он был чертовски серьезным, потому что он понятия не имел, что делать с Питером. Ему казалось, что тот его скоро просто изнасилует или ещё чего по-хуже.       — Ты ведь хочешь, — хмыкнул Питер и внезапно отлип о Тони, снова виляя бедрами, идя к кровати, и падая на неё, потягиваясь. Тони следил за ним. За каждым его движением, и сейчас он заметил, каким пластичным он был на самом деле. Таким гибким, красивым, казалось, гладким. Тони хотелось ощутить его тело в своих руках. Молодое… упругое, приятное на ощупь тело.       — Я много чего хочу. Иногда я даже хочу кого-то убить, — выдохнул Тони и, подставив стул, сел поодаль кровати, смотря на Питера. Он всё ещё не понимал, как подросток мог быть настолько сексуальным. Движения, голос, взгляд. Видел Бог, было бы у Тони чуть меньше выдержки, Питер уже бы молился под ним. И Тони не знал, на что молился: чтобы его отпустили или трахнули. Тони откашлялся, пытаясь не думать об этом.       — Ну, когда ты хочешь кого-то убить, — начал Питер, садясь и подсаживаясь на край кровати, ближе к Тони, — то другой человек этого не хочет. А когда ты хочешь трахнуть меня, — он вытянул ногу, проходясь пяткой по внутренней стороне колена, — то я тоже этого хочу. Иначе я бы не делал это.       — Мне кажется, ты просто не осознаешь всю… ситуацию, — Тони кивнул и откашлялся, когда Питер погладил внутреннюю сторону бедра, находясь в опасной близости с чужим членом. Тони не знал, каким чудом у него не встал в ванной, но вот сейчас, видно, никакое чудо не спасет.       Питер оперся на руки, подаваясь вперед, легонько нажимая пяткой меж чужих ног. Он закусил губу, смотря в глаза. Тони сам не знал, почему позволял ему это делать. Возможно, потому что он сам этого хотел, ему нравилось.       — Да ладно, я думаю об этом с нашей второй ночи под одной крышей, — Питер закатил глаза, притираясь активнее, и довольно улыбнулся, услышав приглушенный тяжелый выдох. — Довольно необычное чувство осознания, что ты дрочишь в ванной за стеной, а мне приходится просто... Сидеть. Так нечестно, — тяжело выдохнул Питер, проходясь ступней по начинавшему вставать члену, поглаживая, снова опускаясь к внутренней стороне бедра, и снова вверх.       Тони ощущал себя отвратительно за то, что он позволял это все ему, но сам ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось кончить, и сделать это прямо сейчас, и желательно на Питера. Как он это уже представлял.       — И я так часто думал о твоих мотивах, — сказал Питер, каким-то образом подцепляя большим пальцем язычок ширинки. Аккуратно надавливая и опуская его вниз. Тони напрягся, впившись пальцами в ручку стула. Он все ещё смотрел на Питера, и все ещё был адски напряжен от происходящего. А особенно его член, который уже полноценно стоял из-за действий, блять, подростка. Впрочем, не то чтобы в этом было что-то новое. — Типа, зачем ему подросток? Он маньяк? Ему скучно? Что с ним не так? Типа, знаешь, ты мне сразу понравился. Статный, с крутой фигурой, красивый, ещё и добрый и делает все, что я захочу, — он закусил губу, расстегнув ширинку полностью, юрко залезая туда, проходясь по члену сквозь тонкую ткань белья. — Да тобой гвозди можно забивать, — Питер усмехнулся, облизавшись, и снова поднял взгляд на Тони. На секунду он застопорился от того, как на него смотрел Тони. Будто не ел неделю. Но все-таки продолжил, потираясь ногой о чужой член: — а потом… а потом я просто заметил, как ты на меня смотришь. И я иногда думал, что мне просто кажется, потому что твое поведение, знаешь… ты то какой-то угрюмый, то хмурый, а потом опять таскаешься со мной как с ребенком. А потом ты поцеловал меня. А потом этот диалог на озере, — Питер устало простонал, откинув голову назад, будто бы только мысль об этом делала его уставшим.       Он прервался на секунду, снова поднимая взгляд на Тони, чуть сильнее нажимая на член, который слабо дернулся на подобные движения. Неважно, что ты говоришь сам себе, когда твоему члену вообще срать на все эти разговоры.       А Тони ведь позволяет, так что… все просто вышло из-под контроля.       — И… потом ты и та девушка… Я злился на себя, на то, что надумал себе всякой ерунды, а потом ты побежал за мной, — он улыбнулся. Внезапно так нежно, что у Тони все внутри вывернулось. — И, раз уж я свет твоих глаз, огонь твоих чресел, то, — он поднял взгляд, облизывая губы и, дернув ногой, снова провел ею по внутренней стороне бедра: — почему бы тебе не продолжать делать то, чего мне хочется, папочка?       Тони не знал, отдавал ли себе отчет Питер за то, как он выгядел. Тони начал понимать слово «провоцировать».       Даже гребаная одежда на нем выглядела как крик о том, чтобы его трахнули. Это облегающая черная одежда, которая так точно вырисовывала его силуэт, оставляя так мало на додумку, потому что Тони видел изгиб талии и бедер, видел худобу плеч и икр. Видел все.       То, как Питер двигался, как смотрел и как говорил.       Тони медленно встал, и Питер, улыбнувшись, закусил губу, чуть поерзав, залезая на кровать с ногами, чуть отползая и шире разводя ноги. Тони смотрел ему в глаза, когда подошел ближе, опираясь о кровать по обе стороны от Питера, пристраиваясь меж столь приглашающих разведенных бедер.       Стояло каменно, ощущалась давно выученная тяжесть и возбуждение, ни на что не похожее чувство, которое выключало все, что только можно выключить. То состояние, когда ты согласен на все, лишь бы тебе хотя бы подрочили и перестали мучить.       Питер поерзал, все ещё усмехаясь так по-блядским нагло, так сексуально. Он сам по себе выглядел как воплощение сексуальности. Даже одет был подобающе.       Питер склонил голову к правому плечу, смотря то в глаза, то на губы. Дышал рвано и тяжело, и Тони плохо было от одной мысли, что он его может раздеть, трогать, вылизывать… делать все, что было так грязно, но так дьявольски хотелось. И трахать его долго: языком, членом, пальцами, чем угодно, зная, что ему нравится, так сильно нравится.       — Поцелуешь меня? — спросил тихо и мягко Питер, улыбаясь, ощущая, как собственное сердце билось все сильнее и сильнее от подобной близости. Они целовались раньше, и они обнимались, но то, как сейчас нависал над ним Тони, закрывая собой потолок — в этом было что-то особенное.       И Тони поцеловал. Навалился сильнее, буквально вклиниваясь своими бедрами меж чужих ног, потираясь вставшим членом. Питер обнял его руками и ногами, отвечая на такой непривычный поцелуй. Мокрый и глубокий, страстный. Он никогда не целовал его так. Так, что Питеру хотелось кончить от одного поцелуя.       Он ощутил, как Тони вздрогнул, когда Питер опустился одной рукой вниз, обхватывая член сквозь ткань брюк и белья, сжимая и поглаживая.       И самому Питеру захотелось снова кончить, когда Тони хрипло прошептал, укладывая свою руку поверх его руки на его штанах:       — Черт, детка.       Питеру хотелось визжать.       Он откинул голову назад, открывая шею, когда Тони поцеловал у линии челюсти, а потом спускаясь ниже. Тони не наваливался на него всем своим весом, но даже в такой позе он ощущал, что Тони был… тяжелым. И ему так нравилась эта тяжесть, это было так чертовски приятно.       Щетина приятно колола шею, и каждый поцелуй был таким… невероятным. Питер запоминал каждый, закрыв глаза и откинув голову сильнее.       Тони ощущал свое напряжение, ощущал то, насколько в его руках был расслаблен Питер. Такой подвластный и доступный, будто бы Тони мог делать с ним все-все, что только захочется. Возможно, так оно и было.       Было жарко, было хорошо. Питер был таким правильным в его руках, таким… нужным.       Тони замедлился в своих ласках, когда задумался о том, насколько это будет правильно трахать подростка под экстази. Во-первых, Питер в действительности мог не осозновать всей ответственности и возможностей. Конечно он лез к нему трезвым и в сознании, но в том случае он мог бы остановить его в любом момент, когда понял, что ему не нравится или вовсе пугает, но сейчас Питер просто не понимал всего происходящего, кроме того, Тони испугался возможности того, что из-за экстази сам секс и оргазм будет куда ярче, чем без экстази, и это может отразиться на дальнейшей сексуальной жизни Питер, и он будет искать стимулятор, и… о, черт.       Тони сам испугался всех этих мыслей, и, едва ощутив, как Питер расстегнул пуговицу на его штанах, норовясь запустить туда руку, как Тони аккуратно одернул его и сам отдалился от истерзанной ласками и всей влажной шеи.       Питер открыл глаза — мутные, неясные — и посмотрел на него, вскинув брови.       — Нет, продолжай, — едва не захныкал тот, но Тони выпрямил руки, отстраняясь.       — Так, Питер, я…       — Да ты издеваешься! — Питер подскочил на месте, и отполз подальше, будто обидевшись. — То есть ты уже вот так делаешь? А что потом? Член засунешь, и скажешь «ой, что это я?» и снова свалишь?       Тони тяжело вдохнул и выпрямился, потерев лицо руками. Наверное, он выглядел довольно комично с расстегнутой ширинкой и недвусмысленно выпирающим членом. Слишком четко выпирающим членом.       — Слушай, Питер, то, что ты выпил — это сильный наркотический анальгетик. И поэтому ты сейчас такой… на веселе. Слушай, ты мне нравишься, и я хочу тебя, ты даже не представляешь, как много я готов сделать с тобой на этой кровати, до того, что ты сам меня молить будешь перестать, — он прервался на тяжелый выдох.       Питер склонил голову к плечу, кивнул и сказал:       — Я заинтересован, продолжай.       — Но… я не буду с тобой этого делать в первый раз, когда ты… в таком состоянии. Ты не вминяем. Не полностью. Откуда мне знать, вдруг ты утром проснешься, осознаешь произошедшие, и у тебя истерика случится? У меня такое уже было, и, слава Богу, мне удалось избежать тюрьмы! Слушай, в любое другое время, как только ты отойдешь. Серьезно, одно твое слово и все будет. Но не сейчас, ладно?       Питер моргнул, отвел взгляд и посмотрел на потолок, закусив губу. Он чуть поболтал ногой, закусив щеку с внутренней стороны, а потом посмотрел Тони в глаза. Он сказал:       — Хорошо.       Тони не успел облегчено выдохнуть, как Питер сказал:       — При условии, что я могу тебе сейчас отсосать.       Тони подавился воздухом, и Питер вскинул бровь, по-блядскому усмехнувшись.       — Питер, когда я имел ввиду секс я имел ввиду лю…       — Да ладно, я просто отсосу тебе, тут же нет ничего такого. Да и у тебя стоит, ты меня хочешь, я хочу тебя. Да, допустим, я сейчас не в своем уме, или как ты там сказал, но это всего один минет, — он снова подполз к краю кровати, хватая за шлевку и посмотрел снизу вверх. — Ты же хочешь, м? Давай, — буквально прошептал Питер, чуть тяня за шлевки штаны вниз, приспуская их.       Тони тяжело выдохнул, прикрыв глаза. Пришлось признать, что он самый грязный извращенец без принципов и морали. Поэтому он сказал:       — Черт с тобой.       Питер усмехнулся и облизнулся, опуская взгляд вниз. Он чуть поерзал, поудобнее устроившись, и сначала прижался губами сквозь ткань, приводя верх и вниз. Вот же сукин сын, такое       чувство, что порнухи видел больше, чем Тони.       Он дразнил — в самом деле, дразнил — проводя губами, поглаживая рукой, даже проводил языком. У Тони все ныло и сводило, казалось, начинали болеть яйца, но он как завороженный наблюдал за этим шоу, нервно сглотнув и аккуратно уложив руку на чужой затылок, поглаживая.       Наконец, Питер чуть отстранился и схватился пальцами за каемку нижнего белья, медленно тяня вниз.       Он вскинул брови, а потом усмехнулся, осматривая то, к чему так долго стремился, а его так нагло отдаляли. В общем-то, только по очертаниям Питер понял, что рот надо будет раскрыть пошире, потому что… Тони явно должен был сниматься в порнухе с таким-то членом.              Член у него был что надо: достаточной длины, толстый, без всяких наклонов и искривлений. Идеально прямой, хорошо стоящий и твердый. Очень твердый.       Питер ещё раз облизнул губы, и обхватил рукой у основания, снова поерзав и, сначала поцеловал в головку, а после взял в рот, слизывая смазку. Чуть солоноватая, но без неприятного привкуса, не противная. Питер прикрыл глаза, облизывая её, и проведя рукой вверх и вниз, ощутив, как член снова дернулся, и как Тони простонал сквозь зубы.       Питер, на самом деле, потерялся на несколько мгновений, потому что знания о минете у него были несколько ограничены тем, что за всю свою жизнь он видел три или четыре порно-ролика, где актриса мастерки брали по самое основание, но Питер понял, что… он не мог даже взять до половины, потому что в глотку это не лезло, и, более того, челюсть начинала болеть от такого положения.       Поэтому он отдалился на секунду, понятия, черт возьми, не имея, что ему делать, о потом снова попытался — взял в рот чуть больше головки и прошелся рукой вверх и вниз. Тони кратко простонал, дернувшись бедрами вперед, но, слава Богу, не толкаясь. Он провел несколько раз по головке, а потом спустился вниз, просто вылизывая, помогая себе рукой.       Он ощущал, как Тони тяжело дышал, и он надеялся, что делал все правильно потому… черт, это было сложно. Он думал, что это будет по-другому.       Он прошелся языком вниз и вверх, к самому основанию, широко проводя языком, задевая щекой немного отросшие жесткие лобковые волосы. Он едва глаза не закатил. Целуешься с ним — колет щетина. Отсасываешь — опять колет! Интересно, когда он трахать его будет, тоже колоться будет?       Он чуть отстранился, и, пошире открыв рот, подался головой вперед, на этот раз получилось чуть дальше головки. На пробу дернул ещё — член прошел ещё глубже. Питер втянул щеки, старательно сося, уложив руки на чужие твердые бедра, а потом прошел одной снова к члену, начиная слабо двигать головой, помогая себе рукой. Он проскользнул вниз, взял в ладонь напряженные яйца, сначала аккуратно поглаживая, а потом легонько сжимая — Тони и на это отреагировал куда более четко.       Питер отстранился, начинания понимать, как это работает во время минета.       — Ещё раз дернешь бедрами мне в глотку — и я блевану, — предупредил Питер, обхватывая член рукой, и опускаясь головой ниже, проведя языком от основания ниже — к яйцам, сначала широко проведя языком, а потом посасывая, начиная активно двигать рукой.       Питеру ощущал через его бедра, что он напрягся ещё сильнее, дыхание участилось, и Питер снова вернулся к члену.       Провел кончиком языка по уздечке, потом и ещё, снова обхватил головку, продолжая двигать рукой по всему мокрому из-за смазки и слюны члену.       Питеру нравилась эта твердость в сочетании с упругой кожей.       Он снова попытался взять чуть глубже, стараясь не задевать зубами, на этот раз головка остановилась едва не у корня языка, но в этот раз Питер идти дальше не решился — да и сам был напряжен так, что расслабить глотку он не смог. Поэтому он осторожно задвигал головой, двигая в такт одной рукой, а другой спустился к яйцам.       Тони дышал тяжело и рвано, иногда срываясь то на хриплые стоны, то на более мягкие и откровенные — когда Питер ускорялся в ритме.       — Кончи мне на лицо, — попросил Питер, чуть отдаляясь, поднимая голову, встречаясь с чужими мутными глазами. Тот лишь кратко кивнул, снова дергаясь бедрами вперед, едва не тыкая членом в лицо, и Питер спешно обхватил его рукой, и снова взял в рот.       Тони, как и было велено, бедрами не дергал, и Питер сам выбрал подходящий ритм. Он не мог взять глубоко — не получалось, но он очень старался, помогая себе руками, поэтому он удивлённо выдохнул, когда Тони резко подался бедрами назад, обхватывая свой член рукой, активно двигая ей, и другой удерживая за Питера за затылок — Питер действительно не думал, что от его попыток можно было захотеть кончить.       Он лишь прикрыл глаза и пошире открыл рот, убирая упавшие пряди со лба, чтоб не запачкать волосы.       Тони кончил, запачкав губы, щеки и подбородок. Почти не попало на глаза и лоб, чему Питер был очень благодарен, хотя спермы было… много.       Питер медленно открыл глаза и подался вперед, обхватывая головку, слизывая остатки спермы.       — Ты что ли с того дня не дрочил? Ты для кого это богатство хранишь? — Питер облизал губы и кивнул, когда ему протянули салфетки.       — Думал, что смогу кончить тебе в рот, чтобы заткнуть тебя на хотя бы минуту, — Тони сам присел на корточки, помогая вытереть сперму с лица.       — Я молчал, пока у меня был во рту твой член. Неплохой способ, да? — он усмехнулся и поморщился, когда Тони с особой силой вытер ему рот, а потом, новой салфеткой, перешел на щеки.       — Это был самый странный минет в моей жизни.       — Вообще-то я старался, — буркнул недовольно Питер. — Нехрен было такой батон отращивать, который в рот не влазит.       Тони усмехнулся покачав головой:       — Если тебе интересно, то я никогда так быстро не кончал от минета. Ладно, пойду схожу в ванную.       — Стой, я, вообще-то, ещё не...       — Ну мы же договорились только на минет мне, да? Ну вот и все.       Тони усмехнулся, когда услышал за спиной усталый стон.       — Быстрее тогда ванну освободи, — буркнул Питер.       Тони кивнул. Это заняло всего минуту. Пол из которых он приводил…кхм, огонь своих чресел в порядок, а другие полминуты адски драил свое лицо, думая, что это поможет избавить его от румянца. Лицо горело.       Ему отсосал Питер. Отсосал Питер. Это мысль была настолько же возбуждающая, насколько и постыдной.       Он вернулся из ванны, и Питер кивнул на него недовольный взгляд.       — Не смотри на меня так, свет моих глаз.       Питер сначала фыркнул, а потом, перевернувшись на живот, оперся подбородком о кулак, прищуришивсь. Он спросил, нагло усмехаясь:       — Так тебе понравилось, да?              Тони устало выдохнул. Он сказал:       — Я слышал, что если проигнорировать стояк и ждать, пока оно пройдет само, то этом ведет ко всяким проблемам. Так что тебе бы лучше уединиться в ванной.       — Я серьезно.       — Я тоже, — Тони посмотрел на него На его лицо наглое, на чертовщину в глазах, и все-таки сдался: — Да, понравилось, я же сказал. Это было немного… необычно. Не так, как я привык, но мне понравилось.       — Я пытался делать так, как видел, но не вышло, — он пожал плечами и встал, видимо, намереваясь оставить Тони одного с муками совести на какое-то время.       — О, если ты про горловой, то это сложно.       — Ну, с твоим размером — да, — Питер вскинул брови, спрыгивая с кровати и идя в сторону ванны. — Ну ведь у меня будет время научиться, да? — кинул через плечо Питер, на что Тони лишь устало простонал. Питер хихикнул и закрылся в ванной.       Тони покачал головой и выкинул салфетки в мусору, а потом сам рухнул на кровать. Наверное, на их кровать. Не было смысла уже иметь раздельные кровати. Да и Тони казалось, что если он ляжет в свою кровать, то по-любому Питер к нему залезет. Хотя, на самом деле, Тони и сам к нему бы залез.       Он был уже согласен на все, и ложиться в разные кровати после произошедшего было бы просто некрасиво, да и могло обидеть Питера.       Он потер лицо руками и думал, что уже упадет в пучину ненависти к себе, но… ничего. Он не чувствовал противоречий, не хотелось бить себе морду. Ничего не хотелось. Он просидел так достаточное время, все думая, что он сделал не так, или наоборот, так, пока Питер на него не навалился со спины, обнимая.       Тони хотелось орать, потому что эта хрень будет работать до шести часов. Экстази у него был хороший, качественный, чистенький, а тут ещё и тело чистое, неподготовленное к подобному дерьму.       — Ты что, опять сидишь угрюмый? — Питер укусил за ухо, а потом вскрикнул, когда Тони резко развернулся, повалил его на кровать и сам улегся рядом на бок.       — А ты как думаешь?       Питер почему-то рассмеялся, а потом прижался головой к его плечу.       — Блин, это такая классная штука, я как будто пьяный.       — Тебе больше нельзя. Оно очень мощное и очень плохо влияет на почки. А учитывая, что ты ещё и молодой такой, то потом будут… неприятные последствия.       — Например?       — Головня боль, тошнота, озноб. Может очень сильно упасть настроение.       — Отстой! — недовольно заявил Питер.       — Ага, поэтому ты больше не будешь лазить ко мне в таблетницу без моего разрешения.       Питер на секунду как-то застопорился. Он чуть отдалился, посмотрев на потолок, нахмурился, будто бы думал о чем-то.       Тони удивленно моргнул и убрал упавшие на лоб пряди. Питер перехвалил его руку, сжимая в своих двоих, и спросил внезапно серьезно:       — Ты употребляешь наркотики?       Тони моргнул, все ещё пялясь на него впритык. Питер медленно перевел взгляд с потолка на него.       — Скажи мне честно, я не буду что-то наговаривать или вроде того.       Тони сам едва попятился. Никто не говорил ему это… так. Питер будто бы знал, что Тони боялся осуждения за каждый свой поступок (черт, да, так и было). Питер иногда был таким взрослым, таким понимающим, что Тони хотелось рыдать.       Ему и сейчас хотелось.       — Ты можешь быть со мной честным, — продолжал Питер, смотря на него этими увеличенными зрачками, продолжая сжимать его лапу в своих руках. — Да мне и рассказывать ведь некому, у меня ведь все ещё никого нет кроме тебя.       — У меня тоже, — сказал как завороженный Тони, смотря на него, — только ты.       Питер улыбался ему, и его плечи внезапно расслабились. Какое-то время они провели молча, и все смотрели друг другу в глаза, и все улыбались.       — Ты можешь доверять мне.       — Я знаю, солнце, я знаю, — Тони заметил, как Питер видимо удивился, а потом снова успокоился. Он никогда не называл его солнцем, но это было так правильно — называть его подобным образом. Питер ведь и вправду как теплое солнце для Тони. — Да, я сижу на кокаине и мете.       — Мет?       — Как амфетамин, только немного по-другому.       Питер моргнул, а потом кивнул, посмотрев на потолок. Какое-то время они молчали, и Тони не ощущал себя подавленным из-за того, что рассказал ему. По крайне мере, он был максимально с ним честен. Настолько, насколько мог.       — Это был наркотик, да? То, что я выпил.       — Да.       — Пиздец.       — Не волнуйся, это был экстази, он… он не вызывает привыкания от одного раза. Поэтому я не хотел заниматься с тобой сексом. Оргазм был бы ярче, и сам секс бы тебе казался многим лучше. Плюс по утру у тебя реально случилась бы истерика. Я не хотел этого.              Питер медленно кивнул. Он не выглядел испуганным, скорее просто пытался переварить услышанную информацию.       Он снова спросил:       — И зачем ты это делаешь с собой?       — О чем ты?       — Наркотики.       Тони не нашел, что ответить. Он тяжело выдохнул и оперся на согнутый локоть, смотря Питеру в глаза, хотя тот всё ещё пялился в потолок, и только потом лениво перевел взгляд на Тони.       — Я просто пытался справиться с депрессией, а потом… подсел. Да, я просто унылый зависимый кусок говна.       — Нет, это не так, — Питер резко перевел взгляд на него, сжимая его руку в своих сильнее. Тони казалось, что их ладони скоро вспотеют.       — Так. Ты сам видел, что у меня часто падет настроение по этой же причине. И поэтому я потом снова беру новую дозу. Это всегда так было. Это только с виду я актер из крутого сериала или типа того. Я просто сраный король депрессии, вот и все.       Тони вырыгался, а потом айкнул и одернул руку, когда Питер резко и больно укусил за руку. Это не было игривым укусом. Это был полноценный укус — до того, что остался след от его зубов. Тони посмотрел сначала на свою руку, потом на Питера.       — Но ведь тебя это не убило, и ты находишь силы, чтобы быть добрым со мной. Ты ведь по-настоящему много для меня делаешь и защищаешь. Разве это не значит быть сильным? Защитить другого, даже когда тебе кажется, что ты сломлен.       — Это не сила, это просто зависимость. Какая разница, как я это называю и к чему это привязка. К наркотикам или людям, — Тони все смотрела на след от укуса, и его голос звучал странно. Задушенно.       — Зависимость это другое. В зависимости кто-то всегда жертва, кто-то страдает. Разве кто-то из нас страдает? Я счастлив с тобой, а ты?       — Счастлив, — ещё тише, будто бы виновато, сказал Тони. След от уксуса. Прикус Питера. Это просто след от зубов. Почему-то даже в нем Тони видел какую-то значимость.       — Ну вот и все. Тебя ничего из этого не убило. Ты справился, и ты смог найти силы для того, чтобы помогать мне. Ты намного лучше, чем ты думаешь на самом деле.       — Спасибо, — Тони улыбнулся, кивнул и тихо усмехнулся. — Это было мне нужно.       Ему на самом деле было это нужно. Чтобы хоть кто-то видел в нем смысл, чтобы хоть кто-то не считал его за слабака, который только и делал, что сбегал от проблем. Пусть его слова и не были правдой, но они были ему нужны.       Только когда на след от укуса упала капля влаги, Тони понял, что начал рыдать.       Питер обнял его за шею и потянул на себя, обнимая крепче. Тони поджал губы, обнял его, прижимая к себе теснее и полноценно зарыдал. Он так давно не плакал. Больше пяти лет. Ни одной сраной слезы. А теперь он ощущал, будто бы что-то ломилось в его грудной клетке, что-то, из-за чего он задыхался. И он словил себя на мысли, что это ему тоже нужно было.       Нужно было выплакаться.       Питер нащупал его руку, переплетая пальцы, и поглаживая свободной по волосам. Тони — такой большой, высокий и сильный — казался таким беззащитным, пока плакал ему в плечо. Питеру впервые удалось разглядеть в нем просто мальчика, который так и не вырос, который просто искал любви.       Наконец, Питер стал для него достаточно близким, чтобы он смог почувствовать его боль.       Понимаете, показать другому человеку что-то настолько искривленное и личное, как боль — надо иметь определенную степень доверия. Надо как минимум знать, что этот человек это увидит, выслушает и поймет.       Тони позволял себе быть просто маленьким мальчиком. Тем самым, который все теснился в нем, которому просто не дали высказаться.       Питер догадывался, что это и его ждет в будущем. Но у него хотя бы сейчас был Тони, и Тони давал ему быть ребенком, а Тони… никто никогда не давал этого.       Тони ощущал себя таким разбитым, будто вся жизнь вывернулась наизнанку, и казалось такой отвратительной, грязной, мерзкой, и сам он себе таким казался, и все его действия такими были. Питер что-то шептал ему в спутанные волосы, и гладил, и сжимал трясущуюся руку, и ему это было так необходимо, но теперь он стал понимать. Он жил действительно отвратительной жизнью. И дошел до того, что он теперь хочет ребенка.       Питер поцеловал его в макушку, и Тони уставился нечитаемым взглядом в противоположную стену.       — Тебе стало легче?       Тони выпрямился, потер лицо руками и утер глаза. Он ощущал себя отвратительно.       Питер последовал за ним, обняв со спины, прижавшись щекой.       — Ты не должен корить себя за чтобы то ни было. Ты спас одну жизнь, иногда этого хватает, чтобы искупить грехи, — Питер тяжело выдохнул, поерзал и с трудом уселся напротив него, заглядывая в глаза. Казалось, так плохо Тони ещё ни разу не выглядел.       Питер тяжело выдохнул и взял его лицо в свои ладони.       — Послушай, я знаю, что у меня не получится перебудить тебя, но простой знай: если ты дал жизнь чему-то новому и, возможно, хорошему, то не это ли главное? Если тебе кажется, что ты отвратителен, то думай хотя бы о том, что ты оставил после себя… — Питер выдохнул, осторожно добавив: — меня.       У Тони все опустилось от услышанного. Это было приятно, это было успокаивающе, и ему снова захотелось рыдать, но он глубоко вдохнул и попытался расслабиться.       — Улыбнись, — попросил Питер, и сам улыбнулся. — Вот так, — он буквально потянул его за щеки, поднимая уголки губ, и Тони действительно улыбнулся. — Видишь, это легко. Иногда нужно просто улыбнуться. Это может помочь кому-то чувствовать себя лучше. Хотя бы мне, — Питер вытер мокрый висок, добавив: — строй из себе сколько угодно негодяя, я же знаю, что тебе мое счастье дороже.       Тони улыбнулся, слабо усмехнувшись, опустив лицо в ладони, покачав головой. Снова хотелось рыдать. Но вместо этого он поднял голову, посмотрев Питеру в глаза и сказал:       — Я люблю тебя.       Так просто.       Некоторые слова бывает так просто сказать, даже когда ты полностью этого не осознавал.       Питер кивнул и улыбнулся.       — Я знаю, милый, знаю.       Он подался вперед, обняв за шею и потеревшись своим носом о нос Тони.       Тони обнял его в ответ, и они так и сидели. Питер иногда ощущал, как вздрагивали чужие широкие плечи. Иногда это бывает странно: осознавать, что за этой силой таилась такая сломленностью. Но Питер и это в нем любил. Может, это и не было любовью, а они оба просто расчувствовались, но сейчас было так правильно: называть это подобными словами.       Тони обнимал его и размеренно дышал в плечо. Может, снова начинал плакать, может, нет. Питер знал, что пока он обнимал его — Тони был в порядке. Он был уверен в этом, и ничего бы не смогло его в этом переубедить.       Они просидели так достаточное время. У Питера затекла нога, но он скорее бы довел её до ампутации, чем дернулся и помешал бы всему происходящему. Всего один момент, превратившийся в час или около того. Это было так невероятно и правильно. Обнимать и гладить его, видеть, каким напуганным окружающим миром он был.       Питеру нравилось иметь покровительство в его лице. Но так же ему нравилась мысль, что он мог защитить его тоже. Дать в обмен что-то, быть равным ему. Это оказалось на удивление приятно.       — Вот, видишь, все нормально, — Питер улыбнулся, когда Тони отдалился и посмотрел ему в глаза. Глаза были сухими, только веки ещё немного покрасневшими. — Иногда нормально быть... таким.       — Я немного растерян тем, что все это происходит с обдолбанным подростком, — усмехнулся Тони, снова поправляя чужие волосы, убирая короткие пряди, лезущие в глаза.       — Слушай, мне просто как-то немного более раскованно и легко, всего-то. В другое время я немного скован и напряжен…       — Почему? — заинтересованно спросил Тони. Он выглядел так, будто его и впрямь это волновало. Скорее всего, так оно и было.       — Мне трудно бывает тебя понять, и иногда я боюсь, что излишней откровенностью могу тебя рассердить.       — Зря боишься.       — Возьму на заметку.       Они синхронно улыбнулись, посмотрев друг другу в глаза, и Питер подался вперед, потираясь своим носом о его. Ему нравился подобный тип контакта. Или тереться о его шею или щеку. В этом было что-то теплее и приятнее простого поцелуя.       — Я проголодался и ты обещал мне приставку.       — Да-да, помню, только надень очки.       — О, да что ты? Разве я не надевал их хоть раз? — Питер чмокнул в губы и резко встал с кровати, хватая очки с тумбы, резко надевая на себя. Тони смотрел на него и улыбался. — А ещё парк аттракционов, — напомнил ему Питер, поджав губы и снова подходя к краю кровати.       — Ох, я думал тебе хватило американских горок моего настроения, — Тони хищно усмехнулся и резко дернул за коленку, валя на кровать, нависая сверху, Он нежно провел кончиками пальцев по скуле. — Не хочу никуда идти. И из кровати тебя выпускать не хочу.       Питер рассмеялся, приспуская очки и смотря в глаза.       — Я тоже, но я хочу есть. Видимо, одного белка не хватает для подрастающего организма.       — Учитывая, что он пошел мимо рта.       — Если тебе интересно, она у тебя горьковатая.       Питер слабо пнул локтем и выпрямился, снова вставая с кровати разворачиваясь к нему.       Тони улыбнулся, перевернулся на спину и глубоко вдохнул. Он ощущал, что ему действительно стало легче. Намного легче, чем когда-либо было ещё.