Cherry Cola lime & yayo

      У Тони было не особо хорошо с фантазией. Но он смотрел очень много фильмов, и этих знаний хватало, чтобы сделать все красиво, пугающе и очень больно. Или не очень.       Он никогда не знал, в чем была вина тех людей, к которым он приходил, его она, на самом деле, очень мало интересовала. У него действительно было плохо с эмпатией и у него было очень низкое понимание страданий другого человека. Это проявлялось и с Питером. Это не было его виной. Это было вытренировано его работой.       Нет чувств. Нет эмоций. Есть сумма денег, и он просто зарабатывает их, хотя с той же уверенностью он мог сказать, что с Питером это работало не так. Он мог забыть о его чувствах, но сказать, что он не ощущал его было бы ложью. Он всегда это чувствовал.       И да поможет Господь тому человеку, который попытается тронуть Питера не так, как тот сам захочет.       Но ведь сейчас рядом не было Питера, а Тони очень плохо улавливал страдания жертв. Он их не чувствовал. Никогда. В какой-то мере он был психопатичен.       — Слушайте, я не хочу убивать кого бы то ни было. Ну, знаете, у меня нет права отбирать у человека его право на жизнь, — Тони проверил плотность покрытия. Он увидел это в «Я плюю на ваши могилы». Очень интересно и не так уж и больно. Наполняешь ванную доверху водой, сверху укладываешь что-то плотное, под голову подкладываешь доску. Потом убираешь ее, и рано или поздно, но человек захлебнется, потому что у него не получится так долго держать голову без опоры. Не очень-то и больно, но очень долго. — Но так же я не хочу, чтобы у меня были неприятности. Это просто моя работа.       На самом деле, это было довольно скучной работой. Когда ты не ловишь удовольствия с того, как люди орут, Тони это только раздражало — трудно ощущать себя довольным на подобном мероприятии. Может быть, в самом начале, когда проникаешь в помещение и подставляешь пистолет к чужой башке — в этом был какой-то шарм. Шарм напряжения и адреналина. Тони любил адреналин. Может, даже чуть больше наркотиков, но через пять минут все было нормально и скучно.       Пытки такая скука. Когда занимаешься этим пять лет подряд, мало того, что идеи кончаются, так ещё и так надоедает.       Он посмотрел на время на своих часах. Он тут уже полтора часа. Он просто еще обыскивал помещение. Хотел найти наркотики в интересном количестве и в хорошем качестве, но нашел только небольшие пакеты, пользы с которых — с хер. Оружия тоже не было.       Тони так и не понял, что они могли сделать не так для Фьюри. Он все время задавался такими вопросами, когда под руку попадались подобные личности. Их было достаточно. Люди бывают достаточно глупыми, чтобы пытаться обмануть таких людей, как Фьюри в надежде на какую-то свою, очень абстрактную выгоду. Тони старался об этом не думать. Это же тупо.       — Знаете, мне один раз пообещали вести себя хорошо, но они обещание не выполнили, — он посмотрел на лужу крови под вторым мужиком. Он не знал, можно ли истечь кровью из-за простреленного уха, но для уверенности он подвесил его головой вниз. Потом ещё что-нибудь прострелит. Тони любил медленные смерти. Ну, как любил. Он вообще мало чего любил — только наркотики и, наверное, Питера, но насколько вообще можно положительно относиться к подобному роду мероприятиям, настолько хорошо он и относился к такому.       Кровь насыщения и яркая. Вишневая. Глянцевая. Красивая. Напоминает вишневый сок. Вишни. Тони медленно моргнул. Питер любит вишневые леденцы.       — А мне потом по голове влетело, и пришлось ещё за ними бегать аж до самого Берлина. Весело было, — кивнул он сам себе. Конечно ему никто не отвечал. Он предварительно замотал рты плотным скотчем, потому что этот крик так раздражал, Господи. — Он задумчиво потянул на себя доску, услышав мычание. Зазвонил телефон. Не его. Свой он чаще держал на вибро-режиме, чтобы никто, блять, не будил его ночью.       Он заинтересованно поднял чужой телефон, валяющийся у лужи крови и чудом не успевший искупаться в ней. Он посмотрел на имя.       Калеб. Ах, так вот он где. Не здесь, блять. Тони знал, что их должно быть трое. Он медленно перевёл взгляд на подвешенного чувака — потеря сознания.       Он посмотрел через плечо. Тот все ещё был в себе.       Он пересчитал пули в пистоле и подошел ближе, уперевшись дулом в чужой пах. Он сказал:       — Я сейчас убираю скотч, и ты с этим чуваком нормально поговоришь. Издашь хоть немного не подходящий звук — и я подстрелю тебе яйца, понял?       Он закивал. Тони медленно кивнул и откинул скотч. Кричать не начал. Он выбрал громкую связь и включил.       — О, чувак, хуле так долго.       Пауза. Тони вскинул бровь и мужик почти спокойным голосом ответил:       — Да так, горло что-то першило, пытался прочистить.       Тони кивнул.       — Короче, помнишь нам напели, что Фьюри на нас какую-то псину спустил? Я нашел, где он остановился. Короче, его тут нет, я нашел какого-то ребенка и…       Тони сбросил вызов.       Он уставился на экран мобильного. Он молчал долгие тридцать секунд. В голове было пусто, все тело казалось оловянным. Тяжесть всего мира, его проблемы и ужасы упали на его плечи. Он молчал.       Поднял взгляд вверх и медленно засунул этот телефон к себе в карман. Он успокоил себя тем, что, скорее всего, он не смог вывести Питер из отеля. Не смог же?..       Он нажал на курок, раздался истошный крик и, резким движением убрав доску, следом услышав бульканье и кашель, затем — снова крик, быстро ушел.       Он вытер кровь со своей руки и закатал рукав испачканный рубашки, быстро спускаясь и садясь в свою машину.       Вот дерьмо. Вот, блять, дерьмо. Кто же знал, что этому пиздюку придется учить правилам «не открывай, сука, дверь незнакомым»? О чем он, блять, вообще думал? С учетом того, что еще рыщет жадный до денег какой-то старый пидор, то это было вообще охуенно-умно! Нет, блять, если его там ещё не пристрелили, то Тони сам его застрелит. Нет, хорошенько отходит по жопе ремнем. Это надо же!       Тони, конечно, злился, пока ехал на запрещенной скорости в отель, но больше он был напуган. И, на самом деле, злился он потом на себя, на этих парней, на того парня, который посмел вломиться к ним.       Храни его Дьявол, если Тони его достанет. Потому что Господь ему уже не поможет.       Его руки побледнели, а челюсть была сжата до того сильно, что заболели зубы. Но ослабить напряжение хотя бы в мышцах лица он не мог.       Чужой телефон снова зазвонил. Он поднял трубку и гаркнул:       — Если, сука, я не найду тебя в своем номере, то потом я, блять, достану тебя даже на Марсе и тебе, сука, не понравится, как много я могу сделать с твоим ебаным телом, и тебе очень повезет, если ты сдохнешь от болевого шока, а не от моей руки.       Тишина. Вызов сбросили. Он не знал, насколько необоснованным поступком это было, но, казалось, думать он сейчас не мог. Он знал, что Питер умный — очень умный — он найдет способ сохранить себя в живых, но… черт. Это было слишком. Мысли о таком пугали Тони.       Напряжение в теле было адским, у него разболелась голова и взмок затылок. Сердце билось под самой глоткой. Ему хотелось орать. Или рыдать. Но сначала найти этого мудака и сделать из него отбивную молотком.       Он вытер со щеки след крови влажной салфеткой и вышел, пряча пистолет в сумке. Ему улыбнулась девушка на ресепшене, он улыбнулся ей. Нервно и натянуто, будто бы его челюсти сдавили тиски и он не мог ей двигать. Мог только сжимать до зубовного скрежета.       Он поднялся в лифте и пошел по коридору. В обойме было ещё семь пуль, плюс ещё один пистолет. Ему хватило бы и одной. Ему бы хватило собственный рук и зубов.       Дверь в номер была закрыта и он, оглядевшись, подготовил пистолет, прижал магнитный ключ. Дверь скрипнула и он тихо открыл её.       В номере было тихо. Держа пистолет наизготове, он закрыл за собой дверь и медленно пошел в спальную.       Открывшаяся картина его немного… удивила. Нет, он ожидал чего-то такого, но… но какого хера? Питер спокойно сидел на кровати, листая со скучающим видом комикс, а по правую сторону от него стоял мужик, прижимая один пистолет к его виску, а другим целясь в сторону Тони.       Питер был слишком спокойным. Непонятно спокойным.       — Ты успел добраться до них?       Спросил у него мужской голос, но Тони продолжал пялиться на Питера. Тот медленно поднял на него взгляд и подмигнул. Тони растерялся. Питер не был бледным или испуганным. Будто он что-то знал. Придумал. Но что? Тони не знал.       Он поднял взгляд на мужика, который целился ему меж глаз.       — Если ты поторопишься, то, может, сможешь спасти кого-то из них, — сказал Тони. Он все ещё был напряжен, напуган, но ещё — растерян. Он умел сохранять лицо, но внутри него все дрожало.       Питер сказал:       — Дай мне другой выпуск, это ску…       — Слушай сюда, ты, сукин сын, я тебе не…       — Эй, язык по-придержи, пока я тебе не вырезал. Со своим сыном будешь так общаться, — выплюнул Тони. Его серьезно раздражало подобное обращение к Питеру. Нет, может, он ещё и тот сукин сын, но не для других. Тони, на самом деле, от злости едва не трясло. Зубы скрипели, и он одернул себя.       — Я ведь могу в него выстрелить.       — Если ты его хоть пальцем тронешь, я мало того, что твои кишки намотаю тебе на глотку, но ещё достану всю твою семью вплоть до того, что из кишок твоего деда выйдут отличные презервативы.       Тони заметил, как мужик странно повел плечом. Мышцы на лице дернулись. Немного повел бровью. Он нервничал. Заметно нервничал. С двумя пистолетами этот мудак ещё и нервничать умудрялся! Тони умел читать эмоции, и Питер был по-настоящему спокоен, а этот парень — по-настоящему нервничал.       Тони это знал.       — И чего ты хочешь? — спросил Тони, всё пялясь на Питера. Он боялся, что тот мог быть настолько уверен в Тони, что он обязательно все разрулит. Тони не ебаный Господь Бог.       — Я знаю, что ты работаешь на Фьюри.       — Ого, нихуя, в твоей голове ещё и какие-то знания есть, поразительно, блять, я-то успел подумать, что у вас на всех троих акйью примерно пятьдесят.       — И у тебя есть деньги.       Тони молчал. Он посмотрел на Питера и тот поднял руку, с вытянутыми пальцами. Он медленно загнул первый. Потом второй. Это был отсчет. Он считал. До чего, блять, он там считал? Тони не знал, но он был максимально напряжен и сконцентрирован для любого действия. Чтобы он не вытворил. Он был готов. Он настолько был на нем сосредоточен, что даже не слышал, что там нес этот парень.       Питер загнул пятый палец. Одна секунда превратилась в минуту. По виску стекла капля пота, и сердце, казалось, ударило по грудной клетке так тяжело и сильно, что у Тони заболели ребра.       На самом деле сложно доверять подростку, потому что его действия всегда кажутся недостаточно обоснованными. Но у Тони не было выбора, и он лишь ощутил, как сердце опустилось в пятки и руки онемели от ужаса, когда Питер резко нагнулся, уходя от дула и, видимо, довольно ощутимо ударяя локтем точно в солнечно сплетение.       У Тони был один момент. Момент, в котором ему самому могли прострелить голову, но… не прострелили. Он не хотел сам стрелять, потому что он не был уверен, что тут настолько хорошая звукоизоляция.       Одного рывка хватило, чтоб перехватить согнувшегося мужика. Пистолеты упали на пол.       — Храни тебя Сатана, — сказал Тони, занося кулак.       Возможно, ему могло бы прилететь раньше, если бы чувак под ним был чуть быстрее.       Он давно не пользовался руками, но в этом что-то было. Ощущение того, как костяшки сдираются о человека, например. Он не следил за тем, куда и как бил.       — Если ты, сука, — он вмазал локтем по скуловой кости до того, что послышался странный хруст, за ним — вылетел зуб. Со спины Питер издал какой-то неясный звук, — ещё раз тронешь чужое, — он ударил ещё раз, с другой стороны, и мужик болезненно застонал, — я тебя, блять, живём закопаю.       Злость застелила глаза. Тони бил беспорядочно, но сильно и со вкусом. Память тела. Оно само знала, как и куда бить, с какой силой.       Мир кончился. Остались только злость и сила удара о чужую плоть.       Когда он пришел в себя, то смог снова видеть и слышать. До этого злость буквально выключила ему восприятие действительности. Вокруг не было ничего. Только неоновые вывеска, моргавшая «что, если бы Питер умер?»,       Что, если бы он умер?       Тони бы марафонил на наркотиках неделю, рыдал и не понимал бы, как он смог привязаться за такое время к кому-то вроде него.       Он выдохнул, опуская взгляд вниз. Руки мелко дрожали. С пальцев капала кровь. Человек под ним не дышал. Вместо лица было неясное кровавое пятно. Сломан нос, вывихнута челюсть. Не было видно правого глаза из-за крови. Много крови.       В глазах двоилось, в голове ещё немного гудело. Отойти от подобного спектра эмоций было сложно. Он встал и потер низом ладоней и запястьями лоб, потому что сами руки были в крови. Когда он опустил их, то заметил на некогда чистой коже разводы крови. Он недовольно фыркнул и вытер тыльной стороной ладони кровь с лица. Настолько, насколько мог.       Потом он повернулся к Питеру.       И увидел такое же выражение лица, как было у того парня, когда он привязывал его к ванне и подкладывал доску под голову. Выражение животного страха.       Он так и замер, смотря на пол. Тони молчал.       Только секундами позже до него дошло: он убил человека при Питере. Своими руками. Не одной пулею за секунду. Он делал это систематически собственными руками за… сколько? Сколько прошло?       Тони медленно перевел взгляд на чужое оружие. Он заметил гравировку по правую сторону. «Муляж». У них даже не было оружия. Вот почему Питер не боялся. Он заметил, что оно было не настоящим. Но Тони ведь не знал.              Весь масштаб проблемы вырисовывался для Тони медленно, но достаточно пугающе. По мнению Питера он убил безоружного человека за просто небольшое шоу. Наверняка из-за собственного ступора он даже не сможет понять, насколько Тони был испуган, как ему было страшно и насколько он был напряжен.       Тони хотел что-то сказать, но лишь покачал головой и, переступив через труп, пошел в ванную. Отмыл лицо, руки, снял с себя грязную рубашку. В спальной достал новую, под молчание Питера застегнул её. Плечи все ещё были напряжены, тремор в руках так и не прошел. Он снова посмотрел на Питера.       Если бы у эмоций была плоть и кровь, то у страха было бы лицо Питера. По крайней мере сейчас.       Тони достал свой телефон и набрал нужный номер, подходя к мужику и, садясь на корточки, пытался нащупать пульс. Пульс все-таки был. Слабый, но был. Слава Богу. Сейчас наплетет, что он жив, и… что дальше? Питер не тупой, он поймет, что его убьют. Но хотя бы не от руки Тони.       — Алло, привет, кого можешь порекомендовать для зачистки? М? Ага… понятно, скинь-ка номер куда-нибудь, спасибо.       Он скинул и, слабо пнув носком туфель в бок, снова посмотрел на Питера. Он бесцельно пялился на труп. Его тело казалось напряженным. И, если Тони попробует его ткнуть, то сломает либо палец себе, либо ему что-нибудь.       Какое-то время они молчали. Тони не спешил трясти его за плечи и пытаться привести в чувства. Питер должен хотя бы немного переварить сам. Хоть какую-то часть.       Тони скучающе посмотрел в окно, отписался Фьюри о проделанной работе. Питер молчал. Перевел взгляд в сторону, но, казалось, что даже сидел он в одной и той же позе. Даже не поерзал, хотя, по расчетам Тони, у того как минимум должна была уже жопа замлеть.       В итоге он сказал:       — Питер? Ты в порядке?       — Не знаю, — ответил он самым обычным голосом, пожав плечами. — я разъезжаю по Америке с наркоманом и убийцей. Нормально ли? Не знаю. Надо посмотреть через неделю или две. Или через полгода. Буду ли я жив.       Тони обомлел от такого. Он даже не понял, что за чувство вгрызлось ему в горло: обида, злость, беззащитность, желание рыдать и снова обида. Да как Питер вообще смел даже предполагать, что Тони тронет его хоть пальцем? Тони же не ебаный маньяк, он в жизни не сделал бы Питеру больно! Это просто его работа!       Тони словил себя на том, что ему сложно дышать, но он попытался прийти в себя. В затылке и где-то в области лобной доли будто гулял жар вместе с холодом. Руки были ледяными. Он только и смог сказать:       — Ты… ты что, с ума сошел?       — А ты? Ты бил, блять, человека. Своими руками! Ты бил его минут десять! Он просил тебя остановиться, молил, рыдал, ты даже не остановился ни на одну секунду! Ты даже не человек! — Питер подскочил с кровати, будто собирался вот-вот уйти. Тони ощущал себя с каждой секундой все более загнанным и напуганным. А если Питер сейчас уйдет? Убежит? Не даст себя догнать. Но он сделал кое-что хуже. Он сказал: — Ты монстр. Люди такого не делают.       — Я не монстр, — выплюнул побледневшими губами Тони и посмотрел куда-то в сторону. Он не монстр. Он просто делает свою работу. Таким занимаются тысячи людей! Да ещё и более жесткие вещи делают, Тони по сравнению с ними просто голубь, который клюет в обувь! — Ты знал об этом… Я тебе говорил. По-моему, тебе казалось это забавным!       — Я думал ты запугиваешь их, я подумал: «ох, какой он крутой, умеет давить психологически». Я не думал, что ты делаешь из людей кровавую отбивную. Это не…       Питер прервался и снова уставился на трупа.       Тони становилось труднее дышать. Ему казалось, что его голову распирает внешнее давление. Ему было страшно. Уже по-другому. Это был страх из-за другого. Более того, это был страх необоснованный и без причин. Чистейший страх, не имеющий под собой ничего.       Такой страх был, когда его насиловали.       Такой страх был, когда он впервые избил какого-то парня до потери сознания просто защищаясь.       Такой страх был, когда сестра сдала его полиции за употребление наркотиков.       Такой страх был, когда без ничего его выперли на улицу.       Такой страх был перед мыслью, что Питер уйдет.       Такой страх будет ещё долго, даже если он и не уйдет — хватит одного понимания того, что он его боится, что он считает его монстром.       — Я просто защищал тебя, — сказал Тони и не узнал свой голос.       Питер уставился на него.       — Не оправдывайся, — сказал он тихим, гортанным голосом. Будто рычал. — Для защиты ты мог его вырубить, один раз ударить, но ты убил его. Ты не для меня убил. Для себя.       — Неправда, — Тони ощущал, будто бы сейчас не имел не то что силы для того, чтобы кого-то убить, а даже для того, чтобы доказать Питеру, что он не монстр. Монстр.       Монстр. Монстр. Монстр.       не человек.       — Тогда для чего ты его убил? В чем была необходимость?       Не было. Не было никакой сраной причины. Тони был напуган, ему было страшно от мысли, что с Питером могло что-то случится. Это было состояние аффекта, шока, потому что в его голове даже не было ни одной сраной мысли. Ничего, кроме рефлекса и защиты единственного, что у него было. Питер.       А Питер продолжал на него смотреть, ждал ответа. Возможно, он тоже хотел услышать хоть что-то, чтобы расслабиться.       В дверь постучались и Тони, так и не дав ответа, пошел её открывать.       — Вау! — сказал ему очень плохо знакомый черный мужик. — Выглядишь хуже чем обычно, поразительный навык!       Тони лишь кивнул и открыл дверь шире, пропуская его впредь. Не так трудно догадаться по лицу, кто работает на Фьюри. От всех просто воняет одинаково. Кровью. И от Тони, наверное, тоже.       Он закрыл дверь и так и остался стоять, будто боялся снова смотреть на Питера. Из спальной раздался голос: «здаров, пацан». В ответ неясное мычание.       И снова голос: «что, твой папка впервые зачистку при тебе устроил? Да ладно, не так уж это и страшно. Ну, в первый раз всегда страшно и больно, а потом начинает нравиться». Он засмеялся. А Тони выдохнул и все-таки прошел вперед.       — Неплохо ты его, — мужчина обошел валяющийся труп. Наверное уже труп. Может ещё и нет. Тони не хотел проверять. Откровенно говоря, он больше вообще ничего общего с ним иметь не хочет. — Выбесил сильно?       — Ага. Трогал то, что нельзя трогать.       Мужчина выпрямился, засунув руки в карманы и, прикусив внутреннюю сторону щеки, кивнул в сторону Питера. Тони кивнул.       — Ты ведь знаешь, тут детей себе заводить себе дороже. Хотя этот выглядит так, будто сам кому угодно шею перегрызть может.       — Не может, — покачал головой Тони. Неважно, что все они думали о Питере, ведь это не было правдой. Он видел, что Питер абсолютно не хотел участвовать в диалоге, смотря то на труп, то куда-то в сторону.       Питер молчал все время. Когда пришел какой-то белый, дурнопахнущий мужик. Когда другой что-то говорил Тони. Тони, вообще-то, понятия не имел, как им удавалось выносить трупы через ебаный отель, но, что ж, они просто профессионалы своего дела, так что Тони не вдавался в подробности. Только догадывался, что, скорее всего, глушат камеры в нужных районах и сваливают окольными путями через задний вход. Другой вопрос ловкости и сноровки.              Когда они ушли Тони только вытер кровь с пола (слава Богу никаких ковров) и снова помыл руки, вычищая въевшуюся под ногти кровь. Поднял взгляд вверх, смотря на себя в зеркало. Его дыхание выравнялось, дышать стало легче, но он ощущал себя ужасно.       — Ты хочешь есть? — наивно спросил Тони, будто бы они могли сделать вид, что ничего не было.       Питер ничего не ответил. Только пересел к окну, сев на большое кресло, подобрав под себя ноги. И молчал.       Тони хотелось рыдать. Не так, как вчера. Навзрыд. Ползать у него в ногах и молить о прощении. Делать что угодно и как угодно. Но он ощущал себя всего лишь скованным испуганным мальчишкой. Проблема-то все ещё в возрасте. Тони знал, что это он взрослый, это он должен был решать проблемы. А он их решать не любил, да и плохо умел.       Что он должен был делать?       Он все пытался начать диалог, сделать хоть что-то, но Питер не реагировал.       Тогда он заказал в номер обед и просто ушел. Дал Питеру право выбора. Он знал, что очень тяжело будет переваривать то, что Питер уйдет, но так же он уважал чужой выбор. И он хотел дать его Питеру. Потому что никто никогда не уважал его выбор, и не важно, что выбирал Тони. Лечение или отсутствие, наркотики или антидепрессанты, отношения или отсутствие — это всегда было плохо, этого всегда было недостаточно.       Он никогда не был достаточно хорош ни для кого. Гребаное разочарование, которое ничего не добилось.       Выживание на наркотиках и адреналине, да разве ж доживет он хотя бы до сорока?       Он не знал.       Не человек. Монстр. Потому что твой выбор все ещё отстой. Выбор чувствовать Питера, выбор защищать его, выбор быть ебаным импульсивным идиотом. Хороший выбор, а? Когда трахаться прямо на улице начнешь, а?       Было всего три часа дня, но это не мешало ему пойти в казино и набухаться прямо там. Работали они круглосуточно по вполне понятным причинам.       Тони сбился со счета. И вот его выбор решение проблем — набухаться. А потом ты удивляешься, что никто так и не смог принять твой выбор? Конечно, блять, не смог, ведь весь твой выбор — ебаный отстой.       Всего лишь неудачник, затевавшийся как-то на эту неоново-красную вечеринку под названием «жизнь». Неоново-красная она лишь от того, что он сидит на наркоте. Не так уж и много у тебя вариантов, когда ты депрессивный мудила с самого своего сознательного возраста. То есть примерно с пяти.       Тони уже не хочется думать, кто виноват, а кто нет — ничей виной не загладишь происходящего.       Питер напуган, он его боится и не хочет с ним разговаривать. Да и останется, наверное, только потому, что понимает: Тони его не оставит, все равно даст ему образование, деньги и будущее.       Ну и правильно сделает. Тони привык к рыночным отношением, пускай будет видеть в нем банкомат, который готов дать любую сумму хотя бы за натренированную, лишенную чувств, милую улыбочку. Тони срать. Так даже правильно будет.       На черт-знает-какой-стопке (но на уже словленном вертолете) он вообще уже как-то ни о чем не волнуется. Ему по-прежнему паршиво, и больно, и мерзко. Он просто хочет хоть какого-то гребаного понимания. Не надо лезть к нему в душу, не надо пытаться понять, почему, как и что. Просто принять, блять, его такого. Ему почти сорок, поздно меняться. Он тот, кто он есть.       Нахер только вообще взял его с собой. Раньше, может, тоже хреново было, но не так, как сейчас.       Тони вспомнил свое состояние в номере. Загнанное, испуганное. Он ненавидел его всей душой, потому что такое у него было в самые беззащитные моменты его биографии. И он снова ощущал себя таким. А он больше не хотел быть слабым. Это, блять, неприятно.       — Эй, красавчик, ты тут с пяти вечера.       — С трех дня, — поправил Тони чей-то женский голос и допил стопку, поворачиваясь к голосу. Он даже не мог разглядеть её лица. Нет, он видел, просто мозг хреново передавал картину.       — Оу… Звучит… угрожающе.       Она кивнула и заказала себя какой-то коктейль.       — И в чем причина? — спросила она. У Тони голова уже гудела и кружилась так, что он бы сейчас не отличил мусорный бак от реального человека. Он надеялся, что это не его галлюцинация. Хотя, наверное, для здешних в этом ничего нет.       — Мой ребенок… ну, знаешь, не очень принимает мои увлечения.       — Какие увлечения?       Тони замялся. Он был пьяным, но не тупым. Поэтому он сказал:       — Наркотики.       Девушка рассмеялась, хлюпнула его по плечу и поблагодарила бармена.       — Шутишь, что ли? Это Лас-Вегас! Тут хоть кто-то не обдолбанный?       — Не знаю. Этот парень? — он кивнул в сторону бармена.       — Рабочая смена, ну, знаешь… Я тоже сижу на этом, и что? А вообще, заешь, по этой причине я не завожу себе ни постоянного партнера, ни ребенка. К черту. Я хочу быть свободной.       Свобода.             Точно. Вот что он потерял, когда взял Питера с собой. Принять его выбор как свой собственный.       — И что ты предлагаешь? Бросить его?       — Закинуться экстази и потрахаться. Как тебе идея?       Тони усмехнулся, принимая за шутку. Затянулась пауза. Он понял, что она не шутила.       Он с трудом достал телефон и с ещё более активным трудом посмотрел на время. Он присвистнул. Одиннадцать вечера! Пиздец! Он же в говно угашеный.       — Знаешь, не уверен, что после этого марафона у меня там в принципе что-то будет. Ну, ты понимаешь.       Она широко улыбнулась. И плавно, так призывающие и пластично подалась вперед. Ее рука соскользнула по его колену. Она сказала рядом с ухом:       — У меня есть кое-что, что поможет тебе. Штучка, благодаря которой тебе будет казаться, что тебя вообще никогда никаких проблем не было.       Тони усмехнулся, чуть отдалившись и посмотрев ей в глаза. Он сказал:       — Заманчиво.       Она медленно встала, призывно вильнув бедрами. Он плохо видел её лицо, но фигура была хороша. Срать на лицо.       — Оплатишь мой коктейль?              Тони лишь кивнул и, достав кошелек, оплатил свой счет и её. Она взяла его за руку и, посмотрев через плечо, пошла вперед. Тони неотрывно пялился на её задницу. Круглую подтянутую задницу. Плавный переход от узкой, будто вылепленной талии к бедрам. Это хорошо. Однозначно хорошо.       В лифте она обняла его за шею и поцеловала. Мокро, влажно, горячо. Тони ответил, обняв за спину одной рукой и другой спустившись к заднице, сжимая. Девушка мягко выдохнула ему в губы, когда он запустила руку под платье. И она не носила белья. Черт возьми. Что за ебаный джек пот? Бог дал ему что-то хорошее за все эти сутки? Поразительно!       В своем номере она покапалась в своей косметичке и достала таблетницу, щелкнув ей и что-то положив на язык. Держа его высунутым, она поманила к себе пальцем, и Тони подошел ближе, слизывая с её языка какое-то вещество. Срать, что это. Лучшее, что с ним могут сделать — убить. Худшее — обокрасть.       Не то чтобы бухого Тони смущал хоть один из вариантов.       За галстук она потащила его к кровати, подтолкнула и залезла сверху.       Где-то на третий или пятый раз Тони понял, что нет, убивать его или обкрадывать не собираются. Он не знал, что она там ему дала, но надо бы узнать. От этой штуки стояло каменно, кроме того — он мог не кончать дольше обычного.       А ещё она была охеренно-активной и громкой. Тони не мог успокоить ни свои руки, ни свой член, ни её.       Они облюбовали весь номер. Скрипела мебель и кровать, стонала и кричала она, стонал и рычал Тони. И все было прекрасно.       Наконец, он дополз до кровати и без сил откинулся на неё, пялясь в потолок. Через минуту к нему грохнулась и она, отпив из бутылки виски. Подлезла к нему под руку и закинула на него ногу и руку.       — Так какими ты тут судьбами?       — Путешествую, — сказал он, убирая волосы со лба и обнимая ее одной рукой. Было жарко, горячо и очень мокро. Он все ещё был пьяным, но уже чуть меньше. На лицо она была обычной, в чем-то даже милой и симпатичной.       — Я тоже.       — Одна?       — Ага. Я же сказала, что не хочу ограничивать свою свободу.       — Понимаю тебя, — тяжело выдохнув, сказал Тони и принял зажженную сигарету, когда она ему её протянула.       — И что ты со своим таскаешься?       — Люблю его.       Она почему-то рассмеялась, но Тони не ощутил себя сбитым с толку или растерянным. Его вообще очень малым количеством вещей можно было смутить. Но у Питера это каждый раз получалось.       — Наркоманы не могут любить, милый.       — Разные наркоманы. Разная любовь, — ответил без единой запинки Тони. У каждого свое понятие любви и он не собирался лезть в чужое, чтобы не лезли в его.       Она перевернулась, оперевшись о его грудь. Сверкнула глазами, вскинув бровь.       — Это просто привязанность.       — Мг. Просто химия, я знаю, — он кивнул. — Наркотики это тоже просто химия. Но во время ломки ты готов отдать в залог свою почку. О чем мы вообще говорим?       Она пожала плечами и не ответила. У каждого свое понимание таких вещей, в самом-то деле.       Они поговорили о чем-то отстраненном какое-то время, а потом она заснула. Тони заснул минутами позже. Хотя скорее просто вырубился.