Слепая зона

      — Я ведь говорю ва-ам, — ноет районный следователь в надежде отвязаться. — У меня нет разрешения раскрывать что-либо посторонним, даже если вы из бюро.       — И что-о? — таким же тоном отзывается Тоф. — Мне теперь до ночи тут с вами просидеть?       — А, сумасшедшая женщина! — хватается за голову детектив, попутно раскидывая по столу бумаги. — Сколько раз можно объяснять? Это строго конфиденциальная информация, я не могу раскрыть ее вам!       — Сколько раз можно объяснять, что мне важно это расследование? — передразнивает Тоф, затем, выдержав короткую паузу, выдает: — Я владею кое-какой информацией.       В кабинет заходит старший следователь, и она тут же выпрямляется на стуле, завидев своего бывшего сокурсника, которому помогала когда-то со сдачей экзамена по физической подготовке. Он бросает на Тоф короткий взгляд с укоризной и проходит мимо, швырнув на стол подчиненного бумаги и произнеся:       — Прекращай, Такеда. Дело закрыли, можешь браться за другие.       — Эй! — возмущенно выдает Тоф и вскакивает со стула. — В каком это смысле «закрыли»?       Она следует за бывшим сокурсником в его будку, огороженную стеклом от команды, в то время как тот стаскивает с себя куртку и тянется к вешалке.       — Сверху поступил приказ, — хмуро отзывается следователь. — Я ничего не могу поделать, Тоф. Человек давно числился пропавшим без вести, его тело нашли в водоеме, убийца неизвестен. Возможно, он сам решил покончить с жизнью. Таких случаев сотни.       — Постой, погоди, — одергивает приятеля Тоф, выставляя перед ним раскрытые ладони. — Он потенциальный убийца, который однажды напал на меня.       — Ты уверена, что это был именно он? — усмехается следователь. — Ты лица не запоминаешь, забыла?       — Но я больше, чем уверена…       — Послушай, — он снижает свой голос на минимум, чтобы его слышала только Тоф. — Мой тебе совет — не лезь в это дерьмо. Оно тебе надо? Все твои близкие и родные могут оказаться в опасности, если продолжишь. Это не простое убийство. Ты понимаешь, о чем я говорю?       Тоф долгое время не отводит глаз от этого парня, с каждым разом разочаровываясь в происходящем, затем убирает его руки со своих плеч, произнеся:       — В том-то и дело, что не простое убийство.       Она разворачивается и торопливой походкой удаляется из кабинета.       — Тоф! — кричит ей вслед бывший сокурсник. — Поразмысли над моими словами! ***       — Суд постановил признать виновным в преступлении Хан Джи Вона по нескольким пунктам, — выдает свое заключение судья. — Заказные убийства, сокрытие важной информации, незаконное присвоение денежных средств корпорации «Туи и Ла», а также иные финансовые махинации, связанные с деятельностью компании, и, наконец, прямая причастность к подстроенной аварии поезда метро, приведшей к катастрофе и унесшей сотни жизней мирных граждан страны. Суд принимает просьбу стороны обвинения и приговаривает подсудимого к смертной казни без возможности обжалования.       Молот стучит по деревянной подставке и звоном проносится по залу, охваченному тишиной, а затем воцаряется хаос. Сначала люди перешептываются между собой, после гул усиливается и превращается в шум.       — Сторона обвинения, — обращается судья к участникам процесса, — вам есть, что дополнить?       — Никак нет, Ваша честь.       — Сторона защиты, вам есть, что сказать напоследок?       — Ты обещал вытащить меня из петли! — кричит на своего адвоката Хан с лицом, полным безумия и отчаяния. — Ты сказал, что поможешь мне, ты, подлый дерьма кусок!       — Прости, — вздыхает адвокат и поправляет очки на переносице, глядя на того исподлобья с легким сожалением, — но я ничем не смогу подсобить в этом деле.       Со скамьи свидетелей тихонько охает жена бывшего президента «Туи и Ла» и поднимается с места.       — Джи Вон! — вскрикивает она, порываясь зарыдать прямо на месте и хватаясь за сердце. — Это несправедливое решение, Ваша честь! Мой муж ни в чем не виноват! Его подставили!       Вокруг разгораются споры. Журналисты со всем своим неуемным энтузиазмом еще больше щелкают затворами фотоаппаратов, и Сокке начинает казаться, будто он слепнет. Это очень жестоко по отношению к человеку, благодаря которому Юи пришлось провести остаток жизни в мучениях? Сокка сильно сомневается, что не готов радоваться вынесенному вердикту, однако не только его казни он жаждет.       Пока Хан Джи Вона силком уносят от растрепанного адвоката, на которого тот полез с кулаками, Аанг как бы случайно роняет ручку и наклоняется, чтобы ее поднять. Хан проходит мимо него как раз в этот момент, и хитрому менталисту удается неощутимо коснуться его руки, всего на секунду. Затем Аанг так же незаметно возвращается на место и с весьма серьезным тоном тихо говорит Сокке:       — Это не он подстроил аварию.       — Что? — удивленно вскидывает брови Сокка, повернув к нему голову. — Но кто тогда?       — Не могу с точностью сказать, — коротко машет головой Аанг. — Я видел только обрывки воспоминаний. Но он не участвовал в этом деле. Хана подставили.       Он встает с деревянной лавочки и сливается с толпой выходящих из зала людей. Сокке приходится идти следом, ибо его еще больше мучает любопытство.       — Но если это не Хан, то кто может стоять за катастрофой в метро? — почти шепотом спрашивает он у Аанга, когда они оказываются на свободе.       — Его сообщники, — пожимает плечами менталист. — У Хана изъяли не все имущество. Помнишь акции, скупленные у корпорации «Капуста» за счет средств компании? Нам нужно их найти. Я знаю, где они могут лежать.       — Ты видел это в его воспоминаниях? — интересуется Сокка.       — Уверен, что акции самого Хан Джи Вона глубоко запрятаны в каком-нибудь секретном шкафу, — говорит Аанг и прибавляет шаг. — Тайна лежит на поверхности. Нам предстоит ее раскрыть. ***       Зуко всего второй день здесь, но одного не может понять — то, что ему дают, и в самом деле настоящее расследование?       — Это шутка какая-то? — с неудовольствием отмечает он, листая документы. — Расследовать насилие в старшей школе?       — А вы хотели чего-то большего, прокурор Зуко? — грозно отзывается его новый начальник.       — Вы, наверное, не поняли, господин Шину. — Зуко откладывает в сторону бумаги и отвечает на его взгляд не менее дерзко. — Я из регионального Токийского бюро, и раскрывал дела, которые были намного серьезнее этих.       — Меня не волнует, как у вас было в бюро, — прерывает его Шину. — Но в генеральной прокуратуре вы всего лишь новичок, причем один из самых младших. Так что будьте добры не выделяться и выполнять свою работу. До тех пор, пока не заслужите моего доверия и доверия всего коллектива.       Зуко психует и вздымается от негодования, но все же стремится всеми силами не выйти из себя. Не здесь, не в этот момент. Шину прав, еще слишком рано оголять клыки. Бросив в последний раз укоризненный взгляд на нового начальника, Зуко удаляется из кабинета, громко хлопнув дверью. Да за кого они его держат? Такого унижения он не испытывал еще со времен первых лет работы в районном следственном отделе, а это, между прочим, было самым началом карьеры. Неужели Зуко вновь опустился до уровня мальчишки на побегушках, или же это все подстава от Джао?       Промчавшись мимо ошалевших коллег, Зуко нервно стягивает с вешалки верхнюю одежду и, наспех замотавшись, вылетает из прокуратуры. Так уж и быть. Он возьмется за это дело, даже если в них замешаны школьники с их очередными издевательствами и травлей над более слабыми сверстниками. Не сломится, не тростинка.       — Зуко? — окликают его по дороге.       Мэй. Она очень удивлена и заинтригована, и это видно по ее лицу. Зуко как стоял на месте, так и прирос к земле, в то время как сама Мэй медленно шагает ему навстречу и едва заметно улыбается.       — Вот уж не ожидала увидеть тебя в этом месте, — произносит она, и взгляд ее падает на значок прокуратуры. — Надо же. Поздравляю с повышением. Семья наверняка гордится тобой.       Она все такая же. Слова Мэй похожи на острые иглы, которые попадают прямо в цель. Ну как же, она не ожидала увидеть его здесь, в этом месте в качестве сотрудника. Звучит как оскорбление, словно это недоступная роскошь, а не достижение.       — Если ты про отца, то даже не надейся, — усмехается Зуко. — Мне все равно на его оценку по этому поводу. Могу я спросить, что привело именно тебя в здание генеральной прокуратуры? Снова судебные разбирательства с ненавистниками*?       — Иногда приходится прибегать к жестким мерам, — спокойно отвечает Мэй и кивает в сторону его рук, сжимающих дело школьных издевательств. — Я смотрю, у тебя серьезное расследование. Не буду мешать.       Адвокат окликает ее, и Мэй, даже не улыбнувшись на прощание, разворачивается и продолжает подъем по главной лестнице в холле. Зуко провожает ее раздосадованным взглядом, словно мальчишка, вновь уличенный в чем-то нехорошем. Вот же жестяная ледышка! Так и лезет своим острым языком испоганить все утро. И повезло же наткнуться на нее именно в этот момент! ***       Зуко входит в кабинет учительской, где его встречают на удивление вежливо и даже как-то радостно. Хотя, такое слово в данном случае не совсем актуально, учитывая, какими проблемами грозит школе разборки между детьми. А масштабы можно учитывать. Дело в том, что в пострадавшей девочке присутствует смешение японских и афроамериканских кровей. Она сильно отличается от детей, ее окружающих, поэтому и стала объектом издевательств и насмешек с стороны сокурсниц. Тема дискриминации, в частности расовой и межнациональной, в Японии стоит чуть ли не на первом месте, хоть и заметно уступает другим социальным проблемам в обществе. Однако это сильно влияет на рейтинг школ, в особенности тех, что находятся в Токио.       — Я могу запросить ее с уроков? — спрашивает Зуко у классного преподавателя.       — Майко недавно была на приеме у психолога, — извиняющимся тоном отвечает молодая учительница. — Все же думаю, что это моя вина. Я неграмотно построила отношения в классе и вовремя не забила тревогу, когда ее стали унижать, — затем она вздрагивает, словно опомнившись, и говорит: — Я позову ее.       Все ясно. Тонко ему намекнули вести предельно аккуратное общение с пострадавшей. Девочке сейчас и без допроса нелегко, но делать нечего. Зуко постарается провести его как можно менее болезненно.       Мама девочки, японка, все это время сидит рядом с ней и обнимает за плечи. На ее лице пролегла отчетливая тень усталости, но женщина с таким беспокойством смотрит на дочь, с таким нежным трепетом… Зуко стал забывать, какими глазами могут смотреть матери на своих детей. Отчего-то женщина напомнила ему Урсу. Уставшая от бесконечных издевательств Озая, потерянная, забитая в угол; когда-то давно даже сын не смог остановить ее от развода. Сын, которого Урса любила больше всего на свете. По крайней мере, именно такую басню Зуко слышал каждый раз из ее уст.       Он просит привести виновниц происшествия. Как и предполагалось, эти девочки считают себя звездами школы и самыми отбитыми оторвами. Как бы не так. Зуко усмехается, вспомнив свою младшую сестру. Да, ну и потрепала же она когда-то нервы классного руководителя, хоть и училась легко, всегда была лучшей, но совершенно неприемлемо вела себя по отношению к слабым. Азула их презирала. Объектом ее насмешек был даже Зуко, иногда Мэй, которой не посчастливилось заделаться в его невесты.       — И что? — накручивая локоны на палец, выдает одна из школьниц. — Вы знаете, что такое «буллинг»? Вау! Такое не только у нас. Во всех школах страны! Эта стерва заслужила. Больше ничего говорить не буду.       — Ты понимаешь, что чуть не довела сокурсницу до самоубийства? — спрашивает у нее Зуко. — Это грозит серьезными последствиями.       — А чего вы ко мне пристали? — возмущается школьница. — Это вообще не я была! Я просто рядом стояла, когда Кэйт спускала ее голову в унитаз.       — Кто такая Кэйт? — настораживается Зуко.       Девочка смущенно замолкает, затем признается за подругу. Некая Кэйт — глава всей шайки — большая любительница прогуливать уроки, курить за школой и, как оказалось, издеваться над соседкой по парте.       — И ты постоянно списываешь у нее примеры? — укоряет ее Зуко. — Самой за себя не стыдно? — Девочка усмехается, закатив глаза, и продолжает молча сидеть со скрещенными руками на груди. — Кэйт…       — Кэтрин, — поправляет его школьница. — Вы здесь для того, чтобы читать мне лекции? Я ведь уже созналась в содеянном. Так вперед — накажите, подавайте на меня в суд.       Кэтрин уходит уже после того, как подписывает анкету и согласие на обработку данных, совершенно не удрученная тем, что на нее заводят серьезное дело, которое грозит отчислением из старшей школы. Она больше похожа на Тоф. Пацанка с короткими волосами, не признает авторитетов, живет по своим принципам и выглядит не такой стервозной, в отличие от своих названных подруг, с которыми даже словом не обмолвилась при встрече.       — Не верьте ей, — флегматично говорит одна из сокурсниц, когда Зуко остается в полупустом классе. — Кэйт и Майко близкие подружки. Она лишь выгораживает этих девиц, чтобы над Майко не стали издеваться еще больше. Вы знаете, насколько коварны подростки? — Он поворачивается в сторону школьницы и всем своим видом выражает удивление, на что девочка фыркает. — Я думала, вы умный прокурор, и обо всем догадаетесь. Допросите Кэйт снова. Когда никто не увидит.       И Зуко снова приходится ее ловить. Он тащит старшеклассницу чуть ли не силком в самый отдаленный угол школы, практически под конец всех занятий и закрывает плотно двери, чтобы другие не услышали их разговоров.       — Надо же, — усмехается Кэйт. — Мне даже показалось, что вы собираетесь сделать со мной что-то незаконное. Однако мне повезло, вы красавчик. Никогда бы не подумала, что в прокуратуре могут работать такие горячие парни. Ну, знаете, к нам всегда подсылают немного обрюзгших, в очках и с потными ладонями. Ваши ладони, надеюсь, не потеют так сильно?       Зуко воспринимает ее слова как нечто, за что она пытается зацепиться, дабы отвести тему, либо за простые подколы, коими полна Тоф. К такому он уже давно привык. Зуко садится за парту и протягивает раскрытые ладони.       — Можешь убедиться в этом сама.       Кэтрин не из робкого десятка, посему, немного прифигев от происходящего, все же не без удовольствия касается своими ладошками до его.       — Ваши пальцы как у пианиста, — произносит она, заглядывая Зуко в глаза. — Такие же длинные и утонченные. Вы точно прокурор?       — Моя очередь задавать вопросы, — говорит он, убирая руки, к великому разочарованию Кэтрин. — Почему ты выгораживаешь этих девиц, если сама невиновна в происходящем? Ты не похожа на тех детей, что подвергаются школьному насилию среди сверстников.       Девочка устало вздыхает, откидывается на спинку, ставит ноги на соседний стул, придвигая его ближе к себе, и надевает на голову капюшон с кенгуру.       — Как бы это сказать, — начинает она. — Я из Америки, но мне повезло родиться японкой. Чистокровной японкой. А вот Майко — нет. Это паршивое общество и дальше будет над ней издеваться просто потому, что она отличается от других. Темнокожая девочка, имеющая японское имя, но иностранную фамилию. Даже не представляю, что пережила ее мать. Что будет с этими детьми? — смеется Кэтрин. — Посмотрите на их дела! Это же детишки богатеньких, которые никогда в жизни не знали нужды в чем-то! Они откупятся, а затем дальше продолжат гнобить ее, еще пуще, чем прежде. Потому что она позволила вмешаться взрослым в это. Вот, к чему может привести ваше следствие. Вам очень повезло, что вы имеете красивую внешность, несмотря на шрам, но вот многие не могут позволить себе такой роскоши.       — Но ты подставляешь под удар себя, — произносит Зуко. — Разве нет?       — Я? — хмыкает Кэтрин. — За меня можете не переживать. Мама не позволит моего отчисления из школы, а все остальные наказания — ерунда. Все равно не планирую оставаться жить в этой поганой стране.       Вот, значит, как. Общество учит умалчивать о грехах еще со школьной скамьи, покрывая тех, кто по-настоящему виновен в преступлении. Ты не должен выделяться, чтобы не нарваться на неприятности, не должен говорить что-то тем, кто стоит выше. Зуко не совсем доволен проделанной работой, ибо у него, как и у любого прокурора, тоже есть связи, куда круче, чем связи родителей этих детишек. А еще характер и паршивое настроение, испорченное уже с утра.       Он находит доказательства травли, как и самих преступниц, среди которых главной зачинщицей оказывается как раз та самая, что делала самый невинный и ангельский вид, накручивая локоны на палец в учительской. И не без удовольствия заводит на них дело. Да, они несовершеннолетние, и максимум, чем могут отделаться, так это суровым наказанием в качестве общественных работ, но для профилактики парочку из этих девиц Зуко отчислит. После он предстает перед всем шумным классом, швыряет на стол кипу бумаг, демонстрирует их каждому ученику со словами:       — Коснется любого, кто удумает поступать так же и издеваться над собственными одноклассниками. — Зуко осматривает каждого сидящего за партой ученика. — А вам, юные леди, советую воздержаться от лишних движений до конца учебы. Если не хотите вылететь вслед за своими подружками, а я уж постараюсь не пропустить вас ни в одну из школ этой страны.       Когда Зуко выходит из класса, его нагоняет Кэтрин и, небрежно поклонившись (впервые за их встречу), говорит:       — А вы и вправду крутой. Надеюсь, вам за это после не прилетит.       Она улыбается ему и убегает, оставляя задумчивого прокурора наедине с тревожными мыслями. Шину будет не в восторге, но Зуко уж точно заткнет ему рот. В конце концов, не он ли говорил выполнять свою работу надлежащим образом? Сам нарвался на неприятности, раз уж решил давать простые задания вместо серьезного расследования. ***       — Отвлекись от насущных проблем и выпей чашечку горячего, ароматного жасминового чая, — с улыбкой произносит Айро, подсовывая под нос Тоф напиток. — Нет ничего лучше этого вкуса, как и то, что тебе нужно расслабиться.       Тоф нехотя отрывается от бумаг и устало потирает глаза.       — Вы правы, — произносит она, откладывая дела на дальний край стола. — Я, наверное, слишком сильно увлечена идеей поймать преступника.       Айро улыбается, присаживаясь напротив. Он всегда был добр к Тоф, никогда не упоминал про ее слабости, даже когда она была слепой. Айро — тот самый человек, которого бы хотела себе в родственники Тоф, желательно в роли дедушки. Зуко все-таки повезло иметь такого дядю. Тоф встретила Айро именно тогда, когда его горячо любимый племянник творил очередную дичь. Несмотря на боль в сердце и обиду, старик поддержал слепую девочку простыми, но искренними словами, и с того самого момента их первого памятного чаепития они стали закадычными друзьями.       — Мне начинает казаться, будто это тупик, — грустно вздыхает Тоф и отпивает глоток бодрящего волшебного напитка.       Чай у дедули потрясающий. Его вкус она никогда не забудет, даже годы спустя.       — Есть что-то, что тревожит твой разум? — спрашивает Айро, чуть прищурившись.       — Я упускаю кое-что важное, — отзывается Тоф. — Топчусь на месте. Словно боюсь сделать следующий шаг. Словно мне перекрывают воздух, и я не могу найти выхода.       Она потирает руки, натягивая на окоченелые конечности края рукавов, и греет пальцы о горячую чашку.       — Это хорошо, — с довольной улыбкой кивает старик. — Совершенно нормально чувствовать себя разбитым или немощным перед лицом врага. И совершенно не страшно встречать его у своего порога. Иногда нам кажется, что какие-то цели невозможно достигнуть, как бы мы ни пытались. Но, шагая день ото дня по одному маленькому шажочку, можно потихоньку приблизиться к ней. Порой люди опускают руки, не осознавая, насколько близко они подошли к решению поставленной задачи.       Тоф едва заметно улыбается и задумчиво отводит взгляд. Там, за окном, идет небольшой снег, который обещает растаять уже ближе к утру. Но сейчас создается ощущение поистине сказочного уюта: с тлеющим камином в стене, с рождественской ёлкой, гирляндами и мудрым старым дедушкой, что подливает в ее чашу чай. Все это так навевает на нее теплоту украденного детства, которого у Тоф никогда не было… ***       — Эй, — окликает ее Зуко, стоя на пороге приоткрытой двери. — Рождество ведь. Так и будешь сидеть на этом стуле, не отлипая от монитора?       Тоф уже в который раз крутит видео, оставленное Канто на флеш-карте, перематывает до конца, а после вновь ставит на повтор. Снова и снова. Когда Зуко, не выдержав зловещей тишины, подходит к ней, Тоф тут же закрывает крышку ноутбука и, заерзав, нервно говорит:       — Да. Надо бы проветриться. Что-то я совсем замоталась.       — Оно и видно. — Зуко с легким прищуром и неким подозрением бросает взгляд на ее руки, сжимающие крышку. — Тоф, — обращается он к ней усталым голосом, — я ведь есть, тут, живой.       Тоф косится на него непонимающе, затем поджимает губы и опускает голову, вздохнув.       — Да, — соглашается она. — Извини. Так и не удалось нормально поговорить за все это время. Понимаешь, я…       Зуко прикладывает палец к ее губам и мягко произносит:       — Пойдем. Кое-что покажу.       Он тянет Тоф за собой, выводит из квартиры и поднимается по пожарной лестнице на крышу. Это не рождественская романтика. Зуко на такое не способен, как и на все остальное, что здесь есть. Это просто декорации для летних посиделок. Лавочки-качели расставлены друг против друга, посередине стоит стол, на котором лежит целый ящик с отменным пивом дорогой марки и чипсы. Вся уличная мебель из дерева, даже мусорное ведро. А сверху на арматурные крепления намотана праздничная гирлянда. Наверняка Зуко постарался.       — Вообще не романтично, — хмыкает Тоф.       — А я и не надеялся, — усмехается Зуко.       Он берет из ящика банку, вскрывает ее и подходит к ограждению крыши. Взгляд его вдумчив и даже немного грустен. Зуко смотрит на ночные огни города, размышляя о нелегкой судьбе тех людей, что повстречал за этот день, о Мэй, так неудачно подвернувшейся ему по пути, о расследовании и о матери, как ни странно.       — Токио красив ночью, Киото — днем, — говорит Тоф, вставая подле него. — Поедешь со мной на выходных туда? С целью расследования.       Она делает пару глотков, затем вопросительно смотрит на прокурора, не сводящего глаз с ее лица.       — Куруна Джосей? — интересуется Зуко, на что получает утвердительный ответ кивком. — Ладно.       — Я хочу найти оригинал ее версии, — отвечает Тоф. — Поэтому начинаю с истоков.       Зуко выдает короткую усмешку и выдыхает морозный воздух, поднимая голову к небу и глядя на то, как плавно кружатся в воздухе маленькие снежинки. Ослепительно белые, они падают в прекрасном танце, словно прощаясь с жизнью, и оседают на землю только ради того, чтобы растаять.       Совсем как Юи, чьи белоснежные волосы были похожи на снег: чистый и хрупкий, точно горный хрусталь. Сокка вспоминает о ней в эту ночь так неистово и так безутешно, что готов разразиться кровавым плачем, но он всего лишь смахивает подступившие слезы, запивая горе терпким алкоголем. Аанг знает, что его брат сидит над его чердаком, на самой крыше, и с грустью смотрит на полную луну, что озаряет весь город ярким сиянием; но решает ничего не предпринимать. Каждому человеку необходимо время побыть наедине с собой и своими мыслями. Как и Аангу, как и Сокке, как и любому другому, пережившему утрату. Катара не может смотреть на страдания брата, поэтому отменила все празднование Рождества, включая семейную трапезу, и отправилась спать пораньше.       Отменила празднества и Азула, решив побыть наедине с собой. Меньше всего ей сейчас хочется проводить увеселительные застолья, когда на кону судьба всей компании. Нужно только сделать пару штрихов, и картина будет закончена. Она ухмыляется, когда получает сообщение от Мэй. Зуко, этого балбеса с шишками вместо мозгов, наконец, перевели в прокуратуру. Такую новость грех не отметить.       — Отец будет очень рад твоим достижениям, братик Зу-Зу, — тихо смеется Азула, выпивая красное вино из фужера. — Настала пора включить тебя в игру.