Слепая зона

      У Аанга всегда было хорошее чутье. Впридачу к интуиции и иному шестому чувству, которое у него чуть ли не с рождения. Точнее, нет, Аанг родился меченым, с предназначением, оставленным ему еще с прошлой жизни. По крайней мере, так ему сказали монахи. И Аанг до сих пор не понимает, каким образом могут пригодиться его силы, если он не может спасти тех, кому предназначено умереть, не имеет права вмешиваться в чужие судьбы в угоду своим прихотям и не в силах применить способности в полной мере, в какой они есть по-настоящему. Ему постоянно мешают, машут головой, говорят «Стой» и «Нельзя», словно дитю малому, те самые боги, преподнесшие сей дар как нечто, настолько ценное и благородное, что Святой Грааль и рядом не стоял. Каждый раз. Все время. Как менталист Аанг хорош, с этим утверждением никто не спорит, но вот как герой он так себе. По одной только его вине погибло с десяток людей, просто потому, что он пытался спасти кого-то другого. Проклятое дитя, не иначе.       «Как думаешь, кто среди этих людей — твой враг?»       Вопрос Джета поставил Аанга в тупик. Что-то внутри него клокотало в этот момент, перехватывало дыхание и сосало под ложечкой. В последнюю их встречу в парке, что находится неподалеку от «Лаогай комьюнити», Аанг почувствовал неладное. Джет никогда не давал к себе прикасаться, и похожего желания нет у большинства сотрудников бюро. Все наслышаны о способностях менталиста из первого. Но отчего же Аангу так сильно захотелось прочесть его мысли именно в тот момент? Неужели дурное предчувствие? Ощущение, будто с этим человеком что-то не так?       Аанг выходит в холл, спускается по лестнице и пробирается сквозь поток снующих мимо людей. В перчатках, дабы никого ненароком не коснуться. Это простая этика, это — уважение к людям, с которыми работаешь, — не лезть в чужие головы. Аанг никогда не считывает кого-то без согласия и никогда не рассказывает о своих видениях. Важно понимать тонкую грань между силой и способностями.       Время неумолимо медленно совершает свой ход, пока, наконец, не останавливается; и все вокруг замирает. Золотая брошь, некогда соскользнувшая с рук, не долетает до своей цели и не падает на мраморный кафель, а тонкая стрелка часов долго и протяжно отбивает свой последний ритм. Аанг оборачивается и проскальзывает сквозь наслоившиеся друг на друга образы, создаваемые потоком людей, все ближе и ближе подходя к тому, чьи мысли никогда не читал.       Лицо Джао как обычно нахмуренное и жесткое, выражает всю серость и угрюмость нависшего над городом тучного неба, однако на губах его застыла легкая ухмылка. Походка выражает уверенность, но никак не обыденный военный марш, коим часто славится директор бюро. Его застывшая поза, руки, плотно держащие черного цвета кейс, часы известной марки, ушедшей далеко за пределы возможностей современной цифровизации, синий галстук с серебряной запонкой и слегка подправленная борода — образ, возникающий в мыслях каждого при упоминании имени «Джао». Что-то здесь может быть не так?       «Кто среди этих людей — твой враг?»       Аанг встает напротив, заглядывает ему в глаза и снова возвращается назад, в место, откуда время начало свой ход. Джао продолжает идти по направлению к лестнице и удаляться, а поток людей не становится меньше. Все это просто было видением — секундным, ускользающим миражом, сгенерированным в воспаленной голове.       Враг среди них. Но его слишком тяжело разглядеть сквозь туманную пелену из паутины лжи и страхов. ***       Поначалу они получают наводку на каждый, даже захолустный подпольный клуб для запрещенных боев, и посещают две самые крупные арены, совершенно не гнушаясь быть там в качестве зрителей. Стараясь слиться с серой массой, оба ведут себя так, как если бы они были восторженными поклонниками самых кровавых и жутких сражений, и, несмотря на всю неуклюжесть и придурковатость, у них это получается.       Тоф, как и полагается профессиональной ищейке, вынюхивает нужных людей быстро и практически с первого попадания. Она прожила в этом городе слишком много лет для того, чтобы не знать каждый его угол. В то время как Зуко складывает в багажник машины наручники, биты и аптечку, Тоф получает наводку на еще одного человека, предположительно знакомого с самой Куруной Джосей тринадцать лет назад — приблизительное время начала карьеры в качестве Слепого бандита. Они заняты ловлей с вечера пятницы, не жалея сил и времени, но эта охота приносит свои плоды.       — Характер у той Джосей, что была в начале, совершенно не клеится с той, что сейчас, — выдает свой вердикт Тоф. — Это разные люди, но их двое. Уверена, что все остальные — подставные лица второй Джосей.       Тогда-то Зуко и понимает, что она не остановится на достигнутом. Тоф нужно больше. Готова перевернуть весь этот мир вверх дном, лишь бы найти истинное лицо преступника, поймать цель, утянуть ее за хвост. Что ж, Зуко готов ее поддержать, ибо ему ничего не остается. Сам он вот уже несколько лет гоняется за сведениями о смерти его матери, но так ни к чему и не пришел. Так хотя бы поможет тому, кто действительно близок к разгадке, не пропадать же профессии зазря.       На очередной арене, ближе к семи вечера, разгорается самый неистовый ад. Соперники избивают друг друга до крови, до потери сознания и почти что до смерти. Вспыхивает нешуточная схватка, а народ весь исступленно вопит с трибун, расходясь в овациях и рукоплесканиях. Во всем этом безобразии Зуко и подмечает про себя одиноко сидящего мужчину, который пару минут назад разговаривал о чем-то с организатором боев, а сейчас словно бы выискивает очередного кандидата на подпольную работу. В преступном мире Зуко далеко не новичок, и разглядеть в человеке очередного представителя криминала по одним только повадкам ему не составит труда.       — Гляди, — дергает он Тоф за рукав, привлекая ее внимание, и указывает на сидящего у края нижней трибуны мужчину. Тоф щурится и приглядывается, а Зуко в это время толкает ее в плечо: — Разделимся и проследим за ним.       — У меня есть другой план, — минуту погодя говорит она и хищно ухмыляется.       В каждом представлении есть антракт. Этажом выше заведение ничем не отличается от обычных закусочных, коих и без того полно по всей стране, чем Тоф и пользуется. С громкими возгаласами о том, насколько сильно проголодалась, она тащит Зуко за небольшой столик, и они оба неспешно едят. Если «выборщик» в действительности таковым является, то непременно заглянет к очередной своей жертве с целью агитации. Остается только ждать. Через какое-то время Тоф пинает Зуко в ногу и молча указывает пальцем на проходящего мимо мужчину.       — Мхм, — не отлипая от стакана с соком, выдает Зуко, и косо поглядывает на «выборщика», который усаживается за стол к подпольному бойцу, недавно одержавшему победу в нескольких раундах.       — Без лишних движений, — предупреждает Тоф и потихоньку встает с места, а следом за ней и Зуко.       «Выборщик» понимает всю серьезность ситуации лишь только когда над его головой нависают две зловещие тени, а после резко подается в бега. Он атлетического телосложения и сам не раз участвовал в боях (это видно по его физической подготовке), ибо бежит не хуже лани. Нагнать в одну сторону его невозможно, поэтому Тоф и Зуко разделяются. Так продолжается до тех пор, пока Зуко не понимает, что пробежал по этим маленьким петляющим улочкам порядка трех километров, и ускоряется.       «Выборщик» сам натыкается на тупик — некогда свободный переход сейчас огорожен кирпичной стеной, за которой строят очередное жилое здание. И вот, бежать некуда, а в спину ему дышит жуткий преследователь со шрамом на пол-лица. Остается только махать кулаками, что он, собственно и делает, да еще как! Со всей агрессией и отборной кансайской руганью, буквально выплевывая разного рода шипящие звуки, нацеливаясь ударить в места, где побольнее. Зуко прилетает: в живот, несколько раз в лицо, по рукам и ногам, и даже по паху; но ярый защитник закона не сдается и нападает с еще большим азартом уделать мелкого падальщика.       Тоф подбегает ровно в тот момент, когда Зуко выразительно проезжается по физиономии «выборщика», крича при этом «Все!». А что означает это его «Все!», так и не понятно. Присмотревшись и оценив складывающуюся картину, в которой два измотанных мужика лупят друг друга кулаками, Тоф саркастично делает короткий вздох, находит подле мусорки выброшенное пластиковое ведро, усаживается на него и продолжает наблюдать, как Зуко, тот самый прокурор, однажды уделавший ее в простом спарринге, не может справиться с легкой задачей — всего-то скрутить преступника.       — Вот балда, — возмущенно цокает Тоф и сочувственно машет головой. — Говорила же продумывать все до конца. Мозгов на наручники не хватило? Да хотя бы на тот же шокер.       Зуко, мягко говоря, в легком шоке, хоть ему и не до того. Он лишь периодически удивленно смотрит на рассевшуюся на ведре Тоф и продолжает лупить «выборщика», который так же неистово сыплет отборным матом и не устает махать кулаками. Эпичное зрелище, ничего не скажешь. Тоф соизволяет подняться лишь тогда, когда ей это надоедает и когда преступник вырывается из лап прокурора. Одним легким движением руки, при котором свистит воздух, она одаривает мужика смачным ударом в солнечное сплетение, затем хватает его за шкирку и резво валит на землю, придавливая ногой. Неспешно и аккуратно Тоф натягивает на него наручники и нарочно волочит по земле до ближайшей стены, чтобы тот как можно чаще бился головой об асфальт. Все это действо сопровождается ошалелым взглядом заплывших глаз Зуко, смешанным с легкой обидой и задетым самолюбием.       — Вот теперь точно «Все!», — победно произносит Тоф и приподнимает за волосы голову мужика. — Ну что, антилопа, побеседуем?       — Кто вы такие? — хрипловатым голосом отзывается он (все еще не отошел от удара в грудную клетку, ибо умудрился едва не испустить весь дух на этом моменте).       — Твой самый наихудший кошмар, если не выложишь нам всю информацию, — добродушно улыбается Тоф, потягивая слова. ***       Сокка практически не спит уже вторые сутки. Он в бесконечных поисках. Генеральная прокуратура не дала точного ответа и повесила все преступления на Хан Джи Вона, чтобы оградить самих себя и все региональное бюро от излишней волны критики. Их понять можно, но для Сокки поимка настоящего преступника — дело первостепенной важности. Ему даже не до страданий. Все это отходит на второй план, ведь он обещал. Поклялся Юи найти их во что бы то ни стало, и отомстить. Месть — то, что движет им на данный момент. Аанг наверняка думает, что Сокка тронулся умом.       — Мы обыскали здесь каждый угол — говорит ему брат таким тоном, словно боится, что у Сокки что-нибудь взорвется от перенапряжения. — И ничего не нашли. Это бесполезно. Нужно придумать другой план.       — Мы разрабатывали десятки стратегий во время расследований. — Сокка поднимается с пола и машет рукой в сторону разбросанной кипы бумаг. — Брали кучу интервью у сотрудников, предотвращали утечку информации, но ничего из всего этого не помогло! А время идет, Аанг. Мы не можем сдаться сейчас, потому что потом не найдем вообще ничего!       — Я понимаю, — смиренно произносит Аанг. — Но, послушай, мы ведь можем сделать что-нибудь другое, более действенное… Давай я запрошу разрешение на то, чтобы считать Хан Джи Вона, пока его не казнили?       — А кто позволит? — криво усмехается Сокка. — Сколько писем ты уже отправил в канцелярию? Тебе пришел хоть один ответ?       В его голосе отчетливо прослеживается отчаяние. Аанг чувствует его боль и обиду, но сильно расстроен тем, что ничем не может помочь. Он опускает голову, замолкнув, и начинает долго и тщательно продумывать все возможные пути для поиска хоть каких-нибудь зацепок.       — Менг.       — Что? — Сокка поворачивает к нему голову и вопросительно приподнимает брови.       — У нее ведь был контакт со сторонником Хана, — говорит Аанг. — Кажется, он на свободе?       — На него пришлась только пара штрафов, так как он не принимал прямого участия во всех передвижениях Хана, — хмурится Сокка. — А что, думаешь, он мог что-то знать про Хана?       — Я-а, — смущенно тянет Аанг, вспоминая все, что сумел выудить из головы Менг. — Просто, мне кажется, он мог бы знать всех друзей своего начальства.       Сама Менг была малость пьяна и кое-что подзабыла. В том числе и их разговор с Имаи о возможных союзниках, которые кажутся сильнее, чем сам Хан.       — Так он в Китай улетел. — Сокка растеряно потирает шею. — Кажется, около двух недель назад, как раз перед катастрофой в метро. Вроде как по делам или на собеседование. Должен был вернуться через месяц.       — Это, конечно, плохо, — констатирует Аанг.       Придется ждать возвращения Имаи, либо искать другие выходы. Аанг вновь оглядывается по сторонам. В последнее время его часто преследуют видения, снятся непонятные сны, все больше и больше кажется, будто над небом нависает туча. Тревожные мысли не покидают даже когда Аанг увлечен работой, и он постоянно натыкается на Шестого. Всякий раз, стоит только на минуту отвлечься и погрузиться в себя.       И он вновь появляется. В дальнем углу архива, отсвечивает легким мерцанием, но не шелохнется с места, пристально вглядываясь в того, за кем однажды обязан прийти. Аанг медленно идет навстречу небольшой аккуратной поступью, не обращая внимания на вопросительные возгласы Сокки. Образ Шестого отпугивает, но Аангу становится любопытно, что же ему хотят показать.       «Сегодня не мой день».       Аанг останавливается возле Шестого, и тот лишь одаривает его красноречивым молчанием в ответ.       — О чем ты хочешь меня предупредить?       Шестой мягко касается его лба, и вокруг наступает ночь. Аанг оборачивается, когда слышит тихое копошение возле дверного проема. Это единственное помещение, куда можно зайти с помощью механического ключа, ибо здесь нечего скрывать или прятать. Чей-то силуэт идет к стеллажам, расположенным около стены, и какое-то время ищет нужную книгу. Аанг следует за ним и встает подле, с легким прищуром вглядываясь в лицо нарушителя, наполовину скрытое темной маской. Выбрав несколько книг, незнакомец тянется ладонью к стене, что-то нащупывает, а затем раздается едва слышимый глухой стук, словно кто-то открыл крышку затвора. Шестой возвращает Аанга назад, так и не позволив досмотреть до конца, и исчезает легкой дымкой, точно мираж, оставляя после себя чувство полного опустошения со слабо закрадывающимися догадками и подозрениями. ***       — Думаешь, правильно было его отпускать?       Тоф усаживается на переднее пассажирское сидение, негромко хлопает дверью и пристегивает ремень безопасности.       — Нет, — отвечает она между делом. — Но и в полицию обращаться тоже не резон. Нас просто поймают.       — Ну да, — хмыкает ее напарник и заводит мотор. — Интересная получилась беседа. Этот тип, как мне кажется, совсем ничего не знает.       Допрос выдался плодотворным и одновременно не принес ничего конкретного. Поначалу «выборщик» плевался ругательствами и грозно шипел, до тех пор пока Тоф не показала свои разбитые кулаки. После отчаянно кричал о том, что ничего не знает. Спустя какое-то время пыток, коими не гнушались ни Тоф, ни Зуко, на заброшенном складе близ промышленных отходов, несчастный, наконец, признался. Да, ему как-то раз довелось работать на Куруну Джосей.       — Она только приехала из Кореи, — сказал тогда «выборщик». — И набирала себе рекрутов на личную охрану. Знаете таких богатеньких женушек, которые выходят замуж по расчету, а затем начинают закручивать гайки своим мужьям? Так вот, она была похожа на этих дамочек, однако таковой не являлась на самом деле.       — Женщина была в возрасте? — с удивлением переспросил Зуко.       — Ну уж точно старше тебя, — с раздражением выплюнул пленник, смерив того презрительным взглядом. — Муж ее умер прямо перед рождением ребенка. Поговаривают, ее родственники — важные шишки. Слушайте, а зачем вы охотитесь за этой… Куруной? Хорошая баба, вроде никому вреда не причиняла.       — Что-нибудь изменится, если я тебе расскажу? — Тоф показательно натянула перчатку на руку и завела за плечо биту. — Колись, как ее по-настоящему величать?       — К-куруна… Джос-сей, — заикаясь и не отрывая глаз от нее, произнес мужик. — Да я, думаете, вдавался в подробности? Документов мы не подписывали, паспорта ее я не просил! Знал только имя дочери. Она как-то раз появлялась с ней в наших кругах. Ей, кажись, на тот момент было года два, не меньше. Но эта… Джос-сей обращалась к ней как к котенку.       — Чего? — Зуко и Тоф многозначительно переглянулись в молчаливом вопросе, бить или подождать.       — Ну, китти! Хэлло, китти! Что, марку такую не знаете? — с нотками легкой истерики быстро проговорил «выборщик». — Она еще платье с этой кошкой носила, девочка эта. А мамаша ей на иностранном языке что-то говорила. Точно не корейский. Их произношение я знаю.       Это было всем, что они смогли выпытать с пленника, а затем отпустили с миром в пустом поле с завязанными глазами. Выберется сам, нечего баловать.       — Китти? — прыскает со смеху Зуко. — О, ну это явно не корейский, и даже не японский. Кто-то в мире еще не знает английского? — затем осекается, завидев нахмуренную Тоф. — Я имею в виду произношение.       — Вопрос — почему тогда она прибыла из Кореи? — неожиданно задается Тоф. Ее взгляд натыкается на горящую вывеску в магазине игрушек, стоящего напротив мотеля: «Hello, kitty». — Дети такое любят.       Зуко смотрит на часы и выходит из машины в магазин-комбини неподалеку. Тоф просит купить лапши и онигири, а сама вновь отправляется на поиски мест в номере мотеля, коих на рождественские праздники не так много. Так продолжается до ночи, пока в очередном заведении регистратор им не говорит об одной свободной комнате.       — Неужели нет еще одного номера? — спрашивает Зуко.       — У нас есть крыша, — с осторожностью отвечает ресепшионист, вежливо кланяясь, в манере японского менталитета не говорить клиенту прямое и четкое «нет», — но, боюсь, вам там мало понравится.       Приходится пожать плечами и согласиться на предложенные условия, а они не так сильно радуют. Комната тесная, кровать одна, свечение фонарей пробивается даже сквозь занавеску, и одеяло тоже одно на двоих, а в самом помещении витает стойкий запах сырости.       — Да, ну и ночка, — хмыкает Тоф, заглядывая в ванную. — Напоминает старые студенческие времена в общежитии. Нам тоже приходилось ютиться по трое в одной каморке. Зато там были условия и бесплатно приносили еду в период экзаменов.       — Хочешь сказать, что уже тогда отделилась от родителей? — Зуко поражен ее упорством и стремлением к самостоятельности.       — Я потратила несколько лет, пока не поступила в академию, — отзывается Тоф. — Мне даже пришлось заканчивать старшую общественную школу на год позже из-за операции. Та еще проблемка.       — Не удивлюсь, если это было тяжело, — сочувственно предполагает Зуко.       — Не сказать, что сильно, но нервы мне потрепали, — меланхолично пожимает плечами Тоф. — Меня больше интересует твой псевдоним. «Синяя маска». Боюсь спросить, откуда? Ты не похож на подпольных бойцов.       — В Токио есть точка на карте — называется Кабуки, — рассказывает Зуко. — Огромное скопление различных преступных группировок всяких мастей. Среди них была одна небольшая организация, которая именовала себя последователями Синего Духа и набивала татуировки в виде ужасающего вида маски.       — Серьезно? — усмехается Тоф, открыв рот от удивления. — Ты состоял в клане якудза? Ужасный прокурор-зануда, который недавно отругал меня за превышение скорости?       — А ты так и продолжаешь лупить морды нелегалам, и тусуешься в их кругах, — огрызается Зуко. — Каждый совершает ошибки!       Не говорить же, что таким образом он пытался выплеснуть весь свой гнев за разочарования, застигнувшие его врасплох тогда. К тому же, Зуко в то время отчаянно пытался выведать причины смерти своей матери, стремился показать отцу, на что был способен, хотел оторваться от опеки Айро, да и просто пошел на поводу у собственных эмоций, желая насолить корпорации «Феникс» и ее репутации. Хватило его на год, не дольше, ибо чуть не попался под руку зоркому Аангу, с которым у Зуко еще с первой встречи в университете задались не самые лучшие отношения.       Чтобы Тоф не задавала лишних вопросов, Зуко швыряет ей полотенце со словами:       — Иди первая в ванную. Я подожду. ***       Вечерняя трапеза в компании с отцом — важный семейный ритуал, когда можно спокойно и неспеша обсудить все существующие проблемы, в том числе и прошедшие, а также предстоящие собрания акционеров. Азула никогда не перечила ему. Озай для нее — власть и авторитет, и закон, чьи уставы нельзя нарушать. Отец видит в ней силу, ум, выдающиеся способности, коих никогда не было у Зуко, а это значит, что Азула в огромном преимуществе по части управления компанией. Надежда, либо идеальный кандидат на роль сильнейшей марионетки. Впрочем, Азула этими размышлениями далеко старается не заходить, потому как, по правде говоря, боится и уважает своего родителя.       — Общественность все чаще интересуется о наследовании корпорации и о фамильной этике. — Озай проводит сухой салфеткой по губам и откладывает палочки для еды в сторону. — Якобы никто из моих детей не позаботился о семейном благополучии и не связал себя узами брака.       Азула напрягается, но продолжает со всем спокойствием пережевывать кусок говядины. Ей не нравится этот разговор, однако слово Озая должно быть первым в ее приоритете. Именно так Азула способна добиться успеха, доказав, что не только мужчины могут править миром.       — Что думаете насчет Чана, отец? — интересуется она, поднимая на Озая взгляд. — Он сын главы коммунистической партии, образован, успешен, основал собственную компанию в стране и за ее пределами, и, что немаловажно, единственный ребенок в семье. По моему мнению, он идеальный кандидат в женихи. К тому же, Чан владеет огромными связями в фондовой бирже, а это огромный плюс в его резюме.       — Ты намного сообразительнее, чем твой брат, — произносит Озай с легким раздражением при упоминании собственного сына. — Позаботься о том, чтобы кандидат был достойным и отвечал всем моим требованиям. Я доверяю твоему выбору.       Азула вежливо улыбается и запивает воду, затем, немного погодя, выдает:       — Ходят слухи, что новой пассией Зуко сейчас является наследница рода Бейфонг. У меня нет причин им доверять, но если это так, то его брак с ней пойдет только на пользу имиджу корпорации.       — Лао Бейфонг не позволит своей дочери связывать себя узами брака с теми, кто ниже по статусу, — небрежно отзывается Озай. — Зуко сейчас не в том положении, чтобы претендовать на ее руку.       — Если общественность так сильно печется об имидже нашей семьи, то нам необходимо показать сплоченность, — предполагает Азула. — Зуко недавно перевели в генеральную прокуратуру. Думаю, нет больше смысла держать его дальше протянутой руки, потому как мы можем нарваться на критику. Если вы позволите, я заручусь проверить брата на прочность, прежде чем принимать обратно в семью. Не хочу обходить настоящего наследника корпорации в угоду своим прихотям и прослыть эгоистичной, жадной до власти женщиной. Думаю, самое время расставить все по местам. ***       Вначале были долгие и продолжительные споры по поводу того, кто и куда ляжет спать. Тоф пинала Зуко на пол, потому что он мужчина, а тот скидывал ее вниз, потому что бородавочники грязи не боятся. Итог: обоим пришлось тесниться в узкой кровати, деля одно одеяло. Тоф вытягивала его в свою сторону, потому как мерзнет больше, а Зуко в свою — чисто из упрямства. До драки дело не дошло, что не может не радовать (ибо Зуко смирился по соображениям, что из двух идиотов один все же умнее).       Ко второму часу ночи, когда они уже окончательно погрузились в сладкую дрему, их будит непрекращающийся шум с соседней комнаты сверху. Потолок сыпется так, будто там двигают мебель, либо кое-что другое, пострашнее, и это, как ни странно, приходится слушать, потому что мотель — не самое тихое место в этой стране. Подобные заведения часто славятся привалами для разврата, шумных посиделок и безбашенных студенческих мероприятий, особенно в праздничный период.       Тоф оказывается умнее и вытаскивает с рюкзака беспроводные наушники, вставляет их в уши и врубает музыку на полную громкость, причем проделывает сие действо в темноте и без лишних слов. Зуко становится даже как-то завидно. Он ведь гарнитуру с собой не взял. И жутко любопытно, что бы могла слушать Тоф, засыпая перед сном, посему наглым образом отбирает одну из этих затычек и морщится, едва подносит ее к уху.       — Тяжелый метал? — спрашивает Зуко. — Ты спать собираешься или к какой битве готовишься?       — Этот жанр для настоящих ценителей искусства! — возмущенно выдает Тоф и тянется за отобранным наушником. — Верни на родину, раз уж не понимаешь его.       Зуко вытаскивает затычку из уха и вытягивает руку, дабы из чистой вредности за отобранное одеяло не вручить ее Тоф. Ее зеленые глаза злобно сверкают при свете фонарей, точно у дикой рыси. Тоф тянется за его рукой, а Зуко отодвигается еще дальше, пока у нее, наконец, не приходит идея стукнуть его по голове. Однако Тоф теряет равновесие, потому как получает подножку, и всем своим весом валится Зуко на грудь.       Немного неожиданно для них двоих. Зуко замирает с ухнувшим куда-то в пятки сердцем, пока Тоф поднимает лохматую голову, сравниваясь на один уровень с его подбородком. Фонарь, как им кажется, стал светить еще ярче, отчетливо прорисовывая огромный эмоциональный букет на лице Тоф: замешательство, неловкость, смущение и тихое ожидание дальнейших действий, причем не от себя самой. Она сглатывает нервный ком в горле, осторожно одергивая ладонь, случайно коснувшуюся его оголенного участка на животе, и медленно слезает с Зуко, у которого на данный момент только один вопрос — Тоф не слышит его бешеного сердцебиения? Либо у нее самой оно настолько сильно бьется, что трясутся руки?       Зуко впервые видит ее настолько смущенной. Это завораживает. Ее блестящие глаза, тепло прикосновений, сильный стук сердца, что прокрадывается под корку сознания, отдаваясь в голове болезненным желанием сделать все возможное, чтобы это продолжалось как можно дольше. Зуко приподнимается на локтях, не сводя глаз с ее залитого алым румянцем лица, придвигается ближе и трепетно касается губами ее губ, так мягко и осторожно, насколько может. Короткое мгновение замешательства, а затем Тоф отвечает на поцелуй и прикрывает веки. Если это нельзя назвать победой, то Зуко ничего более в голову не приходит.       Он смелеет, дотрагивается ладонью до ее лица, проводит рукой по все еще влажным волосам и притягивает Тоф к себе. Ее дыхание учащается, становится хриплым и отрывистым, что непроизвольно заставляет отстраниться, но всего на пару секунд, чтобы перевести дух. В ее глазах загорается искра, самая настоящая буря. Тоф целует его вновь, на этот раз сама, и в ее движениях читается желание и страсть. Она утягивает Зуко за собой, полностью отдаваясь в его руки.       Ее пальцы блуждают по его спине, спускаясь все ниже, пока не нащупывают края футболки. Зуко стягивает ее с себя сам, затем вновь возвращается к Тоф, с каждым разом целуя ее все более страстно, буквально расплавляя температурой своего разгоряченного тела и жаркого дыхания. Он спускается все ниже, оставляя на ее шее небольшие отметины, согревает теплом своих губ ее плечи, и Тоф отзывается еле слышным глубоким вздохом, когда его ладонь касается ее живота. Это еще больше заводит, ибо Тоф открывается ему с новой, неизведанной стороны. Зуко аккуратно приподнимает ее, освобождая от верхней одежды, и вновь впивается в губы, бросаясь в объятия ее намозоленных, огрубевших от бесконечных тренировок рук. Тоф отвечает ему не менее пылко, поддается нахлынувшим эмоциям, позволяя им взять верх над собой, и мягко касается ладонями его плеч.       Что бы это могло быть? Излишняя чувствительность? Страсть? Помутнение сознания или же…       Мобильник начинает истошно вопить где-то далеко на тумбе и выскальзывает, пикируя вниз с оглушительным грохотом, а затем все так же продолжает звенеть и вибрировать, катаясь по полу. Зуко и Тоф резко отстраняются друг от друга, точно ошпаренные, и суматошно ищут источник шума, попутно собирая выброшенные пожитки.       — Что случилось, Менг? — спрашивает Тоф, включаясь в видеозвонок своей подчиненной.       — Третий час ночи, Менг! — возмущенно восклицает Зуко, не до конца осознавая, что своим появлением малость озадачил всех присутствующих в бюро ребят. — Нормальные люди в это время уже десятый сон смотрят!       — Ой, — после непродолжительной паузы выдает Менг. — Я вам помешала, да?       На что получает традиционное «Заткнись, Менг!» от Тео, сидящего неподалеку.       — Вас оставили на дежурство? — Тоф старается перевести тему, однако понимает, что задала правильный вопрос.       — Весь отдел, если быть точнее, — включается в разговор Аанг и машет им рукой. — Да здравствует новый прокурор!       Самодовольную усмешку Зуко стоило видеть.       — Катару сильно задело, когда ее должность старшего инспектора принизили до уровня обычного следователя и сказали подчиняться прямым приказам вышестоящего лица до возвращения главы отдела, — разъясняет обстановку Менг. — Поэтому в разговоре она участвовать не будет. Вы меня, конечно, извините, но ситуация срочная, потому как мы только что получили последние данные.       — Хорошо-хорошо, — быстро проговаривает Тоф. — Докладывайте обстановку. Где Сокка?       — Ушел проверить кое-что, — отвечает Аанг, затем обращается к Зуко. — Я, кажется, понял, что ты мне говорил. Я планирую проверить Джао и заново допросить Джун.       — Что-то выгорело? — интересуется Зуко, на что Тоф удивленно приподнимает брови, смеряя его подозрительным взглядом.       — Объясню при встрече. — Аанг демонстрирует желтую коробку, интересуясь у Менг, все ли видно. — Я нашел это в секретном хранилище корпорации «Туи и Ла». Старые ценные облигации, некогда скупленные незаконно у разных компаний и принадлежащие господину Хану, которые после, где-то около двух месяцев назад, перешли его жене, как ни странно. Хотя, я сомневаюсь, что она в курсе происходящего. Эта операция не была зарегистрирована в реестрах компании, а значит, акции были куплены для личных целей. Проблема в том, что они старые и мало кому нужны. А вот это, — он показывает серебристого цвета флеш-карту, — электронные договора и выписки с несуществующих счетов, через которые прошло множество весьма занимательных операций. Есть над чем поработать, ведь деньги поступали с них регулярно к совершенно не взаимосвязанным друг другу людям.       — Бинго, — ухмыляется Тоф. — Что еще?       — Джун, — мрачно отзывается Аанг. — Наш новый прокурор оказался весьма законопослушным товарищем и полчаса доказывал всему отделу, что предыдущий позволил нам распуститься. По закону следствия нельзя удерживать подозреваемого в изоляторе дольше месяца, посему нашу тетушку хотят перевезти в тюрьму.       — У него что, мозгов нет? — шипит от негодования Зуко. — Эту женщину нельзя в тюрьму. Она сбежит!       — Я о том же, — поджимает губы Аанг. — Советую вам вернуться, желательно с утра, потому как время отправки равняется трем часам дня в воскресенье, вместе с остальными преступниками, которых бюро отправило под арест.       Тоф чертыхается, предчувствуя еще большую угрозу, исходящую от новичка в команде, затем передает Аангу:       — Встречаемся завтра с утра в кофейне возле бюро. Присутствовать всем без исключения. Это понятно?