Слепая зона

      Стремительно разгорающаяся волна нового кризиса, как в экономике, так и в правительстве, привела к значительному ухудшению уровня жизни всего населения. Поэтому вскоре попеременно вспыхивающие очаги волнений переросли в бушующий пожар небывалых масштабов. Таких протестов не возникало еще со времен двадцатых годов прошлого века, когда страну сотрясало на протяжении тринадцати лет. Озлобленный, недовольный, разочарованный и обессиленный народ, наконец, решил в полной мере предъявить свои права.       Сжигались сотни плакатов, громились десятки нежилых и торговых помещений, люди стали выходить на улицы и скандировать имена влиятельных представителей правящей партии, требуя их общей отставки. В столпотворении и безумной ярости на данный момент погибло более двадцати человек, и это только в столице. Верховодящая элита, опасаясь за собственную безопасность, подключила внутреннюю армию и все подразделения правоохранительных органов, за исключением прокуратуры. И этот жест только раззадорил обезумевшую толпу.       На часах давно минул полдень, а результатов от поисковой группы все еще нет. Тоф вынуждена примкнуть к отряду подавления восстания. Это единственный приказ начальства, который она не в состоянии проигнорировать, как бы ни старалась. Тоф знает, кто учинил беспорядки, но сейчас определенно ничего не может противопоставить ему. Пока Аанг не добудет необходимую информацию. До этого момента вся следственная группа связана по рукам и ногам. Озай обставил все так планомерно и грамотно, что невозможно придраться даже к крохотной капле его участия в хаосе, прошедшегося по всей стране, снедаемой бушующим пожаром протестов и недовольных масс, которые вышли поначалу на простой и вполне мирный, законный митинг.       — Тоф!       Зуко пробирается сквозь толпу и ограждения, тревожно оглядывается по сторонам в поисках знакомого лица в безумном строе наряженных в тактическую военную форму солдат, и ускоряет шаг, когда все-таки находит.       — Аанг нашел место, где спрятаны улики, — говорит он, попутно осматривая Тоф на наличие боевых ран. Незаметно, чтобы она не догадалась об этом. — Джун раскололась в показаниях. Этот парень и вправду пугает меня, но на сей раз он превзошел все мои ожидания. На основании ее слов уже можно выписывать ордер на арест отца.       Зуко гоняет на ее байке уже которую неделю. Тоф добровольно отдала ему своего железного коня взамен на машину, которую он продал, чтобы рассчитаться с долгами. Зуко не хочет зависеть от семьи, как и иметь что-то общее с этими людьми. Тоф не давит на него и старается поддерживать в новых начинаниях. Но в одном она определенно согласна с каждой представительницей женского пола, случайно засматривающейся на проезжающего мимо или идущего навстречу мужчину со шрамом на половину лица: Зуко до одури привлекателен в образе мотоциклиста. И поэтому Тоф иногда заносит от ревности, ведь она не привыкла делить своё с кем-то другим, будь он трижды свободным человеком.       — Застегнись. — Она доводит молнию на замке его ветровки до упора, практически сдавливая горло в тиски. — Погода нелетная. Замерзнешь ведь.       Зуко сжимает ее пальцы в своих ладонях и мягко заглядывает в глаза.       — Я не могу взять тебя с собой, — говорит он. — Не потому, что не желаю подвергать опасности или сомневаюсь в твоих способностях. Ты будешь моей главной слабостью. Не хочу, чтобы отец использовал тебя против меня.       Тоф понимает. Зуко слишком уязвим, когда дело касается ее. Она принимает этот факт, через силу, но все же старается сделать все возможное, чтобы не мешать ему. Зуко должен сам побороть Озая, и Тоф ему в этом деле не помощник. Чем дальше она будет сегодня, тем лучше для них двоих, как и для всего следствия.       — А куда я пойду? — в возмущении выдает Тоф. — У меня заботы поважнее поимки твоего папаши. С этим уж сам разбирайся как-нибудь! Только учти: без главного следователя первой опергруппы тебе тяжело придется скрутить его за обе руки. Шеф Бейфонг на важной спецоперации. Ей сейчас явно не до звезданутого прокурора, у которого проблемы с социальным взаимодействием…       Волнуется. Так сильно, что даже не стремится этого скрывать. Тоф знает, на что идет, отпуская Зуко одного. Озай намного сильнее, жестче, решительнее, и он представляет огромную угрозу для всех, кто посмеет пойти против него. В такой ситуации даже обыкновенный захват может превратиться в самую настоящую резню, и, дабы обойтись без жертв, Зуко намерен остановить отца до того, как тот предъявит репортерам последние материалы о нечестных на руку чиновниках с правящей палаты. В прошлом это были влиятельные политики, но сейчас Озай наверняка намерен вывернуть наизнанку не только герб парламента, но и предъявить что-нибудь на самого премьер-министра.       Зуко прерывает пафосную речь Тоф чувственным и пылким поцелуем. Словно в этот момент у него спускаются все тормоза. Ей же кажется, будто Зуко неосознанно, но заранее прощается, полагая, что уже проиграл битву. Однако после, взглянув на яростную решимость в его глазах, на разгорающийся пожар в этих двух медных угольках и на легкую усмешку, застывшую на краешках его губ, Тоф понимает — Зуко намерен победить. Не в его правилах сдаваться. Тоф никогда бы не посмотрела в его сторону, если бы знала, что он слабый и бесталанный. Зуко характером еще хлеще, чем она, и именно поэтому однажды ей захотелось довериться ему.       — Заткнись, шеф Бейфонг, — произносит Зуко. — И просто молча делай свою работу. ***       Еще немного, и место премьер-министра будет у него в кармане. Озай заранее перешел под крыло коммунистической оппозиции, предугадав нужный момент и выступив на трибуне с длинной речью, обнажающей все социальные проблемы на злобу дня, чем немало раззадорил и без того взвинченный до предела народ. Якобы он с самого начала был против затеи с неграмотным управлением денежными потоками, мол, хотел развивать свою, отечественную экономику, а не зависеть от ближайших соседей, но не успел, к великому сожалению, за что преклоняет голову, обращаясь к стране. Озай не один год ступает по крутой тропе, и на пути к вершине скинул немало противников. Он точно знает, в какой момент необходимо ударить так, чтобы вырваться на пьедестал. А уж избавиться от неугодных пешек и того подавно — плевое дело.       — Долго же я вел с вами борьбу, — с самодовольной усмешкой выдает Озай, глядя на поверженного врага, — премьер-министр. Глава всея нации. Непоколебимый, сильный и решительный борец за справедливость. За права ущемленных, одиноких и брошенных. Какую же красивую рекламу вам сделали. Только мы оба знаем, — он наклоняется к лежащему без сознания пациенту и с тихим восторгом замирает, прислушиваясь к мерному звуку откачки воздуха с аппарата искусственного дыхания в легкие, — кто есть кто, не так ли? «Отец» страны не может дышать самостоятельно. Ткани повреждены, как и стенки гортани, а пищевод превратился в минное поле из язв. Какая жалость. Боюсь, с такими успехами долго вам не продержаться. Годы уже не те, чтобы справиться с тяжелой болезнью. А я, пусть уже и не молод, способен стать достойной заменой такому могущественному человеку. Знаете, почему? Потому что я сильнее, чем кто бы то ни был; сильнее, чем вы, а потому опаснее.       Озай торжествует над ним. Поверженный политик, долгие годы не дававший сорваться с цепи своему непослушному псу, лежит прикованным к больничной кровати, и уже почти перешел реку мертвых. Он одной ногой на том береге с навеки усопшими, посему больше не представляет угрозы, как и его главная сообщница, которой он по ошибке когда-то доверил войну с председателем «Феникс».       — Страна, — тихим, уверенным тоном выдает Озай, — должна возродиться. Восстать из пепла. Обрести крылья. А для этого ей необходимо отвергнуть старую власть. Я буду ее новой путеводной звездой. Именно я подарю своему народу надежду. Моя страна станет величайшей державой в этой вселенной. Вам такого никогда и не снилось, премьер-министр.       Кардиомонитор пищит монотонно и размеренно, однако веки старого политика едва заметно подрагивают. Озай на секунду даже думает, что этот дед все еще в сознании, и слышит его ликующую речь. Ну, и пусть. Так намного лучше, ведь он увидит величие самого феникса, а не тех стервятников, что десятилетиями просиживали штаны в креслах кабинета министров, ничего толком для нее и не сделав. Коммунистическая партия не настолько могущественна, но имеет множество привилегий. С ее помощью Озай слепит из Японии подобие идеала, к коему будут стремиться все остальные державы этого мира.       — Продолжайте лежать и видеть сны, о, великий «отец» государства, — смеется он. — Я позабочусь о вашем наследии и сделаю все возможное, чтобы оставить от него только пепел.       Озай уходит с легким предвкушением грядущей победы. Скоро восстание закончится, и народ потребует нового правителя. Старая партия утратила авторитет и доверие, а это значит, что большинство голосующих отдадут предпочтение ее главному конкуренту. Вот тогда-то Озай и вступит в борьбу в полную силу. До этого момента ему необходимо перетянуть на свою сторону как можно больше чиновников из правого крыла и не дать оппозиции пойти против. В скором времени он уничтожит любые отголоски таких мелких организаций, но сейчас они здорово помогут ему заполучить вожделенное место. А после Озай избавится от каждого, кто посмеет сказать в его сторону хоть что-то предосудительное или заставит усомниться в его авторитете.       — Куда направляемся, господин? — спрашивает водитель, открывая перед Озаем дверь машины.       — Гиндза, — отвечает он. — Хочу собственными глазами увидеть падение старой империи. ***       Штаб оперативников в один момент начинает разрываться от сообщений об ошибке и неисправности системы. Файлы, хранящиеся внутри, атакуются неизвестной вирусной программой, которая нацелена на самые важные и уязвимые участки рабочих компьютеров. Система не выдерживает нагрузки, и посему, спустя пятнадцать минут постепенно выходят из строя все пользователи, подключенные к общей сети бюро. За считанные мгновения паразитирующий шифровальщик стирает абсолютно все следы существования этой организации на обслуживающих серверах страны. Следом за ними подчищаются и данные о преступниках.       — Есть возможность восстановления? — спрашивает начальник бюро. — Команду дешифровщиков сюда, живо!       — Поэтому я и говорила: нет ничего лучше обычной бумаги, — меланхолично пожимает плечами Смеллерби, стаскивая с себя жилет. — Пожалуй, останусь в этом хаосе и вытащу нужные документы в надежное место.       Вторая команда, как и пятая, присоединилась к первой на временной основе, для того чтобы помочь с поимкой главных преступников. Точнее, с целью их раскрытия. Скрутить Озая и его команду они всегда смогут, ибо это не так сложно. Намного труднее найти на них хоть что-нибудь, дающее возможность получить ордер на арест и обойти взбунтовавшийся народ, не вызывая и без того агрессивную реакцию со стороны горожан.       Среди снующих туда-сюда паникеров, истеричек и товарищей, что вознамерились спасать последние утопающие шлюпки, Смеллерби кажется единственной, кто сохранил адекватность и стальное терпение.       — Сокка! — пролетает мимо Суюки. — Нет времени ждать! Собирайся! Выходим на операцию! Назревающий теракт намного важнее накрывшихся серверов!       — Менталист с вами? – интересуется Смеллерби.       — Надеюсь, — отзывается Сокка, сгребая со стола недоеденный бутерброд и бросая его в бумажный пакет. — Хотя, у него сейчас немного другая задача.       — Если так дело пойдет и дальше, то вам некого будет ловить, — разводит руками начальница второго отдела. — Вы рискуете, пытаясь остановить Озая.       Она права. Без данных прокуратура не сможет поверить в причастность Озая к преступлениям, но если не остановить его именно сейчас, после уже будет слишком поздно. Могут пострадать люди. Жертв будет намного больше, пусти бюро все на самотек, а мятежникам это станет только на руку. Остается полагаться на дальновидность Аанга, на поддержку бывшей оппозиции, именующей себя «Белым лотосом», и на собственные силы. Если сами следователи начнут паниковать, то это и будет крахом. Посему необходимо действовать: четко, быстро и слаженно. И отреагировать на удары как можно скорее.       Сокка бежит следом за начальницей, не успевая переставлять ноги, ибо несется она ничуть не хуже скоростного поезда метро. Бедолаге только и остается, что застегивать на ходу военную форму да прятать оружие по карманам, при этом еще и стараться не снести кого-нибудь по дороге.       — Вылезай из «окопа», Бейфонг! – приказывает Суюки, вылетая из бюро и направляясь к служебной машине. — Встречаемся у главной площади Гиндза. Нужно помочь поисковой бригаде со взрывчаткой.       — Что с планом по аресту? — тут же интересуется Тоф, заслышав тревожный голос прокурора.       — Сама знаешь — никогда не бывает слишком складно, — угрюмо отзывается Суюки. — Накрылся медным тазом наш план. Действуем по схеме Б.       — Ясно, — мрачнеет Тоф. — Поняла. Выдвигаюсь. Подай знак, как только прибудете на место. ***       Зуко просил ее держаться подальше от Озая. Это опасно, и ему страшно отпускать ее на передовую, ибо отец может использовать Тоф в качестве приманки. Она это понимает, но оставаться в стороне тоже не может. Нет ничего плохого в помощи сослуживцам, которые так неистово ищут следы, оставленные Озаем на главной площади. Если Зуко не узнает об операции, то все будет хорошо. Больше всего именно Тоф волнуется за него. У нее-то хватит мозгов не наворотить дел, а в порыве эмоций и ярости неизвестно, что может выкинуть этот оболдуй. Он ведь неуправляем, а потому опасен. В первую очередь для себя.       — Не заходить за ограждения! — кричит протестующим Сокка. — Прошу всех оставаться на месте! Сохраняйте дистанцию! Ваши действия могут повлечь случайные травмы и гибель человека по неосторожности!       — Долой верхушку! — скандирует народ. — Мы за свободу слова! Верните нам рабочие места! Сократите проценты по кредитам! Долой высокие цены!       — Если ты скажешь мне, как их можно угомонить, я тебя расцелую, — умоляющим тоном обращается он к Тоф.       Если бы она только знала. Это Сокка — генератор идей, не она.       — Просто продолжай сдерживать толпу и не пускай за границы, пока поисковая бригада ищет бомбу, — пожимает плечами Тоф и стучит по сломанному электронному устройству для связи на руке, слабо подающему сигналы вызова. — Удачи! Я отправляюсь на подмогу.       Несчастному ее товарищу придется разгребать завалы в одиночку, с помощью разве что только второго отряда, да целой армии военных из спецподразделения, стоящих у ограждений с оружием наперевес. Точно истуканы. От них и слова доброго не вытянешь. Включатся они только в том случае, если начнется неразбериха, и толпа пойдет уничтожать вывески, здания и магазины, либо тараном попрет вперед.       Аанг и Катара наверняка уже на полпути к завершению поисков. На сей раз, скорее всего, без помощи менталиста тут не обойтись. Аанг же думает немного иначе.       — Что происходит? — тревожно и растерянно оглядывается он по сторонам. — Их как будто везде расставили, либо протащили по всем отсекам. Они запутали следы! Я не могу найти верное положение взрывчатки!       Он не видит ее, хоть и идет по следам, преследуя образы из прошлого. Взрывчатку расставили везде, где только можно, но после, судя по ее отсутствию, убрали и перенесли в другое место. Но эти стены помнят, а Аанг их видит, и из-за этого возникает большая путаница. Его способности не помогут, если так было во всех отсеках. А значит, поисковая группа, как и люди наверху, в опасности.       — Аанг, успокойся! — Катара трясет его за плечи. — Ты сможешь, я знаю. Просто сосредоточься.       — Нет, — тяжело дышит он, — я не могу. Не могу! Мы все здесь погибнем! Катара, я… я бессилен…       Озай запутал следы. Он заранее знал о том, что здесь будет менталист, и специально подстроил подрыв. Таким образом Озай избавится не только от неугодных ему конкурентов в политике, но еще и от врагов в лице следователей. В мире больше не останется людей, осмелившихся бросить ему вызов. Счет идет на минуты. Если Аанг не справится с задачей, Катаре страшно представить последствия. Он прав. Всех их запросто похоронит под завалами камней от взрыва.       Она чувствует его усталость, страх и отчаяние. Аанг потратил на поиски слишком много энергии, и у него уже пару раз шла кровь из носа. Еще немного, и он потеряет сознание от переутомления. Катара не может допустить, чтобы он пострадал, но и бросать ребят она тоже не хочет.       — Все будет хорошо, Аанг. — Бледного, мокрого от пота, со слезами на глазах, она обнимает его, стараясь передать свое тепло и поддержку. — Я рядом. Я помогу тебе. Пожалуйста, Аанг, продержись еще немного. Мы ведь не умрем? Правда?       — Не умрем, — шепчет он, прижимая Катару к себе. — Я не позволю.       Где-то вдалеке раздаются первые взрывы. Детонатор, судя по всему, взаправду был поделен на части и расставлен по отсекам. Проходящие под землей ветки метро и канализации только помогли запутать следы окончательно. Тоф очень надеется, что волна не достигла близлежащих жилых домов, однако страх за чужие жизни только усиливается.       — Сто пятый! — обращается она в рацию. — С вами все в порядке? Доложите координаты.       — На второй линии, — измученно отвечает Аанг. — При взрыве не пострадали.       Тоф облегченно вздыхает. Они слишком далеко от действующих детонаторов.       — Есть результаты? — спрашивает она.       — Пока нет. Полагаю, нужно осмотреть все люки и пройтись по углам. Это займет некоторое время.       — Буду ждать ответа.       Тоф не отключает рацию. Мало ли, вдруг придется бежать на помощь, случись что. Она не может позволить ее товарищам погибнуть на этой войне. Тоф и без того чувствует огромную вину за смерть Джета и Менг. Повторять подобный сценарий она уж точно не станет.       Ее бригада направляется к канализационным трубам и сканирует помещение на наличие взрывчатого вещества. Суюки недавно давала информацию, что пара детонаторов была обнаружена возле четвертой линии метро и обезврежена. Но это лишь малая часть. Самую большую бомбу они еще не нашли, а она наверняка взорвется позже остальных.       — Сумасшедший придурок! — гневно шипит Тоф. — Раз уж самому захотелось умереть, мог бы и не тянуть за собой остальных!       — Примерно то же самое сказал мой отец после того, как Озай сообщил о своих планах, — отвечают ей по рации.       Тоф резко сбавляет шаг и вытаскивает устройство из карманов.       — Мэй? — переспрашивает она. — Ты как тут оказалась?       — Я наверху, — усмехается Мэй, — стою возле твоего друга и любуюсь на бушующих мятежников. До последнего не хотела принимать чью-то сторону, но мой отец и сам не выдерживает того безумия, что творит его старый друг. Ты ведь знаешь, я никогда не делаю что-то просто так. Почти как твоя любимая «подружка». Поэтому я хочу быть уверенной в том, что ты защитишь мою семью в случае, если следствие предъявит нам обвинения в содействии Озаю.       Умно. Будь Тоф на ее месте, она бы поступила точно так же. Защитить то, что дорого, в том числе и свою жизнь — как никогда актуальный вопрос. Особенно, когда дело касается семьи. Мэй предлагает помочь следователям расправиться с операцией быстрее и безопаснее, а взамен просит о собственной безопасности. Сделка, стоящая того, чтобы обратить на нее внимание. Равноценный обмен без кровопролития. Интересно, что бы сказала Азула, узнай она, кто предал ее дорого отца и ее саму?       — Я тебя внимательно слушаю, — выдает Тоф. — Ты знаешь, где запрятана бомба?       — И не только, — произносит Мэй. — Я даже знаю, в какой момент каждая из них рванет. ***       «Появление Озая на площади только раззадорит мятежников. Он планирует полностью отвести от себя подозрения и стать жертвой предумышленного теракта, якобы подстроенного сторонниками правящей партии. Таким образом Озай хочет укрепить веру в свой образ честного политика».       Зуко сжимает ручку газа и прибавляет скорость, проносясь вихрем по опустошенной автомагистрали длиной в несколько километров. Он знает, какой дорогой может поехать его отец, и прокладывает тот же маршрут, надеясь успеть раньше, чем он завернет за угол.       Как бы не так. Если Аанг и в самом деле прав, то жертв не избежать. Ему это только предстоит узнать, а у Зуко не так много времени. Озай не захочет медлить, уж точно не в этот раз, ведь от любого промаха будет зависеть все его будущее. Зуко же стремится добраться до него раньше, чем тот предпримет что-нибудь масштабное. Отец не должен попасть в центр города. Зуко такого удовольствия ему не позволит. Пусть хоть сгорит вместе с ним, отобьет все конечности, получит смертельную пулю в голову, но вылезет вон из кожи, чтобы одолеть Озая. Человека, решившего, что он может стать правителем целого мира. Стоя на груде костей из тех жертв, коих он лично принес во имя бога смерти?       — Самому от себя не противно, подлый кусок дерьма? — злобно выдает Зуко.       Он почти нагнал его машину. Озай даже не подозревает о том, какая гонка ведется за ним все это время. Или же… нет, определенно догадывается. Заранее все спланировал, ибо знал, что бюро не останется в стороне, пока он вершит свою безумную историю. Озай едет на площадь, где собрались тысячи митингующих, с целью не только выступить в качестве представителя главной оппозиции правящей партии, но еще и вывалить дополнительные сведения о частной жизни и многих преступлениях высокопоставленных чиновников. Нападение на него под конец станет самым эпичным событием и красноречивым доказательством всех высказанных слов. И, раз уж рейтинги коммунистической партии взлетели до небес после очередного недовольства широких масс, то этот теракт может полностью укрепить ее вес в стране.       Зуко в гневе. Отец готов пожертвовать чем и кем угодно, только бы добиться поставленной цели. Урса была на самом деле права, когда предупреждала, насколько безумными могут быть его желания. Премьер-министр долго сдерживал своего главного противника, стремился не сводить с него глаз и не отпускать с близкого расстояния, но, стоило ему исчезнуть, как Озай сорвался с цепи.       — Единственной моей ошибкой было то, что я боялась навредить вам, моим детям, – сказала Урса. — Не будь у меня сдерживающих факторов, я бы рискнула и уничтожила его, даже ценой собственной жизни.       Азула всегда врет. Как и мать. Зуко окончательно в этом убедился.       — Сомневаюсь, — ответил он ей. — Вас сдерживали не дети, а собственные амбиции. Вы с отцом очень похожи. Правда. Пройти такой путь только ради того, чтобы после сесть за решетку, будучи преданной союзниками. И из-за кого? Человека, которого вы всеми силами стремились потопить. Самолюбие задето до предела, не так ли? — Зуко впервые посмотрел на Урсу в совершенно ином ключе, а она лишь немногословно усмехнулась в ответ, так ничего и не произнеся. — Признавайтесь. Кто стоял за убийством генерального секретаря?       Если бы не эта чертова наемница. Она слишком сообразительна, и могла заранее предугадать дальнейшие действия бюро. Зуко не сомневается — план летит к чертям именно из-за нее.       — Не пройдешь!       Он прибавляет скорость, сравниваясь с автомобилем отца, и обгоняет его. Тормоза при повороте срабатывают достаточно резко, и Зуко приходится с трудом удерживать равновесие. Подсчет в голове исходит на крохотные и стремительные секунды, а рука непроизвольно тянется за кобурой, где притаился пистолет. Никаких поблажек ему не будет. Промахнись Зуко один раз — и отец не преминет возможностью его убить.       Один… два…       Выстрел пронзает пространство оглушительным звуком и скрежетом сбитого колеса. Едущая навстречу машина Озая шумно тормозит и останавливается посреди дороги в нескольких шагах от преградившего им путь мотоциклиста.       С пару минут они оба выжидают каких-либо действий друг от друга, но не сдвигаются с места. А затем Озай приказывает охране:       — Я выйду один. Внимайте моим дальнейшим поручениям.       Зуко терпеливо ждет, когда отец соизволит явиться перед ним лично. Каждый раз, представляя момент, когда они оба столкнутся в решающей схватке, он прокручивал это в своей голове, потому как не знал, что сказать. Был ли это подсознательный страх перед сильным и могущественным родителем, либо обычное неумение продумывать планы до конца, Зуко до сих пор не знает, но уверен в одном — ему есть, что высказать, и есть, о чем спросить. Однако он не станет делать ни то, ни другое, ибо больше не видит смысла.       — Никчемный сын решил пойти против отца? — смеется Озай. — Да еще и один. Как смело. Как безрассудно! Настоящий поступок для такого бездарного создания, вроде тебя!       — Не вам судить обо мне, господин председатель, — отзывается Зуко, прямо указывая на его статус, в котором Озай так и останется навеки погребенным из-за собственной алчности. — Я не только хочу пойти против вас, но и остановить. Даже если нам обоим придется погибнуть. Даже если умру только я.       Озай останавливается и разводит руками.       — Весьма самоуверенно, — хмыкает он, — и заносчиво. Стоило ли мне ожидать этого от тебя? Вижу, за время отсутствия в доме ты понабрался храбрости и отрастил зубы? — Лицо Озая тут же мрачнеет. — Запомни, щенок: ты лишь пешка и маленькая помеха на моем пути. Мне не составит труда сравнять тебя с землей, так что сгинь с дороги и беги. Как можно дальше. Я был слишком терпелив, но на этом мое милосердие, как отца, заканчивается.       — Отца? — выдает Зуко. — Вы никогда не были для меня настоящим отцом. Тем, кем я бы мог гордиться, кого ставил бы в пример самому себе, за кем хотел бы последовать. От одних вы требовали покорности, от других — проявления силы. Но, ни тех, ни других вы не ставили на один уровень с собой. Люди для вас — не более, чем расходный материал, которым можно воспользоваться и выкинуть в урну за ненадобностью. Вы можете убить меня прямо здесь и сейчас, как сделали это когда-то с моей матерью. Как десять лет назад избавились от главного конкурента на рынке спортивных автомобилей. Или же, — он выжидающе всматривается в суженные от гнева глаза Озая, — как отравили целую команду людей, поддерживающих вас. А может, наоборот, сдерживающих? Вы переиграли планы премьер-министра обуздать вас на коротком поводу, верно? Отравили его, генерального секретаря, а вину сбросили на своего главного противника. Наоми Асакуса под следствием в тюрьме только по вашей вине, однако, не только она является вашей жертвой. Вся страна рухнула в одночасье благодаря вашему плану по захвату власти. Как тот безумный диктатор, дорвавшийся до пульта управления, вы будете сидеть на троне до тех пор, пока не настанет час встретить бога смерти воочию. Но, даже переплыв реку мертвых, вы не захотите так просто отпускать то, чего так усердно добивались долгие годы. Это порог вашей жадности, но она не знает границ. Не от такого я отца я желал когда-то получить одобрение.       Озай бьет его кулаком по лицу. Замахивается всего раз, а на глазу Зуко уже всплывает синяк. Он принимает это с достоинством: не отворачивается, не отходит и даже не сдвигается с места. Отец редко применял насилие по отношению к детям, ибо одного его взгляда хватало, чтобы начать трястись от страха. То, что, будучи в таком возрасте, Зуко получил удар от него, означает лишь одно — Озай сильно разозлен.       — И как у тебя только смелости хватило судить меня, глупый мальчишка? — шипит он. — Ты всего лишь трусливый и никчемный ублюдок, которому повезло родиться в моей семье, и не имеешь и доли той силы и способностей, которые были у меня в твоем возрасте. Ни разу в жизни я не искал поддержки, прячась за юбку матери, никогда не подводил родителей и стремился стать лучшей версией себя, каждый день, на протяжении всей жизни. Ты не прошел даже половины пути, который был уготован мне! Ты не имеешь права носить великую фамилию нашей семьи! Ты не имеешь права зваться моим наследником!       Зуко блокирует очередной его удар, стойко выдержав разрушительную силу и полный ненависти взгляд отца. Всем своим естеством он принимает его вызов и ярость, и на этот раз не отворачивается. Зуко уже не тот трусливый мальчишка, внимающий каждому приказу Озая и каждому слову. Он больше не станет убегать.       — Это ведь ты убил мою мать, — спрашивает Зуко, — папа? Больше пятнадцати лет назад, в ту ночь, когда ее машину вынесло за ограждения на скалистой местности? Менталист прочел твои воспоминания. Я знаю все. Весь твой путь, устланный мертвыми телами, погубленными человеческими судьбами и алчностью. Чрезмерной, всепоглощающей. Ты вовсе не хотел изменить этот мир. Потешить самолюбие, глядя на то, что создается твоими руками — возможно. Но наверняка не из акта самопожертвования или желания улучшить что-то. Это ведь не в твоем характере. Просто ты сам не замечаешь, насколько жалок, жаден и слаб. Ты — всего лишь подонок, которых еще поискать нужно…       — Заткни свой рот! — яростно орет Озай, выбивая воздух из легких сына.       Зуко сгибается пополам и отходит на пару шагов, а разгневанный родитель продолжает наступать, хватая его за воротник, точно провинившегося щенка, и избивая так жестко и резко, что у Зуко порой не хватает времени, дабы перевести дух. Он лишь дает возможность Озаю выпустить пар, а после и сам хватается за него, и наносит первый удар.       — Мать! — кричит Зуко. — Лу Тен! Дед! Вся наша семья сейчас на краю пропасти только благодаря тебе! Ты! Ты виноват в этом! Это целиком и полностью твоя вина!       Он не прав. Жутко, катастрофически неправ, и сам это понимает. Но ничего не может с собой поделать. Зуко злится, выплескивает гнев и все разочарование на отца, дает охватившему безумию поглотить его полностью. И приходит лишь тогда, когда Озай начинает его душить.       — Не я убил его, — рычит он, смыкая пальцы на горле Зуко, — а твоя подлая мать! Наивная дурочка думала, что таким образом поможет отвоевать мне «трон», но только подставилась и замарала свои руки. И убить я ее хотел только потому, что она все еще считала себя частью этой семьи. Хочешь нелицеприятную правду о своей любимой мамочке? Урсе было глубоко наплевать на вас с Азулой, и преследовала она лишь свои интересы. Будь она любящей матерью, думаешь, стала бы отдаваться первому встречному мужчине, едва подав на развод? Деньги, роскошь, легкая и беззаботная жизнь — вот то, к чему она стремилась все эти годы! А к тебе эта женщина была добра только из-за того, что в будущем именно тебе было уготовано стать наследником, если бы не Айро и Лу Тен.       Зуко хрипит, пытаясь вырваться из тяжелых оков, но лишь еще больше распаляет Озая.       — Пока ты праздно проводил свою юность под крылом у моего брата, я защищал наследие наших предков, отвоевывая его из пасти таких крупных хищников, — продолжает он. — Конечно, мне приходилось идти на жертвы. В жестоком мире бизнеса без них никуда. Хочешь продвинуться наверх — сначала потопи конкурента. Ты прав, я действительно подстроил эту аварию, пожертвовав всего десятками жизней. Я готов отдать их взамен на нечто большее! Я убил генерального секретаря и избавился от диктатора, десятилетиями не дающего народу вздохнуть спокойно и удерживающего систему, которая постоянно дает сбои: устаревшую, прогнившую насквозь и пропитавшуюся стойким запахом дерьма и болотной трясины. Смерть этих людей только поможет стране очнуться от долгого сна! Так что я сделал не так? Тебе никогда не понять этого своими маленькими, глупыми мозгами!       Зуко сдавленно смеется и с силой отталкивает от себя отца, ударив его ногой по животу. Пока Озай приходит в себя от боли, Зуко старается отдышаться. Его лицо еще больше краснеет, когда в легкие поступает первый кислород, а сам он заходится в сильном, рвущем глотку кашле.       — Вы сделали все так, — немного придя в себя, отвечает Зуко и усмехается, — как я и хотел, отец. — Он подходит к Озаю и зажимает у его виска пистолет. — Ну, а теперь я хочу, чтобы вы поподробнее рассказали обо всех остальных преступлениях. Таких, как: крушение лайнера, катастрофа метрополитена, убийство директора Токийского регионального бюро, падение «Лаогай комьюнити» и смерть доблестных полицейских, решивших сражаться с вами один на один. Расскажите мне, ведь я хочу слышать! Вся страна хочет узнать правду, так что сейчас самое время признаться в своих злодеяниях!       Зуко оказался умнее, чем от него ожидалось. Весь разговор, как и сама встреча, были записаны на телефонный разговор, а Тео с больничной палаты и со своего личного компьютера транслировал его на главную площадь, где должен был выступать Озай. Такой подставы он от Зуко никогда не ожидал, как и сообразительности в принципе. Он вынудил дать чистосердечное признание, не подозревая об этом. Сам, без чьей-либо помощи.       — Браво, сын мой! — выдавливает кривую ухмылку Озай. — Теперь я по-настоящему могу гордиться тобой! Стреляй. Я больше ничего не скажу. Если уж идти на дно, то только вдвоем.       Он поднимает палец вверх, и на Зуко тут же наставляют оружия. Не выстрелит — убьют, нажмет на курок — ситуация не изменится. Раз уж так, то определенно стоит идти до конца. Зуко не остановится. Он готов поплатиться за все грехи своей семьи жизнью, если потребуется. Если это и вправду его участь.       — Стреляй! — холодно приказывает Озай, и рука Зуко, удерживающая пистолет, инстинктивно напрягается. Он хватается ладонью за пальцы сына и придвигает оружие в упор к виску. — Теперь-то тебе точно нечего терять.       — Что ты имеешь в виду? — испуганно округляет глаза Зуко, а в ответ получает кривую усмешку.       Отец о чем-то знает, но не расскажет. Однако Зуко понимает его выражение лица, впервые в жизни. Тоф угрожает опасность. Тоф, которую он всеми силами пытался защитить, может участвовать в операции по разминированию площади, И Озай предполагал, что все так и будет. Зуко в ярости. Теперь он не только хочет убить отца, но и разорвать в клочья.       Резкий выстрел пронзает пространство, а затем в воздухе, прямо над головой, пролетает дымовая граната и приземляется прямо перед ногами стражников Озая. Уличенный председатель «Феникса» слегка качается на ногах и падает на колени, не в состоянии даже вскрикнуть от боли. Болевой шок оказался настолько сильным и резким, что он тут же потерял сознание. Зуко только и остается, что молча таращиться на то, как его стойкий, жесткий и могущественный отец падает оземь от одного-единственного удара электрическим разрядом, пущенного с тазера Аангом на расстоянии десяти метров.       — Думаю, я успел вовремя, — со слегка тревожным тоном говорит он и смотрит на Зуко. — Боюсь представить, что было бы, опоздай я на пару секунд.       Все было бы очень плохо. Аанг действительно появился в нужный момент, как и вся бригада из спецподразделения, которая тут же набросилась на вооруженную до зубов охрану Озая и скрутила их за считанные минуты. Зуко счастлив как никогда, видеть лицо этого паренька перед собой, как и Катару, неизменно сопровождающую Аанга практически на всех сложных операциях. Их присутствие в этом месте знаменует победу в операции.       — Прости за задержку, — произносит он. — Пришлось немного попотеть над поисками запрятанной невесть где бомбы и ее обезвреживанием. А ты молодец! В одиночку провернул такую сложную миссию! Даже не представляю, какие эмоции ты испытывал при всем этом.       — И не нужно, — устало, но благодарно отзывается Зуко. — Достаточно того, что вы здесь, и спасли меня. Спасибо.       Аанг лучезарно улыбается, затем вновь приобретает серьезный вид. Он здорово побледнел и устал за эти несколько часов, но все равно держится. Зуко всегда поражался способностям этого парня.       — Ты ведь знаешь, что это еще не конец? — спрашивает он. — Необходимо поймать всех соучастников твоего отца, а затем предать их суду и наладить обстановку с протестами.       Зуко кивает в ответ. Конечно, знает. Иначе, зачем бы ему стоило так подставляться одному, не имея при себе ничего, кроме оружия и обычного сотового телефона? Тоф одергивает его, разворачивая к себе, и обнимает. Хоть Зуко и пострадал, сама она выглядит не лучше. Операция определенно была невероятно сложной и выматывающей, но, несмотря на это, ее команда тоже справилась.       — Молодец. Рада, что ты цел, — коротко выдает Тоф и отстраняется, не успев даже сказать напутственных слов напоследок.       — Шеф Бейфонг, вас снова вызывают из генерального штаба!       — Иду! — кричит она в ответ и уносится прочь.       «Я тоже, — хочет сказать Зуко ей в спину, — рад, что с тобой все хорошо». Но не успевает. *** Месяц спустя       — По обвинениям, предъявленным пунктом шесть восьмой статьи о крупных государственных хищениях…       Прокурор продолжает зачитывать длинный список умышленных злодеяний, представленных на бывшего председателя Озая, перед целой трибуной, состоящей из репортеров, свидетелей, следователей и тюремной стражи. Измотанный долгими допросами преступник безучастно сидит в кресле подсудимых и задумчиво осматривает пол под ногами. Со стороны выглядит так, будто он сосредоточенно о чем-то думает, либо впал в дрему. Большая часть его совета, а также Азула (пока что оставшаяся под подпиской о невыезде и сидящая на месте простого свидетеля), Зуко, Тай Ли и Мэй, и остальные члены команды из первого отряда бюро, внимательно наблюдают за тем, как сторона обвинения предъявляет новые улики и вскрывает все больше преступлений, совершенных Озаем. Знающие его не так хорошо люди поражены до глубины души, в то время как остальная часть тихо торжествует над справедливостью и нетерпеливо дожидается окончания приговора.       — Расскажите, госпожа Бейфонг, все, что вы знаете о ходе расследования, о том, с чем вам пришлось столкнуться, с чего все началось, а также попрошу выложить немного подробностей о личности Куруны Джосей и о поджоге склада на окраине города, — спрашивает обвинитель.       — Да, ваша честь…       Тоф с каменным лицом стоит у трибуны и выкладывает все как на духу. Она является важным свидетелем, знает личность второй Куруны Джосей, и лично слышала от нее правду, однако то, что творилось после поимки Озая, совсем не вязалось с тем, что следствие на самом деле хотело получить. Азула оказалась чиста, точно капля росы на рассвете. Утрированное заявление, однако ей действительно каким-то чудом удалось избежать наказания, ибо ни один след, оставленный Озаем когда-то, не вел к ней, а замыкался только на нем и на сообщниках. Словно они оба заранее продумали для себя план к отступлению в случае проигрыша.       — То есть, — говорит судья, — вы утверждаете, что за подстроенным крушением лайнера могла скрываться Азула, выдававшая себя за некую Куруну Джосей?       — Так и есть, — отвечает Тоф. — Скажу больше — она не раз пыталась убить меня. У Куруны Джосей были мотивы это сделать, ведь я искала улики именно на нее…       — Почему в отчете ничего не было сказано про крушение лайнера? — шепотом спрашивает Аанг у Зуко.       — Нет доказательств.       — Тебе не кажется это немного странным?       — Госпожа Мэй, — тем временем сторона обвинения продолжает допрашивать свидетелей, — вы утверждаете, что были в курсе обо всех действиях Озая и Азулы, но не могли ничего предпринять против, так как были под угрозой расправы?       — Не совсем так, — отзывается Мэй и косится на постепенно приходящую в тихую ярость подругу. — Я знала немного, и только то, что относится к свержению председателя Куэя из «Лаогай комьюнити».       — Общеизвестно, что председатель Куэй стал жертвой своего собственного секретаря, доверив ему управление компанией, а затем, почуяв опасность, исходящую от следствия, подался в бега и покинул страну.       — Он сейчас здесь, — подает голос прокурор. — С вашего позволения, господин судья, я попрошу привести нового свидетеля в лице бывшего председателя «Лаогай комьнити».       Все внимание мгновенно переводится на вошедшего в зал судебных заседаний Куэя. Несчастный беглец замирает, ослепленный вспышками фотоаппаратов, жмурится, затем коротко мотает головой и уверенной походкой проходит к трибуне.       «Возмужал, — думает Тай Ли. — Либо просто устал от разочарований и жизни заграницей».       Куэй ведь истинный патриот страны. Будь его воля, он бы никогда и ни за что не променял родину на чужеземье, как бы хорошо там ни жилось. Однако, зная, что здесь его больше не ждет счастливое будущее, Куэй наверняка никогда не вернется в Японию. Даже если с него снимут все обвинения. Совесть заест, а Куэй — человек добродушный и честный. Он никогда не позволит себе лишнего.       — Я даже догадываюсь, кто бы мог дать его координаты, — тихо произносит сидящая рядом с Тай Ли Азула. Она не смотрит на подругу, но чувствует исходящую от нее темную ауру и злость. — Решили, что, раз уж мой отец проиграл эту войну, то меня можно списывать со счетов? И тут же переметнулись в стан врага. Как коварно и глупо. Две идиотки, не способные рационально расставлять приоритеты.       Тай Ли нечего сказать. Да, она помогла команде Айро с поисками Куэя, лично явилась за ним и попросила вернуться домой. А Мэй дала следствию истинные координаты заложенной бомбы на площади. Тем самым ей пришлось практически подставить своего отца, но Айро пообещал защитить ее семью, если она окажет содействие. Это предательство. И Тай Ли это знает. Азула никогда не простит их.       Озая обвиняют по многим пунктам, и, судя по продвижению слушания, наказание его ждет максимально строгое и суровое. Вскрываются все новые и новые доказательства к его причастности в: убийстве конкурентов, врагов и бывших союзников, подрыве деятельности некоторых компаний, катастрофе десятилетней давности, по которой когда-то собирал доказательства Канто; и в прямой причастности к восстаниям и мятежам.       Страна значительно пошатнулась после масштабных акций протеста. Они оголили множественные проблемы общества, а императору пришлось вмешаться в политику, реорганизовать верховную власть и дать людям то, чего они просили. Кризис еще не прошел, и обещает продолжиться вплоть до конца следующего года. За всем этим стоит Озай. Он жаждал власти, хотел править этим миром самолично, преследовал свои сумасшедшие идеи и чуть не погубил народ. Таким людям не место при жизни. Именно так думает каждый в этой стране.       Зуко и сам стал свидетелем ненависти окружающих к семье Озая, хоть и был одним из тех, кто его остановил. Вокруг его семьи разгорелась нешуточная полемика, и, как это обычно бывает, нашлись те, кто желал детям диктатора смерти, и те, кто искренне жалел его несчастных отпрысков. Зуко тяжело принимать реальность. Еще хуже знать, какими последствиями обернется этот суд, если найдут вину и на Азулу.       Озай правильно поступил, когда скрыл все факты ее участия в своих планах. То ли от того, что хотел защитить дочь, то ли ради собственной выгоды, но он взял вину на себя: целиком и полностью. Азулу Зуко ненавидел как человека, но любил как сестру. Всегда. И это нужно помнить. И именно поэтому он втайне не хочет, чтобы вдруг неожиданно вскрылся какой-нибудь факт ее преступления. А с другой стороны, искренне жаждет правосудия, ведь именно по ее вине пострадали его близкие.       — Раз уж решил идти до конца — не останавливайся, — когда-то сказала ему Тоф.       Зуко решил, что будет лучше, если Азула отступит. И он готов идти до конца.       — Выходит, — умозаключает обвинитель, — вас заставили подписать дарственный договор под угрозой расправы? А после вы бежали из страны, потому что опасались быть убитым?       — Я, — немного призадумывается Куэй. — Нет, все было немного не так. Я подписал договор, но не потому, что мне угрожали смертью, а потому, что предлагали защиту. Мой секретарь Лонг Фенг жестоко подставил меня и компанию, и у меня не было иного выхода, кроме как бежать, но куда и каким образом? Понимаю, это было немного безответственно, но что в тот момент я мог доказать следствию, если все улики кричали против меня? И по поводу смерти Лонг Фенга я тоже, увы, ничего не знаю. Кто его убил и зачем? Возможно, за всем этим стоял и сам председатель Озай.       — Знали ли вы какие-нибудь подробности о крушении Боинга в прошлом году? — продолжает допытывать его прокурор. — От следствия поступала информация, что в этом деле как-то замешаны ваш личный покойный помощник и корпорация «Феникс». Есть ли у вас хоть какие-то предположения или опровержения на этот счет?       — Точно не могу сказать, — отзывается Куэй. — Если учесть характер преступления, то мой секретарь точно не мог провернуть такое. А вот насчет «Феникс»…       Это определенно была Азула. Генеральная прокуратура не нашла ничего из улик, указывающих на причастность Озая, однако Аанг достал информацию из Джун. Ее было немного, потому как наемница долгое время блокировала все, до чего способный менталист мог дотянуться. Характер преступления определенно похож на манеру Азулы вести дела. Осталось только вскрыть ее мотивы и найти доказательства.       — Прошу меня извинить, ваша честь, — вмешивается в допрос адвокат, — но почему обвиняющая сторона допрашивает свидетеля о том, что не было включено в отчет? Насколько мне известно, крушение лайнера не относилось к подсудимому и являлось несчастным случаем из-за технической неисправности в двигателе.       — Дело в том, уважаемый защитник, — отзывается прокурор, — что на днях всплыли некоторые факты, указывающие на возможную причастность не только председателя Озая, но и его дочери Азулы. И я бы хотел включить это дело в список обвинений, в связи с чем прошу снова вызвать на допрос единственную на сегодняшний день наследницу самой крупной в стране корпорации.       — Минуточку! — в возмущении выдает адвокат. — Я отказываюсь давать свое разрешение на повторный допрос свидетеля! Полагаю, вполне было достаточно и того, что мы слышали и видели в тот момент на трибуне. Дочь подсудимого не имеет никакого отношения к преступлениям, совершенным им, в связи с чем, прошу отклонить запрос, ваша честь!       — Но пока мы не можем утверждать точно обратное…       — Можем! — раздается с того конца зала голос Наоми.       Она врывается в зал незаконно, и в сопровождении одного своего охранника. Азула сразу понимает, кто бы мог посодействовать ее пропуску на суд, и смеряет Мэй уничижительным взглядом, на что та лишь с сожалением смотрит на нее в ответ. Ее подруга еще не знает всей правды. Как бы то ни было, Мэй не настолько жестока, чтобы позволить Азуле пропасть окончательно. Это не ее вина в том, что творил Озай. Не ей отвечать за его проступки.       Наоми быстрым шагом направляется к судьям и останавливается по центру зала, приковывая внимание присутствующих на себя. Даже Озай с любопытством поднимает голову и обращает на нее свой взор.       — Госпожа Асакуса, кто разрешил вам так бесцеремонно врываться на суд мирового масштаба и срывать его? — строго спрашивает главный судья.       — Госпожа Хираа, если быть точнее, — поправляет его Наоми. — Ныне покойная Урса и бывшая супруга подсудимого, — она протягивает прокурору бумажный конверт. — Вот доказательство в качестве ДНК-экспертизы. Прошу ознакомиться для дальнейшего хода расследования.       Толпа тут же начинает шуметь, а судьи еще какое-то время не могут угомонить присутствующих. Азула шокировано смотрит на эту женщину, вытянувшись вперед от удивления, затем оборачивается, чтобы увидеть реакцию брата. Зуко сидит вполне расслабленно и не выглядит сбитым с толку. Лишь молчаливо и безучастно поджимает губы в томительном ожидании того, что же выкинет Наоми на этот раз.       Когда судья вскрывает содержимое конверта и с пару минут внимательно вчитывается в бумаги, репортеры начинают неистово щелкать затворами фотоаппаратов, предвкушая не меньшую сенсацию. Затем он кивает, и Наоми дают договорить у трибуны.       — Скажите, госпожа Асакуса… Хираа, — заикающимся языком продолжает прокурор, — с какой именно информацией вы пришли на этот суд, и является ли она подтвержденной доказательствами?       — Является, — с уверенностью заявляет она. — Ведь именно я стояла за крушением лайнера в прошлом году. Кому, как не мне знать, где находятся улики?