Drinking Buddies

      В жизни бывало всякое: приходилось подставляться под пули, и лежать под капельницами с ранением, и рисковать каждый день, вечером глуша себя виски… но чтобы стоять под мокрым снегом рядом с хромым гангстером и немым десятилеткой на палубе рыболовецкого траулера – такого в биографии Буллока еще не было.       – Оружие на пол, крысы, – будничным тоном сказал Судья. – Я и без того позволил вам шнырять по трюмам.       – Отпусти пацана, – подал голос Буллок. – Он ни в чем не виноват.       – Он виноват в том, что Кобблпот, – Судья выплюнул фамилию как что-то грязное. И Буллок отчасти понимал его: у Пингвина немало врагов, его быстрые взлеты в совокупности с умением делать деньги из воздуха, а также неприкрытый нарциссизм и дурной характер делали его не только самым опасным и влиятельным, но еще и самым ненавистным человеком в Готэме.       – Кто? Мартин? – фыркнул Пингвин. – Да я его даже не усыновил!       И сейчас же злобно зашипел, получив пистолетом по затылку.       – Не будем заниматься формализмом, – Судья заложил руки за спину и прошелся по палубе взад-вперед, явно наслаждаясь представлением. – Я ведь не для того снизошел до встречи тет-а-тет и перекупил твоих людей, Пингвин. Все знают, кто ты такой. И знают, что ты заслуживаешь смерти. Ты не только хладнокровный психопат-бийца! – он принялся загибать пальцы в перчатках. – Стукач! Приспособленец! Предатель! Хапуга! Лжец!       – А сам-то чем лучше? – не выдержал Буллок. Он знал таких: носящих маску праведника, проповедующих справедливость, с готовностью линчующих неугодных. – ты псих и террорист! И кого убиваешь?! Детишек?! Ха!       В руке Судьи как по волшебству блеснул пистолет. Пуля толкнула Буллока в плечо, и он захрипел, спиной оседая на перила. Краем глаза увидел увлажнившиеся глаза Мартина и разинутый рот Пингвина. В плече пульсировало болью – хорошо, если пуля не задела кость и осела в мягких тканях. Плохо – второй выстрел может быть в голову.       – Второй будет в голову, – Судья скрестил на груди руки. – Что ж! Вы, наверное, спрашиваете себя, что мне нужно? Почему именно вы? Ведь в Готэме и без того полно убийц, предателей и коррупционеров. Но, видишь ли, Пингвин, – тут он покачал головой, и Буллоку показалось, что под маской он улыбается. – Ты и есть олицетворение всего самого грязного в Готэме. Ты – темная сторона Готэма. И я жалею, что не успел убить тебя до ареста. Пришлось импровизировать…       Голос Судьи затихал, словно кто-то на минимум выкрутил громкость. Перед глазами качалась кровавая пелена. Подумалось: только бы не потерять сознание. Подумалось: а зачем вообще он влез во все это? Но если не он – то кто? Втянув со свистом холодный, пропахший рыбой воздух, Буллок ухватился правой рукой за перила.       – … признаться, я даже не думал, что тебя выпустят из-за решетки, – продолжил Судья, покачивая пистолетом влево-вправо, точно выбирал, кого пристрелить на этот раз: Пингвина? Мартина? Снова Буллока? – Но детишки – священная корова Готэма. Благодаря детишкам полиция, наконец, стала шевелить своими ленивыми задницами. Правда, я ожидал увидеть тут самого комиссара, а не… этого!       Пистолет качнулся и уставился на Буллока. Черное дуло – пустое и круглое, – было похоже на зрачок искусственного глаза Пингвина.       – Комиссару некогда разбираться с дерьмом вроде тебя! – выкрикнул Буллок, и удивился: почему Пингвин бездействует?       Одного взгляда хватило, чтобы понять: прихвостни Судьи держали под прицелом Мартина.       – Поэтому и послал дерьмо вроде тебя? – ответно хохотнул Судья. – Что ж, если мои успехи были такими незначительными, то полиция Готэма не стояла бы на ушах, о терактах не трубили бы газеты, и ты не просил бы помощи у Загадочника, чтобы дешифровать мои криптограммы.       – Послушай, друг! – сказал вдруг Пингвин. Он держал ладони открытыми на уровне лица, и вроде бы выглядел испуганным, но голос не дал ни единой осечки. – Я, правда, не знаю, чем тебя обидел. Но мы сможем забыть все это и поговорить как цивилизованные люди?       – Это ты себя назвал цивилизованным, Пингвин? – Судья снова качнул пистолетом и наставил теперь на Кобблпота. – Что ж, я знаю твою жизнь наперечет. Послушный мальчик из семьи эмигрантов. Добропорядочный ученик, в свободное от учебы время толкающий наркоту. Примерный сын, на руках которого больше смертей, чем у палача Блекгейта. Защитник престарелой матери, который в итоге довел ее до гибели!       Лицо Пингвина исказилось, желваки заходили ходуном, и Буллок подумал – зря Судья прошелся по миссис Каппельпут, потому что Пингвин (если ему приспичит) простит что угодно, кроме колкостей в адрес его покойной мамаши. Однако же, Кобблпот раздвинул губы и осторожно заметил:       – Полагаю, сейчас не время, чтобы предаваться воспоминаниям.       – Напротив, самое время! – возразил Судья и подался вперед. – Ведь это ты создал меня! Да-да! Освальд Кобблпот, который переиграл таких мастодонтов, как дон Фальконе, показал пример всем неудачникам этого города! Ты! – он ткнул пистолетом перед собой. – Ты как зачумленный разносишь вокруг себя заразу! На тебя смотрят чистые души, такие, как этот мальчик, – пистолет вильнул и повернулся к Мартину. – И в них уже пробиваются ростки твоей грязи! Кто-то должен исправить это! Кто-то должен очистить Готэм от тебя!       – И ты посчитал себя спасителем Готэма? – едва не рассмеялся Буллок, но закашлялся и застонал – рана пульсировала, и сквозь плащ проступило черное пятно.       – Друг, если дело в деньгах… – начал Пинвгин, но Судья заткнул его оодним взмахом пистолета.       – Мне хватает средств, чтобы перекупить твоих людей! Как говорил ты сам? Честь для преступников – ничто. Но я действительно убью тебя и твоего змееныша. Если только… – он схватился ладонью за подбородок, точно раздумывая. – Возможно, я пощажу мальчишку при условии, что ты убьешь этого никчемного копа.       Пингвин повернул лицо, и Буллок похолодел. Только теперь он осознал, что напротив него стоит – пусть вымокший и взъерошенный, раненый в ногу и несколько дезориентированный ситуацией, – но Освальд мать его Кобблпот! И его взгляд был прозрачен и холоден – от такого взгляда ничего хорошего ждать не стоит. С таким взглядом он, должно быть, убивал своих недругов или просто бесполезных для себя людей.       – И вы отпустите Мартина? – быстро спросил Пингвин.       – Даю слово.       – Зачем это тебе? – Пингвин спрашивал буднично, словно речь шла о приготовлении индейки на День Благодарения, и Буллок подумал: конечно, кто они друг другу, в конце концов? У Кобблпота не так много людей, которыми он дорожит, и Харви Буллок явно не входит в их число.       – Оставит мои руки чистыми, – Судья поднял ладони и покрутил ими в воздухе. – К убийству копа я буду непричастен и смогу беспрепятственно исчезнуть, пока вся полиция Готэма будет висеть у тебя на хвосте.       – Побег из тюрьмы, да еще и убийство капитана полиции при исполнении, – Пингвин выпятил губу, будто размышляя, по-птичьи склонил к плечу голову.       – Я дам тебе фору на час. Успеешь сбежать за это время – твоя победа.       – А если не успею – меня арестует полиция Готэма. Арест или смерть? – Пингвин передернул плечами и широко улыбнулся. – Не представляю, что и выбрать! В любом случае ты в выигрыше!       – В жизни приходится чем-то жертвовать, – развел руками Судья. – Но не беспокойся. Я принесу этому городу освобождение, а потом… – Судья мечтательно вздохнул и закончил: – я займу твое место. Обещаю, что буду править справедливо.       «Проклятье, так вот в чем дело!» – едва не закричал Буллок. Скрипнув зубами, поднялся во весь рост. Пингвин дергано повернул к нему лицо и перехватил взгляд, отчего Буллок задержал дыхание. Сердце заколотилось быстро-быстро. Дать сдохнуть мальчишке или самому убить старого копа? Ответ очевиден.       Меж тем Судья поманил Мартина к себе. Пацан неуверенно оглянулся на Пингвина, а тот кивнул:       – Иди, мой мальчик. И не о чем не беспокойся, – он повернулся к Судье. – Верните оружие.       Гангстер, который до этого держал Мартина, протянул Пингвину нож рукоятью вперед. Тот заломил брови и посмотрел на него как на жабу.       – Это что?       – Ты же не думал, что я доверю тебе пистолет? – покачал головой Судья и опустил ладонь на затылок Мартина. – Не надо капризов. Просто сделай это как ты любишь. И мальчишка свободен.       Он встрепал Мартину вихры, отчего тот дернулся, но не отошел. И Буллок выпрямился, насколько ему позволила рана – было не страшно, а почему-то тоскливо. Буллок жалел, что не успел рассказать все Джиму, и что больше не попробует коллекционный бренди в клубе Пингвина, и сослуживцы не проводят на пенсию с шарами и кремовым тортом. И в последний момент ему показалось, что где-то далеко на готэмских улицах раздался вой полицейской сирены.       – Ну давай! – прохрипел он. – Сделай уже это…       Снег склеил ресницы, и Буллок видел только, как воздух вспороло лезвие ножа. Оно просвистело совсем близко от уха полицейского и, сменив траекторию, ушло в бок и вонзилось в щеку гангстера.       Тот завопил. Вскинул автомат, поливая ночь пулями, и гильзы только так отскакивали от палубы. Буллок пригнулся, тогда как Пингвин перехватил руку гангстера и вывернул ее так, что хрустнули суставы.       Второй тоже открыл огонь – пули едва-едва пролетели над головой Пингвина, – когда Буллок, зарычав, бросился на него и покатился, вминая кулаки в податливое лицо.       Сзади кто-то вопил. Гремело автоматное «та-та-та!». Буллок думал – это стреляют ему в спину и удивлялся, что еще живой. Вырвав у захлебывающегося кровью бандита огнестрел, Буллок одним выстрелом снес ему половину башки – та раскололась, как переспелая тыква, и по доскам разлетелись мозги, похожие на склизкие рыбьи внутренности.       Подняв голову, Буллок заметил краем глаза, как кричит и падает, держась за голень, Судья – а следом на него налетает Пингвин, занося над головой нож как карательный меч правосудия. И было бы странно, если б Буллок не заметил Мартина – тот стоял в стороне, тяжело дыша и сжимая в руках крестовую отвертку, с которой капала густая темная кровь.       Затем лезвие сверкнуло в свете фонаря и вошло в живот Судьи. Потом снова. Потом еще.       Третий удар опрокинул Судью навзничь. И Пингвин оседлал его, крича:       – Кто ты такой, тварь?! А ну, покажи лицо!       Скрюченными пальцами содрал с него балаклаву – под ней рассыпались наэлектризованные светлые волосы, и Буллок, щурясь на слепящий свет фонаря, различил знакомое лицо.       Человек, который должен был встретить Мартина в порту, чтобы отвезти в Метрополис.       Человек, которого Пингвин называл своим доверенным лицом, водителем, бухгалтером, и бог еще кем.       Человек, который увез Мартина в ночь нападения на «Айсберг Лаунж».       Пингвин отпрянул, дрожа и по-рыбьи открывая и закрывая рот.       – Иг… натиус… – едва ворочая языком, вытолкнул он. – Но почему?       Тот вывернулся перекатился на бок, кашляя кровью и зажимая резаные раны.       – Потому что… – прохрипел он, – кто-то должен был занять твое место… урод…       Пингвин взвыл. Вновь замахнулся ножом, и тут в отдалении совершенно явственно заверещали полицейские сирены, а многократно усиленный громкоговорителем голос прокричал:       – Внимание! Береговая полиция и полиция Готэма! Всем оставаться на местах! Повторяем! Полиция…       Буллок перехватил руку Пингвина:       – Освальд, стой!       Тот заскрежетал зубами. Лицо, покрытое брызгами крови, точно веснушками, исказилось в гримасе боли.       – Я ведь… доверял, – простонал Пингвин.       И на этот раз Игнатиус не ответил ничего, а кровь текла и текла на палубу, становясь черной как мазут. Черной, как воды Готэм-ривер. Как крушение надежд, как будущее, которое никогда не наступит.       – Освальд, – хрипло проговорил Буллок. Содержание адреналина в крови постепенно снижалось, и вслед за возбуждением приходила усталость. Плечо горело, будто в него ткнули раскаленной головней, но Буллок опасался смотреть на него. Сняв шляпу, дрожащими пальцами проредил слипшиеся от пота волосы, надел снова. Осторожно переступив через мертвого гангстера с месивом вместо лица, Мартин подошел к Пингвину и робко уткнулся лицом в его пальто.       С ножа продолжало капать черное.       Не будет посиделок в баре – понял Буллок. Не будет Калифорнии. Ни четырехпалубного теплохода, ни колледжа для Мартина. Не будет и самого Пингвина. Судья был прав: смерть или арест – теперь невелика разница. Беглый преступник возле двух трупов и одного раненого полицейского – хороший подарок окружному судье.       – Освальд, – повторил Буллок. – Уходи.       Пингвин моргнул. Стеклянная пленка, затянувшая здоровый глаз, треснула, обнажив под собой живое – полопавшиеся сосуды и кровоточащие раны воспоминаний. Думал Пингвин о матери? О будущем Мартина? Вряд ли – о себе самом, что бы ни говорили о его нарциссизме.       Но если Пингвин еще не прирезал его, старого полицейского, то, значит, не все еще пропало.       – Ты можешь начать все заново, – поспешно продолжал Буллок. – Уехать из Готэма, взять новое имя, усыновить Мартина и жить нормальной жизнью. Уверен, ты быстро встанешь на ноги. У тебя есть предпринимательская жилка, Освальд! Я не буду тебя задерживать, слышишь?! Уходи!       – Уехать? – повторил Пингвин, рассеянно потрепав по макушке Мартина. Мальчишка стоял неподвижно, он тоже все понимал. Его плечи немного дрожали, отвертка – наверное, прихватил в одном из трюмов, – давно укатилась к правому борту, оставив за собой тонкий кровавый след. Чему бы ни учил его Пингвин – Буллок был уверен, Мартин впервые причинил вред человеку. Причинил вред, спасая себя, и Пинвгина, да и самого Буллока тоже. А теперь он тоже вспышки полицейских огней, слышал сирену и повторяющиеся слова по громкоговорителю:       – Это полиция! Полиция! Требуем оставаться на местах!       И знал, что ждет его только разлука.       – Джим знает, что это ты вытащил меня из Блекгейта? – вдруг спросил Пингвин. Он встрепенулся и тоже напряженно глядел на приближающийся полицейский катер.       – Какая разница! Освальд…       – Харви! – гангстер вскинул подбородок. Его волосы топорщились как иглы дикобраза. – Я знаю Джима! Может, он и будет к тебе более лоялен, чем ко мне, но я не могу допустить даже возможности обвинения тебя в сговоре с преступной группировкой!       – Я выкручусь! Я полицейский!       – Без значка! Отягчающим будет превышение должностных полномочий!       – Я поймал неуловимого террориста, Освальд! – взвыл Буллок. – Не думаешь о себе – подумай о Мартине!       За бортом барашками вспенивались волны. Полицейский катер был так близко, что можно было различить стоящего на носу Гордона.       – Я все продумал, – поспешно заявил Пингвин, словно боялся, что больше не будет времени высказать все необходимое. – Ты скажешь, что поймал Судью. Что я хотел прирезать его, но ты помешал, чтобы сдать его в руки правосудию. Тебя вернут на должность. Может, даже наградят, – он невесело усмехнулся, и у Буллока голова пошла кругом от этих слов. – И тогда ты сможешь позаботиться о Мартине. Ты обещал! Ради нашей дружбы!       – Я продажный коп! – заорал Буллок, подавляя желание схватить Пингвина за грудки и хорошенько потрясти. – Какой я тебе друг?! На кого ты рассчитываешь?! У тебя нет друзей, и никогда не будет!       Лицо Пингвина вытянулось, рот приоткрылся, но было уже все равно. Буллоку уже все равно, потому что если не сказать этого – спасения не будет. Потому что иначе глупая птица не оставит своего неуместного джентльменства. Потому что в громкоговоритель уже совершенно отчетливо кричал Джеймс Гордон, и можно пожертвовать значком, должностью, дружбой комиссара, и это все будет пустяком, но если Кобболпот не уйдет – Буллока заживо сожрут остатки его несчастной совести. Если до Пингвина не дойдет это сейчас – в его жизни больше ничего не будет.       – Хочешь, скажу тебе правду? – продолжил Буллок, срываясь на хрип, и хотел бы не видеть, но видел пульсирующий зрачок Пингвина. – Так слушай! Правда в том, что ты готов считать своим другом каждого, кто возьмет на себя роль твоей мамаши или прямо не посылает тебя на *уй! – зрачок ширился, чернел, как высушенный колодец, как пистолетное дуло, как пустая бездна Готэм-ривер. – И я тебе не друг! Не твоя мамаша! И я уж точно смогу послать тебя на *уй, чтобы ты, наконец, с**ался с этого гребаного судна!       Буллок зажмурился, переводя дыхание. На миг ему показалось, что сейчас его ударят в живот, и лезвие будет вспарывать плоть, пока на палубу не потечет его старая кровь. Но никакого удара не случилось. Пингвин все еще стоял напротив, собрав в морщины лоб, и ресницы трепетали, словно крылья мотылька.       Сейчас Буллоку хотелось, чтобы Пингвин заплакал.       Наверное, так будет проще его отпустить. Наверное, тогда он все поймет и, поставив крест на Готэме, наконец, хоть что-то сделает для своего спасения.       Расправив плечи, Пингвин выпрямился во весь свой неказистый рост, дернул углом рта в одной из его нервных ухмылок и ответил, чеканя слова:       – Спасибо, Харви. Ты и правда открыл мне глаза. Когда-то Эдвард сказал, что мое сердце приводит меня на скользкую дорожку, – он дернул плечами и улыбнулся снова. – Наверное, так оно и есть. Но видишь ли, отступать поздно. Я все решил и не покину Готэм. Прости, Мартин.       Он наклонился и поцеловал мальчика в лоб.       И Буллок подумал: это так похоже на него, упрямого, маленького человека, всегда идущего своим собственным путем, и для которого ничего не стоит чужая человеческая жизнь, но слишком многого стоят жизни приближенных к нему людей.       Траулер качнулся, когда ему в бок уткнулся нос катера, и лестница загремела от поспешных шагов.       Тогда Буллоку ничего не оставалось, как спешно выхватить пистолет и, наставив его на Пингвина, закричать так громко, чтобы его было слышно на полицейском катере:       – Освальд Кобблпот! Руки за голову! Ты арестован!