Я болен...тобой?

      Моя сестра знакома с моим соседом, с которым я познакомился сегодня. Она не удивлена его видеть.       Мне стоило бы шокироваться, вытаращить глаза и начать удивлённо вздыхать. Но нет. Я вперил взгляд в пол, застыв с совершенно глупым недоумевающим лицом, пытался понять, как мне стоит отреагировать.       Я был удивлен, очень. Но последние события в моей жизни были такими масштабными, что, кажется, я бы не удивился, даже если бы меня навестили олимпийские боги.       Но ребята, наверняка, ждали, поэтому стоило хотя бы посмотреть на них.       Я поднял голову, потянулся рукой до блокнота, но эти двое на меня уже не смотрели. Сестрёнка нахваливала книги Френка, увлеченно рассказывала про вдохновение, навеянное этими фразами. Френк в свою очередь краснел и смущённо опускал голову. Очень милая сцена, но мне сейчас невыгодная: в конце концов, пришли ко мне.       Немного кривовато вывел на шершавой бумаге: "вы знакомы?", стукнул по дереву тумбочки, дабы привлечь этих голубков. Они одновременно повернули головы, Хейз посмотрела на меня, а после, с лёгким прищуром, на блокнот, который я держал поднятым.       Лицо Хейзел озарилось, будто она только вспомнила обо мне. Странная ситуация вышла: не могу припомнить, чтобы она хоть раз в своей жизни про меня забывала. – Да, точно. Наверное, забыла сказать,–виновато произнесла сестра, щеки ее покрылись лёгким румянцем. Действительно забыла; что-то мне подсказывает, что она много чего ещё "забыла" мне сказать. А Хейзел продолжала: – Мы с Фрэнком – одногрупники. Я навещала его однажды, доктор Браннер и заметил. Он предложил перевести тебя в эту палату для удобства, да и мы знакомы, вот. Ну, я и согласилась. Ты, – неуверенно замолчав, она выдержала секундную паузу,– ты ведь не будешь против?       Ее выжидающий взгляд, направленный на меня, напряжение, которое чувствовалось в воздухе, давили, будто сейчас решался наиболее важный вопрос за последнее время. Все это длилось доли секунды, я хотел поскорее разорвать эту тишину, но мог лишь отрицательно мотнуть головой. И улыбнулся, чтобы меня точно правильно поняли. Накал резко спал, все с облегчением улыбнулись. Правда, воцарившаяся неловкая тишина была ничуть не лучше прошлого настроения.       Хейзел неожиданно начала рассказывать про свою жизнь, пытаясь скрыть свое, и не только, смущение. Кому именно из больных все это повествовалось, я не был уверен, но все равно увлекся рассказом.       В последние дни с Хейзел я общался относительно много, но сегодня впервые ощутил что-то странное, похожее на спокойствие. Улыбка сестры, такая редкая за последние недели, смех Френка, который прекратил краснеть как малое дитя и даже вставлял в речь свои шутки. Эти двое смотрелись настолько гармонично, что я и не сомневался в идеальности их отношений, которые, к слову, и не начались пока. Необычайная лёгкость пришла в голову, губы сами растягивались в улыбке, и хоть грудь горела при попытке смеяться, а горло садило, это не испортило ни минуты.       А вот медсестра испортила. Она неожиданно заявилась и сказала, что мне пора на сеанс к доктору Минкусу. Хейзел поторопилась попрощаться со мной. – Занимайся усердно и выздоравливай поскорее, ладно? – тихо сказала она, смотря мне прямо в глаза, пока медсестра возилась с аппаратурой,– я приду завтра.       Я кивнул и шутливо послал воздушный поцелуй. Она проводила меня снисходительным взглядом, скрестив руки на груди, после чего пропала из поля видимости.       Был бы я здоров, обязательно бы влепила мне подзатыльник за эту выходку. Хоть какие-то плюсы от этой болезни имеются. Хотя, если подумать... Сейчас мы будто отдалились с ней, и Френк вдобавок неожиданно нарисовался. Может это естественно, ведь мы растем, но пугает, и совершенно мне не нравится.       Врачи и больные ходили по коридорам, кто-то уронил стопку бумаг, женщина в коляске преградила нам путь, и тут я призадумался. Я настолько увлекся посторонними мыслями, что так и не узнал про оплату лечения. И с Джейсоном что, тоже пока не понятно. Сестрёнка так легко ушла от темы, даже делать ничего не пришлось. Только вот я не мог и представить, что могло такого произойти, что она не хочет со мной даже поделиться.       Завтра я просто обязан все у нее выпытать. Хоть именно это в прошлый раз и обещал.       Внутреннее чувство подсказывает, что придет она вряд-ли ко мне, несмотря на ее слова. Это грустно и даже страшно, но, если честно, я немного был и рад. За эти годы осознанной жизни увидеть ее счастливую улыбку было такой редкостью, что я готов сделать все, чтобы она улыбалась почаще. А Френк отлично справляется с этой миссией, да и сам он вроде хороший парень... Нет, Фрэнк мне нравится, конечно, но моя собственическая натура не позволит отдать ему сестру просто так, в этом я уверен. – О, Нико, заезжай!       Я дернулся от резко громкого голоса доктора Минкуса. Медсестра уже довезла меня, а я не заметил; что-то я стал часто в мыслях теряться, надо бы поосторожнее. – Доктор Браннер посоветовал проводить занятия в моем кабинете, мне это неудобно немного,конечно, – говорил он без раздражения, хоть этот факт его и напрягал,– так что осматривайся, устраивайся и поговорим.       Доктор улыбнулся то ли своей фразе, то ли от хорошего настроения. Это сложно было определить по его лицу, но улыбка была немного пугающей. Если подумать, весь он был жутковатым, этакий добрый псих. Странное сочетание, но это делало его уникальным, хоть и по-странному уникальным.       Занятие продолжалось минут сорок, но настрадался я на лет пять вперёд. Куча разминочных упражнений, которые больше походили на неудачные попытки клоуна рассмешить публику. Горло стало болеть ещё больше, было даже трудно дышать. Когда я сказал-написал доктору, что планирую задохнуться от следующего повтора гласных, он нахмурился. Быстренько закончил все упражнения и отправил меня в палату, ничего не сказав.       Все это было неприятно. Опять мне ничего не сказали. Складывается впечатление, что я вообще не должен узнать ни о чем, что происходит со мной. Все это так странно. Плюсом к этому, здоровье меня подводит. Хоть что-то в моей жизни может работать как у нормальных людей? С каждым днём становилось все больше сюрпризов, но ни один вопрос не решался.       Раздражение нарастало в геометрической прогрессии, боль усиливалась, ничего не предвещало удивительной и прекрасной развязки. Раздражала даже медсестра, которая чертовски медленно везла меня. Будь у меня рабочие ноги, ушел бы отсюда подальше. Но нет, должен терпеть это издевательство.       Резкая смена моего настроения очень пугала. Нет, я и раньше был вспыльчив, порой даже слишком. Настроение мое сейчас оставляло желать лучшего, реакция на события была резкой до невозможности, даже банальные вещи выводили из строя.       Моя неспособность здраво мыслить могла привести к ужасным последствиям, но устраивать скандал, используя ручку и блокнот – плохая затея – все что спасало меня от катастрофы.       Просто нужно успокоиться. Так, что там нужно делать? Вдохнуть... Выдохнуть... Спокойно... Возьми себя в руки, Нико!       Я ехал с закрытыми глазами, медленно вдыхая и выдыхая. Со стороны могло показаться, что я сплю, но внутри полыхал огонь, вместе с бурей и торнадо. Медсестра приостановилась, значит мы приехали. Мой путь к спокойствию был неудачным, но я должен был открыть глаза. Увидел как передо мной открывается дверь, за которой стоял Уилл.       Раздражение, злость снесло как ветром при виде этого улыбающегося лица. Я не мог понять, почему смотрю на него сейчас и не могу оторвать взгляда. – Нико! – как всегда дружелюбный Уилл,– я как раз заходил к тебе. Я сам завезу.       Последняя фраза была адресована медсестре, которая быстро удалилась. Пока Уилл завозил меня, проверял капельницу, кислород, я всё ещё смотрел на его лицо, сосредоточенное и удивительно мягкое.       Где-то там мое подсознание пыталось понять, почему он вообще оказался здесь. Не то, чтобы это было вне нормы, мы с ним неплохо поладили за то короткое время (возможно единственное, что этому способствовало – мое временное онемение). Только вот я был уверен, что более как пациент я ему не интересен, и он меня забудет, стоит мне покинуть пределы его обязанностей. Видеть его здесь было действительно неожиданно для меня. Правда, это не сильно интересовало меня сейчас, ведь взгляд мой был все ещё приковал к его лицу.       Уилл, справившись с техникой, взял табуретку и сел передо мной. Когда его взгляд пересекнулся с моим, волна смущения прошлась по мне, оставив краснеющие щеки. Совершенно неловко я начал осматриваться по сторонам, пока мой взгляд не зацепился за блокнот.       В голову мне пришла замечательная мысль: поздороваться.       Я намалякал на листе:"Привет, Уилл. Рад видеть тебя".       Блондинчик улыбнулся и решил продолжить: – А я рад, что нашел времечко зайти, ты не поверишь. Новых пациентов просто тьма, устаю ужасно.       Ты бы ещё больше смен брал, конечно устаешь. – Знаешь, недавно привезли одного старика с сотрясением, он привередливая грымза, честное слово. Постоянно ворчит, придирается. Уж лучше бы как все нормальные больные, лежал молча.       Спустя пару секунд улыбка сошла с его лица, выражение стало напуганным. Видимо, он понял чего сказал. – Нико, прости, я не это хотел сказать, вообще я...– глаза его забегали, он придумывал что сказать, чтобы объясниться.       Я показал указательный палец в знак тишины, и помотал головой. Я полный профан в языке жестов, да и в любой речи, но меня кажется поняли. – Прости, это слишком жестоко. Никто не заслуживает лежать без возможности говорить.       Уилл взглянул на меня виноватыми глазами. От этого вида мне неожиданно стало тепло, улыбка сама расплылась по лицу. Блондин несколько секунд смотрел непонимающе, явно удивленный моей реакцией, но после и сам смущённо заулыбался.       Мне понравилась эта улыбка. Она не раздражала и не вызывала желание ударить по "тупой лыбе", что часто могло промелькнуть в моей голове. На нее наоборот хотелось смотреть вечно. Глаза его светились улыбкой, были настолько живые, что захотелось в них утонуть.       Стоп, чего это я? В чьих глазах я там тонуть собрался... Странности. Мое поведение в последние дни слишком не характерно для меня. Может это всё-таки сотрясение? – Кстати, на улице прекрасная погода. Жаль что ты не можешь гулять. Но когда ты встанешь, я обязательно тебя свожу. Так что быстрее выздоравливай, договорились?       Я кивнул головой, отчего то смущаясь. Я почувствовал как щеки начинают краснеть,в который раз, но это совсем в планы не входило. Слишком много они краснеть стали, здесь же не жарко. Надо успокоиться, веду себя как сумасшедший. Может я это от доктора Минкуса прихватил, безумие вроде заразно.       Уиил заговорил о своих пациентах, рассказывая банальные, будничные истории. Мне подумалось, что наши разговоры(его монологи) о работе слишком странные, но это не сильно забивало мою голову.       Мельком я взглянул на Френка. Он упорно вглядывался в какой-то учебник, но кажется совсем не читал. Он не перелистывал страниц с того времени как пришел Уиил, значит не особо увлекся написанным. При этом его лицо было столь смущенным, что все становилось понятно с первого взгляда. Совсем он скрываться не умеет.        Я слушал голос Уилла, особо не вникая в то, что он говорит. Я ловил звуки голоса, мелодичные и звонкие. Хоть и говорил Уилл спокойно, певуче, каждая буква отдавалась необычайной радостью, с которой смеются маленькие дети, наслаждающийся всем окружающим их миром. Это было немного странно, но его голос казался самым настоящим в этом мире; хотелось закрыть глаза и идти за этими прекрасными звуками.       Неожиданно Уилл звонко засмеялся. С некоторым недоумением я поднял голову. В его глазах и широкой улыбке я пытался выяснить причину смеха, но выходило плохо. – Вот так забавно вышло, – усмехнулся парень.       И я улыбнулся. Не зная шутки, самой истории, улыбнулся. Хотелось смеяться как и этот солнечный мальчик, разделить с ним этот момент. Возможно, это ненормально, но только от одного его голоса хотелось смеяться, искренне, до слез. И как можно настолько заслушаться голосом человека, что потерять смысла сказанных слов, испугаться от резкого смеха? Это точно ненормально. У меня наверняка сотрясение, а врачи не заметили. Единственное объяснение.       "Врачи не настолько идиоты, чтобы сотрясение не заметить, придурок" – пронеслось в моей голове, но я отбросил эту мысль подальше. – Кстати, я принес тебе кое-что,– Уилл быстро полез в карман и достал оттуда золотистую блестящую фольгу. Точнее, шоколад в фольге, но это я понял чуть позже.       Со словами: "Держи", он буквально впихнул мне ее в руки. На секунду мне показалось, что на его лице промелькнуло смущение. Или не показалось? Нет, все-таки показалось, или…       Я сидел, размышляя над этим вопросом, держа эту шоколадку в руках. Но Уилл понял все не так. – Точно! Твои руки ещё слабы, дурак, как я мог забыть, – о том, что я умею писать, он предпочел забыть. Быстро забрав у меня плитку, он начал рвать фольгу, громко шелестя. Моя попытка остановить это действо успехом не обвенчалась, поэтому я сел обратно.       Я чувствовал себя неловко, наблюдая за тем, как почти незнакомый человек распаковывал шоколад для меня. Да, Хейзел заботилась обо мне, но я всегда старался быть самостоятельным, не напрягать ее. Из-за этого я сейчас не мог понять какие чувства вызывала эта забота. Я пытался следить за каждым движением его руки, моя концентрация сомкнулась на этих тонких пальцах, открывающих кусочек за кусочком, но никак не мог сосредоточиться. Каждый шелест будто резал мой слух, остальной мир перестал существовать. В тот момент я должен был спихнуть это на повреждение мозга, ушей, чего угодно, но я не был способен думать. Я пытался понять, почему фольга рвется так громко, почему стук сердца отдает в каждой клеточке тела.        Я очнулся, когда понял, что рука Уилла с кусочком шоколада зависла у моего рта.       Краска мгновенно прилила к только вернувшемуся в норму лицу, прежнее оцепенение лишь усугубилось, дыхание остановилось, а сердце забилось так сильно, что стало больно. Я превратился в статую, что возможно странно выглядело со стороны.       Спустя пару секунд на лице блондина проявилось осознание, в глазах промелькнуло смущение. Но, к моему удивлению, он не опустил руки, не стал статуей со мной на пару. Он продолжал также настойчиво смотреть мне прямо в глаза.       Я буквально горел внутри от смущения, все это было настолько странно, неловко, что хотелось провалится сквозь землю.        А потом неизвестная мне сила заставила меня сделать что-то ещё более странное, чем стать каменным. Я открыл рот, схватил кусочек и начал быстро жевать. Все это произошло настолько быстро, что не только Уилл, но и я ничего не понял. Наверное, это к лучшему, потому что если бы понял, то умер бы там на месте. Сладость растекалась по рту, но я не хотел о ней и думать, просто быстро проглотив. На краю моего сознания я подумал, что шоколад вкусный, но мысль улетела также быстро, как и появилась.       Уилл в эти несколько секунд определенного выглядел лучше меня, хоть и был смущён. Он отряхнул руки и сложил их в странной, неестественной позе будто не знал куда их деть. Эта сцена наверняка выглядело смешно, я был бы рад, если бы никто этого не видел. Но, к своей глупости, решил проверить и посмотрел на Френка. Тот сидел над той же книгой, прикрыв рот рукой. Он покраснел, а на глазах блестели слезы. Он явно пытался сдержать смех, смущение и умиления, уже не знаю. Выходило у него из рук вон плохо.       Я жевал шоколад, Френк пытался не засмеяться, а Уилл увлеченно рассматривал свои руки. Неловкое молчание затягивалось, но блондинчик решил его разрушить. – Погода и правда чудесная,– начал Уилл, правда, особо не помог положению, но через несколько секунд решил вдруг продолжить, – я планирую идти на концерт, кстати.       Чего мне это стоило, но я смог сделать самое непринужденное и заинтересованное лицо, по крайней мере, мне так показалось. Ухватившись за мой интерес, уже более увлеченно он продолжил: – Да, получилось очень забавно, кстати. Это был обычный денёк, я возвращался после работы, подумал, что было бы круто развеяться, пока теплые деньки не прошли, – пока я увлеченно слушал Уилла, решил взять ещё один кусочек шоколада, не отрывая взгляда от его лица,– вот я иду, и тут перед моим лицом из ниоткуда появляются две бумажки, а кто-то за спиной кричит "Угадай, кто достал билеты на концерт The Score!". Я испугался конечно, а потом оказалось, что это Кайла.       Кайла?       Шоколад, который собирался отправится по пищеводу передумал и повернул куда-то не туда. Это вышло не специально, я начал кашлять и не мог остановиться. – Ты подавился?!– Уилл выглядел испуганным,– сядь ровно,– он немного приподнял меня, посадил ровно,– так, хорошо, а теперь тебе нужно прокашляться, потерпи.       Терпеть я не мог. Кашель раздирал горло, резкие движения побеспокоили незажившие раны и сломанные ребра. Из глаз брызнули слезы, они текли по щекам, уже не останавливаясь. Каждое движение отдавалось дикой болью, даже дышать было нестерпимо.       Уилл придерживал меня за спину, заставляя оставаться в вертикальном положении. Одна его рука находилась у меня на спине, второй он наливал воды. Стоило кашлю немного успокоиться, он поднес стакан с трубочкой ко рту. В этот раз уже без всякого смущения я начал пить воду. Кашель сошел на нет, но болело все, в особенности грудная клетка. Уилл осторожно уложил меня на кровать: – Подожди немного, я сейчас вернусь.       Откинувшись на подушку, я прикрыл глаза.       Придурок, честное слово. Подавиться шоколадкой, как у меня это вышло. Так ещё из-за чего? Уилл упомянул девушку. Ну да, не ожидал я, что девушка у него есть, но не настолько же шокироваться. Сейчас Уилл подумает ещё чего-нибудь не того, какой позор...       Была бы у меня возможность удручённо вздохнуть, то я бы определенно это сделал, но сейчас я мог только плакать. А этого делать мне не хотелось, поэтому просто лежал и мысленно давал себе пощёчины. – Ты как? – послышалось с кровати Френка. Не смотря на него, я поднял большой палец вверх, но боль начала отдавать и в руку, поэтому я уронил ее обратно на кровать.       За это время Уилл успел сбегать за доктором Браннером. Меня осмотрели со всех сторон, влили горькую жидкость, на вкус как чеснок с апельсином. Доктору не понравилось мое состояние, он срочным образом отправил меня на рентген. Неизвестное мне ранее лицо появилось из ниоткуда, и этот парень повез меня. Я увидел, как доктор Браннер заходил в свой кабинет, а вот куда подевался Уилл, понять не мог. Я надеялся, что он шел позади, но проверить этого не мог.       В кабинете рентгена меня постигло разочарование: Уилла не было. Он ушел и даже не попрощался.       Я не обижался. Мы ведь не друзья или что-то типо того. Он и не обязан со мной разговаривать. Просто это невежливо, поэтому я и чувствовал себя ужасно. Невежливые люди ужасны, да. Как оказалось, никаких повреждений мой конфуз не вызвал, поэтому меня вернули в палату к Френку. Тот спал с книжкой в руках. Вот я здесь умираю, от стыда в том числе, а он вздремнуть решил.       Мне так сильно захотелось его разбудить, но я даже покричать не мог. А кричать хотелось, и очень сильно. И этот Уилл из головы не лезет. Ну, честное слово, то подавится заставит, то уходит, не попрощавшись, это уже все рамки переходит.       Злость переполняла меня, хотелось кричать, ломать предметы и бить в стену, но все что я мог – лежать и молча злиться. На Уила, Френка, на весь мир. Меня игнорируют, ничего не рассказывают, будто я игрушка. Да ещё сверху лучший друг кинул. Моя жизнь летит прямиком в пропасть, а я ничего не могу сделать.       Я решил послать всех подальше и послушать музыку. Плеер, что принесла мне Хейзел, лежал недалеко, даже тянуться не пришлось. Я включил песни вразнобой.       Первые ноты песни заиграли в наушниках. Каждый звук отдавался по телу, в каждом уголочке. Дыхание сбилось, а ритм сердца начал соотносится с мелодией. Я будто становился с ней одним целым. Я не могу быть всем, что ты хочешь... Первые строчки зазвучали из наушников, но, по какой-то причине, я не мог вспомнить эту песню. Группа The Score была моей любимой, разумеется, я узнал голоса, но песню слышал впервые. Хочешь, чтобы я наполнил свой разум глупыми мечтами; это все, что я, кажется, делаю... Злость сменилась удивлением. Я не мог понять, что эта песня делала в моем плейлисте, но она настолько захватила меня, что всего себя я обратил в слух. Странные чувства вызывала эта песня: тревога, в тоже время любовь, стремление и что-то ещё... И люди выглядят, как пылинки, когда ты так высоко над Землей... Боль. Именно боль я почувствовал. Чью-то другую, не свою. Она наполняла меня чувствами, какими только можно было представить, вытесняя все из моей головы. Я изо всех сил стараюсь не подводить тебя, так что ноги не подведите меня сейчас, потому что... Эта песня была слишком близкой, и в тоже время далёкой. Будто на краю моего сознания что-то отзывалось на нее, часть меня пыталась пробиться сквозь эту стену непонимания, но ничего не выходило. Меня захватило беспокойство, мысли метались в голове беспорядочно. Я иду по канату, я иду за тобой... Слеза скатилась по щеке. Я не мог понять, почему эта песня настолько проникла в мою душу, настолько соединилась со мной, почему вызвала столько чувств, не знакомых мне ранее. Я живу большими надеждами, теперь они рушатся... Что-то отдаленно знакомое было в каждом звуке. Я гнался за этими воспоминаниями, но упускал раз за разом. Я хватаюсь за сердце, когда понимаю... Чего я не могу понять? Что эта песня делает со мной? "…Угадай, кто достал билеты на концерт The Score!…"       Фраза блондина пронеслась в моей голове, буквально перевернув все с ног на голову. Я резко распахнул глаза.        Как бы я не пытался, мне не удавалось успокоиться как раньше. Почти паника накрывала меня, чувства переполняли, а сердце сходило с ума.       Все это сотрясение. Точно сотрясение. Нет больше никаких объяснений этому всему.       Почему Уилл засел в моей голове? Я задумался над этим вопросом, в голове мелькали мысли и воспоминания, но настолько сбивчивые, что разобрать их было невозможно. Мне вспомнился тот блондинистый паренёк с зеленоволосой девушкой, на скамейке. Вспомнилась наша первая встреча и первый монолог Уилла. Вспомнились все проведенные вместе часы, его увлечённые рассказы, заливистый смех, холодные ладони, которые поправляли мою голову.       Мой мозг отказывался работать, в данный момент его будто переклинило. Все, что происходило за эти дни складывалось в голове в одну большую кучу. Музыка в ушах звучала до невозможности громко, сердце рвалось из груди. "Нико?"– услышал я взволнованный голос Уилла, музыка резко утихла.