Потому что сам не помнил его.
Это не было возможно. Я помнил его голос, помнил его руку, но лицо никак не могло появиться перед глазами. Он стоял у меня в голове как образ, но был будто из сна, в котором его лицо становилось настолько размытым, что вообще исчезало. Этого не может быть. Я попытался представить лицо Хейзел и вспомнил его без проблем. Но лицо доктора, того самого, который помогал мне и поддерживал столько времени, его просто не было. Будто кто-то удалил его из памяти по ошибке. Воспоминания с ним начинали смазываться, оставляя после себя лишь лёгкую тень, будто все это происходило не несколько дней назад, а несколько лет. Прокручивая в голове происходившее в последнее время, я с ужасом осознал, что не помню и лица Френка. Помня почти каждое слово, что он произносил, я не мог представить его лица. И Уилл... Его звонкий смех пронесся эхом у меня в голове, словно он совсем рядом. Но не его прекрасная улыбка и светящиеся глаза. Совсем ничего. Со мной происходило что-то страшное. Самые близкие за последние недели люди просто исчезли из моей памяти, а я ничего не мог поделать. У меня как отняли часть самого себя. Все это казалось страшным кошмаром, и я настолько зациклился на этой мысли, что никак не понимал, что сном казались именно эти люди. Боль сдавливала сердце до невозможности, все что было у меня в голове: "это просто кошмар". Я и не заметил, как слезы потекли по щекам. А вот незнакомый доктор заметил. Он подошёл ко мне, обеспокоенно заглянул в глаза, вытер слезы. После он спросил голосом, полным волнения: – Ты чего, мальчик мой? От этого вопроса я дёрнулся как от хлыста. Слезы мгновенно остановились, а чувства, которые я испытывал, нельзя было описать. Отрезвленый услышанным я шокировано уставился на этого мужчину, наконец осознав, что казалось мне в нем знакомым. Потому что голос это принадлежал доктору Браннеру. С ужасом я опустил глаза на его грудь, где неумолимо на меня с бейджика смотрели заветные два слова: "доктор Браннер". Сложно сказать, что произошло после этого. Я лишь смотрел в это незнакомое лицо, понимая, лишь то, что дальше точно не будет как раньше. По крайней мере, потому, что я не помнил, что было раньше. С каждой секундой все более и более забывалось мое пребывание в больнице. Как после сна, чем более ты просыпаешься, тем менее помнишь сон. В моей голове промелькнуло воспоминание о Уилле и его чертовой шоколадке. Я ухватился за него, как за спасительный круг. Я не следил за тем, что происходило вокруг, стараясь лишь не забыть малейшую деталь, сохранить в своей памяти хоть это. Как только первый шок прошел, на меня обрушилась все чувства, которые были приглушены странным, не до конца понятным открытием. Слезы вновь хлынули из глаз. Я будто потерял что-то важное, жгучее чувство боли горело внутри. Хотелось вырвать его, но все что я мог – теряться в рыданиях, постепенно переходящих в истерику. Представляя перед собой эту шоколадку, я с каждым вздохом боялся потерять ее в своей памяти, каждым всхлипом боялся согнать ее как наваждение. Как сквозь стекло я урывками слышал голоса, переходящие в крики. – Ему нельзя успокоительное! – У мальчика истерика! – Обратно в кому вогнать его хотите? На секунду все замолкло. Я даже испугался громкости своего голоса, когда он прозвучал в такой тишине. Неожиданно меня тряхнули за плечи. От столь резкого движения я замер. Прикосновение словно пробудило мои конечности, которые теперь слабо ощущались. Как после очень долгого сна они были ватные. Словно завороженный я поднял руки, сжимая и разжимая пальцы. Сквозь пелену слез, я смотрел на эти, будто чужие, руки. Мои воспоминания, тело – все это выглядело так, будто я попал в чужое тело и пытаюсь к этому адаптироваться. Все было сейчас чужим, но одновременно таким знакомым, будто я попал в параллельную вселенную. Только взамен мою жизнь забирали. К счастью, это неожиданное открытие помогло успокоиться моей истерике. Всхлипы не прекращались, но слезы уже не лились из глаз. Необъятное чувство тоски – все что у меня сейчас было. Сцена с шоколадом отпечаталась в сознании, как далекое воспоминание, нечеткое, но все же реальное. И это сейчас было единственным, что позволяло оставаться на плаву и верить, что я не сошел с ума, и все было реально. Но люди ждали. В панике смотрели на меня, ожидая чем закончится это странное молчание. С чувством покойной скорби, я выдохнул, готовясь к разговору. Горло напомнило о себе, и вода сейчас показалась самым необходимым. Отерев от слез глаза, я всмотрелся в мое новое окружение. Взгляды, обращенные на меня, были полны удивления и испуга. Ну да, проснулся, поистерил, на руки посмотрел, естественно они напуганы. Нужно сказать что нибудь наверное. Хотя, я же не мог, у меня же связки. Или я мог? Может мне приснилось? Ладно, нужно просто попробовать. – Кхм,– я прокашлялся, стараясь то ли проверить возможности своего голоса, то ли набраться смелости, – здравствуйте. Это мало того, что было глупо, так еще и мой голос был таким сиплым, что больше походил на умирающий хрип. Но, кажется, этого было достаточно, поэтому медики очнулись. Мужчина, теперь которого мне стоило называть доктор Браннер, быстренько подошел. – Нико ты как? Кружиться голова? Что-нибудь болит? – я отрицательно кивал, меня действительно ничего сейчас не беспокоило. Кроме одного. – Можно воды? – каждое слово давалось с трудом, я еле сдерживал приступ кашля, голос все так же походил на предсмертный полушепот. Одна медсестра сорвалась с места и налила воды из кувшина. Дрожащими руками я принял стакан и поднёс ко рту. Каждый глоток доставлял огромное удовольствие, помогал успокоиться еще больше. Происходившее сейчас все еще было страшным и непонятным для меня, но теперь, в более жизнеспособном состоянии, эти проблемы казались мне не такими значительными. Пора было открывать новый мир, как бы он не был чужд. Скорбеть по, возможно, никогда не существовавшему было глупо. Только почему сердце так ноет? – Нико, сейчас я кратко введу тебя в курс дела. Ты будешь в порядке? – видимо моя истерика немного пугала его, но сейчас я был уверен в себе, поэтому кивнул. – Хорошо. Ты наверное помнишь, как шел со своим другом в университет? – Да, помню, – голос постепенно возвращался в норму, хоть и звучал все ещё не очень. – Один водитель в состоянии алкогольного опьянения не справился с управлением и вылетел с дороги. К несчастью, вы с Джейсоном Грейсом оказались прямо на его пути. У тебя был перелом двух ребер, поврежден кишечник, в остальном все было в норме. Но после операции ты не приходил в себя, хоть и состояние у тебя было стабильное, – эти слова отдавались в моей памяти, будто я уже слышал их, – в итоге, ты пролежал в коме два месяца. И вот, наконец, очнулся. Переварить эту информацию было трудно, но не невозможно. Стойкое ощущение дежавю не покидало меня, но сейчас не было возможности подумать об этом. Кажется, случилось нечто ужасное. – Что с Джейсоном? – этот вопрос волновал меня сильнее всего сейчас, поэтому я почти проигнорировал новости о моей коме. Доктор скривился от этого вопроса, будто он задел его больную рану. Это настораживало. Доктор же присел на табуретку и с тяжелым лицом продолжил. – Состояние Джейсона было более критично. По словам свидетелей он успел оттолкнуть тебя подальше, хоть это и не сильно помогло, в итоге сам попал в эпицентр. Повреждения были такими, что надеяться на то, что он справиться, было бы даже глупостью. Врачи боролись, на протяжении недели, пытаясь как-то его вытащить, но никаких признаков улучшений не наблюдалось. Пришлось подключать к аппарату искусственного жизнеобеспечения. До сих пор никаких улучшений. Родители отключают его завтра... Последние слова он произнес почти шепотом, но они были самыми громкими. Они резали слух, я до последнего надеялся, что я просто ослышался. Нет, этого не может быть. Это просто неправильно! Так не должно быть. Почему он решил оттолкнуть меня, зачем ему это нужно было? Такая глупость. Из-за меня он... Я не мог признать, что возможно Джейсон умрет, это было так нескладно и неправильно, что я просто не мог и позволить мысли об этом. Мысли путались, ничего не выходило сформулировать.. – Как они могут? Они ведь любят его, – то, что я говорил никак не сходилось с моими мыслями, я не осознавал ни единого слова, – это ведь неправильно, такого просто не может быть. Вы лжете, они не могут так поступить, они... Резкий кашель прервал поток моих бессмысленных слов. – Послушай, Нико, – начал доктор, поднося мне стакан воды, – я знаю, что это больно, знаю, что трудно сейчас осознать все, что на тебя свалилось. Но в этом нет твоей вины, слышишь? Ты ни в чем не виноват, родители Джейсона тоже ни в чем не виноваты. Два месяца прошло, его мозг скорее всего уже мёртв. Нужно просто отпустить. И ты с этим справишься. С каждым его словом я осознавал, что все это на самом деле. Внутри меня больше не сновали мысли, не было больше ничего. Только пустота, которая заполнялась болью. Эта пустота позволила мне овладеть собой, взамен забрав все чувства, которые я мог испытать. – Я хочу увидеть его, – все что я сказал. – Сейчас нельзя, – доктор Браннер выглядел так, словно перебирал различные варианты,– завтра его отключают. Я не знаю, тебе нельзя там присутствовать, но я могу поговорить с его родителями, когда они приедут, хорошо? Не хорошо. Этого не было достаточно для меня. Мне просто физически нужно было больше времени, я хотел лежать перед его кроватью всю ночь и просить прощения за это, пока голос не сядет окончательно. Жалких несколько минут перед его смертью мне было катастрофически мало. Но это все, что было. Поэтому я согласился. Мое лицо не выражало никаких эмоций. Наверное, потому, что сам я сейчас ничего не чувствовал. Доктор поспешил уйти, сказав, что пришлет интерна для улаживания остальных вопросов. Что он говорил дальше я уже не слышал. Я пытался понять, чем заслужил сегодняшний день. Все, что у меня осталось от Френка и Уилла – это лишь чувства, которые я помнил. Мой забавный сосед, плюшевый мишка, который читал кучу разных книг. И этот... прекрасный блондинистый паренёк, который кормил меня шоколадом. Кажется их вообще никогда не существовало. Сейчас они были почти как воспоминания сна, совершенно ненастоящие. В один день я потерял своего единственного настоящего друга, одного вымышленного и еще Уилла. Он был лишь сном, так почему я помню его голос так четко? Почему он причиняет мне столько боли? Мое непонимание просто добивало меня, хотелось проснуться от этого страшного сна, но я понимал, что это точно не сон. Во сне не может быть так больно.Завтра.
Завтра я увижусь с Джейсоном. С ним ли? Будет ли это тот Джейсон, которого я знал? Тот излишне правильный гиперзаботлилый парень с чистым сердцем, который вытаскивал меня из всех проблем, знакомил с этим миром, не дал погрязнуть в одиночестве комнаты. Родители его никогда не одобряли общения со мной. Вдруг не позволят увидеться и завтра? Я не могу этого допустить. Я обязан увидеть его. Сегодня. Чего бы мне это не стоило. Только вот я не смогу это сделать сам. Я даже руки еле держу, как мне с кровати подняться-то. Проблемы не решались сами собой, как в сказках, это действовало на нервы. Меня отсюда никто не выпустит, я не имею понятия, где находится Джейсон, и вообще ничего не благоприятствует моему плану. Лучшим вариантом сейчас было появление рыцаря на былом коне, который обязательно мне поможет. Так в глубоких раздумьях и ожидании рыцаря, последнее, что я мог ожидать на самом деле – появление этого чертового рыцаря. Невзирая на абсурдность ситуации, прямо в дверях, запыхавшийся, счастливо улыбающийся, в дверях стоял прекрасный мальчик с блондинистой макушкой. Глаза светились радостью, но как прежде с доктором Браннером, ни одна черта не была мне знакома. Только вот почему-то от его присутсвия глаза наполнились слезами. – Нико! Этот восторженно счастливый крик совсем не принес мне радости. То, чего я так боялся, случилось на самом деле. Голос принадлежал Уиллу.Моему Уиллу.