Невесомые чувства

— Так что это за Олег? — спросил Хабенский, когда они с Безруковым, разомлевшие от секса, входили в квартиру. Сергей всё ещё ощущал некоторое смущение, смешанное с кайфом. Трахаться в подъезде — это безумие, но какое сладостное. И, конечно, несколько болезненное. — Мы познакомились девять лет назад, через знакомых. Дружили два года. Он мне казался крутым старшим товарищем, впрочем, он такой и есть, — сказав это, Безруков вдруг задумался над тем, кто мог дать Меньшикову его новый номер. Получалось, что Тополёв. Он был их общим знакомым. Сергей провёл ладонью по рубашке на своей груди. В порыве страсти Хабенский рванул её в стороны и пуговицы остались валяться на холодном бетонном полу. Мужчина томно улыбнулся пикантным воспоминаниям.  — И у вас совсем ничего на было? — прищурившись, спросил Хабенский, стаскивая обувь. — Совсем, — ухмыльнулся Безруков. — Что ж ты такой недоверчивый? Костя посчитал это риторическим вопросом и вместо ответа многозначительно посмотрел на любимого. Он не удивился, не застав в квартире «дочь», но стоило ему бросить случайный взгляд на сервант, как внутри всё оборвалось. Позолоченный чайничек и три чашки, доставшиеся ему от отца, а тому от бабушки, исчезли. Хабенский заметался по квартире, разыскивая, что ещё было украдено. — Что случилось? — тупо спросил Сергей. Он стоял в коридоре и наблюдал за манипуляциями Кости. — Ксения нас ограбила. Заначки нет, китайского сервиза, второго смартфона, часов, перстней и цепочки, портсигара, фляжки, нового тостера… — Боже! — ужаснулся Безруков. Помимо злости на девчонку, ему стало гадко от мысли, что он не уберёг Константина от всего этого дерьма. — И сколько было в заначке? — Двадцать тысяч, — угрюмо ответил Хабенский и прошёл в гостиную. Завалившись в кресло, он принялся массировать виски. — Ощущаю себя пенсионером, которого ободрали «добрые родственнички». Пока Сергей стоял в дверях и думал, что делать, хирург встал, протиснувшись в коридор, начал натягивать обувь. — Еду к ней. — Я с тобой, — решительно ответил Безруков и Константин не стал возражать. Через двадцать минут они стояли у двери квартиры бабушки Ксении. Костя терзал звонок, выглядя если не пугающе, то точно отталкивающе. Наконец, щёлкнул замок, и из квартиры вышла Ксюша. Захлопнув дверь, она навалилась на неё спиной и с вызовом уставилась на Хабенского. — Ну и зачем ты это сделала? — жутковато улыбнулся тот. — Мне бабки нужны, извиняй. А ты богатый, не сдохнешь, — цинично ответила Ксения и ухмыльнулась. — Повежливее! Вообще-то, ты воровка, и должна ответить за свои деяния! — вспыхнув, выпалил Сергей, стоящий за спиной Кости. — Да пошёл ты, — безразлично отозвалась девчонка. — Только попробуйте обратиться в ментовку — во-первых, скажу, что вы меня домогались, во-вторых, все узнают, что вы педики. Лицо Хабенского стало багровым, но не от стыда, а от ярости. Сделав шаг вперёд, он поднял руку так, словно намеревался задушить Ксению. Безруков пришёл на помощь, вовремя схватив любимого за локоть и отведя его в сторону. — Кому поверят, мне или вам, как думаете? Так что валите отсюда, уроды, — выплюнула Ксюша и, смерив победным взглядом сперва одного мужчину, затем другого, вернулась в квартиру. — Надо сменить замки, — тихо сказал Сергей и повёл Костю на улицу. Он бы мог очень многое сказать, слова ярости буквально сидели на языке, но мужчина решил держать себя в руках. Нельзя было распалять и без того взбешённого Хабенского.

***

Был обычный тихий вечер. Сергей не без удовольствия наблюдал за изменениями в Косте. Покинув свою нервную работу, он отсыпался, из-за чего выглядел посвежевшим и отдохнувшим. Они сидели на кухне и ели покупные пельмени. С того вечера, как состоялась их последняя встреча с Ксенией, мужчины не поднимали эту тему. Каждый молчал о своём: Сергей пытался понять, что чувствует Костя и как хочет поступить, а Хабенский испытывал лютый протест. Почему он должен от кого-то прятаться, как преступник? Бояться какого-то «разоблачения»? Чёрт с ними, с деньгами, а вот отцовский сервиз было поистине жаль. Он разрывался между желанием обратиться в полицию и просто забыть о случившемся. Вот только в его понимании «забыть» означало «проиграть». Идиллию вечера нарушил звонок в дверь. Безруков коснулся ладони Хабенского, мол, не беспокойся — открою. Отложив вилку, мужчина вышел в коридор и посмотрел в глазок. В подъезде, кутаясь в серое пальто, стоял Миронов. Выглядел он потрёпанно и расстроенно. Сергей открыл дверь. — Привет. — Здравствуй. Пустишь? — слабо улыбнулся Евгений. — Да, конечно. Проходи, — Безруков отошёл в сторону, пропуская мужчину в квартиру. Когда тот снял пальто и избавился от обуви, Сергей провёл его в гостиную. В дверях возник Хабенский. Скрестив руки на груди, он припал плечом к косяку и отстранённо наблюдал за происходящим. Было нетрудно догадаться, что мыслями кардиохирург находится очень далеко. — Кофе? Чай? — предложил Безруков. — Нет, спасибо, — вежливо отозвался Евгений и глянул на Костю. — Серёжа, мне просто необходимо с тобой поговорить. Сергей сел рядом с Мироновым и кивнул: — Выкладывай. Вижу, что что-то случилось. — Ты ведь тогда сказал Володе мой новый адрес, да? — Я. Извини, — вздохнул Безруков. — Я не хотел, но он настаивал, что должен передать тебе письмо от сына… — Да-да! Всё так. И передал. Знаешь, я ему совсем не нужен. Он ужасно меня стесняется. В письме он написал, что не хочет больше ничего обо мне слышать, — Миронов пытался улыбаться, но голос предательски дрожал. — Может, он сказал, то есть, написал это на эмоциях? — растерянно ответил Сергей. — Нет… Знаешь, как это тяжело? — Евгений встал и принялся ходить туда-сюда, заламывая руки. — Бояться, прятаться, на людях играть роль «мы просто друзья»? Когда мой сын узнал, что я живу с Володей, он принял это вполне нормально. Он меня любил. Но со временем что-то изменилось. Ваня рос, на него влияло общественное мнение, и в пятнадцать лет он послал меня. С тех пор мы постоянно находились в состоянии войны, только за что мы воевали?! Хабенский вздрогнул и быстро заморгал, глядя на Миронова. — Я всегда боялся быть собой. Нет, я не говорю, что нужно орать о своих предпочтениях… Но стоило кому-то узнать, что я люблю мужчину, как на меня начинали косо смотреть. Институт стал настоящим кошмаром. Разве это справедливо, Серёжа? — с горечью молвил Евгений. — Справедливо быть врагом собственного ребёнка? — Нет. Конечно, нет… — сглотнув, тихо ответил Безруков. В Косте что-то переклинило. Глядя на этого разбитого и несчастного человека, заламывающего руки, он вдруг понял, что не хочет бояться и прятаться. «Сейчас же поеду в полицию», — твёрдо решил он и вышел из комнаты. — А что у вас с Машковым? Не помирились? — спросил Безруков, чтобы сменить тему и отвлечь Женю. — Нет. И не помиримся. Пора двигаться дальше. Друг без друга, — опустив плечи, Миронов устало посмотрел на Сергея. — Ладно, а с Астаховым как? — Он улетел с семьёй в Грецию. У него жена и ребёнок. Не помню, говорил ли тебе… — Мне Володя сказал. — Хах. Володя! — Миронов совершенно несчастно улыбнулся. — Мне без него трудно, мы столько пережили вместе, но я принял решение, и должен его держаться. — Если ты так решил, то что я могу сказать? — Сергей встал и похлопал Евгения по плечу. — Давай выпьем кофе? Ты, кажется, замёрз. — Хорошо, — рассеянно ответил Женя, шагая за Безруковым на кухню. — Никогда не бойся, Серёжа. Не повторяй моих ошибок. Не стесняйся самого себя… — Да я не стесняюсь, вроде, — тихо сказал тот, доставая из шкафчика синие глиняные чашки. По правде сказать, он стеснялся, но не постоянно, а временами. Несмотря на то, что Безруков, как и Миронов, жил с мужчиной, он почему-то не испытывал таких мучений и проблем, как Женя. И поэтому он невольно задумался, почему у них столь разное восприятие реальности. Остаток вечера мужчины пили кофе и разговаривали о книге Сергея. Это очень отвлекло Миронова, и он уже не казался таким подавленным и несчастным. О неудачном путешествии оба не желали вспоминать. Безруков и без того всё ещё ощущал некоторую дереализацию, а перед сном каждый вечер упрямо прокручивал в голове события, произошедшие в Сибири. Миронов ушёл от Сергея в одиннадцатом часу. Безруков позвонил Косте, но тот не ответил. Ни через два часа, ни утром.