За границей вероятностей

— Мы что, проиграли? Всё было зря? У Наташи в глазах такое отчаяние, что смотреть невыносимо. — Нет, у нас получилось. Собрали перчатку. Вернули развеянных. Озарившая было лицо счастливая улыбка почти сразу гаснет, и острый взгляд вонзается в него, будто тысяча игл. — Тогда какого чёрта ты здесь, Тони? — Явился Танос из прошлого. Хотел уничтожить нашей перчаткой весь мир. Пришлось… воспользоваться самому. Он говорит о себе, но чувствует, словно рассказывает о ком-то совершенно постороннем. Странно сознавать, что ты мёртв, особенно если никогда не верил в посмертие. Наташа глядит на него, как на привидение. Блестят в неверном оранжевом свете непролитые слёзы. Рот беззвучно открывается и закрывается снова — то ли голос не подчиняется, то ли слова не идут. Да и что тут скажешь? Тони чуть улыбается и садится на тот самый валун. На поиск слов у них теперь есть всё время мира. Торопиться некуда. *** Весь день Стивен клюёт носом, почти задрёмывая на пространной речи Вонга о нынешней молодёжи, не питающей должного уважения к древним манускриптам и загибающей у бесценных фолиантов уголки страниц. Если Вонг и замечает его состояние, виду не подаёт. Когда Стивен прерывает его на полуслове, спрашивая, есть ли в библиотеке Камар-Таджа что-нибудь об Иггдрасиле, Вонг с минуту буравит его ничего не выражающим взглядом, а затем кивает. И, в нарушение всех правил, сам достаёт нужные книги через портал. Стивен благодарно кивает и удаляется с ними в комнату, выполняющую роль его кабинета. Чтение, однако, не занимает. Он то и дело с раздражением мысленно возражает неведомому автору и несколько раз удерживает себя от того, чтобы взять карандаш — а лучше красную ручку — и кое-что поправить в тексте в соответствии с тем, что узнал прошедшей ночью от Локи. Вонг за такое варварство его по головке не погладит. Однако сведения явно нуждались в корректировке. Только поймав себя на том, что смотрит на часы каждые десять минут, Стивен осознаёт, как сильно ждёт ночи, чтобы отправиться к Локи. С другой стороны, что мешает ему сделать это прямо сейчас? *** Локи пробовал снова и снова, но злосчастная свеча «вспыхивала» исключительно ледяными наростами, неспособными ни греть, ни светить. Чем-то похоже на его жизнь — такую же, в сущности, бессмысленную и бесполезную, как эта ледяная свеча. Вот Тор… Впрочем, о брате думать не хотелось. Потому что вместе с этим сразу на ум приходила мысль, что Тор бросил его тело — снова! — и умчался вершить свои подвиги, даже не подумав хотя бы похоронить его с честью. Неужели и такой малости он не заслужил? Так и остался в глазах Тора предателем? Пять лет одиночества никого не делают добрее. — Ты думаешь не о том, — прерывает размышления голос матери. — Не важно, о чём я думаю, результат всё равно один. Я ётун, мама, с этим бессмысленно бороться. — В одном ты прав: бороться не стоит. С собой, со своей сутью нужно не бороться, а сотрудничать. Оберни слабость врага своего против него самого. Этому учил вас с Тором отец? — Да, матушка. — А я спрашиваю тебя: какой враг окажется непобедимым? Локи задумывается на мгновение и пытливо взглядывает на мать. «В хорошем вопросе кроется половина ответа», — говаривала она. Та, живая Фригг. Настоящая. — Тот, что оборачивает свою слабость в силу. И против воли ощущает давно забытое чувство гордости, когда на лице матери показывается сдержанная, но довольная улыбка. — Очень хорошо, сын. И что ты называешь слабостью? — Отсутствие силы, — отвечает Локи давно заученный урок, игнорируя постыдное жжение в глазах. Он помнит. Помнит, как она учила его этому — один из первых уроков, что он от неё получил. — Что есть тьма? — Отсутствие света. — Что такое холод? Сердце вдруг начинает биться быстрее в предчувствии решения, которое не давалось ему столько времени. — Отсутствие тепла. — Иначе говоря? — Энергия. Тепло — это энергия. — Сама жизнь — это энергия. Всё, что тебе нужно, это ничто обратить в нечто. Холод не враг тебе, Локи. Твоя ледяная кровь уже дважды спасла тебе жизнь. Это огромная сила, и она спит в тебе. Найди её. Разбуди. И придай ей нужную форму. Локи чувствует себя заплутавшим на магических тропах: за каждым новым поворотом чает обнаружить заветный выход, а встречает лишь очередное перекрестье дорог. Он знает, что ответ, так нужный ему сейчас, где-то совсем близко, но тот ускользает, осыпается прахом с пальцев. — Обратить ничто в нечто, — повторяет он, ища разгадку. — Обернуть небытие бытием. Энергия — жизнь. Холод — отсутствие тепла. Найти заключённую в холоде энергию… Сосредоточившись на венчающей свечу льдинке, Локи практически впадает в транс. Он не замечает, как блекнет и растворяется комната вокруг, как, улыбаясь, исчезает Фригг. В этот момент весь мир для него сводится к одной-единственной свече и кусочку льда, в котором где-то таится пламя… — Что ты делаешь? — раздаётся над ухом, и Локи дёргается от неожиданности так сильно, что впечатывается макушкой в чужой подбородок. — Колдун, — морщится Локи и окидывает недовольным взглядом внезапного гостя, — ты понимаешь, что в другой ситуации я бы или пронзил тебя кинжалом, или испепелил бы на месте, Суртур тебя раздери? — Заморозил бы, ты хочешь сказать? — уточняет Стивен Стрэндж, выразительно указывая взглядом на злосчастную свечу. — Итог для тебя был бы един, — равнодушно пожимает Локи плечами. Стрэндж хмыкает, делает пальцами замысловатый жест, и фитилёк оказывается охвачен ровным, розовато-оранжевым пламенем. У Локи нервно дёргается уголок губ, и он поднимается со стула, сложив руки на груди. Выпрямляется во весь рост, к немалому удовольствию обнаруживая, что он выше человеческого зазнайки, и вкладывает во взгляд всё превосходство, какое только может в себе найти. Впрочем, Стрэндж — осознав, видимо, что сделал нечто, чего делать не стоило, — на вызов отвечать не торопится, смотрит прямо и спокойно. — Мы вчера остановились на лей-линиях, протянувшихся от Хвергельмира до Земли… в смысле, Мидгарда. Продолжим? И после короткой паузы Локи кивает, меняя окружающее пространство на привычную ему асгардскую классную комнату. *** Новая обстановка вызывает у Стивена интереса едва ли не больше, чем предстоящий урок магии. Он осматривается со сдержанным любопытством, разглядывает развешанные по иллюзорным стенам карты и схемы, гадая про себя, точная ли это копия какого-то помещения или сборный образ из разных воспоминаний. — Ну? — спрашивает Локи с заметным раздражением, и Стивен понимает, что слишком погрузился в размышления. — Извини, засмотрелся. Слишком непривычная… аудитория. Вы в Асгарде всегда в таких занимались? — Более или менее. Светлые стены, мраморный пол, широким полукругом расставленные столы с письменными принадлежностями и большое свободное пространство в центре. На тех стенах, что не завешаны наглядными материалами, висят полки, уставленные конусовидной или пирамидальной формы камнями, похожими на кварц. Оконные и дверные проёмы украшены барельефами, а высокие потолки расписаны пасторальными сценками. — Красиво, — отмечает Стивен. Ничего на это не ответив, Локи берёт с одной из полок каменный конус, ставит на ближайший стол, как-то хитро поворачивает верхушку, и комната вдруг наполняется трёхмерными полупрозрачными изображениями, похожими на ожившие иллюстрации из старинных трактатов — или сборников сказок Эндрю Лэнга. Стивен тоже умеет создавать магические иллюзии, но эти явно «записаны» на кристалл, что роднит их скорее с современными компьютерными голограммами. Так где проходит грань между магией и технологиями? И проводят ли её вообще асгардцы… или ётуны? Локи читает лекцию, будто сказку: в ней боги и герои древности сражаются со злом и первозданных хаосом, коварные чародейки с могущественными волшебницами протягивают магические нити сквозь пространства и время, а таинственные артефакты хранят запечатанные в них силы, на обуздание которых порой уходили тысячи лет и без числа жизней. И совершенно неожиданно во всём этом Стивен даже видит смысл, более того — пользу. Словно пробует ощупью эту чуждую ему реальность, находит в ней узлы и петли, прослеживает связи, запоминает хитро сплетённый узор самой ткани бытия. Наполняется ощущением силы. И тут же трезвеет: уже дважды он обманулся могуществом знания, и больше не позволит себе так ошибиться. — В чём дело? — спрашивает Локи, пристально на него глядя. Стивен смаргивает оцепенение и качает головой. — Ничего. Думаю, на сегодня хватит. Он ждёт язвительных шуток об ограниченности людского умишки, но Локи только кивает согласно: — Ты прав, для одного раза достаточно. Я и так рассказал больше, чем собирался в этот раз. Классная комната блекнет, выцветает и растворяется совсем, оставляя их в неуютной пустоте. Локи в своих тёмных одеждах почти сливается с безликой тьмой. — Ты все пять лет провёл… вот так? — спрашивает зачем-то Стивен. Не то чтобы ему не было любопытно, но тема скользкая, и задевать её вообще не стоило. — Ну что ты. У меня здесь целый театр: развлекался, как только мог, — тянет Локи, сменяя одну за другой декорации: цветущие луга; огромное озеро, рассыпающееся ослепительными бликами под ярким солнцем; белокаменные залы; уютные покои; уходящие в бесконечность лабиринты книжных стеллажей; тёмные коридоры и мрачные тоннели; ледяная пустыня; краснокаменная пустыня. Нью-Йорк. Дымящийся от сражений, пропахший бетонной пылью, искорёженным металлом и битым стеклом, стонущий и усталый, но выживший (Стивен помнит, кому он должен быть благодарен за это — за то, что неминуемая тогда смерть лишь дыхнула в затылок, но отступила). Локи — с издевательской улыбочкой — ведёт его дальше по галерее своих воспоминаний, но Стивен словно застрял в родном городе, поражённый тем, как безжалостно точно память Локи воссоздала его. Не таким, каким мог бы видеть город полководец, потерпевший поражение — с презрением и усталой ненавистью, но таким, каким видели город они — простые нью-йоркцы, заглянувшие в лицо хаосу и чудом уцелевшие. — Ты сегодня много отвлекаешься, — замечает Локи. — Да, прости. Они снова посреди пустоты, а между ними стол с незажжённой свечой, которые он уже видел, когда появился сегодня. — Скажи мне, как ты зажёг свечу? — спрашивает Локи, чуть вздёрнув подбородок, глядя на него отстранённо и свысока. Стивену почему-то кажется, что ему действительно важен ответ — и так же важно этого не показать. — Это что, какая-то проверка? Предварительный зачёт? — уточняет он, но ответа не дожидается. Пожав плечами, Стивен снова заставляет свечу загореться и поясняет: — Мы в пространстве сна — в небытии. Ему безразлично, чем быть, поэтому оно существует в форме ничто. По той же причине ничто можно обернуть в любую форму — стола, свечи, огня. Небытию всё равно, чем быть, значит, оно может быть всем. Пытливый, жадный взгляд Локи вонзается в него голодной коброй, а — когда Стивен вслед за словами создаёт дубликаты стола и зажжённой свечи — его глаза на миг распахиваются, словно в изумлении, но маска безразличия тут же возвращается обратно. — Верно, — бормочет он под нос, искривив рот в насмешке, тихо смеётся, а вокруг них вырастают белые стены, унизанные факелами, вспыхивающими один за другим. — Всё верно, колдун. Так и есть: мы посреди ничто, которое может быть всем. Удобно, не правда ли? По спине Стивена пробегает холодок от вида чужой подступающей истерики. — Стивен. — Что? — переспрашивает Локи, осёкшись. — Зови меня Стивен. Колдуном меня звал другой человек, который погиб по… который погиб. И мне неприятно слышать это обращение… от других. — От меня. — От кого угодно. — Чувствуешь себя виноватым? В его смерти? Стивен холодеет и отвечает ровно: — Да. Локи понимающе кивает. — Ну что ж, Стивен. Мне кажется, тебе пора. Стивену тоже так кажется. — До встречи, Локи. — До встречи. *** Локи со смехом зажигает и гасит свечу под неодобрительным взглядом Фригг, меняет цвет пламени — на жёлтый, на зелёный, на чёрный, постукивая пальцами по столу. — А ведь я почти забылся, матушка. Почти поверил, что сон есть явь. Обернуть ничто в нечто — отлично придумано! Бог коварства и плутовства почти переиграл сам себя! Он хохочет, запрокинув голову. Фригг качает головой. Подходит, кладёт ласковую ладонь на высокий лоб, отводит спутанные волосы и трогает кожу сухими губами. — Бытие и рождается из небытия, Локи. Ты только упускаешь деталь. Но ты поймёшь. Локи снова остаётся один в пустоте.