Deadly

Следующей ночью Кагеяма появляется в прачечной примерно в два часа с маленьким свёртком белья. В этот раз помощь ему не нужна, но он предлагает Хинате постоять рядом… просто, чтобы убедиться, что всё пройдёт как по маслу. Кагеяма, закидывая монеты в слот стиральной машинки, краснеет, и Шоё думает, что это очаровательно. Вчера, когда ранним утром смена подошла к концу, он закрыл помещение, и они с Кагеямой прошли до ближайшего перекрёстка прежде, чем разделились и направились по домам каждый в свою сторону. По пути Хината много размышлял: в основном он пытался понять, из какой технологической дыры мог вылезти этот странный парень. Кагеяма, очевидно, не разбирался в современной технике, но знал о компьютерах. В видеоигры он тоже не играл, хотя определённо что-то о них слышал. И, как Хината уже успел выяснить, парень видел несколько культовых кинолент (например, те же Звёздные Войны — но, правда, только первую часть). И боясь, что Кагеяма вновь подумает, что над ним потешаются (или, что ещё хуже — что его хотят обидеть), Шоё не решался спросить, как… Ладно, спросить вообще хоть что-нибудь! И… нет. Не совсем так. Хината спокойно заваливал парня вопросами, вставляя их в разговор то тут, то там, но Кагеяма всегда умудрялся ловко уклониться от ответа или вообще сменить тему. Поэтому Шоё так и не узнал, чем он зарабатывает на жизнь, ходил ли он в школу или хотя бы где жил до этого, но намёк был понят — и Хината значительно поумерил свой информационный аппетит. В любом случае ему просто нравилось находиться в обществе этого чудака, и он верил, что со временем Кагеяма обязательно откроется ему. Кто Хината вообще такой, чтобы совать нос в чужую жизнь, если его ещё не готовы туда впустить? Чёрт, а вдруг Кагеяма — путешественник во времени и просто ждёт подходящего момента, чтобы объявить эту новость? Впрочем, и неважно. Он нравился Хинате, и Шоё не хотел, чтобы его любопытство испортило зарождающуюся связь между ними. Кагеяма определённо был фанатом Звёздных Войн, и это был отличный повод, чтобы, наклонившись поближе, шептать ему на ухо всякие глупости про фильм. К счастью, парень, казалось, был не против. Он и сам с охотой поддерживал разговор, делясь собственными мыслями по поводу картины, хотя предпочитал обращаться к более сложной технической части ленты, восхваляя визуальные эффекты и работу оператора. Даже использовал такие умные слова как «сопоставление» и «панорамирование», обращая внимание на те детали, которые Хината раньше даже не замечал. Например, выбор оборудования для освещения сцены. Вот уж новость! Хината долгое время считал, что освещение происходит как-нибудь само… Ну, из окна, например. Ох, ладно, он вообще-то тоже успел блеснуть ценными комментариями! Хотя по большей части они состояли из долгой цепочки невнятного бормотания и пародирования звуковых эффектов, но ведь любая критика важна! И сейчас, пока Кагеяма загружает стиралку, Шоё возвращается к своим впечатлениям от просмотренного фильма — любимые сцены льются журчащим потоком, и с таким же успехом он мог попросту полностью пересказать первую половину эпизода.  — И когда «Тысячелетний сокол» вышел в гиперпространство, и на экране всё такое ГВА-А-А-А-АХ, и свет завертелся — так круто! Но они всё испортили, взорвав Альдераан… — В смысле всё испортили? — фыркает Кагеяма. — Это же один из важнейших сюжетных поворотов, тупица. — Да, но Вейдер получил, что хотел, так почему… — Потому что он чистое зло, идиот. В этом-то и вся соль. Кроме того, Лея соврала, что она миролюбивый дипломат, так почему ей точно так же не соврать, что Альдераан — гражданская планета? Хината кривит губы. — Ты противоречишь сам себе! Хочешь сказать, что Вейдер поступил справедливо?! — Нет, я просто указываю на нюанс, который ты, по всей видимости, не понимаешь, — Кагеяма закатывает глаза, но Хината замечает, как его губы дёргаются в слабой полуулыбке. — Тогда позволь мне указать тебе вот на какой нюанс, — насмешливо тараторит Хината, упираясь кулаками в бока, — в первом эпизоде Энакин… — сморщившись, он резко затыкается. Чёрт. А вдруг парень ещё не смотрел новые части? Кагеяма резко оборачивается, и Хината вскрикивает, спеша, отпрыгнув назад, принять позу каратиста. — Какой ещё первый эпизод? — голубые глаза выжидающе блестят. — Ах, м-м-м, н-никакой! — невнятно бормочет Хината, нервно щёлкая пальцами. — Я просто… ухм… думал… о Стартреке, нет… — он вновь замолкает. Взгляд останавливается на футболке парня — пятнышко. Кагеяма, закатив глаза, отворачивается, чтобы запустить стиралку, и Хината дёргается в сторону, не сводя глаз с маленького пятнышка на в остальном чистой одежде. Цвет знакомый — тот самый, что был на простынях в ночь их первого знакомства. Что Кагеяма тогда сказал? Ох, верно. — У тебя немного клюквенно-яблочного сока на футболке. Кагеяма поворачивается и окидывает его неожиданно опустевшим взглядом. — Вот тут! — Хината тыкает пальцев в грудь парня. — Пятнышко, глупый. Кагеяма смотрит вниз, соображая. — Ох, — выдыхает он. — Давай возьмём пятновыводитель или ещё что… — но прежде, чем Хината успевает закончить мысль, Кагеяма стягивает футболку через голову и, открыв крышку машинки, закидывает её в мыльную воду. Хината бледнеет, шипит, заикается, размахивает руками и лишь потом едва выдавливает из себя: — Т-ты не можешь просто… тебе нужно… да что с тобой не так?! — кричит он, прикрыв глаза ладонью в попытке отгородиться от происходящего безумия — от обнажённого пресса и груди Кагеямы. — В публичных местах нельзя так раздеваться! — Ох… верно… — медленно протягивает Кагеяма. — «Ох, верно»?! — Хината роняет ладонь, отваживаясь посмотреть парню в лицо и не скатиться в пристальное любование его бледной мускулистой гладкой плотью, из которой буквально вылеплены все новоиспечённые мечты Шоё. — Ты забыл, или что?! — Я… полагаю, что да, — признаёт Кагеяма. Его руки вяло висят по бокам от тела, а голубые глаза наблюдают за жужжащей стиральной машиной. Хината совершенно необдуманно кидает короткий взгляд на широкую грудь парня и закусывает нижнюю губу. Боже. Боже. Повернувшись на пятках, он хлопает себя ладонями по пылающему лицу: — Стой здесь! — кричит он через плечо и, топая между рядами машинок, добавляет: — И не снимай штаны, пока меня нет! Он проходит мимо последней стиралки и ныряет за неё, присаживаясь на корточки. Ладонь сама впивается в футболку. Ему плевать, путешественник во времени ли Кагеяма или ещё кто — нельзя просто взять и забыть о том, что в публичном месте не принято раздеваться. Он намеренно сотворил это дерьмо. Это дерьмо было тщательно спланировано. Это дерьмо… Хината выглядывает за угол. — Я тебя вижу, — произносит Кагеяма. Шоё с тихим писком падает на спину и, перевернувшись на четвереньки, стремглав бросается к стойке. Он находит притаившийся под столом пластиковый ящик с надписью «Забытое» — в нём вся одежда, что посетители оставляли в машинках. Большую часть «потеряшек», конечно, составляют носки, но также там можно было найти несколько футболок разных размеров и цветов и даже парочку брюк. Конечно, чисто выстиранных. — Блять. Блять, — бормочет Хината. Его сердце угрожает вырваться из грудной клетки, пока он бешено роется в ящике. Может, ему стоит просто выползти через входную дверь на улицу? Ну кто вообще так делает?! А вдруг Кагеяма никакой не таинственный путешественник во времени, а просто ебаный лунатик? Идеальный торс всё ещё висит перед глазами чистым, ярким и очень детальным воспоминанием — и, чёрт, Хината опять не выспится ночью. Точнее утром. Неважно. В общем, в ближайшее время спокойно ему не заснуть. Шоё выуживает из ящика чёрный лонгслив, стараясь отбросить прочь всякие сожаления — рукава спрячут прекрасные руки парня. Поднявшись на ноги, он прицельным пинком задвигает ящик на место и, стиснув зубы, плетётся обратно к стиралкам. Стыд и смущение хватают его за горло, когда он подходит к странно спокойному Кагеяме — тот стоит, облокотившись на белоснежный бок машинки. В меру накачанные руки демонстративно скрещены на идеально мускулистой груди. — Вот, — демонстративно отвернувшись, Хината протягивает Кагеяме одежду, но когда тот не спешит её принять, Шоё украдкой окидывает его взглядом. Голубые глаза медленно моргают. — Итак, — произносит парень. — Теперь я могу снять свои штаны, или как? — Что?! — Хината прижимает лонгслив к груди, словно красная девица, застигнутая негодяем во время переодевания. — Ну, ты сказал, не снимать штаны, пока тебя нет, — напоминает Кагеяма, подходя ближе. — И это значит… — Я помню, что я сказал! — вскрикивает Хината. — Но это не… я не… На милых пухлых губах проскальзывает тень ухмылки, и Хината резко затыкается. Да Кагеяма просто играет с ним! — Ты придурок, — Шоё бросает кофту в лицо парня, и Кагеяма смеётся. — Вот уж не знал, что ты такой весельчак, — сухо чеканит Хината, но зарождающейся улыбке не сопротивляется. — Ты ещё многого не знаешь, — говорит Кагеяма, натягивая чистую одежду через голову. — О тебе или… — Хината быстро облизывается, наблюдая, как пресс Кагеямы исчезает под чёрной тканью. Охрипший голос превращается в шёпот: — Или в целом? Кагеяма молча дёргает плечами. Хината гулко выдыхает. — Хорошо смотрится, — говорит он. — Как минимум по размеру. Так мы будем досматривать фильм? Кагеяма кивает и следует за Хинатой мимо ряда машинок. Между делом он останавливается у вендингового аппарата и покупает две бутылки молока — одна традиционно отходит Хинате — и только затем они наконец устраиваются смотреть кино. — Готов? — спрашивает Шоё. Курсор зависает над кнопкой «воспроизвести». — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я снял штаны? — ухмыляется Кагеяма, открывая молоко. Его губы ещё сильнее растягиваются в улыбке, когда Хината невнятно бормочет в ответ. — Пф-ф-ф-ф, просто смотри фильм! — наконец рявкает Шоё. Его лицо так сильно пылает красным, что он совершенно не удивится, если сработает автоматическая система пожаротушения. Но вместо этого в лицо врезается холодная бутылка, и Хината с писком стряхивает с себя капли конденсата. — Ты выглядел так, словно тебе нужна помощь, — произносит Кагеяма, опуская молоко. Хината пытается прожечь его взглядом. Не получается. Кагеяма сегодня в неожиданно хорошем настроении, и в желудке Шоё танцует кто-то гораздо больший, чем бабочки — ведь всё это значит, что Кагеяме уютно с ним. С нерешительной улыбкой Хината слепо пялится на экран. Ему всё-таки нравится эта игриво ухмыляющаяся версия Кагеямы. Такая милая. И когда парень взъерошивает рыжие волосы, пододвигает стул ближе и складывает руки на стойке, Хината вторит ему, намеренно задевая чужой локоть своим. Кагеяма в долгу не остаётся. «Да, он милый», — думает Хината, когда разум привычно наполняется успокаивающим теплом. Он не может не поддаться ему, позволяя затянуть себя в тягучую пучину. «Как мотылёк на пламя», — отстранённая мысль, не больше. И только позже Хината поймёт, насколько точна была эта аналогия.

***

Но следующим вечером Кагеяма приходит совсем другим. Точнее нет. Не другим. Ведь Хината уже видел его в таком состоянии — в их первую встречу. Обычно глаза Кагеямы сверкают — словно тёмные морские воды, отправляющие Шоё дрейфовать под светом тысячи звёзд. Ну или под яркими лучами стерильной флуоресценции. Тут уж как получится. Хинате не потребовалось много времени, чтобы понять — Кагеяма невероятно красивый. Хватило первых двух минут их первой встречи. Высокие, но округлые скулы — почти что женственные — обрамляют выразительное лицо; цельный образ источает чистейшую, ни с чем не сравнимую мужественность, а голос так глубок и бархатист, что его полутона резонируют до самой сердцевины Хинаты. Добираются до всех отдалённых уголков его существа. Кагеяма стройный и чертовски грациозный, он плавный и в то же время быстрый, мускулистый — словно сошедший с разворотов тех журналов про мужскую моду, которые… хм… Шоё открыл для себя в раннем подростковом возрасте. Но сейчас красивое лицо выглядит изнеможённым, осунувшимся и ещё много каким. Хината готов перечислить все известные ему эпитеты для детального описания глубоко больного человека. Большие глаза вновь колышутся на грани безжизненности, а тёмно-голубая радужка почти что обернулась абсолютной чернотой. Кагеяма, входя, приветствует Хинату кратким кивком. — Эй… ты в порядке? — взволнованно спрашивает Шоё, следуя за парнем к машинкам. — Ты выглядишь довольно… — Я в порядке, — голос Кагеямы осип и неприятно гремит. Парень загружает бельё в стиралку, но что-то в его движениях смущает Хинату: он закидывает вещи и наливает мыло с какой-то нехарактерной для него неестественностью. Шоё ёрзает позади, прогоняя прочь мысли о наркозависимости. Нет, это точно не подходит. Такое даже в голове не укладывается. Облизав пересохшие губы, Хината решается: — Т-ты заболел? Если хочешь, я могу постирать для тебя, а ты просто посиди. Ему не отвечают: Кагеяма продолжает медленно выгружать вещи из плетённой корзинки. — Фактически у нас тут прачечная с полным спектром услуг! — напирает Хината. — Так что я могу сделать всё сам, а ты пойдёшь домой и заберёшь вещи завтра! У меня, правда, выходной, но ты можешь забрать одежду в течение… — Я сказал, что я в порядке, Хината, — тягуче прерывает его Кагеяма. Тихо. Едва шёпотом. Он точно не в порядке. Хината в этом уверен. — Хорошо… ладно, — бормочет он. — Но не думай, что тебе обязательно ждать конца стирки. Это всё, что я хотел сказать. Сначала Хината чувствует на себе пристальный взгляд и лишь затем понимает, что Кагеяма повернулся к нему. Волосы на загривке встают дыбом, и он отпрыгивает назад прежде, чем их глаза успевают встретиться. Дыхание сбивается. Потухли его глаза или нет — в любом случае взгляд Кагеямы пронзает Хинату насквозь, посылая горячую дрожь вверх по позвоночнику. Тёплая тягучая дымка затягивает мутной пеленой зрение Шоё, и он обхватывает себя руками, будто бы ему холодно — несмотря на недвусмысленное тепло, наполнившее живот и растёкшееся ниже, чтобы внезапным возбуждением проткнуть чувствительную плоть. Хината дрожаще выдыхает, и, чёрт, выходит слишком похоже на стон! Судорожно моргнув, он пытается сфокусировать взгляд и, чувствуя, как подгибаются коленки, тянется рукой в сторону, чтобы ухватиться за угол стиралки. Ему требуется лишь секунда, чтобы восстановить равновесие и, быстро покачав головой, стряхнуть с себя назойливый туман, но пламя во внутренностях продолжает распаляться, растекаясь по конечностям и отдаваясь пульсацией между… ног.  — Эй… ты нормально? — тихо спрашивает Кагеяма, но кажется, будто ему и не нужно напрягать голосовые связки — вопрос возникает внутри головы сам по себе, отдаваясь гулким эхом. Тёмные брови недоуменно сходятся, и Хината расплывчато наблюдает, как парень делает шаг вперёд, вытягивая руку в его сторону. — Д-да, — слова едва скатываются с языка, тяжёлые и густые. Он отворачивается, чтобы упереться ладонями в стиральную машинку, и на Кагеяму больше не смотрит — это практически больно. Тяжело сглатывает выступившую слюну, и звук раздаётся бульканьем в его черепной коробке. — Я просто… голова почему-то закружилась, — он испытывает непреодолимое желание наклониться вперёд или прижаться бёдрами к холодному боку стиралки, но это было бы слишком странно. Однако он довольно быстро приходит в себя — уровень похоти снижается до обычного (ставшего таким привычным с того самого момента, как Кагеяма впервые перешагнул порог маленькой прачечной). Член успокаивается. Шоё выдыхает, выпрямляется и поворачивается к парню. — Это было странно, — произносит он, и в голосе ещё слышится лёгкая дрожь. Хината смущённо натягивает футболку на бёдра — просто на всякий пожарный. — Возможно, это тебе стоит присесть, — неспешно предлагает Кагеяма, его тёмные глаза пристально смотрят на лицо Хинаты, угрожая вновь вызвать тот эмоциональный пожар, который только-только удалось потушить. — Ты выглядишь очень… красным. — Да ты, может, уже прекратишь говорить мне это? — шипит Хината, утыкаясь кулаками в бока. — Я и сам знаю, понятно? Боже. Кагеяма, кажется, готов поспорить, но решает промолчать. Хината переводит взгляд на рот парня, наблюдая, как язык проходится по нижней губе перед тем, как сжать пухлую плоть зубами. Жар в груди вновь даёт о себе знать, и Шоё коротко выдыхает, готовясь к худшему, но Кагеяма резко отводит глаза, поднимает корзинку, одним движением вываливает остатки вещей в машинку и захлопывает крышку. Он протискивается мимо Хинаты слишком быстро — любой другой бы не успел среагировать. Любой другой, но не Хината. — Эй! — кричит Шоё, поворачиваясь как раз вовремя, чтобы схватить Кагеяму за локоть. Мгновенный неистовый жар расходится от кончиков пальцев, смешиваясь с кровью в венах и устремляясь в грудь. Колени подкашиваются. Но на землю он упасть не успевает. Шоё изумлённо приоткрывает один глаз, затем второй, чтобы обнаружить себя в объятьях Кагеямы, осевшего на кафельный пол. Тёмные глаза смотрят на него сверху вниз с заметной тревогой. — Да что, блять, с тобой не так? — резко рычит Кагеяма, бешено пытаясь заглянуть ему в глаза. — Я… Я не знаю! — произносит Шоё, закрывая лицо ладонями. — Это словно… ах! — пищит он, когда Кагеяма раздражённо сталкивает его на пол. Парень, схватив пустую корзинку, поднимается. — Тебе не стоит касаться меня, — ворчит он. Хината едва заставляет себя сесть — тело почти что трясет от разогнавшегося пульса. — Ч-что? — рассеянно переспрашивает он. Кагеяма больше ничего не говорит — лишь, отведя глаза, закусывает губу. Широкая грудь рвано дёргается. — Не думаю, что это ты должен говорить мне такое, — переходит в атаку Хината. — Что? — Кагеяма резко разворачивается. Клацнув зубами, Хината сжимает челюсть и поднимается на ноги. Он резко тормозит прямо перед Кагеямой, сжимая кулаки и прищуриваясь. — Ещё с нашей первой встречи всё, что ты делаешь, это… — Шоё запинается, нервно облизывая губы. — Что? — вновь переспрашивает Кагеяма. В этот раз едва на грани слышимости. Но Хината, опустив плечи, тянется рукой назад, чтобы смущённо потереть шею. — Ничего, — бормочет он. — Предложение всё ещё в силе. Если хочешь уйти, то я сам закончу за тебя стирку. Кагеяма колеблется: стопы его ног смотрят прямо в сторону выхода, и он бросает быстрый взгляд на дверь. Но затем, дёрнув бровью, вздыхает. — Мы хотели посмотреть фильм. Хината, просияв, резко кивает. — Ты… по всей видимости, тебе тоже не стоит оставаться одному, — медленно бормочет Кагеяма. — А то вдруг опять отключишься. — Я не отключался, — с досадой отвечает Хината, пока они шагают к их излюбленной стойке. И нет, он точно не собирается подмечать, что что бы там ни случилось — всё это исключительно вина Кагеямы. — Так что, сегодня смотрим «Империю»? — спрашивает он, пока Кагеяма покупает молоко. Парень не отвечает, и Хината с интересом наблюдает, как он неуверенно, медленно кидает монетки в вендинговый аппарат, подхватывая первую выпавшую бутылку и опустошая её за считанные секунды. Шоё хмурится, когда Кагеяма прислоняется спиной к стеклу, а затем шатко вздыхает и закрывает глаза. — Ухм… — Хината с громким «шлёп» сжимает губы. — Что… — ещё один глубокий вздох, и Кагеяма, повернувшись, вновь ныряет вниз, чтобы достать вторую бутылку. А после разделаться и с ней, театрально вытирая рот тыльной стороной ладони. И, вновь купив ещё две порции, он подхватывает бутылки и направляется к стойке. — Ты что-то говорил? — спрашивает Кагеяма, протягивая бутылку Хинате. Тот аккуратно берёт напиток, настороженно наблюдая за парнем. — Да… — Хината продолжает рассматривать бледное лицо Кагеямы, пока тот открывает третью бутылку. — Империя? Кагеяма куда больше интересуется своим напитком, чем чьими-то вопросами, и Хината ощущает слабый укол тревоги, обеспокоенный, что, быть может, Кагеяме уже абсолютно плевать на совместный просмотр фильмов, и он предпочтёт лучше просто хлебать молоко весь остаток своей чёртовой жизни. Но Кагеяма внезапно ахает и едва ли не давится молоком. — Империя?! — выкашливает он, растерянно хлопая ресницами. — Это же… — вновь кашель, — «Империя наносит ответный удар»? — кхе-кхе. — У тебя есть эта часть?! — Мы же уже обсуждали, у меня много что есть, — улыбается Хината, обрадованный внезапному волнению парня. — Ты смотрел? Кагеяма усиленно трясёт головой, допивая молоко. — Нет, она вышла после… — он замирает, сглатывает и опускает бутылку. — Нет, я не видел. — Славно! — щебечет Хината. Заговорщически пошевелив пальцами, он быстро набирает адрес Нетфликса. — Это моя любимая часть. — А как много частей всего вышло? — голос Кагеямы оборачивается трепетным шёпотом, и он пододвигает стул ближе (но не так близко, как обычно, и Хината внутренне содрогается от разочарования, вспоминая слова парня: «Тебе не стоит касаться меня»). Возможно, он действительно болен. — Ну… — Хината выпрямляется и начинает загибать пальцы. — Если считать первую и эту, то там ещё одна, две, три… — когда счёт доходит до семи, чужая ладонь обхватывает его пальцы, вновь тревожа тлеющие где-то глубоко в животе угли. Другая рука Кагеямы поднимается ко рту: шикнув на Хинату, он медленно трясёт головой и подносит палец к губам. — Ладно, просто… стоп, — выдыхает он. Хината туго сглатывает: волоски на шее вновь встают дыбом, а взгляд приклеен к стиснутым ладоням. — Это слишком… много. Хината молчаливо соглашается с ним. Слишком много, верно. Слишком много долгих безмолвных секунд, в течение которых Кагеяма просто трогает его ладонь. Взгляд тёмных глаз отлипает от лица Шоё, опускаясь ниже. Слишком много прикосновений: длинный палец проходит по кисти Хинаты, по складкам его ладони, и Шоё практически теряется в дразнящих невесомых ласках. Пока кровь кипит под призрачными следами, Кагеяма скользит пальцем ниже по запястью, ещё ниже и ниже — дальше по чувствительной коже его руки, выжигая внутренности головокружительным огнём. Огнём, сравнимым лишь с ярчайшим пламенем в его взгляде, когда тот вновь поднимается по шее и щекам Хинаты. Сила тёмно-голубых глаз заставляет Шоё разжать губы, притягивает его ближе, просит закрыть глаза, разгоняет сердце всё быстрее и быстрее, и быстрее… — Хината… Шоё тихо скулит, загипнотизированный медлительным скольжением языка Кагеямы — дразнящий жест рассылает волны желания по всему телу, заставляя обтянутый джинсами член болезненно дёрнуться. — А ты… — Что? — дрожаще выдыхает Хината — парень наклоняется всё ближе и ближе. — Что я? — Ты будешь это пить? Хината отстраняется. — Хах?! — Молоко, — решительно произносит Кагеяма, вновь облизываясь. Хината моргает. Раз, другой, третий. Что, блять, за херня. — Ах, ухм… н-нет. Можешь взять его, — он хмурится, когда Кагеяма, освободив его запястье, тянется, чтобы схватить бутылку, откинуть крышку и быстро, почти что яростно, осушить упаковку. Карие глаза пристально наблюдают, как с каждым глотком горло парня дёргается. Мозг, страдающий от похмелья развеянного волшебства, неприятно гудит. Нет, блять, серьёзно, что за херня? Что с ним происходит? Кагеяма с тихим вздохом заканчивает пить. В его глазах всё ещё искрится затухающий огонь, и он лениво отворачивается к экрану. — Чего ты ждёшь? Включай уже. Хината наклоняет голову — делает это так резко, будто в одно мгновение все мышцы его шеи расслабляются, и он недоуменно роняет голову на плечо, изучая сидящего рядом парня. Он действительно не понимает, что происходит? Или он опять просто играет с ним? У Шоё так много вопросов, и если он не рискнёт их озвучить, то так и останется без ответа, но что, блять, он вообще должен спросить? Осознаёт ли Кагеяма свою привлекательность? Поэтому он… — Что… ты… — тихо выдыхает Хината. Сначала к нему бросаются синие глаза — в тлеющих зрачках нет больше былой медлительности или лени, и сердце Шоё подпрыгивает в глотке, заставляя его внутренности задрожать. И лишь потом за глазами следует всё лицо Кагеямы. К такому сложно привыкнуть. — Ничего, — быстро бормочет Хината, отвечая на безмолвный вопрос парня. — Да, д-давай смотреть! Нам многое предстоит, верно? Я никогда раньше не встречал тех, кому понравилась первая часть серии, но они так и не посмотрели все остальные. — Да… ладно, — Кагеяма растягивает слова, не отрывая от него взгляда. — Ну, вот он я. Приятно познакомиться. Хината давится вздохом. — Нет, я не имел в виду, что ты обязан посмотреть все эпизоды со мной! — говорит он, махая рукой — жёлтые слова поднимаются по экрану под звуки торжественной музыки. — Я просто хотел сказать… — Перестань болтать глупости, — бормочет Кагеяма, опуская холодную ладонь на рыжую макушку и заставляя Хинату развернуться к экрану. — Смотри фильм. — Окей, — Хината ёрзает на месте, слегка вздрагивая, когда короткие ногти нежно проскальзывают по коже головы. Кагеяма убирать руку не спешит. И когда имперский разведывательный дроид мчится к Хоту, только тогда Кагеяма позволяет руке соскользнуть на шею Хинаты, потом на его лопатки, посылая мелкую дрожь по позвоночнику, а затем ладонь опускается на спинку стула. Тонтон галопом мчится по снежному полю. Люк Скайуокер снимает защитный шлем, и Кагеяма наклоняется ближе. Вот дерьмо. Хината едва может сконцентрироваться на фильме — Кагеяма слишком близко. «Мистер-тебе-не стоит-касаться-меня», — думает Хината, но затем все его мысли резко закручиваются вокруг чужой ладони, висевшей так близко к его заднице. Пальцы Кагеямы. Его длинные, длинные пальцы. Хината мысленно скулит. Но, в конце концов, он вновь отвлекается, возвращаясь к фильму — ведь это его самая любимая часть. И когда Шоё хихикает над сценой, в которой Ведж и Дженсон снимают АТ-АТ со своего снегохода, он внезапно чувствует тёплое дыхание, невесомо опадающее на рыжие волосы. — М-м-м… что? — мямлит Кагеяма ему в ухо. — Что смешного? Хината приоткрывает губы, выдыхая, а затем удивлённо поворачивается. Чёрт, они слишком близко друг к другу. Ближе, чем когда-либо до этого. Так близко, что Шоё чувствует чужое дыхание на щеках. На губах. — Ч-что? — невнятно выдыхает он, и это едва ли похоже на нормально выговоренное слово. Но Кагеяма его понимает. Магия. — Ты смеялся, — мурлычет парень, не сводя взгляда с губ Хинаты. — Почему? — Ну… — Хината с трудом сглатывает слюну. — Ну, как он… упал, — резкая сонливость поражает его, словно разряд молнии. Внезапная и непреклонная, она окутывает сознание тяжелыми завитками жемчужного дыма ровно в тот момент, когда чужая ладонь касается бедра. — Ты… ты не смотрел? — продолжает пытаться Хината, но слова едва вяжутся в предложения, не справляясь с помехой в виде онемевшего и будто бы распухшего языка. Кагеяма медленно качает головой. Огонь в синих глазах плавится, и грудь Хинаты начинает вздыматься чаще, хриплые вздохи срываются с губ грудой камней, и он стремительно летит в то непонятное состояние «опьянения», будто бы его тело только и ждало — молилось! — чтобы эта дикая нега вернулась. — Я не смотрел, — выдыхает Кагеяма. Его ладонь скользит по бедру, и затем большой палец нащупывает полоску обнажённой кожи над поясом брюк — Хината стискивает зубы, шумно выдыхая. Подушечки чужих пальцев ненавязчиво, очень легко касаются тазовых косточек, но Шоё кажется, будто крупные ладони оглаживают его с головы до ног — забираются во все уголки и складки его тела. — Ты… д-должен, — Хината изо всех сил борется за ясность сознания, страшась, что это состояние вновь окатит его оглушающей волной. Он уже испытывал подобное, а затем, омороченный какой-то чёрной магией, оставался смущённым и ничего не понимающим после. Но, боже, позвольте ему просто утонуть в этих прикосновениях. В этой пьяной дымке, и, о да, господи, да, в этом прекрасном запахе, сочащемся приторным очарованием — сладким, будто мёд, и густым, будто бордовая кровь. Но нет. Нет. В этот раз всё по-другому. Хината осознаёт это последней ещё не догоревшей до конца клеткой мозга. Сейчас он не единственный, кто попал под дурманящее воздействие, и это подпитывает его возбуждение, заставляя сжиматься ещё сильнее. Дыхание Кагеямы ускоряется, громко опадая на его губы и уши, и парень крепче хватает Шоё за бедро. В синих глазах плещется расплавленный огонь, и, ох, как Хината жаждет в нём сгореть… Он тихо стонет, когда чужой палец цепляет его подбородок, заставляет поднять голову, когда неровное дыхание струится по приоткрытым губам. Хината слепо шарит руками, зарываясь ладонями в чёрный лонгслив, и когда его глаза закрываются… — Чёрт. Хината резко открывает веки. За ругательством следует скрип табурета по полу, но это ещё не самое страшное: куда тревожнее — широко распахнутые, охваченные ужасом глаза и судорожный вдох, сотрясающий грудь. Кагеяма подскакивает на ноги, упирается руками в стойку — ладони колотит дрожью. — Каге… подожди… — Хината, паникуя, поднимается на едва твёрдых ногах следом и тянется к парню. — Не надо. Хриплый рык заставляет Хинату задержать дыхание. По позвоночнику проскальзывает холод. — М-мне нужно идти, — Кагеяма быстро выходит из-за стойки, и Хината пытается выбраться следом. — Пожалуйста! Кагеяма… — Не иди за мной, — вновь рявкает парень, и Шоё закрывает уши ладонями, пытаясь спрятаться от нечеловеческого, леденящего кровь тембра. Голос Кагеямы, кажется, распадается на грохочущие трели, а затем собирается вновь, вызывая ужасающий диссонанс. Но…  — Кагеяма! — молит Хината. Колокольчики резко звенят. — Нет, нет, подожди, пожалуйста! — кричит он, бросаясь к двери. Шоё распахивает её настежь и, спотыкаясь, выбегает на улицу, лихорадочно озираясь по сторонам. Но Кагеямы уже и след простыл.

***

Следующая смена только после двух выходных, но когда Хината возвращается на работу, то обнаруживает, что оставленные вещи Кагеямы так и лежат на маленьком столике за стойкой, аккуратно сложенные в ту плетёную корзинку. Для того, чтобы хоть как-то немного вытрясти из головы произошедшее, Хинате понадобилось несколько высокоградусных напитков и более двух часов горькой болтовни с Кенмой. Но, попытавшись описать то состояние, в которое он впадает рядом с Кагеямой, Шоё понял, что не может подобрать правильных слов — он просто не способен переложить ощущения на устную речь. Всё заканчивается на плоских «похоть» и «гва-а-а-а-а-ах», и Кенма, пожав плечами, говорит что-то типа «так ты хочешь его трахнуть». Ну... как бы да. Но нет. Кенма просто не понимает. И Хината вряд ли получит ответы на все мучащие его вопросы, учитывая, что Кагеяма сбежал. Поэтому весь следующий день он просто пытается игнорировать болезненные спазмы в области груди. Шоё знает, что для излечения ему понадобится куда больше, чем несколько бокалов огненного пойла. И когда «мёртвый период» приближается, он вновь мрачно сидит за стойкой, один-одинешенек, опускает голову на сложенные руки и громко вздыхает. Возможно, ему стоит уволиться. Серьёзно. Сколько у него шансов, что Кагеяма ещё вернётся? Пф-ф-ф-ф-ф. Шансов. Шансов. «Сколько шансов» звучит так, словно ему есть что считать. У него ровно ноль целых ноль десятых шансов. То-то же. Ему больше нечего ждать. И не с кем поговорить. Обожжённый столь резким отказом, Хината пытается вытащить ноутбук из сумки, ведь больше заняться ему нечем — разве что бесцельно слоняться по прачечной, убираясь на кофейном столике или царапая что-то невообразимое на страничках детских раскрасок. И да, он кидает раскраску в мусорку после того, как у мультяшного пса появляются тёмно-синие глаза. Несколько раз за смену он заглядывает в корзинку с оставленными вещами. Или убирается рядом с ней. Или придвигает стул поближе к тому месту, где лежит забытая одежда. И в какой-то момент терпение лопается — наконец сдавшись, он подходит к вещам Кагеямы и пробегается рукой по мягкой тёмно-голубой толстовке, лежащей сверху. Чёрт, он ведь всё-таки работает в прачечной, а значит, ему же можно проверить качество стирки! Хината знает, насколько глупо придумывать себе оправдания, но возможно… Он быстро осматривается по сторонам. Сдержаться невозможно, и Шоё хочет узнать… Он утыкается в мягкую одежду, глубоко вздыхает и прижимает ткань к лицу. И, конечно, единственный посетитель выбирает именно этот момент, чтобы попросить разменять купюру. Щёки опаляет ледяным румянцем. Закончив с бедолагой, Хината возвращается к корзинке и вновь прижимает толстовку к носу. Одежда всё ещё пахнет Кагеямой — запах совсем слабый, но Хината жмурится, вдыхая сильнее. Он не сможет забыть этот аромат. И его тело тоже. Медленно, тягуче его охватывает жаром — теплота пробегается от макушки до пят, и Шоё непроизвольно стонет. И да, получив очередную дозу, он делает именно то, что сделал бы любой в такой ситуации — он натягивает толстовку через голову, утопая в уюте. Хината взмахивает руками и тихо хихикает — рукава такие длинные, что он похож на птенца. Остаток смены он бездельничает за стойкой, то и дело утыкаясь лицом в толстовку и глубоко вздыхая. Знакомый запах возвращает его на несколько ночей назад, и Шоё сжимает колени, когда его разум плывёт по волнам жара, прокручивая в голове события, которые могли бы случиться, если бы Кагеяма не сбежал. В конце концов, Шоё заходит так далеко, что ему приходится опустить руку между ног и коснуться бугра на джинсах. Чёрт. Несколько минут он жестоко сражается сам с собой, пытаясь отвлечься, чтобы наконец успокоить болезненную эрекцию. Смена Хинаты медленно подходит к концу: он в последний раз проходит по рядам, проверяя машинки на предмет забытой одежды, и выключает свет прежде, чем с неохотой стянуть толстовку через голову и аккуратно сложить её обратно в корзинку. Пальцы в последний раз нежно пробегаются по ткани, и лишь после этого Шоё отворачивается. Это то немногое, на что он способен в надежде, что Кагеяма вернётся. Шансов ноль. Хината знает это. Отлично, блять, знает. Потревожив колокольчики, он выходит на улицу, раздумывая, как долго простоит корзинка около стойки, прежде чем он вытрясет её содержимое в ящик с потеряшками. Мысли проходят острой болью по внутренностям, и Шоё, хмурясь, закрывает дверь. Вытаскивая ключ из замка, он моргает и вновь сдвигает брови на переносице — в этот раз уже по другой причине. Волосы на загривке встают дыбом от пронёсшегося дуновения ветерка. В воздухе что-то есть. Но Хината лишь дёргает плечами. Он успевает сделать всего несколько шагов — доходит до угла старого кирпичного здания, и странное предчувствие возвращается. Шоё, хмурясь, останавливается, и сумка резко соскальзывает с плеча. Глухо ударяется о землю. Хината едва успевает пискнуть, прежде чем резко врезается в стену. Дыхание сбивается. На него налетают сзади — и всё происходит так внезапно, что это кажется каким-то нереалистичным. С невероятной силой его хватают за запястья и заставляют упереться руками в кирпичный фасад. Высокая фигура прижимается со спины, наваливаясь. Тело Хинаты омывает морозом горячего адреналина, и он открывает рот, готовый закричать, но грубый кирпич болезненно царапает щёки, и всё, на что он оказывается способен — лишь вновь пронзительно пискнуть от ужаса… — Не. Двигайся. Не слова — рычащая команда, проникающая в самую глубину его существа. Шоё замирает. Его разум то меркнет, то вновь загорается, словно дешёвая лампочка, а желание сопротивляться и дать отпор вырывают из нутра буквально силой. Его дёргают, и тело катится по кирпичу, пока спина не упирается в решётчатую стенку. Запястья всё также прижимают по бокам от лица, и пульс заходится от паники — молотом бьётся о крепкие ладони незнакомца. Тёмная фигура угрожающе нависает — лицо скрыто тенью от капюшона толстовки, и, задыхаясь, Хината втягивает пьянящий запах нападающего… Сознание тает. Чистое, ни с чем не смешанное опьянение проходит дрожью по внутренностями, и, несмотря на обжигающий жар, Хината покрывается мурашками. Он набирает побольше воздуха в лёгкие, чтобы гулко выдохнуть, но углекислый газ застревает в горле, когда мужчина всем телом льнёт к нему — так близко, что Шоё чувствует чужое сердце, отзеркаливающее стук его собственного. Крепкое бедро втискивают между ног, раздвигая колени, и Хината пойман. Сжат со всех сторон. Совсем беспомощный. Тёплое дыхание согревает губы, когда нападающий наклоняется ниже, потираясь кончиком носа о горящую щёку Хинаты, а затем проскальзывая к линии роста волос. Дрожащий выдох проходит ветерком по уху, ему вторит сотрясающаяся широкая грудь — дыхание превращается в сиплое пыхтение, и мужчина трётся носом о линию подбородка Шоё. Внутри вспыхивает пламя, голова кружится — его тело пробуждается в ответ на прикосновения, его желудок сжимается, пытаясь спастись от смертельно опасного жара. Не задумываясь, Шоё стонет… И получает грозное рычание в ответ — пальцы на запястьях сжимаются крепче, и его руки вновь резко втискивают в сетку, выбивая из горла обрывистых выдох. Но Хината быстро приходит в себя, почувствовав влажные губы, скользящие по шее. Шоё начинает дышать чаще с каждой секундой, голова плывёт кругом, и бёдра сами подаются вперёд, а из глотки вырывается смесь стона и жалкого писка. Мужчина резко выдыхает — будто пытаясь угомонить его — и чужое дыхание опаляет забившийся птицей пульс Хинаты. Но как бы ни пытался незнакомец играть серьёзно, его выдаёт заметная выпуклость на штанах, прижимающаяся к животу Хинаты. Шоё вздрагивает: кровь стремительно приливает к паху, и он дёргается вперёд, пытаясь потереться о всаженное между ног бедро, но мужчина едва заметно отстраняется. В ухо угрожающе рычат, и Хината зажмуривается. Он дрожит, зажатый между нападающим и стенкой, а его член позорно течёт прямо в трусы. Мужчина горячо стонет, вновь пробегаясь губами по мочке Хинаты, а затем ныряет ниже — находит губами пульс и задерживается у обнажённой шеи, гулко выдыхая. И Хината чувствует прикосновение зубов. Лёгкое. Скользящее. Медленно проходящее по чувствительному горлу, обходящее дёргающийся с каждым глотком кадык, а затем играючи пробегающееся по склону плеча, чтобы замереть у ключиц, разжигая яростное пламя внутри ошеломлённого Шоё. Хината облизывает пересохшие губы и склоняет голову набок, буквально предлагая себя — и мужчина охотно принимает его предложение: он скользит зубами по беззащитной шее, загипнотизированный пульсирующей под тонкой кожей кровью. Каждый участок, получивший свою долю прикосновений чужих губ, расцветает горячими лепестками удовольствия, взбивая Шоё в такую пену похоти и жажды, что его мозг отказывается нормально работать, и он выдыхает: — Е-ещё… — голос Хинаты дрожит. — Кагея… ах! Дикий нечеловеческий рык вырывает из Хинаты испуганный всхлип. Зубы щёлкают прямо над ухом, а затем мужчина утыкается носом в рыжие волосы, глубоко вдыхая через нос. Он задыхается — это видно по судорожно вздымающейся груди, а Шоё продолжает дрожать, чувствуя, как к его животу прижимается пульсирующая плоть — такая твёрдая и большая, что колени ослабевают, и он ухитряется остаться в вертикальном положении только благодаря телу мужчины. Огненные губы прижимаются к пульсу с такой силой, что всё, что может чувствовать Хината — нарастающее давление зубов, последний порыв чужого дыхания, проливающегося на его плоть, прежде чем… — Тупица. Тихий глубокий голос эхом расходится по улице, и Хината падает на землю, судорожно глотая воздух — так жадно, будто он только что вырвался на поверхность из тёмных морских глубин. Шоё хватается рукой за сердце и с ужасом оглядывается по сторонам, но нападающий растворился во тьме, словно его никогда и не было. Хината остаётся один. Время замедляется, а затем… — М-м-м-мхм! — Хината пихает дрожащую ладонь между ног, накрывая пальцами член, обтянутый узкими джинсами. — Чёрт… чёрт… — шипит он, резко себя сжимая, прежде чем перекатиться на четвереньки и начать шарить руками по земле, ища ключи, выпавшие во время нападения. Найдя, он отчаянно пытается встать, а затем хватается рукой за дверную ручку, чтобы подтянуться наверх. Обхватив себя свободной рукой, он отмыкает прачечную и залетает внутрь. Чёртовы колокольчики звонят, перекрывая его судорожное дыхание. Неуклюжие, всё ещё трясущиеся пальцы пытаются расстегнуть брюки, и Хината едва сдерживает крик, когда член наконец оказывается на свободе. Стащив брюки до бёдер, он падает прямо на стойку — пальцы крепче обхватывают набухшую плоть, и он, словно одержимый, дрочит так быстро и сильно, что изо рта непристойно стекает ниточка слюны. Всего через несколько секунд он падает на блестящий пол и прерывисто хрипит при каждом обрывистом толчке бёдер, полностью опустошая себя. Ему требуется в пять раз больше времени, чтобы прийти в себя — что, следует признать, всё равно не дольше минуты. Хината наконец шатко поднимается и вытирает липкую ладонь о столешницу (всё равно ему убирать, так что какая разница). Второй рукой он стирает с лица слюну. Оправившись, Хината замирает. Моргая, он осматривает тёмное помещение прачечной, куда не проникает бледный лунный свет, а затем улыбается. «Шансы?», — думает он, чувствуя, как в груди расцветает удовлетворение. — Никогда не говорите мне о шансах!