Deadly

Хината начинает бежать ещё раньше, чем полностью поднимается на ноги — он молнией срывается вслед за Кагеямой, оставляя испуганно кричащих друзей позади. Погоня сразу же уводит его обратно за угол — к до боли знакомому зданию прачечной. Полные паники голоса тускнеют, и уже через секунду единственное, что слышит Шоё — собственное дыхание, смешанное с пульсом крови, завываниями ветра и отчаянным топотом. Кроссовки стучат по земле, словно непрекращающийся град — Хината проносится мимо излюбленного кирпичного фасада и большого окна; адреналин ударяет в ноги, заставляя их с каждым мгновением наращивать скорость. Красная толстовка летит на землю: он безжалостно оставляет её позади, ведь бороться с ветром времени нет — Кагеяма всё ещё далеко. Тёмная фигура резко сворачивает и бежит через дорогу к притихшим стволам деревьев. Парк встречает Шоё тьмой и прохладным ветром, обжигающим иголками щёки. Хината скорости не сбавляет: избегает лобового столкновения с высокими стволами, уворачивается от низко висящих ветвей, пригибается, пару раз спотыкается и тихо шипит, когда на щеке расходится царапина. — Чёрт… Каге… СТОЙ… — пыхтит Хината, вытирая кровь ладонью. Кагеяма не отвечает — лишь вновь меняет направление, и они вырываются из темноты леса в освещённую фонарями улицу. Невысокий сетчатый забор стонет металлом: Кагеяма пробирается внутрь, оказываясь на небольшой детской площадке. Хината не медлит. Он несётся на всех парах — ноги едва-едва касаются земли, и наконец оказывается совсем близко. Кроссовки вонзаются в деревянную стружку, дыхание скрипом вырывается из пересохшей глотки. Сердце бешено колотится, прося о пощаде, а ноги начинает сводить дрожью. Но Кагеяма здесь. Кагеяма прямо перед ним, и этот шанс Шоё не упустит: не ускоряясь, он вытягивает руку — Кагеяма уже в зоне досягаемости. Прямо, блядь, перед ним, и Хината дотягивается… Дотягивается… Почти. Стиснув зубы, Шоё хрипло шипит. Используя последний рывок, прыгает. Пальцы цепляются за подол чёрной ветровки, и Хината широко распахивает глаза. От удивления он спотыкается, машет второй рукой, словно мельница лопастью, хватает Кагеяму за запястье, а затем терпит поражение — ноги сдают окончательно. Деревянная стружка взлетает в воздух, когда они оба встречаются с землёй. Хината ударяется спиной. Задыхаясь, он с трудом втягивает ночной воздух в лёгкие — взгляд его прикован к раскинувшемуся над головой звёздному полотну. И только через несколько секунд Шоё понимает, что у его обрывистых хрипов есть компания — Кагеяма лежит рядом. Такой же потрясённый и загнанный. Адреналин бьёт по нервным окончаниям — Хината буквально взлетает на ноги, и Кагеяма поднимается следом. Они стоят близко, так близко, что Шоё может вновь дотянуться до него рукой, схватить покрепче, сжать. Если захочет. Но он не делает этого. Он замирает. Одну бесконечную секунду они посвящают яростной схватке взглядов. Мышцы вновь напрягаются, готовые, и ноги начинают ныть — кажется, новая погоня неизбежна. Каждое движение тела Кагеямы — сигнал к отступлению, каждый его взгляд — угроза. Хината смотрит в такие знакомые голубые глаза — он так ужасно по ним скучал — и срывается. Эмоции берут верх. Хината кричит. Резко, внезапно, абсолютно бессловно — вопль вырывается из глубины души, и Шоё хватается за волосы. Слёзы прыскают из глаз с такой силой, будто из тонущего сердца вытащили пробку. Кагеяма выпрямляется и обеспокоенно хмурится. Грудь Хинаты разрывается от внезапного выплеска чувств, свинцовые слёзы жгут щёки. Он стискивает зубы, злобно шипит, прерывисто дышит и наконец начинает говорить: — Я…я н-не… я думал, ты… н-но… я… блять… — Хината замолкает, а затем вновь кричит. Он закидывает голову и буквально воет в ночную тьму, сжимая трясущиеся руки в кулаки. Затем делает полшага назад и закрывает глаза. Бьёт Кагеяму в лицо. Встреча кулака с кожей заставляет распахнуть веки — Хината отшатывается от отдачи. Костяшки жжёт, и он со слезящимися глазами хватается за руку. Кагеяма удивлённо подносит ладонь к лицу: пальцы ощупывают краешек губ, язык высовывается, медленно проскальзывая по свежей… — У тебя может идти кровь?! Кагеяма дёргается, словно его вновь ударили. Он опускает руки вдоль тела и сжимает кулаки. — Что?! — рычит, хмуря лоб. — Что за херня… конечно, у меня может идти кровь, идиот! Что за хуйня, блять?! — Кагеяма раздражённо вытирает губы тыльной стороной ладони. — Что с тобой не так?! — Н-но… ты же… — голос Хинаты дрожит, едва выбираясь из опухшей глотки. Сдавленно всхлипнув, он оседает на землю. — Я… я думал… — шепчет деревянной стружке, прижимая руки к лицу. — Я думал, что нравлюсь тебе… Н-но это всё было просто… ты был просто… — Что за херню ты несёшь? Хината поднимает голову. Голубые глаза нежны, как и голос их обладателя — если даже не мягче. Кагеяма обеспокоенно наблюдает за его истерикой и выглядит таким уязвлённым — прям сама невинность, полная недоумения и замешательства. Шоё так бы и поверил ему, если б не знал лучше. Фыркнув, он поднимается с земли. — Это всё было просто ловушкой! — кричит Хината, топая ногой. — Просто кучка подлых соблазнительных вампирских трюков! Ты хотел заманить меня! Ты… ты… ты будто рыба-удильщик! Да! Рыба-удильщик! Сводил меня с ума, заставлял чувствовать… чувствовать всё это, выворачивал меня наизнанку! Ты соблазнил меня, мудак! — Хината кидается вперёд, с силой толкая Кагеяму в грудь. Парень осторожно поднимает руки, защищаясь — весь ошеломлённый. — Что ты со мной делал, хах?! — Хината топчется на месте, потом вновь толкает, заставляя парня отступать. — Той ночью в прачечной?! После той девки… — голос Хинаты срывается во всхлип, но он снова бросается вперёд, и Кагеяма пятится глубже в площадку. — Т-трогал меня так?! Что это было?! Хотел убедиться, что мясо ещё свежо? Проверял, готов ли я?! — когда Шоё вновь ударяет его в грудь, Кагеяма отшатывается назад, падает на опилки и бьётся спиной о пластиковую детскую горку. На секунду перед глазами темнеет, но он спешно возвращается в реальность, когда Хината ныряет вниз, чтобы вцепиться пальцами в его воротник и с силой встряхнуть. — Мне нужно залезть самому в печку или как, а, Кагеяма?! Хах?! Может, прямо сейчас? Я УЖЕ ДОСТАТОЧНО СОЗРЕЛ… — ПЕРЕСТАНЬ ГОВОРИТЬ О СЕБЕ КАК О ЕДЕ, ТУПИЦА! — рычит Кагеяма, отрывая пальцы Шоё от рубашки и сжимая их в своих ладонях. — ПРЕКРАТИ ЭТО! — Почему?! — кричит Хината, вырываясь. — Я ведь только еда для тебя, верно?! Просто полуночный перекус… — Заткнись! — голос Кагеямы рокотом разрастается в ушах, и в нём достаточно угрозы, чтобы Шоё замолк. Хината опускает голову, слабо ударяется лбом о грудь парня и снова плачет. — Как ты мог… — едва слышно скулит он. — Как ты мог сделать это со мной… Тебе ведь даже не нужно было… Ты мне и так нравился… Ты нравился мне так сильно… так сильно… — Ты мне тоже нравишься, идиот! — П-потому что ты думаешь, что я вкусный! — всхлипывает Хината, утыкаясь лицом в тёмную куртку. Знакомый запах лишь усиливает боль в груди. — Вот и всё… Несколько минут они оба молчат. Затем Кагеяма гулко сглатывает и… — Нисколько не сомневаюсь, что на вкус ты восхитителен, — уязвлёно шепчет Кагеяма, наклоняясь прямо к рыжей макушке. Вздыхает. — Но это… — Вот видишь! — всхлипывает Хината, до смерти ненавидя себя за дрожь, пробегающую по телу от тёплого обрывистого дыхания в волосах. — Т-ты просто х-хотел… — Думаю, я люблю тебя. Хината резко втягивает воздух носом. Поднимает голову. Сопит. — Что? Кагеяма отводит глаза, словно смущаясь. — Я думаю, — говорит он, тяжело сглатывая, прежде чем решительно уставиться прямо на Шоё. — В смысле, я знаю, что люблю тебя. И ты даже не представляешь, какая это пытка быть… — Нет! — внезапно вскрикивает Шоё, резко отдёргиваясь — голубые глаза вновь заманивают его в омут. — Пожалуйста, не надо… прекрати обманывать меня! Я не вынесу… — О чём ты?! — рычит Кагеяма. — Я не обманываю тебя… — Обманываешь! — Хината жмурится, пытаясь избежать подлого одурманивания. Слёзы стекают по щекам. — Я всё знаю про эти ваши вампирские чары! Ты больше не сможешь соблазнить меня! Я раскусил твой план! — Эй, — Кагеяма осторожно трясёт его. — Тупица, ты хоть посмотри, где ты и с кем ты. Думаешь, мне действительно нужно соблазнять тебя и куда-то заманивать? Хината тихо икает. Открывает один глаз, смотрит на Кагеяму, затем вниз — туда, где чужие ладони крепко обхватывают его запястья. — У тебя хреновый инстинкт самосохранения, — ругает Кагеяма. — И да, я, кстати, не могу… делать это. Хината распахивает оба глаза и смотрит на парня. В этот раз уже Кагеяма прячет лицо за чёлкой, избегая удивлённого взгляда. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает Хината. — Я имею в виду, что не могу делать это. — Кагеяма хмуро смотрит на опилки. — Ну, ту… ту вещь, о которой ты говоришь. С-соблазнение или контроль разума — называй, как хочешь. Я-я не… я не могу. Шоё склоняет голову набок, анализируя услышанное. — Не… не можешь? — Кроме того, — тихо бормочет Кагеяма, и розовый оттенок его щёк становится глубже. — Это же супер… извращённо. Мир перед глазами плывёт — Хината заторможено моргает на Кагеяму, который продолжает тихо бормотать про этические проблемы гипноза. Его голос внезапно исчезает — сменяется пронзительным писком. Земля медленно наклоняется, начиная закручиваться по причудливой спиральной траектории. Он не может контролировать чужой разум? Не может? Не может. Это значит… Значит… «Думаю, я люблю тебя». — И как, чёрт побери, ты, кстати, узнал об этом? — ворчит Кагеяма. Голубые глаза тревожно рассматривают ошарашенное лицо Хинаты, но тот продолжает молчать. — Ну и? — Но… — начинает Шоё, быстро облизывая губы. — Тогда почему… Все те разы, что я… когда ты… Я… В смысле я просто… Кагеяма выгибает бровь. — Тебе нужна помощь? — Т-ты уверен, что не можешь делать… это? Кагеяма молча пялится на него. Глаза Хинаты удивлённо распахиваются — он бы шокировано прижал руку к губам, если бы Кагеяма не продолжал крепко сжимать его запястья. «Думаю, я люблю тебя». Наконец, до Шоё доходит: где он находится, с кем он находится (как выразился сам Кагеяма) и что он только что услышал. Что Кагеяма просто взял и сказал ему, пока Хината уютно сидел на его бёдрах, и их лица были так близко… — И что, блять, ты о себе возомнил? Обвинил меня в обмане, когда сам-то… ты устроил всё это! Напугал меня до смерти! Заставил думать, что тебя вот-вот… — Кагеяма шипит, стискивая зубы. — И зачем ты ударил меня?! — Н-но я думал… я думал, что ты… — изумление Хинаты постепенно вытесняется томительной волной жара: он чувствует, как краснота поднимается по щекам, словно утреннее солнце ползёт по небу. — Я не хотел бить тебя? — голос слабо пищит. — Больно же, мудак, — гремит Кагеяма. Голубые глаза недовольно сверкают, пальцы сжимают запястья так крепко, что внутренности Хинаты превращаются в слизь. Он выдыхает тёплое облачко пара и смотрит на смазанное пятно крови у припухшего рта. Закусывает губу. Перед глазами вновь плывёт. Он хочет сказать, что ему жаль. Действительно хочет, но осознание того, что его похоть, его влечение к этому парню не было вызвано вампирской чертовщиной, заставляет сердце бешено колотиться. В горле пересыхает, как в пустыне. Тепло Кагеямы, удобно устроившегося под его бёдрами, перетекает на кожу, становится всё горячее и горячее, доходит до той степени, когда Шоё не уверен: сможет ли он спокойно извиниться или начнёт сбивчиво молить, чтобы тот взял его прямо здесь. Понимание, что это сжигающее всё живое желание возникло изнутри него самостоятельно, без чужого вмешательства, бурлит в венах, усиливая и обостряя все чувства и ощущения в сотню раз. Ладно. Возможно, Хината зря потратил неделю, считая, что Кагеяма ввёл его в какой-то причудливый эротический транс — зря поспешно шерстил интернет и посмотрел целых четыре с половиной эпизода «Настоящей крови». Но, чёрт побери, это было достаточно распространённое поверье! Но теперь, когда он узнал правду, ничего больше не сдерживает бешеную похоть, которая кружит сознание, словно доза наркоты. Кагеяма вздыхает, качает головой и смотрит ему прямо в глаза — взгляд такой грустный и молящий, что сердце Хинаты раскалывается на две части. Вены покрываются льдом тоски, сдерживая мощный поток желания. — Ты был так добр ко мне, — почти мрачно произносит Кагеяма. Почти что… скорбно? Будто он считает, что недостоин доброты в любой форме её проявления. — И я был одинок… и я… — голос хрипит. — Т-ты привлёк меня, так что я подумал, что, может, дело в твоём отношении. В том, что я просто был благодарен, что ты относился ко мне как… к обычному человеку, хотя я был чертовски странным и иногда даже забывал, как себя вести… Н-но я работаю над этим! Клянусь, у меня уже получается! И я думал, что, возможно, я запутался. Возможно, мои чувства вышли из строя, ведь кто влюбляется так быстро?! А затем я… я решил, что моё влечение к тебе могло быть просто голодом. Жаждой, — он разочарованно хмурится, прикрывая глаза. — Знаешь, насколько это стрёмно? Понимать, что, возможно, путаешь любовь с, блять, аппетитом? Представь, что заказываешь пиццу и не знаешь: хочешь ли ты её трахнуть или съесть. Хината сильнее сжимает его пальцы и, закусив губу, тихо скулит. — Но ты не пицца, — Кагеяма открывает глаза, чуть прищуриваясь. — Я хотел тебя одинаково: и когда был голоден, и когда был… сыт. Боже… наверное, я так напугал тебя. Я думал, что мои чувства изменятся после того, как я приведу все дела в порядок. Но нет. Не изменились. Совсем. Ты мне нравишься… так сильно, — он опускает ладони Хинаты, и Шоё резко выдыхает, когда чужая рука находит его бедро, а вторая — нежно скользит по подбородку, уходит за ухо, приглаживает волосы, заставляет ресницы трепетать, а веки — блаженно прикрыться. — Такой яркий… — бормочет Кагеяма себе под нос, а затем вздыхает: — Ты всё, о чём я могу думать, Хината. Шоё открывает глаза и вновь скулит — так глупо, будто у него проблемы с головой. Пальцы цепляются за куртку Кагеямы, чтобы притянуться ближе к разомкнутым губам. Хината никогда не слышал, чтоб парень так много говорил, и теперь его разум плывёт по волнам этого глубокого, раскатистого голоса. Ему нужно… многое обдумать. Разобрать услышанное по полочкам, осознать, но главный смысл прослеживается в каждом нежном слове, и Хината, кажется, забывает, как говорить: чужие путанные предложения вытесняют его собственные, он лишь открывает и закрывает рот, пока не заглядывает в голубые глаза. — Т-тогда почему ты убежал?! — наконец выплёвывает он. Сердце болезненно сжимается. — Почему ты не вернулся? — Я вернулся, — говорит Кагеяма. — Я… я был там почти каждую ночь. Просто хотел… увидеть тебя. — Почти каждую ночь? — пищит Хината. Кагеяма гулко сглатывает. — Да. Но я до последнего не понимал, как неразумно находиться рядом с тобой голодным, — продолжает он уже тише. — Мои чувства лишь усиливали этот голод, пока не стало слишком сложно их разделить… — Той ночью около прачечной? — шепчет Хината. Тело простреливает теплом. Он импульсивно вжимается бёдрами в Кагеяму, и тот внезапно тихо стонет — жмурится, сжимая пальцы в рыжих волосах. — Т-ты был… тогда? — заикается Шоё. Желудок переворачивается, когда пылающие глаза вновь распахиваются. — Г-голоден? — Я был совсем не в себе, — сипло шепчет Кагеяма. — Совершенно обезумел… — Ты хотел съесть меня? — бормочет Хината, наклоняясь ближе. Тёплое и быстрое дыхание Кагеямы опадает на его пересохшие губы. — И только? — Я хотел тебя, — резко обрывает Кагеяма. — Но так запутался, что всё… вышло из-под контроля. — Хината тяжело дышит, когда ладонь парня выпутывается из волос и гладит его щёку, задевает пальцами глубокий порез — напоминание о давно забытой погоне. — Чёрт, я даже не помню, как тогда добрался к тебе. Я просто… я мог разорвать тебя на части. Я был так напуган. Дрожа всем телом, Хината накрывает чужую ладонь своей, наблюдая, как парень закусывает губу. Кагеяма прав: у него реально хреновый инстинкт самосохранения. Но когда сердце безумно бьётся в ушах, а дыхание сводит судорогой даже от самых мимолётных прикосновений, Хината не может думать о банальном самосохранении. Нужда разжигает огонь на коже, заполняет дымом лёгкие, и он втягивается всё глубже, глубже, глубже в сверкающие глаза напротив. Блять, да ему даже плевать, если этот взгляд специально влечёт его, чтобы околдовать и заманить в ловушку — он готов стать кораблём, который вот-вот разобьётся о скалы. Он с радостью распадётся на части за одну лишь возможность утонуть в этой бездонной синеве. — И-и сейчас? — выдыхает Хината. — Ты боишься? Кагеяма проводит большим пальцем по его губам, и Хината разжимает их, резко выдыхая. Он чувствует, как дрожат ноги Кагеямы, как трясутся его руки — палец входит в рот, проскальзывая между разомкнувшимися зубами. Шоё горячо и быстро дышит — под ладонями, сжавшими чёрную ветровку, так же быстро и рвано поднимается и опускается чужая грудь. — Я просто в ужасе, — хрипит Кагеяма, вновь обводя мокрым пальцем нижнюю губу Хинаты. — Я… я не уверен, что смогу сдержаться. И именно так полупустой сосуд, выжидающий этого момента долгие недели, наконец наполняется до самых краёв и даже больше. — Чёрт, Кагеяма, — скулит Хината. — Тогда не сдерживайся… Просьба теряется в жгучем стоне. Каждая клетка в его теле растворяется в низком гортанном рыке Кагеямы — тот отчаянно целует, цепляет зубами губы, вылизывает рот. Познав вкус Шоё однажды, он уже больше никогда не сможет пресытиться. Уверенная рука обхватывает Хинату, прижимая ближе, и Шоё задыхается от ощущения толстого твёрдого бугра в чужих джинсах. Усмехнувшись, он буквально вжимается в чужой пах, и Кагеяма, поддаваясь, дёргает бёдрами вверх. — Ах… с-скажи мне… — выдыхает Хината в губы парня. — Ч-что ты хотел… сделать со мной? — «Хотел сделать»? Думаешь, сейчас не хочу? — шепчет Кагеяма. Шоё теряется в ощущениях, когда парень вновь прижимается к нему, стонет, трётся губами о кожу: — Хочу схватить тебя… поцеловать тебя… распробовать всего тебя… Хината неразборчиво скулит. Дыхание спирает, всё тело охватывает пульсация, и член болезненно натягивает бельё. — … погрузиться в тебя, выпить досуха… Возможно, это была прямая угроза жизни и здоровью, но Хинате плевать: он сталкивает их губы вместе, и расплавляющее разум удовольствие вспыхивает в карих глазах. Руки цепляются за чужую шею так, словно от этой хватки зависит вся его жизнь, и, чёрт побери, так оно и есть: Хината никогда не был так уверен в неминуемой мгновенной смерти, если что-то посмеет разделить их прямо сейчас. Хреновый инстинкт самосохранения пусть отправляется в задницу — Шоё крепче обхватывает коленями Кагеяму, и тот с громким стоном дёргает бёдрами наверх. Хината хрипит, пытается вдохнуть, пытается выдохнуть, а Кагеяма продолжает жадно целовать его, ласкать языком, и кажется, что эта мука никогда не закончится, но затем… Но затем весь мир Хинаты переворачивается: он оказывается спиной в опилках, но передышки ему не дают — Кагеяма продолжает терзать его губы, распаляясь. Его тёплый вес  — чистая дорожка в рай, и Хината готов полностью забыться в отчаянно дрожащих руках, крепкой груди, в дёргающихся бёдрах, в напряжённом члене, трущемся о ширинку его джинсов. Совершенный экстаз, полный отвал башки, но, боже, и этого недостаточно — ничего не достаточно, пока между ними чёртов деним. Хината жалобно скулит, цепляется пальцами за тёмные пряди и принимает всё, что ему даруют свыше — упивается даже жестяным привкусом цветущей крови… Шоё резко открывает глаза и, задыхаясь, отстраняется. — П-подожди… — хрипит он полуприкрытым векам с длинными ресницами. Голубая радужка почти полностью затянута чернотой. Хината подносит трясущуюся руку ко рту, осторожно промакивая губы — кончики пальцев окрашиваются в бордо. — Что… — Всё нормально, — тихо заверяет его Кагеяма. — Это моя. — Н-но я не могу… я н-не могу превратиться в… Кагеяма нервно смеётся. — Так это не работает, тупица. — Но… подожди, я думал, что… — Ты не можешь просто пожрать моей кровушки и стать… и стать кем-то, кем сейчас не являешься. Что за херню ты читаешь? — Но… — Я должен захотеть обратить тебя, — говорит Кагеяма. — Так… — Хината сжимает губы, пробуя кровь языком. — Так ты можешь типа контролировать это? Кагеяма кивает. — О-ох! Ох… вау, — выдыхает Хината, делая мысленную пометку. — А как? Кагеяма сглатывает, смотря вниз на деревянные щепки. Его глаза вновь синие. — Ухм, — облизывает губы. — Мидихлорианы. Хината изумлённо уставляется на него, кивая, но после… — ЭЙ! — кричит он Кагеяме в лицо. Тот морщится, а затем расплывается в широкой ехидной улыбочке. Хината мечется под ним, словно уж на сковородке, едва-едва приподнимается на локтях, перекатывает Кагеяму на спину и прижимает ладони по бокам от его лица. — Ты издеваешься надо мной! — Да, — фыркает Кагеяма. — Очевидно. — Как это может быть очевидно?! Всего две недели назад мне пришлось принять существование вампиров, а сейчас… — вопит Хината. — Да кто вообще знает, какая ещё чертовщина существует в мире! И МИНУТОЧКУ… Кагеяма вновь морщится, отворачиваясь. — Ты смотрел приквел без меня?! Кагеяма поворачивается обратно к нему, и в его мутных глазах отражается агония. — Только первую часть, — надрывно шепчет он. — Этого было… достаточно. — Видимо мне не стоит рассказывать тебе о режиссёрской версии, — бормочет Хината. — Джа-Джа Бинкс… — контужено хрипит Кагеяма. — Ну почему… — Ш-ш-ш, — всё хорошо, — воркует Хината, успокаивающе гладя парня по щеке. — Весь мир разделяет твои чувства, мы все рядом с тобой. — Правда? — спрашивает Кагеяма, сжимая ладонь Хинаты. Господи. Он реально плачет? — Ну большая часть, как минимум, — ласково улыбается Шоё. Сердце приятно щемит, а затем вновь заводится, словно бешеное — Кагеяма сжимает его пальцы в ответ. Бесконечная нежность, накопленная за все их встречи, выплёскивается на поверхность, потесняя обжигающую жажду — прямо как в тот раз с банкнотой. Или когда Кагеяма с таким любопытством разглядывал ноутбук или глупую рекламу в журнале. Или даже когда Кагеяма беззастенчиво поддразнивал его. И тут до Хинаты наконец доходит. — Боже, — бормочет он, медленно выдыхая и молясь, чтоб его голос не дрожал. — Парень, в которого я влюблён, не только вампир, но ещё и самый жуткий гик на планете Земля! Кагеяма тихо сопит, и Шоё отстраняется, чтобы увидеть, как тот потрясённо моргает. — Ты влюблён? — слабо шепчет он. — Это правда? Хината, закусив губу, кивает. — Не знаю, что ещё это может быть. Если ты не используешь на мне свои чары, то… — Шоё хмурится. — Конечно, если ты не соврал. — Я же сказал тебе, тупица, что не могу… Хината затыкает Кагеяму решительным поцелуем. Когда он наконец отрывается, Кагеяма выглядит совершенно изумлённым. Предательская жажда вспыхивает с двойной силой, жар приливает к лицу Хинаты, а желудок судорожно сжимается. — Та-а-ак, — игриво мурчит Шоё, наклоняясь к горящему уху парня. — Какие ещё мифы о вампирах ты планируешь разрушить? Кагеяма садится, утягивая за собой Хинату, кладёт ладони на податливые бёдра и смотрит в глаза. — Даже не знаю, — ласково шепчет он. — Не очень хорошо разбираюсь в этом, потому что я не вампир. Хината моргает. Раз. Другой. Третий. Порыв ветра отбрасывает чёлку с лица Кагеямы, и его мозг наконец взрывается. — Я… подожди… — он растерянно трясёт головой. — Но ты… я же видел… — Я, — Кагеяма отводит взгляд, словно смущаясь, — дампир. Хината выгибает брови, мелко прищуривается и дёргается назад так резко, что обязательно рухнул бы на землю, если б не крепкая рука, подхватившая за талию. Он кладёт ладони на плечи Кагеямы и с любопытством рассматривает сначала одну сторону его лица, затем — вторую. Кагеяма с опаской наблюдает за ним, хмурясь. — Что ты делаешь, тупица? — А у тебя разве не должно быть… типа… — Хината расплывчато машет ладонью у своего лица. — А где твой чемодан? Я думал… ты жил в джунглях? Ты можешь менять форму, верно? Потому что ты, честно говоря, совсем не выглядишь похоже… Не понимаю, как это работает… Кагеяма несколько секунд недоуменно моргает, прежде чем его лицо разглаживается. — Пожалуйста, не говори мне, что ты подумал, что я сказал «тапир». — Ох, точно! — ахает Хината, щёлкая пальцами. — Именно так! — Слова даже не похожи! — рявкает Кагеяма. — Заткнись, — дуется Хината. Шею и лицо опаляет румянцем. Нет, ну, а что? Не то чтобы он хотя бы раз слышал, как люди произносят «тапир», да и, на самом деле, что тапир, что дампир — звучит практически одинаково! Хината ёрзает на чужих коленях, чувствуя предательское смущение, расползающееся по телу. Честно говоря, это даже странно: ему не впервой выставлять себя дураком, так почему же он чувствует себя так… неловко. Но долго размышлениям Шоё не поддаётся — резко крутит бёдрами, заставляя дампира гулко выдохнуть, что вызывает искренний укол восторга, только удваивающий извилистый жар. И Хината делает это снова, всё также не сводя глаз с лица Кагеямы, а затем, полностью поверженный, тяжело сглатывает и утыкается лицом в тёмную куртку. — Дампиры могут… заниматься сексом? — шепчет тихо, едва на грани слышимости. — А ты как думаешь? — так же тихо отвечает Кагеяма, вновь подаваясь бёдрами вверх. Хината откидывает голову, гулко стонет в звёздное небо и отстранённо наблюдает, как туманное облако удовольствия растворяется в темноте. — Х-хорошо, тогда ладно, — он нарочито медленно тянется вперёд, приподнимая подбородок, и Кагеяма закусывает губу. — А что ещё они могут? Кто такие «дампиры»? — Дампиры э-это… — Кагеяма, не сдерживаясь, стонет: Хината, обхватив руками его шею, начинает мучительно медленно качать бёдрами. Жар наполняет тело, головокружение застилает глаза, и он опускается ниже, прижимаясь губами к бледной шее. — Ну и? — шепчет в холодную кожу, вдыхая знакомый запах — он так сильно скучал по нему, что пьянеет буквально за пару «глотков», но всё равно нуждается в большем, втягивает аромат ещё глубже — прямо в лёгкие. Тело лихорадит: голова становится совсем ватной, а кожа покрывается мелким бисером, пока бёдра сводит дрожью. — Я был рождён… — голос Кагеямы стихает, и он приподнимает подбородок, чтобы говорить прямо на ухо Шоё, пока они продолжают тесно прижиматься друг к другу, — а не… создан. Хината трясётся от обволакивающих звуков голоса, дышит тяжело — прислушивается к биению пульса в ушах. — И? — выговаривает едва-едва: Кагеяма размеренно трётся о него членом — горячим, твёрдым, большим, и голова Хинаты кружится: кажется, она готова вот-вот взорваться. Щёки пылают. Нет, нет, даже больше — всё его тело будто сейчас самовоспламенится. Тот факт, что Кагеяма ещё способен разговаривать — удивителен, честно, ведь сам Хината не может думать ни о чём, кроме… — Это правда то, что ты хочешь прямо сейчас? — голос Кагеямы прокатывается по внутренностям, подливая масла в огонь, и когда бледные пальцы погружаются в кожу, чтобы придвинуть их тела ещё ближе друг к другу, Хината не сдерживается — влажный язык медленно проходит по нижней губе, смачивая. — Ты правда хочешь поговорить об этом всём прямо сейчас? — Б-боже, нет, нет… — шепчет Хината в шею Кагеямы, проскальзывая ладонями по мускулистым плечам, чтобы потом сжать ткань его куртки в кулаках. Сердце бьётся слишком быстро. Кровь слишком горячая. Всё слишком горячее. — Пожалуйста… пожалуйста, мне кажется, я сейчас свихнусь… — «Пожалуйста» что? — рука Кагеямы огненной змеёй пробирается под рубашку и ползёт по спине, чтобы затем свернуться клубком в волосах, дёргая — заставляя Хинату посмотреть на него. — Скажи мне. Хината всхлипывает. Втиснув ладонь меж их телами, он решительно ощупывает внушительный член, спрятанный под тонкими джинсами, и закусывает губу — словно голодающий, он отчаянно молит взглядом, сжимая сильнее. Кагеяма рычит. Его глаза вновь чёрные, и он хватает Хинату за плечи, чтобы грубо овладеть его ртом. Член пульсирует под ладонью, Кагеяма жадно облизывает его губы, и Хината чувствует, как жар разрастается до немыслимых масштабов, а его собственное достоинство не так уж и достойно пачкает бельё. — Каге… я… я хочу тебя… хочу… пожалуйста… — бормочет Хината между поцелуями, втискивая вторую руку между ними и уже двумя ладонями потирая обе набухшие ширинки. — Нужен мне… нужно это… — Б-блять… — Кагеяма отрывается от него, резко вздыхая. — Хината… — Пожалуйста… пожалуйста… — продолжает всхлипывать Шоё. Член болезненно пульсирует, но ему плевать: всё, о чём он может думать — это длинный и крепкий ствол Кагеямы. Если он не получит его сейчас же, то просто, блять, сдохнет. — Позволь мне… позволь мне просто… — он неистово цепляется за пуговицу на чужих джинсах, буквально всхлипывая от счастья, когда наконец справляется с ней, а заодно и с молнией. Щёку обжигает — по лицу текут слёзы, задевая недавний порез. Его желания слишком много для такого небольшого тела. Дыхание с трудом выбивается из разодранного горла, когда он наконец стягивает мешающую ткань и вынимает напряжённую плоть Кагеямы из штанов. Нечленораздельный звук срывается с его губ, когда он с готовностью обхватывает горячий член, и Кагеяма шипит сквозь зубы — откидываясь назад, он поддаётся чужой ладони, позволяя Хинате двигать рукой по влажному стволу, опускаясь от самой головки до основания и обратно. Янтарные глаза безумно блестят. Окровавленные и влажные от поцелуев губы расходятся — Кагеяма начинает задыхаться. Его взгляд стекленеет от удовольствия, в глазах красноречиво бурлит растущая потребность, но стоит ему сфокусироваться на лице Хинаты, как Кагеяма вздрагивает, поднимая ладонь к его щеке и проскальзывая пальцами по мокрым дорожкам. Шоё немного дёргается в сторону — не знает, как объяснить всё это — и вбирает чужой палец в рот, надеясь, что юркий язык и голодный взгляд скажут сами за себя. И, кажется, это срабатывает. — О-ох, боже… — протягивает Кагеяма. Бёдра дёргаются наверх, пока Хината продолжает усердно дрочить его член. Но этого недостаточно — и близко нет. Бешеная жажда остаётся неудовлетворённой, и Хината выпускает мокрые пальцы, позволяя слюне бесстыдно течь по подбородку. Усмехнувшись, он ныряет вниз и оказывается лицом прямо перед внушительным достоинством — раскрасневшаяся головка ждёт его, выпуская капли смазки. Шоё совершенно по-животному облизывается и тянется вперёд: ведёт ладонями по бёдрам, а затем хватается за член, пытаясь сцепить пальцы ровно вокруг ствола. Живот сжимается от жара, когда он понимает, что длины пальцев попросту не хватает, чтобы охватить член полностью. Слишком толстый. Он бросает на Кагеяму удивлённый взгляд, а затем целое томительное мгновение упивается чужим отчаянием — чужим голодом. Нуждой. Хината предпочитает всё только самое лучшее. Это так, к слову. Обрывистое дыхание гремит в ушах, и Шоё раздвигает ноги, засовывая руку в собственные трусы и закусывая губу. Кагеяма внимательно наблюдает за ним — его член напрягается ещё сильнее: мутная капля стекает по стволу, теряясь где-то у основания. Щёки Хинаты горят и, блять, он просто не может больше сдерживаться… Язык решительно скользит по толстой головке, и через секунду она полностью исчезает между влажных губ. Кагеяма выругивается от удивления и сжимает кулаки в рыжих волосах, когда член довольно чувствительно упирается в начало глотки. Хината задыхается: слюна наполняет рот, стекает с подбородка, и он немного подаётся назад, прочищая горло и наконец вдыхая. Кагеяма шепчет расплывчатые извинения, но Хината даже не в состоянии покачать головой, чтоб показать, что всё нормально: его губы широко растянуты, и он двигается вперёд, в этот раз полностью готовый. Член проталкивается до критической точки. Удовлетворение смешанное с облегчением проходит сквозь него тёплой волной, будто какой-то наркотик: тяжёлый вес члена на языке и солоноватый привкус заставляет разум тухнуть. Заставляет Шоё скулить, вздрагивать и стонать. Ноги Кагеямы дёргаются, дрожат по бокам от него, пальцы отчаянно цепляются за волосы — он выдыхает имя Хинаты так, словно это единственное слово в его словаре. Шоё начинает работать головой, скользя рукой по крепкому стволу, покрытому сеточкой вен. Сердце наращивает темп — Хината сжимает собственный член, всхлипывая. — Так хорошо… хорошо… — выдыхает Кагеяма. — Хина… почему так… так хорошо… Затянутые похотью глаза поднимаются: Хината проскальзывает губами обратно к головке, практически вытаскивая, и наблюдает, как лицо Кагеямы напрягается — в голубой радужке блестит беспокойство. Хината хочет закричать. Хочет заорать: «Почему ты, блять, такой ОГРОМНЫЙ», но вместо этого он вновь погружается вперёд, насаживаясь ртом на член. Ладонь яростно дёргается в собственных штанах, и мысль о том, что ствол Кагеямы может покинуть его рот заставляет Шоё желать смерти. Если хоть миллиметр этой плоти выскользнет, он, наверное, сдохнет прямо на этом же месте. И учитывая, с какой скоростью растёт его пульс, это не пустые угрозы. Кагеяма хватается рукой за волосы, царапает голову — и его ладонь кажется практически ледяной по сравнению с горящим членом. Он ласково смахивает влажные пряди, прилипшие ко лбу Хинаты, а затем хватает его за подбородок: скользит большим пальцем по уголку губ, где они растягиваются под напором толстого члена. Голубые глаза заглядывают, кажется, в самое нутро — совершенно сбитые с толку и молящие о большем. — Боже… Шоё… Это хорошо. Всё хорошо. Просто позволь ему умереть. Просто, блять, закопай его в землю своими чувствами. Кагеяма выстанывает его имя, и Хината трещит по швам — оставляет собственный ноющий член без внимания, обхватывает двумя ладонями ствол парня и с силой подаётся вперёд, запихивая сочащуюся головку как можно глубже в горло. По лицу стекает пот, глаза горят, а в ушах звенит пронзительный всхлип, когда он наконец заглатывает Кагеяму — ну или пытается, как минимум. Хината честно-честно старается получить внутрь как можно больше желаемого. — Господи… Шо… Бёдра сводит судорогой — Хината качает ими в такт движениям головы, но потереться ни обо что не может — только лишь о прохладу осеннего воздуха, но, блять, нет ни единого шанса, что он оторвёт руки от тела Кагеямы, потому что ему нужно больше. Шоё тонет в море нескончаемой жажды, и плоть во рту — это плот, покачивающийся на волнах штормового океана далеко вне досягаемости, потому что ему всё ещё нужно больше. Больше. Больше. Господи, ему нужно больше… Хината практически вытаскивает член изо рта, мокро всхлипывает и насаживается вновь. Сердечная мышца натягивается, и он уже, кажется, не может даже дышать. Искры расползаются по коже, удовольствие дрожью бежит по спине, и Шоё поднимает взгляд. — Пожалуйста… — умоляюще шепчет Кагеяма. — Не останавливайся… Возбуждение, пружиной закручивающееся где-то внизу живота, лопается — Хината кончает. Его член выстреливает спермой куда-то в опилки, бёдра мелко дрожат от оргазма. И всего этого становится слишком много для одного Кагеямы. — О боже… ох… блять… Головка члена стремительно набухает во рту, и Кагеяма наваливается сверху, цепляясь пальцами в рыжие волосы — горячая пульсация разливается прямо в глотку Хинаты. Шоё хватается за подол куртки, слёзы стекают по щекам, тело тяжелеет и он, задыхаясь, отчаянно пытается всё проглотить. Руки в волосах смягчаются. Член продолжает слабо пульсировать, опустошаясь. Ласковые ладони смахивают потные волосы с лица Шоё, пробегаются по плечам — Кагеяма снова и снова спрашивает, в порядке ли Хината, пока тот с удовольствием выжимает его до дна… Но нет. Нет. Хината с мокрым всхлипом вытаскивает член изо рта и перекатывается на бок. Нет. Хината не в порядке. — Каге… яма… хах… я… я… — Хината? Эй… эй! — Кагеяма припадает к нему, хватаясь руками за плечи. На румяном лице отражается паника. — Хината?! — Хах… ах… — громко дышит Шоё, дёргаясь — кожа всё ещё охвачена лихорадкой ядрёного жара, и он накрывает склизкой ладонью пах, сжимает вновь твёрдый член, задирает свободной рукой футболку, ею же касается груди и громко стонет. Пальцы ползут вверх по шее, погружаются в рот, и он всасывает солёный вкус, полностью поддаваясь прозрачной эйфории… — Каге… ах… — Хината громко скулит, заглядывая в ошеломлённые глаза парня. — Здесь… ах… хах… — Ч-что?! Что такое?! Скажи мне! Холодный ветер ни капли не смягчает похоть, охватившую тело, и Шоё стонет: — Я д-думаю, что что-то… не так. — О-ох, господи, господи, — запинаясь, тараторит Кагеяма, скользя ладонями по пылающему лицу Хинаты. — Давай, я-я помогу тебе, что… Шоё находит ладонью ткань чужой куртки, закрывает глаза и резко тянет парня ниже. — Мидихлорианы, — фыркает он. — Они… они достали меня. Лицо Кагеямы заполняется нежностью — от неё сердце сжимается ещё сильнее — и он смеётся, но быстро вновь становится серьёзным. — Д-давай, — в голосе звенит паника. Хината недовольно бормочет, когда Кагеяма застёгивает штаны, обхватывает его и поднимается на ноги. Губы с лёгкостью находят вспотевший лоб. — Я отнесу тебя в госпиталь… — Нет! — пронзительно всхлипывает Хината, вновь хватаясь за куртку. Кагеяма удивлённо опускает взгляд. — Но… — Нет, — сипло повторяет Хината. — Кагеяма… ах… пожалуйста… — Что? Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Мне нужно, чтобы ты… — хрипит Шоё. — Трахнул меня.