Castis omnia casta

Юле в общем-то нравится то, что она видит в зеркале. В кои-то веки она реально заморочилась с внешностью — откопала запылённую косметичку, возилась минут двадцать с пудрой и тенями, но макияж лёгкий, в светлых зеленовато-белых тонах. Даже маникюр какой-никакой, сто лет не делала, кажется, но почему-то захотелось, совершенно неожиданно. Юля раньше думала, что забота о внешности отвалилась безвозвратно, но сегодня ей хочется быть красивой. Это её праздник. Их праздник. У неё нет настоящего, торжественного свадебного платья — просто легкий шифоновый сарафан на витых бретельках. Вместо фаты наспех обмётанный кусок тюля, который она откопала вчера в последний момент — как у ребёнка, играющего в свадьбу, но кривой строчки вроде не видно со стороны. Волосы заплетены в венок с заколками в виде цветов, а из украшений только серёжки-гвоздики и простенький кулон. Но Юле нравится.  — Ты чудесно выглядишь, — раздаётся голос Алексея за спиной, Юля оборачивается. Непривычно видеть его в костюме — да ему, кажется, и самому неуютно, в основном потому, что костюм старый и сейчас сидит впритык. Но Юле нравится.  — Тебе тоже идёт. Одевайся так почаще, — лукаво говорит она, и Алексей страдальчески закатывает глаза.  — Я с трудом в него влез. Видишь, на какие подвиги я способен ради тебя!  — Да, это тебе не рыцарский турнир выиграть… Телефон звякает уведомлением.  — Лена пишет. Спрашивает, сколько мы ещё возиться будем, они с Ильёй уже пятнадцать минут ждут внизу.  — Напиши, что спускаемся. Юля строчит ответ и откладывает телефон. С собой брать незачем, да и клатча подходящего нет.  — Пойдём, — говорит Алексей и протягивает ладонь. Вроде Юля тысячи раз брала его за руку, но сегодня даже в этом что-то торжественное и совсем особенное. Юля вздрагивает и крепче сжимает тёплые пальцы.  — Волнуешься?  — А ты?  — Ну…немного, — признаётся Алексей. — Всё же не каждый день женишься.  — Ну да, это тебе не медаль Олимпиады взять… Алексей улыбается ей, и от этого становится светлее, не так нервно — а Юля правда нервничает. Конечно, они сделали всё, чтобы свадьба не бросалась в глаза. Из приглашённых — только свидетели, Юля написала Лене, Алексей попросил Илью. Кроме них, знает только Ворон — Юля писала ему, чтобы приезжал, если захочет, но тот ответил, что как раз на эти числа запланировал ехать в Питер и разбираться уже в своей жизненной драме — можно было только пожелать удачи. Их будет четверо, регистрация, потом посидеть где-нибудь в кафе или пойти домой, на ходу прихватив что-нибудь к столу — вот и всё. Совсем скромно, но для Юли это не имеет значения — рядом с ней в этот день будут люди, которым она доверяет, вот и всё, это самое главное. Неважно, сколько их.  — Я сейчас, — говорит Алексей, когда они выходят в коридор. Юля надевает босоножки, но краем глаза видит, как Алексей, зайдя в гостиную, останавливается напротив серванта. Там, в глубине, так, что сразу не увидишь, только если присмотреться — фотография Вики. Он стоит несколько секунд, словно что-то говорит, потом медленно стягивает кольцо с безымянного пальца и осторожно кладёт внутрь, к фотографии, будто окончательно ставя точку в конце одного из жизненных эпизодов. Лицо у него задумчивое, но спокойное.  — Мы вас заждались, — недовольно ворчит Лена с заднего сиденья. — Так и опоздать можно.  — Ещё сорок минут, а ехать не больше десяти, — отвечает Алексей.  — Шестой раз, — меланхолично говорит Илья и поясняет: — Я сказал об этом Лене уже пять, но она всё равно волнуется.  — У меня, между прочим, подруга замуж выходит!  — Лен, всё окей, — Юля кладёт ей руку на плечо, садясь рядом — Алексей на переднем сиденье. — Всё хорошо, никто никуда не опоздает, всё зашибись будет.  — Эй, это должны были быть мои реплики, ну. Мне надо тебя успокаивать, а ты должна волноваться, краснеть, бледнеть…  — Она предлагала устроить выкуп невесты, — сливает Илья инсайдерскую инфу. — Я предложил, в свою очередь, брать медалями главных стартов и не отдавать назад. Вот это я понимаю — проверка чувств!  — Нет, ну я могу вернуться за медалями, если ты так хочешь… Алексей с Ильёй продолжают свою пикировку — кажется, Алексей действительно волнуется и пытается отвлечься на шутки.  — Всё правда хорошо? — спрашивает Лена шёпотом. — Я имею в виду…  — Лен, — Юля заставляет её взглянуть себе в глаза и улыбается — немного нервно, но искренне. — Лен, я люблю его больше всего на свете, ты же знаешь. Он самый замечательный человек в мире, и он будет мне мужем, о котором можно только мечтать. Я знаю. Не плачь только, тушь потечёт. Лена моргает, часто-часто.  — Ты такая взрослая стала, Юль… Давно ли мы вместе катались, а сейчас ты замуж выходишь. Взрослая, умная и красивая Юля.  — Да брось, — бормочет Юля смущённо. — Ты вон как круто выглядишь, не чета мне. — Лена и вправду нарядилась как на светский раут, по последней моде, стильно, ярко, как умела только она, но Юля никогда не завидовала — ей, напротив, нравилось прятаться. Лена с улыбкой качает головой.  — Сегодня ты по-любому красивее. Потому что светишься вся. Юле сложно не светиться. Несмотря на нервы, на то, что с утра пришлось пить на таблетку больше, чтобы не волноваться — в груди будто растёт что-то тёплое и сверкающее лучами света. Это переломный момент — она знает, будет ещё тяжело не раз, будет порой больно, но это — лучшее обещание, что она будет не одна. В загсе пусто, они одни — кажется, будто свадеб не сезон, повезло. Юля почти не помнит церемонию, не смотрит никуда — только на Алексея, отчего-то страшно и прекрасно одновременно, он смотрит ей в глаза.  — Юль, дай руку.  — А? Что?  — Юль, кольцо дай надену, — Алексей неудержимо и ласково улыбается, мягко берёт её ладонь в свою и осторожно, медленно надевает простое тоненькое колечко. У Юли отчего-то дрожат губы с неудержимой ответной улыбкой, дрожат руки, когда она надевает кольцо ему на палец, чуть не промахнувшись.  — Всё хорошо, — шепчет он, так, чтобы слышала только Юля. — Всё хорошо, Юль, не бойся. «Я верю. Я тебе верю». Поцелуй почти целомудренный, быстрый, скромный — Юле неловко почему-то перед регистраторшей, да так и кажется, что сзади раздастся голос Ильи, прозвучит дурацкая шутка, как он умеет. Но когда она оборачивается — Илья непривычно серьёзен и смотрит на них почти с умилением. «Историческое событие практически». Лена прижимает руки к груди и смотрит на неё как-то завороженно.  — Лен, привет, я здесь, — улыбается Юля — что-то отпускает, как будто вот оно — сделано, как будто исполнено какое-то важное обещание. — И вообще — Илья вон умиляется, как над детской коляской, ты молчишь, что дальше — нас придёт поздравить толпа эльфов?  — Волшебник на голубом вертолёте? — Илья, кажется, очнулся от непривычной для себя задумчивости и снова расчехлил стратегический запас шутеек за десять.  — Дракон? — в свою очередь предполагает Лена.  — А главное — как это будет прекрасно в своей незаметности! — заканчивает Алексей и тихо смеётся. — Пойдёмте. Юля берёт его за руку и крепко сжимает, чувствуя ответное пожатие. Идут не спеша, выход из огромного пустоватого зала маячит вперед светлым квадратом, будто и вправду там какой-то портал в иную реальность. На самом деле реальность останется…той же? Завтра они всё так же проснутся, неторопливо позавтракают, переговариваясь — возможно, о сегодняшнем дне, возможно — о грядущем, пойдут на каток. Там опять группы и подкатки, обычная жизнь, обычный день подойдёт к вечеру, к возвращению домой, обычной вечерней рутине с ужином, а дальше традиционные объятия и сон. Момент волшебства был…моментом, сейчас они выйдут на дневной свет — всё станет так, как было прежде, и… Около загса ждёт толпа. Достаточно знакомая толпа.  — Это отряд Дамблдора? — осторожно интересуется Юля.  — Это слёт юных пионеров? — в свою очередь спрашивает Алексей.  — Кто-то говорил про эльфов и накаркал… — голос Ильи звучит громче всего. — Что там по голубому вертолёту?  — У меня только мопед, — отвечает Миша. — Но голубой!  — А дра… Илья не успевает договорить — раздаётся испуганный вскрик кого-то из младших, и над дружной гурьбой лебедят взмывает в пронзительно голубое, ещё совсем летнее небо огромный блестящий шарик в виде дракона. Несколько секунд ошеломлённой тишины нарушает тихий голос Лены.  — Красиво.  — Да, хорошо полетел, — задумчиво говорит Илье, — Но всё же…  — Вообще мы собирались вас поздравлять, — Милана решительно выходит вперёд, и в ней можно безошибочно узнать заводилу этого действа.  — Мы — это кто? — осторожно спрашивает Алексей.  — Мы — это лебедята. Старшие, конечно, кого отпустили родители, всем по десять точно есть. Мы готовились!  — А…вы сказали родителям? — Юля тяжело сглатывает, но Милана мотает головой.  — В основном все сказали, что идут на день рождения к приятелям, ну или просто гулять, тусоваться. Тут у всех есть алиби.  — Откуда вы вообще узнали?  — Это я, — Эдик смущённо выходит вперёд, потупив глаза. — Я подслушивал, как Алексей Евгеньевич с Юлей говорили, ну вот, про свадьбу упомянули… «То есть вы врёте родителям и шпионите», — можно прочитать на лице Алексея, но он вовремя одёргивает себя. Дети всё же старались. Юля оглядывает нестройные ряды. Победно щурится Милана, рядом с ней — красный от смущения Эдик, которого буквально сверлит взглядом… Ками. «Им точно надо разобраться между собой». Улыбается и машет букетом Анете. Только сейчас Юля поняла, что сама забыла про него– видимо, это будет уникальный случай, когда букет будут кидать самой невесте. Миша держит мопед, на котором какая-то коробка. Большинство детей — младше, и почти все интригующе держат руки за спиной.  — Вас поздравлять? — уточняет Милана.  — Ну если вы готовились… — Алексей первым приходит в себя.  — Конечно, — важно кивает Милана. — Миша, ларец! «Ларец» — просто старая обувная коробка, наспех выкрашенная гуашью какими-то пятнами.  — Это коронационный ларец. Его Макс передал, потому что он слишком маленький, его мама не пускает, но он тоже хотел вас поздравить. Сердце ёкает в груди.  — А в ларце — короны, — Милана приоткрывает крышку, там венки из свежих цветов — один побольше, с вкраплением каких-то незабудок, что ли, Юля не разбирается, в том, что поменьше — ромашки и зелень. — Их дизайн разработала младшая Саша, которая тоже слишком маленькая. Ками, Эдик? Короны возьмите.  — А нам что делать? — немного глупо спрашивает Юля. Милана чуть неуверенно нахмуривается.  — Ну…на вас нужно надеть короны. Тут, конечно, грязновато, но вы хотя бы наклонитесь. Алексей коротко бросает взгляд на Юлю и, пожав плечами, опускается на одно колено, благо у порога сухо и чисто. Юля просто чуть наклоняется — Ками не сильно ниже неё ростом, почти вровень. Венок ложится поверх причёски и фаты прохладной тяжестью. Ками осторожно поправляет его и немного стеснительно улыбается — невозможно не ответить.  — В моё время венков не дарили, — немного удивлённо ворчит Алексей.  — И зря, тебе идёт. Это правда так — он смотрится странно, непривычно, но ему действительно идёт — эти мелкие незабудки как раз под цвет сияющих весельем глаз.  — А теперь цветопад! Все набрали иван-чай? Дети нестройно, но энергично кивают, Анете машет букетом.  — Все корни с землёй ободрали?  — А надо было? — раздаётся чей-то писк. Ками, опережая Милану, срывается с места для проведения разъяснительной работы в дрогнувших рядах. Юля делает вид, что ничего не заметила. Это мгновение на то, чтобы подумать — но она не думает, просто чувствует какую-то невероятную, сносящую все преграды волну тёплого счастья и восторга. Этот день, возможно, будет странным — но запомнится на всю жизнь.  — Да здравствуют принц и принцесса! — нестройные детские голоса. В лицо прилетает стеблем иван-чая, не больно, просто смешно, где-то за спиной сдавленно ругается Илья и вскрикивает от неожиданности Лена — до них тоже долетело. Алексей неудержимо смеётся, прикрывая рот рукой, Юля маскирует смех кашлем из последних сил — вдруг дети обидятся? — но они смеются тоже.  — Поздравляем!  — Долго!  — Счастливо!  — И не умирать никогда! На сарафане остался цветочный сок. Юля оборачивается на секунду — Лена отряхивает с платья прилипшие лепестки, на лице у неё всё ещё удивление.  — Выжили? — шепчет Юля. Илья закатывает глаза и молча поднимает вверх большой палец.  — Неожиданно…но здорово, — тихо отвечает Лена. — Это тот праздник, который, мне кажется…ну, он таким и должен быть. Алексей сосредоточенно оглядывает толпу детей.  — Илья, — вполголоса окликает он. — У тебя ключи от катка с собой?  — А тебе зачем?  — Ну, а где мы ещё разместим этакую ораву? Только в подтрибунке, натащим лавок, стол где-нибудь найдём.  — Вот, — Илья протягивает ключ. — Тогда идите все туда, а мы с Леной в магаз заскочим, прихватим всякого. — Сощурившись, он шёпотом себе под нос подсчитывает детей — где-то полтора десятка, всех возрастов. Илья с Леной спускаются чуть сбоку.  — Не подцепите по пути ещё какое-нибудь морское чудище, — смеётся Лена, немного неловко переступая шпильками по ступенькам. Юля коротко машет вслед, и Алексей подаёт ей руку. Они идут между неровно выстроившихся рядов детей. В воздухе, в солнечном свете мерцает пыль, где-то кричит птица, небо светлое — без единого облачка, жара почти летняя. Дети следуют за ними, кто-то идёт чинно, младшие скачут вокруг по пожелтевшим от солнца газонам. До катка не так и далеко, метров семьсот, на всеобщее счастье, но идут они медленно, как торжественная процессия. Кажется, кто-то встречается им на пути, кто-то оглядывается, но Юля не может об этом думать и не хочет — это момент чуда, момент волшебства, будто они идут не по земле, а по радуге, оставляя за собой звёздный след, как будто сказка на секунду становится реальностью, освещая размеренную рутину. Звенят ключи — Алексей отпирает дверь. Внутри прохладный полумрак и эхо от шагов.  — Идём в подтрибунное! Миш, помоги мне там стол притащить из коридора, плюс пара банкеток не помешает, там стульев мало…  — А я? — вскидывается Юля, будто чуть очнувшись от сна. — Мне вам чем-то помочь?  — А ты пока следи, чтобы никто не потерялся, — Алексей ласково улыбается ей, взгляд глаза в глаза, и Юле кажется, что в груди бьётся что-то лёгкое и тёплое. Илья и Лена врываются под одобрительный шум — у обоих в руках пакеты, Миша галантно забирает у Лены её ношу, будучи вознаграждён ослепительной улыбкой.  — Мы кучу всего накупили, в общем! — Лена плюхается на банкетку рядом с Юлей, устало вытягивая ноги. — По набережной не очень-то так побегаешь, — мельком жалуется она.  — Красота требует жертв, — хмыкает Юля с лёгкой ноткой сочувствия. Младшие растаскивают пакеты, выкладывают на стол покупки, почти каждый новый экземпляр вызывает оживление.  — Нарушение режима, конечно, — чуть сокрушённо говорит Алексей, Юля дёргает его за руку.  — Перестань, один раз не считается и вообще, зато будет повод строже спросить! Ками слышит её и оборачивается, изображая испуг.  — Но не сегодня же, правда?  — Нет, — Алексей не может остаться серьёзным. — Сегодня пусть будет праздник. И был праздник. Шампанское неровно плещется по одноразовым стаканчикам — строго для тех, кому восемнадцать, но кое-кто из младших втихую урвал по глоточку, спрятавшись от внимательного тренерского ока. Юля видела краем глаза и махнула мысленно рукой — «сегодня можно, у них праздник непослушания».  — За здоровье молодых! — провозглашает Илья.  — Молодой был, прямо скажем, немолод… — закатывает глаза Алексей, и Юля толкает его локтем в бок, чтобы хоть сегодня не наговаривал на себя.  — Горько! — кричит Лена с другого конца стола.  — Горько!  — Горько! — поддерживают дети. Ками бьёт в ладоши, Анете машет букетом.  — Непедагогично, — вздыхает Алексей, но Юля не успевает ничего возразить. Её разворачивают к себе и целуют — осторожно, скромно, но с неизменной нежностью, тёплая ладонь обхватывает плечи, прижимая ближе, и Юля шалеет больше, чем от шампанского. Впрочем, и его тоже в достатке. Она пьёт мало — с таблетками много нельзя, но бокала хватает для смеха, для искристого чувства необычайной лёгкости. Ещё несколько тостов — «за крепость союза на льду и вне его», «за то, чтобы всё было хорошо, а плохо ничего не было».  — Мы ждём ответную речь! — Илья слегка раскраснелся, его поддерживают одобрительными возгласами. Юля вопросительно смотрит на Алексея — и тот медленно поднимается на ноги, немного нервно сжимая в руках стаканчик.  — Я хочу сказать спасибо тем, кто сейчас здесь — или кто не смог прийти по малолетству, но принял участие в том, чтобы этот праздник был таким, какой он сейчас и есть. Почти со всеми здесь меня объединяет в первую очередь работа, но то, что мы делаем здесь — не просто то, что приносит нам хлеб или славу. Это…что-то большее. И поэтому я рад, что сегодня здесь те, кого я всегда рад видеть, с кем мы разделяем цели и любовь к делу нашей жизни. То, что наши ученики устроили для нас такое спонтанное торжество — это больше, чем просто приятная мелочь, это… — он запинается, будто смущённо, но продолжает чуть тише и медленнее, подняв глаза. — Это доверие и любовь, которые мы смогли вызвать, а это то, о чём только может мечтать каждый наставник. Спасибо вам. Я хочу выпить за тех, кто сегодня собрался здесь — за всех. Шелест сталкивающихся в тишине пластиковых стаканчиков.  — Спасибо! — только и добавляет Юля от своего имени, прежде чем пригубить шампанское. Ещё несколько минут все притихшие под впечатлением, но потом голоса снова звучат громче.  — Передай мне колбасы, — Юля кивает на пачку нарезки — самой ей тянуться неудобно. Алексей берёт сразу несколько слипшихся кусочков, кормит её прямо с рук, Юля жмурится от удовольствия, когда тёплая ладонь мимолетно скользит по щеке.  — Как насчёт первого танца молодых? — Илья положительно оккупировал роль тамады на их маленьком торжестве. Алексей закатывает глаза, но Юля вскакивает и тянет его за руку.  — Пойдём! Илья роется в телефоне, пока они выходят из-за стола на свободное пространство. Алексей подаёт Юле руку, пальцы сплетаются с пальцами. Из динамиков несётся что-то невыразимое, дети смеются.  — Илья, а можно не Басту? — просит Юля, с трудом сдерживая хохот. Музыка меняется — на этот раз под сводами подтрибунки торжественно звучит «Танец маленьких утят».  — Вот сам под это и танцуй! — Алексей сердится, но больше шутя — даже он не может сдержать улыбку. Илья дурашливо пожимает плечами, но из динамиков смарта всё же звучит обычный человеческий вальс. Танцуют они оба так себе, особенно Юля, она случайно наступает Алексею на ногу, но это почему-то до странного не играет роли, когда они смотрят друг другу в глаза. Чуть дребезжащий звук музыки отходит на задний план, как и чужие голоса, кажется, кто-то следует их примеру, так же неловко, но Юля просто смотрит в сияющие мягким теплом глаза Алексея, в которых что-то большее, чем весь мир. Потом они сидят рядом на скамейке у стены, не говоря ни слова, просто спокойно всматриваясь в спонтанный танцкласс.  — Вот, ногу сюда, — говорит Лена робеющему Мише. Она единственная здесь, кто танцует прилично. — Не бойся, переступай, вот, правильно… Миша краснеет, явно очарованный. Илья шутливо приглашает Милану, которая не достаёт ему даже до плеча — танец выглядит как перетаптывание, оба хохочут. Краем глаза Юля замечает, как Эдик робко подходит к Ками и подаёт ей руку, а та, глядя чуть удивлённо, всё же кивает и чуть улыбается.  — Ты тоже видишь? — шёпотом спрашивает Юля, и Алексей кивает, с улыбкой наблюдая за смущёнными детьми. Потом их снова затягивают в танцевальный круг, больше напоминающий смесь сельской дискотеки с хороводами на ёлке. Юля не может танцевать долго, сердце слишком колотится, она, смеясь, влетает в Алексея, а тот подхватывает её на руки и с силой кружит, так, что венок едва не слетает с головы.  — Поздно уже, — замечает Илья, когда все, вымотавшись, падают по лавкам, пытаясь отдышаться — мокрые, взъерошенные, с раскрасневшимися щеками. — Собираться пора. Все потихоньку дожёвывают остатки угощения — завтра будет уже нельзя, завтра начнутся обычные спортивные будни. Остатки шампанского разлиты по бокалам, все пьют последний раз.  — За принца и принцессу, — тихо говорит кто-то, но этому голосу вторят и другие тихой, тёплой, усталой немного скороговоркой.  — Я так и не отдала тебе букет, — говорит Анете и смущённо протягивает цветы Юле.  — Самое время им кидаться! Тёплый смех. Юля отходит на несколько шагов и, не глядя, запускает букет — на нём цепко смыкается рука Ками. Эдик рядом с ней густо краснеет. Выносят за собой мусор, идут к дверям — Алексей запирает за всеми дверь ледового дворца. Илья говорит младшим, чтобы отписали ему СМС, как дойдут до дома — тут всем недалеко, но уже закат.  — Я Лену подвезу до отеля и за детьми прослежу, — говорит Илья тихо. — Да нормальный я, нормальный, своей дури достаточно, чтобы угарать, — досадливо немного добавляет он, когда Алексей отвечает ему недоверчивым взглядом.  — Гаишникам не попадись, — сдаётся тот. — Правда со всем разберёшься?  — Хоть раз в жизни дай разобраться кому-то другому, ну, — улыбается Илья. — Всё в порядке будет, идите. — В голосе неожиданные ласковые, почти умилённые нотки. Дети машут издалека, Юля поднимает руку в ответ.  — Да здравствуют принц и принцесса! — несётся нестройным хором в последний раз им вслед, и Алексей чуть крепче сжимает её руку. Становится прохладно. Юля зябко поводит обнажёнными плечами, надеясь, что Алексей не заметит, но тот тут же останавливается, чтобы скинуть пиджак и набросить ей на плечи. Сразу становится теплее — хотя она не уверена, что может стать ещё теплее на душе.  — А ты?  — Я в рубашке всё же. Да и мы скоро придём, минут десять осталось, даже если не торопиться. Идут медленно, закоулками парка. Цветы закрывают бутоны на ночь, но в воздухе всё равно витает аромат. Догорают последние лучи заката, и на бархатном южном небе загораются первые яркие звёзды.  — Надо кому-нибудь такой костюм пошить, — говорит Юля внезапно. — Как звёздное небо.  — Под классику?  — Скорее всего. Надо будет потом подумать. Даже сейчас фигурное катание не может до конца уйти из их жизни, хотя дальше они идут молча. На пути лужа от края до края дороги, Юля замирает в нерешительности — и чувствует, как её легко подхватывают на руки.  — Я сама бы могла, — шепчет она.  — Сиди, — ласковый голос совсем над ухом. «Сегодня просто такой день, особенный». Слышно, как плеснула вода, как снова заскрипел песок под подошвами ботинок, но Юлю не опускают на землю — не до того. Они целовались сегодня, но так — впервые, взахлёб, жадно, с обещанием большего, Юля задыхается и дрожит, цепляясь непослушными пальцами за чужие широкие плечи. Ноги еле слушаются, когда Алексей позволяет ей соскользнуть на землю.  — Пойдём домой, — в шёпоте неясная дрожь, какая-то бархатистая нотка предвкушения. Прикосновение обжигает даже сквозь слои ткани, когда горячая ладонь скользит по спине, между лопаток и ниже. Юля помнит смутно, как они зашли в подъезд, как поднялись до дверей квартиры, как звенели ключи. Дверь захлопнулась за ними с другой стороны, щёлкнул замок — и наступило мгновение тишины. В коридор проникал свет фонарей, блекло освещая их лица. Юля потупилась с внезапным смущением и робостью, как будто всё, что было раньше, все испытания и счастливые дни — всё это не задвинуло до конца какой-то уголок её души, где она была совсем обычной, совсем юной и несмелой, стеснявшейся всего перед лицом первого взрослого и счастливого чувства. Тихий звук шагов, тёплые пальцы осторожно скользят по подбородку, заставляя поднять голову. От глаз Алексея невозможно оторваться — там и нежность, и теплая ласка, и какое-то…восхищение, от которого Юля совсем по-дурацки краснеет. Перед ней опускаются на одно колено, осторожно целуют костяшки пальцев.  — Принцесса… Неясная игра уличного света. Алексей поднимает на неё взгляд и улыбается.  — Юля… Это всё для неё — любовь, забота, нежность, восхищение, это на неё смотрят так, будто она — величайшая на свете драгоценность и самое дорогое, что может быть, что можно…любить. Юля бросается на колени, слепо, опрометью тянется к его губам. Поцелуи сбивчивые, они сталкиваются носами и смеются, но это только секундная пауза, мгновенное промедление. Пиджак падает с плеч — завтра поднимут, не сейчас. Сейчас невозможно оторваться друг от друга, Юля тихо, но требовательно стонет в чужие губы — «больше, мне нужно больше тебя» — Алексей беспорядочно зацеловывает её лицо, шею до самого плеча, бретелька платья давно свалилась вниз. Её подхватывают с пола и несут в спальню — в полумраке стучат сброшенные ботинки. На кровать прямо поверх одеяла, Юля тянет с плеча вторую лямку, но Алексей останавливает её.  — Останься так. «Будь сегодня моей принцессой». Юля правда чувствует себя так, будто она из какого-то сериала вроде «Тюдоров» или чего-то в духе «Игры Престолов», будто она — принцесса в первую брачную ночь, будто всё и вправду впервые, а не было уже десятки раз. От этого и странная робость мешается с подспудным нетерпением, Юля нетерпеливо мнёт пальцами пододеяльник, пока слышит звук отодвигаемого ящика тумбочки и шелест коробки. Тихое ругательство.  — Вот же ж…закончились. Юля приоткрывает один глаз и видит в его руках пустую пачку из-под презервативов.  — Плевать. Иди сюда. Ничто не должно их прервать, не сегодня, не сейчас.  — Юль…  — Иди сюда, — повторяет она настойчивее. Тело слишком разгорячённое, всё…всё слишком подводит к этому моменту, чтобы его нарушать. И они не нарушают. …Юля наощупь прижимается к нему, тёплому, расхристанному, ещё задыхающемуся. В макушку прилетает короткий поцелуй, хочется прижаться и никуда не двигаться вечность, но скоро Алексей отстраняется.  — Пойду переоденусь, — говорит он ещё неверным голосом, Юля неопределённо и согласно мотает головой. Шевелиться лень, она так и лежит в задранном платье, раскинув ноги, под головой свалившийся венок. Шум воды слышен как издалека, как издалека тяжёлые шаги.  — Ты не пойдёшь?  — Нет. Я спать хочу, — сонно немного отвечает Юля, открывая наконец глаза — веки тяжёлые, как и всё тело. Алексей улыбается и едва ощутимо щёлкает её по носу. Шорох салфеток, чужие руки осторожно вытирают ей влажные бёдра, попутно поглаживая — Юля хихикает от лёгкой щекотки. Потом ей медленно расплетают волосы, резинка за резинкой, пропуская слежавшиеся за день пряди сквозь пальцы, скользящие по коже головы. Фату осторожно открепляют и складывают на тумбочку, потом черёд чудом ещё болтающейся на ноге босоножки.  — Юль, приподнимись, нужно снять платье. Светлая ткань в зелёном цветочном соке, в крошках от еды, черт его знает, в чём ещё — надо будет завтра отстирать, но сил об этом думать сейчас нет, мозг, тело — всё уже почти спит. На неё надевают пижаму, вытаскивают одеяло и укрывают. Юля пытается уже окончательно нырнуть в сон, но слепо шарит, ища Алексея, а найдя, прижимается крепко, неотрывно.  — Спасибо тебе, что ты есть… — шёпот заплетающимся уже от усталости языком.  — Спи, принцесса, — ласковый голос и тёплые губы на макушке, это последнее, что Юля помнит, проваливаясь в сон.