Солнце стояло уже достаточно высоко, и его яркие лучи, отражаясь от покрытого снегом города, легко проникали в окно кабинета Габриэля Агреста. Свет падал на письменный стол, белый пиджак на спинке стула, разбросанные эскизы, заметки и чистые скомканные листы, смартфон на ковре у ног хозяина, упавшую шкатулку с булавками, хаотично рассыпавшимися по кругу, и невозможно прекрасное платье, над которым работал модельер. Габриэль, в рубашке и брюках, с растрёпанными волосами, в очках, съехавших по носу, которые едва держались, сжимал губами швейную булавку и прокалывал маленькие круглые отверстия по низу платья, куда сразу вдевал ленту. Платье-футляр было из чёрного австрийского бархата: его лиф с глубоким фигурным вырезом держал воздушные кружевные рукавчики, плотно обтягивал силуэт манекена и уходил в такую же плотно прилегающую юбку. Та, в свою очередь, заканчивалась на середине икры и имела высокий разрез до бедра, задрапированный теми же кружевами, из которых были сделаны рукавчики. Талию подчёркивал кручёный золотой пояс, который сзади соединялся в одну линию и ниспадал до колен, завершаясь бриллиантовыми каплями. Спинка же имела ещё более глубокий вырез, чем грудь — почти до верхней части бёдер — где преобразовывалась в скрытую изящную молнию. Агрест колдовал над каймой юбки, но совсем не думал о том, что делает, он даже не успел посмотреть на платье со стороны, а просто работал. Этот экземпляр, сшитый по эскизу, нарисованному ещё при Эмили, ему не удавалось закончить больше года, но сегодня, взяв буквально черновую версию, он превратил его в шедевр, не подозревая об этом. Наверное, сам Юбер Живанши мог позавидовать такой работе, однако Габриэлю было всё равно. Его мысли витали не здесь, унося его далеко за пределы выкройки, швов и узоров.
После того, как он проводил Натали в спальню, ему трудно удавалось сосредоточиться на чём-либо. Габриэль признался ей в любви и, хотя это было действительно искренно, его терзали сомнения, — имел ли он право на это, имел ли право открывать своё сердце другой, когда ещё оставалась надежда на возвращение Эмили, имел ли право, если она не ответила тем же? И ещё Амели... Амели тоже была близка ему. Эта женщина так напоминала ему прежнюю любовь, была такой же страстной, такой же прекрасной в постели... Она целовала, как Эмили, говорила, как Эмили, даже буковку «и» на конце своего имени Амели Грэм де Ванили писала так же. Габриэль разрывался между чувствами к Натали и явным желанием быть рядом с Амели или Эмили... он запутался, настолько запутался, что ни спать, ни бодрствовать спокойно не мог. Поверх всего этого ещё ложилось и чувство беспокойства за здоровье Натали, и вопросы без ответа о природе её раны, поэтому, после бесцельного ночного скитания по дому, Габриэль вернулся в кабинет, пробовал читать, писать, рисовать, и, наконец, набрёл на неоконченные работы, всё ещё висящие на манекенах... Чёрное платье сразу приглянулось ему. В его ночных грёзах Натали шла в нём по мраморному полу огромного зала в свете софитов и улыбалась...
— Габриэль, ты здесь? — Амели тихо вошла в кабинет.
Она проснулась рано и решила, что преждевременно было так расстраиваться прошедшей ночью, возможно, у Габриэля просто не было настроения. Амели не усомнилась в этом и тогда, когда он только в обед отправил за ней телохранителя. Она уверенно шла к нему на встречу, собираясь вести себя так, будто бы ничего не случилось. В кабинете мадам Грэм де Ванили прошествовала к Агресту, обошла его, проводя ладонью по спине — она расценила его дрожь, как положительный знак — и изучающе осмотрела платье. Он невозмутимо продолжал работать.
— Красиво, — заметила Амели — но лучше бы ткань посветлее... — она перебрала пару эскизов на столе, — ты же знаешь, в вечерних платьях я не люблю тёмный цвет. Тем более чёрный... И вообще, можно было бы добавить перьев, смотрится слишком просто.
Габриэль сделал завершающий стежок, вынул шпильку изо рта и медленно поднял на неё взгляд. Он был ошарашен такой критикой, и даже на некоторое время забыл о своих тёмных мыслях.
— Простота - это второй из главных законов красивого платья. Первый - женщина, которая его носит. И кто сказал, что это платье для тебя?
— Но на эскизе я...
Габриэль хмыкнул, и вернулся к работе. Теперь он обрабатывал края кружев на рукавах и разрезе юбки.
— Нет. Это твоя сестра.
— А какая разница?.. Даже, если и так, не помню, чтобы Эмили предпочитала чёрный. Случай с тем платьем...
— Да. Не стоит об этом... Эмили сама выбирала ткань...
— Но не цвет?
— Нет. Его выбрал я. Не понимаю, почему тебя это так волнует? Никто из вас его не наденет.
— Не могу поверить, что ты, — Амели наблюдала за ним, скрестив руки на груди — занялся своими старыми работами. Что тебя вдохновило? И вообще, что это такое было вчера?
— У меня встречный вопрос, — Габриэль не отвлекался от работы — почему о приезде твоего сына я узнаю от моего телохранителя? И почему ты отдаёшь ему приказы?
— Я думала, что с некоторых пор имею на это право... — растерялась она.
— Может быть и так... но я не привык, чтобы кто-то командовал у меня в доме, так что прошу тебя больше так не делать.
Амели поджала губы и отвернулась к окну, делая вид, что разглядывает город, однако держалась не долго.
— Ну, правда, что вчера случилось? — снова спросила она — Это из-за неё да? Из-за твоей ассистентки?
Он пожал плечами.
— Не понимаю, о чём ты.
Амели открыла рот, чтобы продолжить спор и докопаться до истины, но её прервал настойчивый звонок телефона. Габриэль отвечать не хотел, спокойно расправляя и подкалывая ткань у шва, он старательно игнорировал вызов. Только кому-то было так важно поговорить с Агрестом, что после продолжительных вызовов на смартфон, звонки пошли на планшет и даже сработала общая связь особняка. Амели не выдержала и на очередном звонке ответила. Габриэль по-прежнему делал вид, что не слышит.
— Да, — заинтересованно произнесла Грэм де Ванили и тут же убрала телефон на несколько сантиметров от уха.
— Что за персонал такой работает в этом доме?! — кричала в трубку Одри Буржуа, думая, что общается с Натали — Бесполезный, никчёмный персонал! Дайте мне Габриэля, или я приеду к нему лично, и тогда, будь он хоть самим Бражником, я его найду!
Агрест сглотнул, подавился собственной слюной и закашлялся.
— Дай сюда, — едва и смог вымолвить он, прежде чем выхватить телефон из её рук — Это я, Одри. Что случилось?
— Габрикинс, — голос мадам Буржуа сразу изменился — я не могу дозвониться до тебя уже сутки, ты в порядке, надеюсь?
— Да, просто занят. У тебя какое-то дело?
— Ну, конечно. Рождественский маскарад!
— Маскарад? — недоумение на его лице полностью описывало весь спектр эмоций.
— Ты забыл? Я собираю весь свет Парижа каждый год в нашем отеле, ты не можешь пропустить это событие снова. Не верю, что ещё один год без...
— Ты права, Одри, — перебил Габриэль, ему было удивительно и странно думать, что без Эмили ещё существуют маскарады, праздники и дружеские встречи — Я не пойду. Извини.
— Нет, пойдёшь! — прикрикнула та в трубку — Пойдёшь! Потому что хватит размазывать сопли по своему дорогому мраморному полу, надо собрать себя и прийти! Сколько можно? Я пришлю приглашения для тебя и твоей гостьи.
— О ней ты откуда знаешь?
— Габрикинс, не забывай, кто я. Никогда не забывай. Жду тебя в назначенное время. До встречи.
Одри Буржуа сбросила звонок, Агрест расстроено взглянул на Амели и выругался.
— Не пойдёшь, — догадалась она.
Он снял очки, потёр переносицу и отошёл на несколько шагов, чтобы взглянуть на платье.
— Ей сложно отказать. Я пойду. Мне придётся.
— Ах, да что ты? Неужели? — обрадовалась Амели — Значит, мы проведём первый вечер вместе?
— Вместе? — Габриэль отрешённо посмотрел на неё — Нет. Я... будет неправильно идти туда вместе. Твой траур ещё не окончен, мой...
— Да какая разница!
— Это очень важно, Амели. Моя репутация должна оставаться непоколебимой. Я и согласился-то лишь потому, что обязательно быть всё время в маске и хранить тайну личности, но на случай, если меня узнают, я должен быть один.
Она снова поджала губки.
— Ладно. Ты хотя бы найди меня там, если я не смогу тебя узнать. Нам не обязательно изображать пару.
Он кивнул и вернулся к работе.
***
Натали с трудом разлепила глаза, повернула голову и нащупала телефон, но тут же отдёрнула руку, словно обожглась, села на кровати и осмотрела плечо. Раны не было.
— Дуусу? — осторожно позвала она.
— Что случилось?
— Почему я... вчера же ещё...
Квами заинтересованно взглянула на место, где ещё ночью была глубокая рана от клыка сентимонстра-змеи.
— Я не знаю, Натали.
— Не понимаю, — Натали пошевелила рукой — даже не болит и... — она резко вскинула взгляд на Дуусу — я больше не чувствую себя плохо!
Квами зажмурила глаза, взвизгнула и кувыркнулась в воздухе, взмахнув хвостом.
— Неужели талисман всё исправил?! Неужели ты больше не больна?!
— Ничего не понимаю, — опасаясь верить в происходящее, отозвалась Натали, — А это что? — она встала и подошла к двери, поднимая с пола малиновый конверт, украшенный золотыми завитками. Он лежал на белом тетрадном листе, исписанном почерком Саймона.
«
Пришло три конверта. Не был уверен, что ты пойдёшь, если босс сам отдаст тебе его, так что я просто ничего ему не сказал. Повеселись, пожалуйста. Мне грустно от того, что ты перестала улыбаться.
Твой друг.»
— Ох, Саймон, — вздохнула Натали и распечатала приглашение. Она уже знала, что это, хотя и сильно удивилась решению Одри, которая пригласила на Рождественский маскарад какую-то никчёмную прислугу, — Что ж, развлечься мне не помешает. Я надену маску, и никто не узнает, что я была там.
— Ты уверена, Натали? — с сомнением спросила Дуусу.
— Нет. Но, поскольку месье «Я люблю вас, но сплю с сестрой жены» Агрест оставил меня в покое на несколько дней и пребывает в полной уверенности, что я почти неизлечимо больна, я могу делать всё, что захочу... А, ещё, знаешь, мне нужно развлечься и повеселиться. Саймон прав.
— Тогдаааа, — протянула Квами — ты просто обязана выглядеть сногсшибательно.
Натали взглянула на неё и очень хитро улыбнулась.
— Естественно.
________________________________________
На следующий день, дождавшись отъезда Амели и Габриэля, и сверившись с обновлённым расписанием, в котором сам Агрест добавил пункт «время на закупки для Максарада», Натали заказала такси и ускользнула из дома. Она договорилась со стилистом, заглянула в салон красоты, и к вечеру отправилась в студию Габриэля. Натали действительно очень хотела отвлечься, и весь день болтала без умолку лишь бы не возвращаться к гнетущему чувству, которое преследовало её с момента получения конверта, но здесь, в тихом помещении пыльных чехлов, шуршащих юбок из старых вечерне-свадебных коллекций, она растерялась, а ожидание нужного человека усилило её беспокойство. Натали не понимала и никак не могла вспомнить, что было этому причиной, и тревожилась всё больше и больше.
— Натали, — пожилая женщина, давно заведующая коллекциями всех прошлых сезонов, следящая за их сохранностью и выдачей знаменитостям после покупки, вышла из-за вешалок и стеллажей, звякая связкой ключей, — я чуть было вас не закрыла, моя дорогая. Кто-то оформил покупку?
— Добрый вечер, Адель, — дежурно улыбнулась Санкёр, осмотрев статную благородную женщину с аккуратным пучком седых волос на голове и в элегантном серебристом платье — Да... то есть, нет... то есть, они бы пришли сами, верно?
— Верно, — Адель одарила её понимающим взглядом — Хотите взять что-то себе?
— Взять? О, нет, нет, не взять. Я вложила за это деньги. Уже. Да. Платья только в одном экземпляре, и я бы никогда... бесплатно...
— Я знаю, — добродушно отозвалась женщина — Но, я так понимаю, нужно, чтобы месье Агрест оставался в неведении?
Её проницательный взор касался души, и Натали не смогла лгать, она просто кивнула.
— Он не узнает, — заговорщическим шёпотом произнесла Адель — Пойдёмте, что смотрим?
— Мне нужна коллекция позапрошлого года. Вы её помните?
Женщина опустила глаза.
— Я помню каждую вещь... И ту коллекцию... самую скандальную из всех.
Натали промолчала. Они прошли несколько однотипных комнат, свернули за стеллажи, обогнули пару рядов с костюмами и, наконец, оказались в помещении с нужными платьями. В многообразии светлых, постельных и ярких тонов, выделялось только одно контрастно-чёрное пятно. Натали знала, — Эмили не любила это платье, и никто тогда не мог понять, почему Габриэль выпустил его на подиум. Мадам Агрест устроила мужу прилюдную сцену, об этом писали в газетах, но платье всё равно оказалось востребовано, его купил представитель королевской Британской семьи для герцогини Кембриджской.
— Я возьму его, хорошо?
Адель замешкалась, пытаясь выяснить, правильно ли она расслышала, но ей хватило одного только взгляда, чтобы всё понять.
— Да. Полагаю, нам придётся разбудить Жерома, чтобы он прямо сейчас подогнал платье по фигуре? Оставлять до завтра или заказывать доставку будет излишне неосторожно, я правильно поняла?
— Да. Если не затруднит, — твёрдо ответила Натали.
Примерка для Натали стала настоящим испытанием, она изнывала от щемящего предчувствия и какого-то странно дикого ощущения, будто забыла что-то несоизмеримо важное. В ожидании платья, Санкёр не могла найти себе места, и, только вернувшись в особняк и снова оказавшись в собственной спальне, поняла. Адриан Агрест — Кот Нуар. Адриан – Кот Нуар. Это открытие, значение этих трёх слов легло на её плечи тяжким бременем.
— Адриан, — шепнула Натали и села на кровать, уткнувшись лицом в ладони. Покупки оказались забыты у двери.
Она сидела так довольно долго, убеждая себя не делать поступков, о которых потом придётся пожалеть, но, в конце концов, встала и вышла из спальни. Ночь давно вступила в свои права, когда Натали пробиралась по полутёмному коридору к Агресту младшему. Адриан не спал.
— Привет, — ей едва удалось сдержать дрожь от блеска знакомого кольца на его пальце.
Что она скажет ему? В чём упрекнёт? Нет. Натали не могла ничего сказать, и предать этого ребёнка не могла, и ко всему прочему слишком подозрительно было бы останавливать и собственную игру в Маюру. Она запуталась, тоже запуталась в своих чувствах, но в момент, в тот самый момент, когда Адриан обратил к ней свой взгляд, Натали осознала, что никогда, никогда не даст его в обиду и будет защищать любой ценой. Даже, если придётся идти против Габриэля, который зашёл уже слишком далеко... его вчерашнее признание вдруг показалось таким наигранным и неискренним, что она зло посмеялась над собой в глубине души.
— Привет, — голос Адриана разорвал тишину и последнюю нить, заставляющую Натали держаться за дверь, словно за спасительную соломинку.
Она подошла к нему, села рядом и крепко обняла. Он некоторое время не решался ничего сделать, но сразу всё понял, когда её плечи начали вздрагивать.
— Не надо, прошу тебя. Ты дорога мне, и больно знать, что отец снова тебя обидел. Не плачь.
— Он не обижал, Адриан, — всхлипнула Натали — Просто я очень рада, что дорога тебе, и, что ты любишь меня, мой маленький котёнок.
