***
Адель де Оривильи работала на Габриэля Агреста с самого зарождения бренда. Она прекрасно знала о несчастье в его семье, и не винила за то, что он стал реже выходить в свет, приезжать в студию, общаться с людьми — ей уже давно не доводилось видеть его в рабочее время, поэтому её так сильно насторожила открытая дверь студии в это раннее утро. Адель, уже не молодая женщина, испугалась незваных гостей или, возможно, спланированного ограбления, и, схватив лопату для чистки снега, которая попалась ей у двери, она стала красться по рядам между вешалок. — Ах! —Адель увидела его, спящего в кресле, и уронила своё оружие — Месье Агрест! Габриэль подскочил от грохота так, что сразу оказался на ногах. — Адель! — произнёс он, поняв, что ему ничего не угрожает. Габриэль несколько минут не мог успокоиться и просто стоял тяжело дыша. — Я прошу прощения, месье. Я не могла даже подумать, что вы приедете… ночью. — Я был на Рождественском вечере у Буржуа, и мне не хотелось ехать домой… У вас есть питьевая вода, или сок? — Да, месье. — Принесите, пожалуйста… а, и ещё, здесь осталась моя одежда? — Ваш костюм с красными брюками, месье. Один из немногих. — Хорошо. И его тоже. Я пока отзвонюсь своему водителю. Через четверть часа Агрест переоделся, попил воды и собрался уходить, но перед дверью замер и обернулся. — Адель, вы помните чёрное платье, которое так не нравилось моей жене? — Я помню каждую модель, месье. Он улыбнулся. — Поэтому вы и работаете у меня… Оно ещё здесь? — Нет. На днях его забрали. — Вы лично отдавали? Кому? Адель стойко выдержала его взгляд. — Платье забрал курьер. Я не расспрашивала его о покупателе. Габриэль недовольно покачал головой. — Не уверен, что вы говорите правду. Понимаете, я ищу женщину, которая вчера чудесным образом нарушила мой душевный покой, я бы сказал, внесла некую ясность в мою жизнь, но не назвала своего имени. Если вы знаете, кто забрал это платье, скажите, Адель, пожалуйста. — Мне не хочется вас огорчать, месье, но я действительно этого не знаю. Он тяжело вздохнул. — Ладно. Спасибо и на том. Вы можете быть свободны, не стоит выходить в Рождество, я слышал, в прошлом году… Она подняла на него взгляд. — Месье, моя работа — всё, что у меня осталось. Вы потеряли жену и можете понять, как мне одиноко приходить в дом, где уже нет моего мужа… Агрест растерялся, на мгновение задумался, а после развернулся и вышел, так и не сказав больше ни слова.***
Горилла вернулся к студии утром по просьбе босса и теперь вез его домой. Габриэль сидел на заднем сиденье, нахмурив брови, и кутался в пальто, несмотря на то, что в салоне было очень тепло. Его знобило, мысли путались, голова слегка побаливала от вчерашнего алкоголя и единственное, что, казалось, не давало ему сойти с ума, это заснеженные улицы, пролетавшие мимо за окном, рождественские огни, потускневшие в дневном свете, и тишина. Вчерашний вечер стал казаться далёким и фантастическим, словно сама сущность Габриэля пыталась отторгнуть реальность произошедшего… «Может, то был всего лишь сон?» — крутилась мысль в голове Агреста — «Может, я вечером приехал в студию по какому-то делу, выпил и уснул, а сегодня утром Адель разбудила меня?»… Существование женщины в чёрном начинало переходить в эфемерную форму, само по себе влечение к ней было чем-то не правильным, даже сказочным, особенно в обособленном укладе его жизни, сложившемся после ухода Эмили. Габриэлю всё это казалось бредом, но он, тем не менее, понимал, что в попытке отрицать истинные чувства к одной женщине, невольно устремился к другой, случайно увлекаясь третьей, при этом совершенно опуская тот факт, что считает себя до сих пор бесповоротно женатым. К чему же явилась эта — таинственная незнакомка — зачем нарушила его спокойствие, добавила новых проблем? — Месье, — Саймон неожиданно подал голос, и привнёс ещё одну странность в жизнь модельера. Обычно он никогда не позволял себе говорить в автомобиле с Габриэлем, тем более начинать первым, но сегодня, наверное, был необычный день. Агрест лишь повернул голову и устремил взгляд в зеркало заднего вида. Горилла не смотрел на него, но понял, что его слушают. — Я бы хотел разубедить вас в одном заблуждении, которое, возможно, у вас появилось относительно нас с Натали. Габриэль хотел возразить, но Саймон не дал ему вставить и слова. — Я бы, может быть, хотел, чтобы она обратила на меня внимание, стала больше, чем просто хороший друг, но она ваша… эм… — он запнулся. — В каком смысле моя? — заинтересованно спросил Агрест. Горилла прокашлялся. — … ваша ассистентка, и её сердце занято уже очень давно. — Кем? А, впрочем, я не хочу этого знать, — Габриэль махнул рукой — У меня есть встречный вопрос. Сколько приглашений от Буржуа нам пришло, Саймон? Тот некоторое время молчал. — Два, месье. Габриэль снова почувствовал, что ему лгут, но никак не показал этого; у него даже возникло желание спросить совета у Нууру, но он быстро отмёл эту мысль и решил прежде поговорить с Натали. Однако в особняке его ждало некое препятствие: предупреждённые Саймоном домочадцы уже ждали в фойе. Натали, Адриан, Амели и Феликс стояли у лестницы, когда он вошёл в дверь, расстёгивая верхнюю пуговицу пальто. — Что за собрание? — без всякого интереса спросил Габриэль. — Ваш племянник приехал, месье, — тихо ответила Натали Санкёр. Её голос срывался и казался то ли обиженным, то ли простуженным, она не поднимала головы. — Ах, это… ну, это не стоило того, чтобы встречать меня у порога. Пусть Адриан проводит Феликса в отдельную комнату, а вас лично, Натали, я жду в кабинете немедленно. — Дядя, — Феликс с английской чопорной вежливостью протянул ему руку в знак приветствия. Агрест снова этой ошибки не совершил и просто прошёл мимо, стремительно поднимаясь на второй этаж. Он даже не посмотрел на Амели, потому что знал — один только взгляд на сестру Эмили, и обо всех планах на сегодня можно забыть. Она привлекала его тем, что была копией, той, кого он потерял, во всём, абсолютно, и только призрак другого человека в глубине её глаз заставлял сомневаться в нормальности влечения к ней. Мадам Грэм де Ванили стала звёздами, отражёнными в глади пруда, но от этого не менее привлекательными звёздами — разница заключалась лишь в том, что для встречи с Эмили нужны были крылья, а для встречи с её сестрой — банально утонуть. Габриэль поднялся в кабинет, закрыл дверь и, впервые не обратив внимания на портрет жены, устало опустился на стул — на столе валялись эскизы, скомканные листы, перечёркнутые работы и горсть карандашей — он вытащил из стопки один лист и печально улыбнулся.***
Натали помялась на месте, собралась с силами и отправилась к Габриэлю. Пока она шла по коридору, ей казалось, что он уже всё знает, что ему не составило труда за ночь раскрыть её маленькую игру, и оттого сердце стучало как сумасшедшее, перекрывая своим гулом любые другие звуки. — Пожалуйста, закрой дверь, — попросил Агрест, когда Натали переступила порог его кабинета. Она закрыла дверь и повернулась. — Сейчас я задам тебе вопрос, — его голос стал чрезвычайно серьёзен, но не груб. Он стоял, прислонившись к столу и скрестив руки на груди — а ты, пожалуйста, ответь на него максимально честно. Я хочу знать прав… — взгляд Габриэля, до этого блуждавший по комнате, наконец, обратился к ней, и речь его оборвалась на полуслове. — Что вас интересует, месье? — поддержала Натали. Она изучала носки своих туфель, не понимая, как будет смотреть ему в глаза после прошедшего вечера. Он тяжело вздохнул. — Ради всех святых, Натали, не называй меня на «вы», когда мы одни. Меня это сводит с ума. — Как будет угодно, Габриэль, — Натали пыталась быть беспристрастной, но чувствовала, что слегка переборщила и стала выглядеть холодной и неприступной — Так, что вы… ты хотел спросить? Габриэль чуть более внимательно взглянул на неё. Строгий костюм с иголочки, волосы убраны в пучок с извечной красной прядью, хрупкие руки, прямоугольные очки… — Это подождёт. Я совсем забыл, что с момента нашей неловкой встречи на кухне, я так и не успел уточнить, что с вашей раной? — А что с ней? — она словно переживала тысячи сердечных приступов одновременно, пугаясь перед каждым его словом своего раскрытия и обвинения в обмане. — Я вытащил тебя из Сены, лично обрабатывал рану после трансформации. Я прекрасно знаю, что видел. Тебя укусил собственный сентимонстр, разве ты не помнишь? — Помню. Так и случилось. Но я не знаю, как вышло, что рана зажила, что моя слабость ушла, и даже не уверена, существует ли связь между этим событием и исправлением талисмана. — Это можно выяснить со временем, но что произошло там? Почему сентимонстр напал на тебя? «Потому что твой сын - Кот Нуар!» — кричала её душа, однако вслух Натали сказала иное. — Я защищала ва… мальчика. — Ты защищала чьего-то ребёнка? «Твоего» — подумала она, и снова солгала. — Да, маленького мальчика. Он оказался между Котом Нуаром и Змеёй… я была ближе, я не могла позволить убить его просто так. — Хм, наверное, это был правильный поступок. Нам действительно не нужны лишние жертвы, по крайней мере, смертей на моей совести ещё нет… Ладно, я рад, что с тобой всё в порядке, а теперь к моему вопросу. Я хочу, чтобы ты отвечала только правду. Сердце её ушло в пятки, и она судорожно вздохнула. — Я постараюсь. — Сколько конвертов пришло от Одри Буржуа? — Не знаю. Саймон принимал курьера, в тот день я была немного… — Натали ответила на одном дыхании, и сказала чистую правду. — Да, ты была ранена и спала. Так. Саймон тоже сказал, что их было два. Ответ принимается. Она внутренне выдохнула, но глаз так и не подняла. — Почему вы… ты решил, что нам могло прийти другое количество конвертов? — ей всё ещё претило обращаться к нему на «ты» из-за связи с Амели. — Потому что Одри придумала игру в рулетку, пользуясь тем, что её приглашения идут без подписи. Она дала право курьеру выбирать, куда будет доставлен лишний конверт, а потом угадывала, кто скрыт под маской этого тайного лица. Больше всего Натали беспокоило, что Одри сама расскажет, кому отправила приглашение, но теперь это всё объясняло, — и её присутствие на балу, и вежливое обращение мадам Буржуа к ней, и всеобщее восхищение… но всё же оставалось кое-что ещё: Одри могла узнать её и позже. — И что? Угадала? — На этот раз нет. Там была женщина… Она напряглась, готовая ко всему, и стала жадно внимать каждому его слову. Габриэль на мгновение замолчал, а после продолжил. — …С тёмными волосами, вот… как у тебя, Натали, с синими глазами и… Натали усмехнулась. — Габриэль, это же не описание моей внешности? — своими словами она пыталась вызвать обратный эффект, что, безусловно, сработало. Он взглянул на неё, и краешки его губ дрогнули. — Нет. Не думаю. Она была… завораживающей, притягательной, дерзкой, в ней было всё… и ещё, она надела платье моего бренда. — Но это не так уж и удивительно, — Натали пожала плечами — Твои платья, Габриэль, многие сейчас берут на разные торжества. — Нет. Чёрное платье из той коллекции, когда… Эмили… — … которым Эмили была недовольна? Ну и что, его тоже иногда заказывают. — Нет, не что! Это платье всего в трёх экземплярах, Натали. В трёх. Одно специально изготовленное для герцогини Кембриджской (ты знаешь, она всегда просит перешивать бренды, когда их покупает), другое, если помнишь, я переделывал для первой леди, и ещё одно… на этой женщине вчера был третий, подиумный, вариант. И, что меня поразило, так это её абсолютная элегантность — не платье красило её, а она украшала платье. Натали улыбнулась, глядя в пол, и одновременно с этим почувствовала укол ревности, ведь, несмотря на свои признания, Габриэль говорил о другой, которую в ней не видел. — И, при чем же тут я? В чем здесь вопрос? — Вопрос был про конверты, но, поскольку никто не в курсе, я бы хотел, чтобы ты нашла эту таинственную незнакомку. Она не сдержала усмешки. — Наверное, я повторюсь, но, кажется, мы начинаем далеко уходить от главной цели, ты так не считаешь? Я же не частный детектив, чтобы искать твоих дам. Габриэль бросил мимолётный взгляд на портрет жены. — Да, только эта женщина никакая мне не дама. Если она с таким изяществом носит платья моего бренда, то я мог бы пригласить её в качестве модели, но… не могу отрицать, что в ней было что-то необыкновенное, словно я знаю её давно. Мы танцевали, и она… я никогда не танцевал с такой партнёршей, я… Прости, Натали, я, вероятно, под впечатлением. — Вероятно, — согласилась Натали и смущенно улыбнулась. Она помолчала некоторое время — Я постараюсь поискать её, это всё? Я могу идти? — Ещё нет. Скоро канун Рождества, купи от меня подарок Адриану и Феликсу. — А мадам Грэм де Ванили? — Не нужно, я выберу сам. Улыбка ускользнула с её лица, и она сжала губы. — Ни разу после ухода Эмили ты не обеспокоился о подарке родному сыну, но Амели выберешь сам? — Ревнуешь? — в его глазах мелькнул задорный огонёк. — Нет, с чего вдруг? Я констатирую очевидный факт. — И злишься, Натали. — Может быть, но это только потому, что ты полностью стал игнорировать Адриана, начинаешь игнорировать его мать… что происходит? — Я… — Не важно. Прошу прощения, если позволила себе сказать больше, чем мне позволено. — Нет, ты права… права, — он потёр переносицу и поправил очки — Во всём права. Я мало уделяю времени сыну, но считаю это… ладно, мои поступки ничем не оправдать и не только по отношению к Адриану, но и к тебе. — То есть? — Я не должен был говорить этих слов тогда, просто не имел на это права. Признавшись в своих чувствах, я поставил тебя в неловкое положение… и мне очевидно, почему Саймон отрицает ваши отношения, но ты можешь не скрывать этого. Я прекрасно понимал, что шансов почти нет. Натали резко вскинула голову и впервые за сегодня скрестила с ним взгляды. Она ощутила, как жгучие слёзы подбираются к глазам и заполняют их, грозя обрушиться градом маленьких солёных капель. — Но никаких отношений с Саймоном у меня действительно нет, и вообще-то я… я не должна этого говорить, я обещала себе, что никогда… Габриэль словно воспрял духом и подошёл к ней. — Значит, Саймон сказал правду. Хм. Что ж… — Мы не вместе. Ни тайно, ни как иначе. Он улыбнулся. — Вчера Одри сказала мне, что с этой незнакомкой в танце впервые видела меня прежним, но я… нет, помолчи, послушай… я так не думаю, - прежним я становлюсь с тобой. Только тогда я понял, когда ты чуть не утонула, что не хочу тебя потерять. Мои чувства, эмоции и желания в твоём присутствии обостряются до той степени, в которой становятся не только прямой изменой Эмили, но и чем-то, чего я боюсь. Боюсь позволить им властвовать над собой, забыться в них и забыть обо всём, кроме тебя, — его ладонь коснулась её щеки, а большой палец мягко провёл по приоткрытым губам. Натали вздрогнула, чувствуя, как одна единственная слезинка скатилась к краешку губ. — Ты мне очень дорог, Габриэль, — всхлипнула она и аккуратно, почти нежно, убрала его руку — я бы тебя не оставила, никогда, но и позволить этого не могу. Мы должны вернуть твою жену, которую ты по-настоящему любишь и, наконец, решить вопрос с её сестрой. Не говори мне слов, о которых, возможно, ты потом пожалеешь. Он хотел всё отрицать, но вдруг услышал шаги в коридоре и кивнул. — Я передумал, возьми и Амели подарок. В Рождественскую ночь нужно кое-что завершить, для этого мне понадобится Маюра, будет не до подарков гостям, — стук в дверь прервал его, и Габриэль снова стал безучастен и холоден — Входи, Амели. Я знаю, что это ты.