_____________________________________
В тот год Лондон пах тюльпанами, май выдался жаркий и приносил всем исключительно летнее настроение. На шумных улицах, площадях и бульварах было не протолкнуться, по вечерам играли музыканты, выступали артисты, передвижные киоски продавали сладкую вату и лимонад, — Амели любила прогулки в город за такие вот вечера, хотя отец не очень одобрял это, но отпускал с обязательным сопровождением из сестры и водителя, всегда наказывая последнему присматривать за дочерьми. Впрочем, Эмили предпочитала провести время за книгой, они с Амели давно условились, что пока одна гуляет по городу, другая сбегает в библиотеку и ждёт до возвращения, а после они встречаются на заднем дворе и заходят в дом. Сегодня случилось так же, и, хотя это был особенный день для сестёр, они снова проводили его порознь, — Эмили увлеклась книгой о двух влюблённых из Вероны, в то время как Амели гордо вышагивала по аллее с самой большой сладкой ватой в руках, какую только нашла. — Говорят, — актёр, полностью выкрашенный в золото, изображал статую. Его поставленный голос мгновенно привлёк слушателей, — что существует легенда, будто каждый день в толпе зрителей появляется именинник, а может два или три? Ну-ка, леди и джентльмены, отзовитесь, кто из вас именинник? Амели тоже услышала его и, поддавшись всеобщему любопытству, остановилась. Зрители перешёптывались и посмеивались, ожидая героя этого представления, но никто не решался сделать шаг вперёд. — Что? Прямо-таки никто? — золотой человек смеялся — Ну же, ну же, смелее, смелее, ведь смелым причитается награда, — он обхватил пальцами подбородок, изобразив глубокую задумчивость, и вдруг устремил взгляд на девушку в смешном чёрном платье, что стояла позади всех, — Ты! Чего такая нарядная? Амели опешила, но ведь она действительно выглядела нарядно: два высоких хвоста с серыми атласными бантами, чёрное платье-пачка в мелких незабудках, колготки в цвет пчелы и туфельки, — в целом её образ был слишком похож на образ современной Мальвины и сразу вызвал среди зрителей ажиотаж. — Ладно, — Амели улыбнулась и кивнула — вы раскусили меня. Сегодня у меня день рождения, но я бы не... — она не успела опомниться, как десятки рук протолкнули её к сцене. — Господа! — воскликнул актёр — Господа! Приветствуем нашу гостью, — он подал руку, ловко притянул её к себе и склонился к уху, приглушая голос до шёпота, — Как зовут? Сколько исполнилось? — Я Амели, и мне пятнадцать, — она смутилась. — Леди Амели и её пятнадцатилетие! Похлопаем ей! А если и были ещё именинники, удачу они свою упустили. Наша гостья получает в подарок билет на колесо обозрения! Ура! — актёр поднял руки и запел, призывая к этому толпу, — С днём рожденья тебя, с днём рожденья тебя… Амели стояла, смотрела на людей, восторженно подхвативших мелодию и поздравляющих её — совсем незнакомую девочку — и была счастлива. Позже, когда она топталась в конце очереди у аттракциона, билеты на который получила в подарок, ей пришло в голову, что обычные люди живут проще, могут гулять, где и когда вздумается, петь песни под призывы уличных актёров, танцевать под дождём… не то, что скучные будни дочери лорда, которая только и делает, что сидит в родовом поместье и занимается ненужной ерундой. Амели настолько погрузилась в собственные мысли, что споткнулась и наступила на ногу впереди идущему мальчику. — Осторожней! — он недовольно обратился к ней. «Какие же синие у него глаза», — встречаясь с ним взглядом, вдруг подумала она… Очередь сокращалась, позади никого не было, и так уж случилось, что они оказались вместе и совершенно одни. Когда Амели вошла и села, мальчик отвернулся, пробурчав себе под нос. — Ну, просто отличная компания. Её почему-то больно задело это высказывание, и она придирчиво осмотрела его с ног до головы, но ни одного изъяна не обнаружила и раздосадовано фыркнула. Он был красив и по-мальчишески наивен, с большими синими глазами на бледном вытянутом лице, модная стрижка натуральных светлых волос придавала ему некоторый шарм и в то же время делала его непостижимо привлекательным. Он носил джинсы, футболку и лёгкий светлый пиджак, яркие швы которого сочетались по оттенку с красными летними ботинками, пил молочный коктейль и совсем не смотрел на свою попутчицу. Время тянулось медленно. Казалось, прошло больше сорока минут, но на деле всего лишь секунды, они не сделали ещё и пол оборота, а заказано было целых два. Лондон медленно уползал вниз, Темза вилась змейкой, вечернее солнце сияло на скатах крыш розовыми бликами, молчание напрягало... — Ну что ты меня разглядываешь? — наконец, сказал мальчик и недовольно посмотрел в её сторону — Парней никогда не видела? — Нет, просто… ты красивый. Он сдержал эмоции, но было очевидно, что эти слова ему польстили. Его взгляд более внимательно задержался на Амели, она покраснела, удивляясь, как вообще могла такое сказать. — Ты тоже ничего, — мальчик вздохнул и улыбнулся — Как тебя зовут? — Амели, — голос изменил ей, и сердце забилось так, что, казалось, выпрыгнет из груди. — Я Габриэль, приятно познакомиться, — они оба смутились и ещё некоторое время молчали. В самой верхней точке над городом, когда Колесо, прежде чем продолжить путь, на мгновение зависает, Амели воскликнула… — О, как здесь красиво! Габриэль удивился. — Ты первый раз на колесе обозрения? Впервые? — Да, впервые. — Странно. Мы с мамой каждое лето приезжаем в Лондон, и я всегда катаюсь. Она мечтательно вздохнула. — Это так прекрасно, а нам с сестрой запрещают гулять в одиночку и гулять долго вообще. Папа очень переживает, что с нами что-то случится… Так значит, ты не отсюда? — Я из Франции. В этом году маму пригласили на благотворительный вечер к одному Лорду: говорят, его жена умерла, и он организовал фонд помощи детским домам. Вроде бы ежегодно такие вечера проводятся. — Правда? Но я никогда не слышала, чтобы был приглашён кто-то со стороны. — Мамина подруга не смогла поехать, а её мужу нужна была спутница, так что она попросила маму, а та взяла меня. Амели улыбнулась. — Мне кажется, я очень хорошо знаю человека, к которому вы приглашены. — Не удивительно, ты же из Лондона, наверняка твои родители постоянно бывают на всяких вечерах. — Да, но тут другое. Лорд, о котором ты говоришь, мой отец. После этой фразы Габриэль заинтересовался ей ещё больше, стал расспрашивать о жизни в поместье, она в ответ жадно поглощала информацию о Франции, разговор увлёк их и продолжился даже когда Колесо обозрения завершило второй круг. Они сошли на землю, прогулялись по аллеям парка, поели мороженного и вышли в город, с каждой минутой, находя всё больше и больше общего друг в друге. Когда совсем стемнело, Габриэль проводил её до автомобиля, передал в руки водителя и предложил встретиться на следующий день. Так состоялось знакомство, положившее начало многим событиям будущего. Они стали встречаться, сначала по вечерам у Темзы, потом всё чаще и чаще, и с каждым днём Амели казалось, что она уже не сможет отпустить его, этого мальчика, этого необыкновенного, красивого и умного француза, который коснулся её души и навсегда поселился в сердце. Началось лето, а их невинный флирт перерос в настоящий роман, — над Темзой у Тауэра он впервые поцеловал её, нежно, чувственно и по-детски невинно, неделями позже в беседке они провели первую ночь, хотя для этого пришлось подкупить чуть ли не всю прислугу в доме и уломать сестру помочь им. Амели влюбилась, Габриэль был с ней везде, хотел поскорее увидеть Лорда, желал остаться или забрать её с собой, пылко признавался в любви, но всё это закончилось так же, как и тёплые дни, ускользнувшие в последних лучах августовского солнца. Настал день благотворительного вечера, поместье лорда Грэм де Ванили открыло двери гостям, Амели искала своего друга в толпе, а тот пришёл с матерью и блуждал совершенно с другой стороны зала. Играла музыка, Габриэль обошёл небольшую группу довольно взрослых женщин в вечерних платьях, обернулся и вдруг увидел её: она стояла в полном одиночестве, теребя подол длинного персикового платья и, казалось, мечтала поскорее улизнуть. — Амели, — позвал он. Девушка обернулась, локон выпал из причёски и скользнул на лицо, она с недоумением взглянула на него. — Простите?.. Справа послышался смех, и чьи-то хрупкие руки обхватили Габриэля за плечи. — Наконец, я нашла тебя. Знакомься, это Эмили, моя сестра, — Амели веселилась, — Эмили, это Габриэль, я говорила. — Эмили? — он так и не смог отвести от неё взгляда, заворожённый неуловимой магией её присутствия. Габриэль медленно осознавал, как сильно они были похожи и как в то же время сильно отличались. На фоне Амели в чёрном, Эмили выглядела невинным ангелом, но не это поразило его, а её глаза… точная копия глаз сестры, которые завлекали такой глубиной, таким омутом нерастраченной нежности, что он невольно тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Позже, танцуя с Амели, Габриэль бросал взгляд в толпу, и усердно старался скрыть даже от самого себя, что мечтает увидеть Эмили, её изящные руки, пышные ресницы, локоны, губы… Он не понимал, что с ним, ведь на самом деле во внешности сестёр не было никаких отличий — родинка к родинке, изгиб к изгибу — и всё же нечто мимолётное и эфемерное выделяло разницу между ними. — Мальчик мой, ты очень бледен, — сказала мама на следующее утро, проверяя его лоб ладонью — надеюсь это не из-за той девушки, с которой ты дружишь? Смотри не заболей, у нас бронь на третье сентября, ты же не хочешь пропускать школу? — Всё в порядке, мама, всё хорошо. Перед отъездом Габриэль сухо попрощался с Амели, а на следующее лето снова гулял с ней, признавался в любви, дарил цветы и старался не проболтаться, что весь учебный год думал только о её сестре. Но с Эмили встреч не предвиделось: в гости его не звали, а приходить самому было бы слишком странно. И так прошёл год, а потом ещё один, в последнее лето вместе с Амели, он обещал, что поступит, выучится и заберёт её в Париж, а до того будет слать письма и продолжать приезжать на каникулы несмотря ни на что. Габриэль солгал, конечно, он солгал, потому что именно время вступительных экзаменов всё и решило в пользу его сердечного влечения. В конце августа, после долгой прогулки по местам их свиданий, Амели вернулась домой, а лорд Грэм де Ванили как раз приехал с какой-то невероятно важной конференции и собрал дочерей у себя. По его лицу девочки поняли — говорить отец будет серьёзно и возражений никаких не примет. — Я знаю, — он сидел за письменным столом в своём кабинете, сложив руки перед собой — мама хотела бы для вас всего самого лучшего, и, чтобы вы занимались тем, что вам действительно по душе. Эмили, — отец посмотрел на неё и улыбнулся — я договорился о гранте на обучение в Парижской академии искусств, это твоё призвание, я знаю, что ты готовилась и старательно изучала основы своей будущей профессии. — В Париж? — удивилась Эмили — Значит, мы едем в Париж! — она радостно переглянулась с сестрой. Лорд печально сжал губы, стараясь разочаровать её, как можно мягче. — Не вы, а ты. Амели останется и начнёт обучение в Оксфорде, как всегда и мечтала. — Ты разлучаешь нас? Но почему сейчас? — возмутилась Амели — Почему я не могу тоже учиться во Франции, или она в Британии? Пожалуйста, папа, ты не можешь нас разлучить! — Могу и сделаю это. Эмили не уезжает навеки, у нас существуют телефоны, компьютеры, любые доступные средства связи, к тому же она обязательно будет дома на каникулах, в этом нет ничего такого. — Ничего такого?! Эмили наблюдала за возмущённой сестрой и безропотно соглашалась с отцом, она смирилась, всегда так делала и теперь не видела смысла поступать иначе. — Ничего такого?! — продолжала Амели — Это же материк, папа. Она едет на материк, в другую страну. — Так. Давайте не будем разводить полемику, девочки. Я уже всё решил, места в университетах держат для вас, Эмили ждёт семья моего старого друга режиссёра месье Буржуа, которая с удовольствием выделит ей комнату в своём особняке. Все ваши расходы будут оплачены мной, главное не увлекайтесь и старайтесь учиться прилежно: то, что у меня много денег, не гарантирует вам отмену наказания за какую-либо провинность. — Но папа! — Амели зло взмахнула кулаками и в слезах выбежала за дверь. Отец устало посмотрел ей в след и обратился ко второй дочери. — Эмили, ты всегда была спокойнее и рассудительнее своей взбалмошной сестры, успокой её и образумь, иначе за это поведение я всыплю ей так, что мало не покажется. Я ведь знаю про этого парня из Франции, потому и принял такие меры, пусть отучится сначала, а потом думает о ком угодно и гуляет с кем угодно, тебя-то, я уверен, не затянет ни в какие любовные романы до окончания обучения, а вот за неё я боюсь. — Я поговорю с ней, ладно. Она же мечтала об этом, просто немного устала, расстроена из-за того, что ты нас разлучаешь… — Не взывай к моей жалости, ты знаешь, что это бесполезно. Иди, иди. Эмили послушно вышла, догнала сестру, выслушала её обиды и подала платок. — Слушай, я понимаю, что твой… всё время забываю его имя… там, куда еду я, но он дождётся тебя, если любит. Он же пишет тебе постоянно, значит, думает и ждёт. Неужели ты готова отказаться от Оксфорда ради парня? Не глупи, время летит быстро, а это всего несколько лет. — Тебе хорошо говорить, — рыдала Амели — ты никогда никого не любила, кроме своих книг. Габриэль его зовут, да что говорить тебе, ты и лица-то его не помнишь. Эмили не обиделась, она знала, что сестра в порыве чувств может наговорить всякого, не подразумевая под своими словами ничего плохого. — Я обещаю, что буду рассказывать тебе всё, всё. А если его вдруг встречу непременно тебе напишу. И так они разъехались. Амели училась, звонила сестре, получала письма от Габриэля с обещаниями и клятвами, верила и была счастлива. Первое время Эмили с радостью летела домой, рассказывала всё в подробностях, о новой подруге - Натали с факультета дизайна, о ночных прогулках по Сене, о первой работе на съёмочной площадке, а потом неожиданно предпочла оставаться в Париже, проводить каникулы за учебниками и тетрадями… Амели знала, что в личной жизни сестры случились перемены (Натали познакомила её с каким-то парнем) и не винила её за отсутствие интереса к дому. Только этим же летом Габриэль пропустил свой обычный визит в Лондон, сослался на занятость и практику, затем на болезнь матери, Амели чуть не уехала к нему сама, но отец, предвидя такой поворот событий, отправил её на всё каникулы к морю. Так пролетели ещё несколько лет. Габриэль не приезжал, Эмили делала первые шаги в индустрии кино, и ни у кого не возникало предчувствий, что какие-то вещи в жизни идут не так. Амели верила в отговорки возлюбленного, неустанно расспрашивала сестру о Франции, а та ничего не подозревала и рассказывала всё подряд, хотя и умудрилась почти не раскрыть своих отношений. В последний год обучения лорд организовал для Эмили её собственный дипломный фильм «Одиночество». Старый друг-режиссёр Буржуа лично занялся съёмками, а пока монтировал видеоряд будущего проекта разрешил своей протеже уехать к отцу на время, оставшееся до защиты. В ту же неделю в поместье вернулась и Амели, жаждущая услышать новую порцию историй, и в тайне хранившая надежду на хоть какое-то упоминание Габриэля, который в последний год, совсем перестал ей писать. Она сидела на диване в гостиной и нервно дёргала ножкой, Амели больше не носила причудливые платья и колготки, а была в нюдовых лодочках и тёмном классическом костюме поверх белоснежной блузки с воротничком-стойкой. Эмили зашла в кабинет отца, долго обсуждала что-то, а, когда, наконец, вышла, выглядела абсолютно счастливой, она упала на диван рядом с сестрой и закрыла лицо руками. — Я выхожу замуж! — довольно заявила Эмили. Её так и распирало, улыбка не сходила с лица, а глаза сияли. — Да ты что? — Амели схватила её за руки — Покажи фотку, а! Отец разрешил? — Да, да, хочет с ним познакомиться, сам поедет, представляешь! — О, иногда мне кажется, что отец больше любит тебя, чем меня. Эмили рассмеялась и махнула рукой, выуживая телефон из кармана плотно прилегающих брюк. — Ну, я то уже закончила учиться, можно сказать. Все дела сделаны, осталось только на просмотр явиться, — её пальчик быстро забегал по экрану, листая цветные картинки, очертания которых невозможно было рассмотреть за такое время. Амели с искренней радостью за сестру приняла телефон, когда нужные фото были найдены, и уставилась на экран. Сначала она подумала, что ей показалось, но после, приглядевшись, всё поняла. — Листай вправо, — сказала Эмили и через минуту повторила снова — там не одна фотка, листай вправо, Амели. — А, да, я, — Амели провела пальцем и снова остановилась. Хотелось кричать, и она готова была кричать, бросить сестре в лицо оскорбления, которые вертелись на кончике языка, разбить телефон, выгнать её из дома, но не могла. Молодые люди на фото были так счастливы, глаза Габриэля сияли трепетно и необычно, смотрели так, как никогда в жизни не смотрели на неё. Он был счастлив и счастлив не с ней, и стоило ли теперь из-за него рушить родственные связи, сжигать мосты дружбы с родной сестрой? Он этого не стоил, определённо не стоил. — Ты, ты, что, плачешь? — улыбка ускользнула с губ Эмили, и она взяла сестру за подбородок, — Амели, ты плачешь? — Прости, — Амели продолжала улыбаться, не замечая, что слёзы уже давно текут из глаз, заливая щёки. Она вытерла их рукой и вернула телефон сестре, — прости, я просто... так счастлива за тебя, за вас, это так волнительно. Прости, — Амели взвилась с дивана и на глазах ошарашенной сестры скрылась за дверью. Эмили же не видела причин искать подвох: лица того француза, которого любила Амели, она не помнила, да и видела-то всего раз, откуда ей было знать, что парень, с которым её познакомила Натали, и есть тот самый Габриэль. Откуда Эмили могла знать, что забрала у сестры того, о ком она мечтала долгие годы, а та и не подумала сообщить ей об этом. Однако впереди были новые испытания, к которым никто из них не был готов. Выбор свадебного платья чуть не довёл сестёр до нервного срыва, на свадьбе всё оказалось и того хуже. Кольца, обещанные Амели, отец подарил молодожёнам, а она сама не смогла найти силы подойти и поздравить Эмили, которая в свою очередь обиделась и целую неделю хранила безмолвие, делала вид, что сестры не существует вовсе. Габриэль избегал встречи под любым предлогом, в компании, в основном, молчал, отводил взгляд, и Амели решилась на такое, чего раньше не сделала бы никогда. Она соблазнила друга детства, который, в общем-то, был не против, он сразу сделал ей предложение и поклялся потакать в любом желании. А первым её желанием было оставить свою фамилию и не переезжать в его дом, продолжить жить с отцом. Когда Агресты покинули Англию, боль Амели стала утихать, жизнь постепенно наладилась, мир вернулся в привычное русло, и сёстры снова встретились в родовом поместье. Они почтили память матери вместе с престарелым отцом, поболтали о пелёнках и развивающих играх для своих новорождённых сыновей, а позже пооткровенничали за ужином. Именно тогда Эмили начала свой рассказ: она говорила о путешествиях в Тибет, изучении какой-то древней магии, странных символах и научных экспериментах, на фоне которых всегда был её любимый Габриэль и его стремительно развивающаяся компания. Последующие годы Амели только и слышала о платьях, показах, Адриане, показах, платьях и снова об Адриане, и её безумно бесил тот факт, что Габриэль так и не приехал ни разу даже извиниться перед ней, он избегал встречи, как мог, на людях здоровался сухо, все поздравления передавал через жену. Бесило ещё и то, что Амели саму до сих пор тяготило прошлое и влекло так же страстно, как и в первое лето их знакомства. Лорд Грэм де Ванили страшно гордился её уважением к традициям семьи и вскоре перестал ставить Эмили в пример, хотя так или иначе относился к ней более благосклонно. Но время неумолимо летело вперёд. День за днём Амели видела, как её сестра теряла свою прежнюю любовь к жизни, как она мрачнела, бледнела и худела, часто кашляла, много спала и почти перестала появляться в свете. В последнюю их встречу они сидели на террасе и пили вино, любуясь закатом, дул летний тёплый ветер, играющий со светлыми локонами обоих, жужжали насекомые. — Я очень сильно больна, — после продолжительного молчания тихо произнесла Эмили. Она сделала глоток вина и откинулась на спинку мягкого удобного кресла. Амели повернулась к ней с очень серьёзным взглядом, — она не понимала, зачем озвучивать то, что и так очевидно? — Я давно заметила. Расскажешь? — Да. Я хочу, чтоб ты знала, потому что у меня есть одна просьба… — Ты словно прощаешься, дорогая. — Так и есть, — Эмили оставалась серьёзной и не оборачивалась, — всё скоро закончится. Не перебивай! Дослушай, это очень важно. Мне не будет больно, однажды я просто усну и больше не смогу очнуться, но ты должна знать, что Габриэль нашёл способ, как помочь мне… он так говорит… но я этого не хочу. В последнее время он просто одержим мной, и я боюсь, что Адриан не станет для него той спасительной ниточкой, которая удержит от необдуманных поступков. Ради моего сына не дай Габриэлю меня вернуть. — Что за бред? — Амели нахмурила брови — Допустим, в первую часть я поверю, ты бы насчёт этого лгать не стала, но второе… во имя всех святых, Эмили, как он планирует вернуть тебя? — Не буду объяснять долго и углубляться в подробности, да это и не важно. Тебе нужно знать только, что существуют два волшебных предмета (назовём их волшебными, потому что без подготовки это сложно назвать как-то иначе), если их одновременно использует один человек, то он сможет загадать любое желание, абсолютно, и оно, конечно, исполнится. Я этого не хочу, помоги ему сделать шаг вперёд и не оступиться, ради Адриана, пожалуйста… и, умоляю, забудь ты про кольца. — Ты говоришь очень серьёзные вещи, Эмили, и приплетаешь сюда кольца, которые были обещаны на свадьбу мне, а попали к вам. Я уж молчу о других ценностях, тоже принадлежащих нашей семье. Пусть он отдаст их, тем более, если ты… если ты… — Вот именно, я говорю серьёзные вещи, и прошу позаботиться о моих мальчиках. Умоляю, Амели, сделай это без любого подтекста. Просто, помоги. Та закрыла лицо руками и откинула голову. — Если б ты знала, о чём просишь, Эмили, если б только знала!____________________________________
Маринетт притормозила на углу зимнего открытого кафе и остановилась, поворачиваясь к Адриану, конь под ним нетерпеливо ёрзал. — Слушай, Кот, подожди меня здесь, я принесу шкатулку, и мы… — Поторопись, моя Леди, — перебил он, махнул рукой и спешился, поглаживая длинную пышную гриву — Спасибо друг, теперь я должен тебя отпустить. Конь фыркнул и побрёл в сторону перекрёстка. Агрест младший ещё некоторое время смотрел ему вслед, а после снова проверил достаточно ли хорошо шарф закрывает лицо и переступил с ноги на ногу. Маринетт вернулась быстрее, чем он ожидал, схватила его за руку и уволокла в переулок, который находился аккурат за кафе и заканчивался тупиком. Она тяжело дышала. — Прости, — прошептала Маринетт — Вайзз сказал, что выхода у меня нет, я Хранитель и должна знать личности тех, кому отдаю талисман, а они должны знать мою. Меня зовут… — Нет! То есть, не так, моя Леди, давай, мы просто вместе снимем шарфы. Я хочу тебя видеть без всяких слов. Она закрыла глаза. — Хорошо, Котик, тогда… три, два… Они одновременно открыли лица, их глаза встретились, имена слетели с губ очень тихо, шкатулка с талисманами упала в снег, и Маринетт кинулась ему на шею, обняла. — Адриан, мне жаль, мне так жаль… — Моя Леди, моя Маринетт, — он крепко держал её, не в состоянии отпустить, но уже понимал, что придётся это сделать. Слёзы сами брызнули из глаз. — Держись, пожалуйста, не оставляй меня, — шепнула она и тоже заплакала — Нам нужно идти, нам нужно спасти твоего отца. — Да, да, конечно, я и не собирался тебя бросать, — Адриан с трудом разжал руки и сделал шаг назад. Маринетт подняла шкатулку, раскрыла её и улыбнулась. — Адриан Агрест, я даю тебе право выбрать любой талисман, который ты сочтёшь достойным для этой миссии. — Я, — он задумался, но лишь на мгновение — возьму Сасса, мы с ним уже знакомы, так что… — Хорошо, я возьму талисман Мыши по той же причине. Перевоплощаемся и вперёд.***
Габриэль приходил в себя: он старался открыть глаза и пошевелиться, но не мог, руки были связаны, колени ощущали давление твёрдого и холодного пола, морозный ветер дул в лицо, отчего челюсть немела, и он почти её не чувствовал. Ресницы слиплись, глаза пришлось открывать усилием воли, Агрест осмотрелся, — размытые силуэты приобретали четкие очертания и постепенно сформировались в Амели и тёмную фигуру Кота Нуара, или… Он окончательно сфокусировал взгляд, и сердце его замерло, мгновенно падая куда-то вниз, — перед ним стоял вовсе не Кот Нуар, а Феликс, использовавший талисманы Божьей Коровки и Кота, за которыми сам Габриэль гонялся так долго. Чёрно-красный костюм с ушками и йо-йо на пояснице переливался многоцветной энергией, снежинки опускались и таяли, не достигая этого необычного явления. — Амели, — прохрипел Агрест, догадался, что его не слышат, и повторил громче, — Амели, — он только теперь почувствовал, как сильно замёрз, заледенелая верёвка сильно сдавливала запястья. — О, Габриэль, с пробуждением. — Что, чёрт возьми, ты делаешь? — голос его хрипел и прерывался, говорить было трудно. — То, что не удалось тебе, и то, что запретила мне моя сестра, — она надула губки, — интересно, как ты пытался добыть талисманы, если до сих пор не продвинулся ни на йоту? — Ты сошла с ума, ты не понимаешь… — Я? Ошибаешься, — Амели подошла, взяла его за подбородок и заставила смотреть в глаза, — ты хоть раз в своей жизни говорил правду? Хоть один чёртов раз? Как ты признавался моей сестре в любви? Теми же словами, что и мне, стихи такие же посвящал? А секретарше своей, тоже? Всем плёл сказочки о чувствах, каждой из нас? Хотя, знаешь, всё равно. Эмили просила меня позаботиться о тебе, и мне хотелось так поступить, честно. Я ведь тоже осталась одна, ехала с надеждой, а потом увидела этот взгляд, точно такой же взгляд, каким ты смотрел когда-то на мою сестру. Только он снова предназначался не мне, вот ирония, — она зло усмехнулась — Мне интересно, ты уже спал с ней, со своей Натали? Или ты начал это делать до того, как Эмили покинула нас... — Амели получала эстетическое удовольствие, разжигая в нём гнев. — Замолчи, — сквозь зубы прошипел Габриэль, — заткнись! — А? Затыкаешь меня? Любил Эмили с первой встречи, а через меня пытался подобраться? Не отрицай, по глазам вижу, что любил, но теперь что-то изменилось, да? Полюбил снова, снова... за это и ненавижу. Я ненавижу тебя Габриэль Агрест! — она отдёрнула руку и отошла к сыну, взяла его за плечо, — Сделай это, мой мальчик, сделай, я верю в тебя. Агрест почувствовал в глазах жгучие слёзы и зажмурился, он знал, что виноват, но Эмили с первой встречи стала для него всем, его любимая, родная и добрая жена, которая родила ему сына. — Ты понятия не имеешь, что собираешься делать. Твой сын тем более… — снова сказал Габриэль, чтобы отогнать мысли об Адриане, который, возможно, прямо сейчас смотрел прямой репортаж. — Ты тоже, — на парапете возникла Маюра — мадам Грэм де Ванили, вам не кажется, что это немного слишком? — А ты ещё кто такая? — Амели резко развернулась. — Я Маюра, — она взмахнула веером, молниеносно оказалась рядом с Агрестом, и так же поспешно утащила его за собой. — Феликс! — Не надо, мама, я уже начал. Пусть идут. Маюра спрыгнула вниз в попытке оказаться на соседнем здании, но промахнулась, и вместо этого угодила в окно закрытого офиса. Стёкла полетели в разные стороны, и она не удержалась на ногах, падая сверху на спасённого пленника. — Очень мило, Натали, — стуча зубами, проговорил он, — но давай начнём с чего-то более традиционного, я пока не готов к связыванию. Маюра закатила глаза и встала, одним лёгким движением веера разрезая опутавшие его верёвки. — Шутить изволите, месье Агрест? Вам бы принять соответствующий вид и заняться своей родственницей, иначе это сделают те, у кого вы так и не смогли отобрать талисманы, а Феликс смог. — Я б с удовольствием, но камень Мотылька где-то выпал, пока я был без сознания… ещё я чудовищно замёрз, потому что эта дура не снизошла до того, чтобы надеть мне пальто хотя бы после того, как вырубила. Маюра изобразила сожаление и достала талисман Бражника. — И как это тебя угораздило, не понимаю. Из-за угла что ли напала? — Представь себе, — огрызнулся Габриэль, шаря по карманам. — Не это ищешь? — она раскрыла ладонь, показывая фиолетовую каплю затвердевшего кристалла. — Да, где ты… впрочем, не важно, — он схватил его и прикрепил к вороту рубашки — кстати, о Феликсе, какого чёрта происходит? Как он это сделал? — Спроси, что попроще, я совсем не в курсе ситуации, и это не я орала на тебя в твоей спальне перед тем, как всё произошло. Может, стоит начать хотя бы с извинений? — Дааа, — протянул Агрест — Маюра всегда говорит открыто… Прости, я прошу прощения, серьёзно. — О, вот для этого точно не… — Маюра перевела взгляд на соседнюю крышу, где возвышались силуэты Амели и Феликса, увидела, как последний использует силу двух талисманов, но не услышала слов, этого и не требовалось, — Вот чёрт! — она среагировала мгновенно и встала между окном и Габриэлем. Взрывная волна стремительно пронеслась по зданиям, её сильно ударило в спину, его в грудь, он успел обратиться к Нууру и, уже будучи Бражником, пролетел насквозь две толстых стены. Маюру кинуло следом и снова на него, следующий взрыв закинул к ним кого-то ещё, Бражник попытался встать и столкнулся лбом с Мультимауз, за спиной которой на ноги вставал Аспик. Только и на этом всё не закончилось, — последним к их дружной компании присоединился сам Феликс. Он едва пошевелился, а на него уже накинулись остальные, и после довольно продолжительной борьбы, связали проводом от компьютера, отобрав оба талисмана, — серьги оказались у Бражника, а кольцо у Маюры. Она сразу протянула Аспику талисман Кота, её напарник некоторое время раздумывал, потом кивнул своим мыслям и раскрыл ладонь. На перчатке лежали два красных гвоздика. — Спасибо, — Мультимауз недоверчиво улыбнулась, — с вами всё в порядке? — Да, то, что я собирался сделать, случилось, хоть и не так, как мне того хотелось. Она жива… — Кто? — Маринетт объединила силы двух талисманов и снова разделила, становясь Леди Баг. — Моя жена. Я делал это, чтобы вернуть её, мою Эмили. Аспик, который в этот момент перевоплощался в Кота Нуара, замер, едва сняв браслет, взгляд Маюры застыл в одном положении, зрачки не двигались, а сжатые губы дрожали. — О-отец? — голос Кота прозвучал так, будто он давно и очень тяжело болен. — Адриан… Адриан? — Бражник едва мог говорить. Напряжение нарастало, Леди почувствовала, что сейчас произойдёт, за секунду до случившегося. — Адриан, нет! — воскликнула она, когда тот активировал Котоклизм, но её голос оказался не единственным. Маюра сказала то же самое, с тем же испуганным выражением лица, но в руке Нуара уже вспыхнул разрушительный шар энергии, способный стереть с лица земли любого, кто к нему прикоснётся, — он никого и ничего не слышал, его взгляд был прикован к отцу. Тот понял, что попался в ловушку, и стал медленно отползать назад. — Я хотел вернуть тебе мать, — оправдывался он — я хотел, чтобы мы снова были вместе, Адриан. Я делал это ради тебя. — Ты лжёшь! Страдали мои друзья, девушка, которую я люблю, мои одноклассники, посторонние и ни в чём не виноватые люди, потому что ты возомнил себя богом, способным идти против природы! — Это не так. — Адриан, умоляю, — Маюра встала между ними, и Кот остановился с поднятой рукой, готовый в любое мгновение нанести удар, — прошу тебя, если ты говоришь, что любишь кого-то, то должен понять, я люблю твоего отца. Не делай этого… Нуар отступил, мгновенно понимая, кто перед ним. — Уйди, я не хочу причинять тебе зло, Натали. Ты спасла мне жизнь, взамен я не стану убивать тебя, но его не прощу! — Адриан, — Леди Баг встала — прошу, Котик, ты не такой, ты не убийца, у нас сейчас могут быть более важные проблемы. Бражник тоже поднялся на ноги за спиной Маюры, его взгляд смотрел поверх голов остальных. — И я чувствую, что она права. Все обернулись, успевая увидеть, как тело Феликса тускнеет, его удивлённый взгляд, прозрачные руки и совершенно пустое место, на котором он только что был. Провод от компьютера, ещё мгновение назад связывающий его, упал на пол. Леди вспомнила слова, которые неприлично произносить в обществе, но вместо того, чтобы сказать их вслух, бросилась к Бражнику, оттолкнув Кота Нуара и Маюру. — Нельзя было этого делать, посмотрите, что происходит, — закричала она и стала бить его кулаками в грудь, потому что с его ростом больше никуда не доставала, — вы хоть понимаете, что натворил ваш племянник? Причиной этого могли быть вы! — Не нужно на меня орать, юная леди, — он перехватил её руки и крепко сжал запястья, не позволяя продолжать издеваться над собой — я знаю, что я хотел и чего добился. Эмили жива, моя жена жива! — Оставь её! — Кот срочно приложил активированную способность к ближайшему столу, а после оттащил Леди от Бражника, которого в это же время поймала и удержала от дальнейших действий Маюра. — Вы не желаете слушать! И никогда не желали! — васильковые глаза Божьей Коровки горели праведным гневом, — Талисманы нельзя использовать во зло, понимаете? Теперь нарушена целостность мира, и я даже предположить не могу, что произойдёт дальше. Мы должны помочь друг другу, Бражник, думаю, жизни всех будут зависеть от нашего союза… заключим мир, вы, Маюра, я и команда. — Эмили жива, мне уже не нужна твоя помощь, Леди Баг, и мне наплевать, что случится с миром. Маринетт чувствовала, как трясёт Адриана, как эмоции переполняют его, но и сама была не в лучшем состоянии. — Нет, это не та Эмили, которую вы знаете, это не она! — Эмили жива! — повторил он и, отодвинув рукой Маюру, медленно пошёл в сторону окна, через которое они попали сюда. — Маюра? — Нуар вдруг опустил руки, Леди и сама перестала вырываться, понимая, что происходит. — Уйдёте отсюда, — сурово произнесла она вслед Бражнику, — и я уже не смогу вам помочь. — Эмили жива, — повторил он, не сбавляя шаг. Маюра пошатнулась, охнула и схватилась за плечо. Рана от сентимонстра внезапно появилась снова и заболела так, будто ещё даже не затянулась. — Габриэль… я должна… помочь... — она стала падать и не заметила, как оказалась в руках Кота Нуара. Он поймал её. Леди тоже подошла, присела рядом и поддержала её голову… кожа Маюры становилась прозрачной. — Нет, пожалуйста, нет… — Маринетт заплакала. — Адриан, — Натали исчезала и только талисман держал её в сознании, — я очень любила вас обоих. Прости меня, — эти слова сорвались с уст и растворились в воздухе уже после того, как её не стало. Костюм Адриана тоже исчез, он смотрел на свои руки ничего не выражающим взглядом.«Только не плачь, только не плачь», — твердила Леди Баг самой себе, а потом решилась и встретилась с ним взглядом. — Тикки, трансформация!.. О, Адриан, — она кинулась ему на шею и крепко прижала к себе, стараясь забрать всю его боль. — Моя принцесса! — он также обнял её в ответ. — Нам нужно быть сильными, — Маринетт всхлипнула, — сильными и смелыми, независимо от того, кто скрывается под масками, нам нужно помочь каждому. Если не мы, то кто? Адриан зарылся носом в её волосы и тоже не сдерживал чувств. — Я пойду за тобой, миледи, и сделаю всё, что прикажешь, только пусть это закончится. Пусть закончится. Она с трудом заставила себя успокоиться, встала, протянула ему руку, и он с готовностью принял её. — Идём. Они прошли к окну и остановились на самом краю обрушенной плиты. По всему городу исчезали люди, точно так же, как Феликс и Маюра, треснутый экран на площади за соседним зданием показывал прямой репортаж, где на глазах испуганных людей пропадали их близкие. Маринетт и Адриан смотрели на разруху, держась за руки, и совершенно ясно понимали, что между этим кошмаром и нормальным будущим находятся только они. Как всегда, вдвоём — против всего мира.