Сила иллюзии

На юного неопытного омегу, выросшего на романтических легендах и сказках о бесстрашных рыцарях, король Брингундии, несомненно, произвёл бы грандиозное впечатление. Мэл себя таковым не считал. И никогда никому не признался бы, что брал омежьи романы в папиной библиотеке, а уж что прочёл их все и взахлёб — не услышали бы от него и под пытками. Но впервые увидев своего будущего мужа, Мэл решил, что тот без труда смог бы сыграть главного героя из любой прочитанной им книги. Если бы он родился не королём, а актёром. Природа, будто поставив цель воплотить омежьи грёзы в реальности, постаралась на славу, создавая Людвига: выразительные серые глаза с густыми темными ресницами под соболиными бровями, прямой, классической формы нос, манящий изгиб губ, подчёркнутый аккуратными бородой и усами, широкий лоб, густые волосы, волной лежащие на мощных плечах. А какая фигура! Длинные ноги, крепкий торс, скульптурно вылепленные руки… Не альфа — мечта! Сидя напротив «мечты» за столом переговоров, Мэлу приходилось постоянно себе напоминать, что он не наивный деревенский дурачок, верящий в истинные пары. И что под красивой обложкой могут скрываться весьма неприятные сюрпризы. Не заканчивающиеся, а только начинающиеся свадьбой. Но не попасть под чары Людвига оказалось непростой задачей. Бархатный, с лёгкой хрипотцой голос завораживал и одной лишь интонацией обещал рай на земле. От аромата альфы, одуряюще маскулинно-пряного, кружилась голова и сладостно трепыхалось сердце. Сохранить трезвый рассудок помогали два обстоятельства: сидевший по левую руку Рабби, спокойно и с достоинством обсуждающий взаимные выгоды и обязательства двух стран после заключения брака, и столпившиеся за спиной Людвига советники, среди которых яркой птицей в вороньей стае выделялся вертлявый омега в расшитом золотом бордовом кафтане. Его лицо скрывалось в тени капора, почти не уступающего длиной полей капору Мэла, да и сам омега старался не высовываться лишний раз на передний план, но не требовалось быть провидцем, чтобы понять, кто именно присутствует на судьбоносной встрече. Фаворит граф Дебри собственной персоной — больше некому. Понимание, что жених взял на знакомство с будущим мужем своего любовника, отрезвляло почище ледяной воды за шиворот, заставляло прямее держать спину, а главное, не верить ни приятной наружности короля, ни его медоточивым речам, ни многообещающим взглядам. — Не сомневаюсь, наш брак будет удачным, — в завершение сказал Людвиг, глядя Мэлу прямо в глаза. — Я собираюсь сделать всё возможное, чтобы заслужить ваши уважение и любовь. Примите же это кольцо в знак чистоты моих помыслов. И, сняв со своего мизинца, протянул через стол перстень с ярко-красным рубином — извечным символом любви и страсти. Если бы Мэл не знал, что король самым наглым и бесстыдным образом лжёт, то поверил бы в искренность намерений. — В свою очередь готов заверить, что сторицей отплачу за ваше отношение, — ответил он не по протоколу, пару секунд покрутив перстень в руках, прежде чем надеть. И с удовольствием отметил, как в серых глазах мелькнуло неподдельное удивление. — Ты с ума сошёл?! — набросился на него Рабби, стоило им остаться наедине после подписания всех соглашений. — Что за выходка? — А что такого я сказал? — Мэл прищурился, рассматривая, как играет рубин на указательном пальце: для других перстень оказался слишком велик. — Пообещал, что как он со мной, так и я с ним. По-моему, справедливо. — Дело не в том, что сказал, а как сказал и что сделал! На какое-то мгновение даже мне почудилось, что ты не примешь кольцо. Мэл, я тебя знаю, — протянул Рабби угрожающе. — Если Людвиг сочтёт себя оскорблённым… — А любовника на обручение притащить, это не оскорбление?! — запальчиво воскликнул Мэл. Рабби поиграл желваками, но не стал врать и отрицать очевидное: — Это неумный поступок, согласен, но если бы не наши шпионы в Брингундии, ты бы и не узнал про фаворита. А значит, король не хотел тебя унизить. — Но унизил, — прозвучало глухо из раструба капора. — Он молодой альфа, его муж умер полтора года назад. Конечно, у него были любовники, глупо думать, что он столь долго воздерживался. Мэл гневно запыхтел. Интересно, к овдовевшему омеге было бы такое же снисходительное отношение? Риторический вопрос. У альф простительная слабость, у омег преступная похоть. Только бетам повезло, на них не влияют желания тела. Именно из бет, неподвластных ни течкам, ни гонам, набирали личную охрану, им доверяли ответственные должности при дворе. Но престол мог принадлежать только альфе. Несправедливый мир. — Не стоит показывать зубы до свадьбы, — увещевал брат. — Если всё сорвётся, и неважно по чьей вине, будет такой скандал — не расхлебаем. — Да-да, начнутся хаос, война, мор и чума, — Мэл демонстративно покивал. — Не преувеличивай, я был мил, вежлив и почтителен, как и полагается безмозглому омеге! Это ведь только альфам всё позволено, да? А мне даже слова не скажи! — Рабби посмотрел укоризненно. — Отвези меня в мою комнату, братец, я так устал, так устал, — поняв, что перегнул палку со строптивостью, заныл Мэл. — Аппетит пропал и голова разболелась… Рабби тяжело вздохнул, но послушно взялся за выступающие из спинки кресла ручки. — У правителя Швабии два сына-омеги, а у овдовевшего о-короля Нарлении три! Я уже не говорю о герцогах Брингундии, мечтающих породниться с сюзереном. Как считаешь, по их самолюбию сильно ударило то, что Людвиг выбрал в мужья не их детей, красивых и здоровых, а калеку? — двигаясь по коридору дворца в отведённое им крыло, говорил негромко Рабби, наклонившись к брату, чтобы следовавшие в нескольких метрах впереди и сзади слуги не услышали. — Думаю, достаточно сильно, — осторожно признал Мэл. — А кто сидел справа от Людвига на переговорах? — Его дядька Леит, — не понимая, к чему клонит брат, ответил он. Леит МакКензи, лорд Чарфилдский — младший брат того самого покойного короля Рутгера-многомужца сразу Мэлу не понравился. Смотрел угрюмо, недовольно поджимал тонкие губы, торговался как купец на рынке, вмешивался в обсуждение каждого пункта брачного договора, а потом вообще потребовал сократить «ввиду особенностей принца Кэмпбелла» максимальный срок для зачатия наследника с трёх лет до года. Мерзкий пузан! И его поддержали два советника — их противные рожи Мэл хорошенько запомнил на будущее. Если бы это условие приняли, то не забеременей он в течение года, и уже следующей осенью Людвиг имел бы полное право сплавить его в монастырь. Но король, надо признать, не совсем сволочью оказался — не стал менять заведённый порядок. Может, просто не рискнул спорить с кардиналом? Тот, хоть и бета, живо принял участие в обсуждении необходимого времени для появления престолонаследника и недвусмысленно высказался против уменьшения традиционного периода. Не зря Якоб бегал в кардинальские покои, чтобы передать письмо от аббата Бенедикта. — У Людвига нет больше законнорождённых братьев-альф, — продолжал Рабби, — и если с ним что-то случится, а он не оставит наследника, то на трон взойдёт именно Леит. У него, кстати, сын-альфа уже есть. И в совете, как ты заметил, поддержка имеется. — А сколько у Леита было мужей? — тут же поинтересовался Мэл. — Сейчас четвёртый вроде… Неважно! Не о том думаешь. Пойми, мой своенравный братик, желающих расторгнуть договорённость о браке полно, только повод дай. Хватает и тех, кто обрадовался бы войне между Брингундией и Триднестом. И если ты продолжишь дразнить гусей… Пользуясь тем, что Рабби не может видеть его лица, Мэл закатил глаза: вот есть же любители из мелочи трагедию делать! Подумаешь, не продемонстрировал щенячий восторг и готовность по щелчку пальцев из штанов выпрыгнуть. Можно подумать, оскорбление нанёс. Пусть видят, что омега рода Кэмпбеллов не лыком шит и не позволит о себя ноги вытирать, а то, ишь, завели обычай любовников на обручение таскать — совсем стыд потеряли! И то, что Мэл не должен был знать о графе Дебри, никак Людвига не оправдывало. — Клянусь, до свадьбы я буду тих и скромен, — пообещал Мэл, когда Рабби довёз его до покоев и сдал с рук на руки Якобу. — Как всё прошло? — как только закрылась дверь, мальчишка, подпрыгивая от нетерпения, обрушил на Мэла шквал вопросов: — Он вам понравился? Вы договорились? Когда свадьба? — Не мельтеши, — Мэл наконец-то поднялся из кресла, первым делом сорвал с головы надоевший капор, а после сделал несколько наклонов, не сгибая колени и доставая руками до пола. — О-ох, вот никогда бы не подумал, что ноги могут устать от бездействия. Полгодика-год… — ворчал он, приседая и вновь поднимаясь. — Нет, это невозможно, ноги сами отсохнут, если ими не пользоваться. — Ну принц, ну пожалуйста, расскажите! — не унимался Якоб, чтобы не терять зрительный контакт, повторяя движения Мэла с небольшим запозданием. — Вы договорились? — получив вместо ответа палец с королевским перстнем под нос, Якоб захлопал в ладоши: — Я так счастлив за вас! Как же вам повезло, что король Людвиг не только красивый, но и очень-очень добрый! — Почему ты так решил? — Мэл перестал приседать и воззрился на Якоба, сдувая с лица упавшую прядь. — Вы ведь болезным притворяетесь, чтобы доброту его проверить, я сразу понял, — бесхитростно пояснил тот. — Токмо шибко добрый увечного примет. У нас вон, у дядьки, когда евоного Брыньку хромого взамуж пришла пора отдавать, дык никто брать сперва не хотел. Подавив желание стукнуть безмозглого пустомелю — надо же додуматься сравнить принца с деревенщиной! — Мэл, присев на диванчик, неожиданно заинтересовался: — И что в итоге? Выдали? — А то, — разулыбался Якоб, — папанька ваш пособил, спаси его бог, земли хороший надел в приданое дал, так альфы, как прознали, чуть не в драку за Брыньку лезли! Богатому-то добрым легче быть, чем бедному. Да только многие забывают про это в богачестве. А ваш-то супруг будущий, значится, не забыл, ежели из всех вас выбрал. Ему, поди, земли и своей хватает. Мэл изумлённо покачал головой: вот ведь дурак дураком, а иногда такое выдаст, что и умному в голову не придёт. — Верно я говорю чи нет? — смутился Якоб. — Не знаю, — честно ответил Мэл, расчёсывая волосы. Он не стал объяснять, что за него дали приданое гораздо богаче клочка земли, а короли должны думать о благе государства, а не отдельного человека. Чем бы ни был продиктован странный выбор Людвига, точно не желанием помочь незнакомому увечному омеге. — Пойдём в спальню, поможешь мне раздеться, лечь хочу. — Он вам понравился? — Его аромат мне приятен, — сказал Мэл прохладно, показывая, что дальнейшие расспросы лишние. — А свадьба когда? — упрямый мальчишка не собирался отставать. — Через месяц, — продевая голову и руки в поданную ночную рубаху, сообщил Мэл. — Будешь ещё мне докучать, не разрешу на ней присутствовать! — Ой! — испугался Якоб. — Покойной ночи, принц! — донеслось уже из-за двери в смежную со спальней маленькую комнатку, предназначенную специально для личного слуги, долженствующего быть днём и ночью под рукой господина. Оставшись наконец в одиночестве, Мэл подошёл к окну. Учитывая статус и сложность передвижения, принца с верным камердинером разместили в дальнем крыле на первом этаже, Рабби расположился на втором. До бракосочетания всем триднестцам предстояло находиться на отшибе от основной жизни дворца, зато при желании, а что оно будет, Мэл не сомневался, он мог незаметно выбраться из своих комнат и прогуляться. Но не сейчас. Сегодня он слишком устал. Обсуждение условий брака, где на него смотрели, как на товар, вымотало донельзя, не физически — морально. Солнце почти село, хотя небо ещё окрашивали лучи. Из-под деревянных рам со свинцовыми переплётами, удерживающими мелкие квадратики стекла, безбожно дуло. Во дворце вообще было холодно из-за постоянно гуляющих сквозняков. И это летом. А что будет зимой? Никакие камины не спасут. Мэл коснулся ладонью каменной стены — не зря папа дома стены гобеленами завесил. Надо заказать у ткачей. И приказать щели паклей заткнуть. Дворцу явно не хватало хозяйской омежьей руки. Босые ноги замёрзли, и Мэл рыбкой нырнул в постель, задёрнул полог и спрятался под тяжёлым одеялом. Сон не шёл, живот бурчал. Под закрытыми веками стоял образ Людвига — не потому что альфа настолько впечатлил, вовсе нет, вот ещё! — просто из-за него, гада лживого, сегодня поесть не удалось. По традиции перед свадьбой женихи виделись всего дважды: на обручение, то есть обсуждении брачных условий, и уже непосредственно в церкви. За обедом перед встречей Мэлу кусок в горло не лез, а после о еде и думать не хотелось. Теперь пустой желудок напомнил о себе. Уже решив позвать обратно Якоба и заслать его на кухню за каким-нибудь перекусом, Мэл приподнялся на подушках и отдёрнул полог. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как бесшумно (сам утром приказал петли смазать) открылась дверь и на пороге возникла высокая тёмная фигура. Молча она сделала несколько неуверенных, будто сослепу, шагов к кровати. Мэл тоже молчал, язык к нёбу прилип — ни спросить, ни крикнуть, ни на помощь позвать. Тело одеревенело и не слушалось. Оставалось только смотреть, как в жуткой тишине приближается некто чёрный и как его руки шарят в потёмках в поисках жертвы, чтобы сомкнуться на её шее и задушить. Медленно и неотвратимо, словно в кошмарном сне, когда всё понимаешь, а сделать ничего не можешь. Но стоило ледяным пальцам коснуться кожи, оторопь прошла. Мэл отпрянул в сторону, скинул одеяло и, поджав ноги, резко выпрямил их, толкнув неизвестного злоумышленника в живот. Тот не устоял и рухнул навзничь. Грохот падения, наверное, пронёсся по всему дворцу. А потом снова наступила тишина. Мэл прислушался — умерли все, что ли, или оглохли? Почему никто не спешит спасать принца? Днём, главное, скрыться некуда от толпы слуг и мелких дворян, желающих прибиться в свиту, а когда надо — никого. — На помощь! — обретя голос, крикнул он. Он ждал, что из коридора мигом набегут стражники — должны же они нести караул по ночам? — но на призыв откликнулся только Якоб. Выскочил из своей комнатёнки встрёпанный, в белой рубахе до колен, а в руках кинжал. — Где? Кто? Вы ранены? — Нет. — Парализующий страх отпустил, и Мэл споро выбрался из ловушки полога. — Нет, со мной всё хорошо. Он там, — мотнул головой в сторону. Мелкими шажками плечом к плечу они двинулись в обход кровати поистине королевского размера — на ней полк можно было разместить. Якоб, выставив перед собой кинжал, норовил идти первым, но Мэл его придержал: лучше вдвоём. Да и любопытство пересиливало боязнь. Он не удивился бы, если бы они никого не нашли. Больше всего произошедшее походило на явление злобного призрака: неизвестно отчего умерший о-король Бриен наверняка недоволен, что ему так быстро, и двух лет не прошло, нашли замену — вот и решил напугать следующего избранника Людвига. Мэл почти поверил, что видел привидение. Но когда они обошли кровать, обнаружили распростёртое на полу тело. Кто бы это ни был, он оказался материален. — Я кого-нибудь позову, — шёпотом предложил Якоб. Идея хорошая, но для этого ему пришлось бы пройти рядом с лежащим. Да и пока ещё найдёшь подмогу. Недавно радовавшая уединённость расположения обернулась против них. А вдруг за дверью сообщники? Мэл не хотел рисковать Якобом. И оставаться наедине с неудачливым убийцей тоже — кто знает, может, ему приспичит довести начатое до конца и во второй раз повезёт больше? — Погоди, зажги сперва свечу, а мне дай кинжал, — приказал он. Пока Якоб щелкал кремнем и шуршал трутом у камина, Мэл осторожно приблизился к преступнику и занёс над ним клинок, чтобы, когда тот попытается дёрнуться, вонзить в грудь. Если он ещё жив. Сквозь громкое биение собственного сердца никак не получалось услышать — дышит ли человек у ног. Через несколько долгих секунд за плечом возник Якоб со свечой. В свете дрожащего пламени стало видно, что перед ними, раскинув руки и задрав бороду в потолок, лежит не кто иной, как его величество король Людвиг МакКензи. Мэл гулко сглотнул — кого-кого, а уж его увидеть он не ожидал.