Сила иллюзии

Когда чего-то ждёшь, время всегда тянется. Мэлу казалось, что солнце застыло в одной точке и не двигается. Но всё-таки, пусть и медленно, оно спускалось к горизонту. Заявив, что ужинать желает в одиночестве, Мэл разогнал всех молоденьких омег-дворян, крутившихся мошкарой в гостиной и набивавшихся в будущую свиту. Всё равно от них не было никакого прока — так же, как и он, все они прибыли во дворец недавно и ничего интересного не знали. Только щебетали как заведённые о моде, портных и перспективных холостяках. Якоб, принёсший полный поднос разных вкусностей, получил «прощение» и милостивое разрешение не возвращаться на кухню. Обратно с пустыми тарелками отправили Пата, чтобы не маячил рядом и не мешал разговору. — Ой, принц! Я узнал, я такое узнал! — дождавшись, пока останутся наедине, зачастил Якоб, эмоционально жестикулируя. — Он-то сам себя тогось! А граф его ещё подзуживал! Он тогда как раз на его место метил, то есть не на его, конечно. Хотя, тут ещё как посмотреть. А Джон мне и говорит, значится… а Джон, он ух какой, вы бы его видели: ручища, что моя нога, нет, как две ноги, а сам высоченный, а бородища — во! А глазища — глянет, аж в дрожь! Страшный — жуть! А голос — как гаркнет, так все ссу… — Стоп! — прикрикнул Мэл. — Давай сначала и по порядку. По порядку у Якоба не получалось, он постоянно сбивался с темы, норовя вперемешку поделиться информацией и впечатлениями от новых знакомств. Самое сильное впечатление произвёл главный королевский повар Джон — альфа с весьма выдающимися физическими данными. С наводящими вопросами и уточнениями Мэлу всё же удалось вычленить суть: первый муж Людвига, о-король Бриен, покончил жизнь самоубийством. Официально значилось, что тот «скончался от горячечной болезни, вызванной тоской по родине». Его отпели и похоронили чин чинарём, но все слуги знали, что Бриен не просто зачах от любви — то-то лекарь про «амор» бубнил, — а самолично принял яд. — Не могу, говорит, без истинного жить — и кубок с отравою залпом! — Якоб с горящими глазами размахивал руками и рассказывал так, будто лично присутствовал. — У него, у Бриена-то, остался истинный в ихней Ш-ш… — он замялся, вспоминая, — Швабрии. — Швабии, — поправил Мэл. — Ага, — кивнул Якоб. — Я так и сказал, запомнил, что на швабру похоже. Это там, — он неопределённо махнул кистью, — царство такое. Мне Джон объяснил, он очень умный, всё знает. В этой самой Швабрии, оказывается, такой фрукт растёт… — Не отвлекайся, — прервал его Мэл. По словам Якоба выходило, что Бриена выдали замуж за Людвига против воли — как будто монархические браки бывают другими, — и омега с этим так и не смирился, предпочтя смерть разлуке с любимым. — Вот вы говорили: истинность — сказки, — прозвучало с укором. — А оно вона как! Мэл скептически скривил губы, но в бессмысленный спор вовлечь себя не позволил. Гораздо интереснее для него в истории оказалась роль графа Дебри со звучным именем Лаклан: он втёрся в доверие Бриену, стал его другом и наперсником, но при этом старательно настраивал против короля и внушал, что брак с ним — это предательство истинного. Тем самым буквально подтолкнул к суициду. И может, не только морально… — Потом, как Бриен преставился — ох и мучился, говорят, яд какой-то медленный попался, два дня бедолага помереть не мог, — так граф, значица, чуть не сразу после похорон и взял короля в оборот, утешить, мол, хотел, гнидина мерзкая хитрожопая! — Мэл не стал ругать за неподобающее высказывание в адрес знатного омеги, признавая верность характеристики. А Якоб, почувствовав безмолвную поддержку, разошёлся пуще: — Ну, а король… а что король? Погоревал малёха для приличия, да и скока они там прожили-то, без году неделя, и утешился со змеюкой этой подколодной. А чего ж отказываться, когда перед тобой ноги раздвигают! Все они альфы — кобели! — За языком следи! — резко оборвал его Мэл, но в глубине души согласился. — И как же незамужнему омеге позволили остаться при дворе после смерти о-короля? — Кто незамужний? Граф? Так он вдовец. И месяца в браке не пробыл, как супруг евоный преставился. От старости, говорят. А там уж кто знает истинную причину… — Якоб развёл руками и добавил, явно повторяя чьи-то слова: — Совместное горе объединяет, король и граф нашли поддержку в объятиях друг друга. — Значит, они почти полтора года вместе? Долгий срок. Плохо. — Ну сперва траур, потом заварушка на границе с Ку… Кувэнкой произошла. Это там, на юге, — явно желающий похвастаться свежеприобретёнными познаниями в географии, Якоб снова махнул рукой в пространство. Мэл не стал придираться и пропустил неправильное ударение в названии мимо ушей, терпеливо дожидаясь ответа по существу. — Лорды трёх провинций бучу подняли, недовольны были, что дерут с них как с сидоровых коз. А как же с них не драть, когда им первым все заграничные товары поступают по дешёвке, а они знаете почём специи в столицу продают? Жуть, а не цены, Джон говорит, на вес золота! В общем, там как раз наш барон Мюррей отличился, убедил своих-то соседей миром всё решить и от границы кувэнцев отогнал, за это его и приблизили к трону. Король туда лично мотался, соглашения подписывать, так что какое-то время ему не до графа было. Потом-то да. Но ить тоже всё не слава богу. Гвин, конечно, молчит, но Билл, который брат Джошуа, говорил мужу Сирила, что у Джона на подхвате по соусам, ой, а вы знаете, есть такой соус… — Якоб! — взвыл Мэл. — Ты можешь нормально изъясняться? — А я ненормально, что ли? — надулся тот. — В общем, король от того, что дают, не отказывается, но за добавкой не гонится. Понимаете? А граф злится из-за его холодности и на Гвине, камердинере личном, отыгрывается, тот чуть ли не каждый день с синяками ходит. — Это хорошо, — задумчиво покивал Мэл и, только поймав полный непонимания и обиды взгляд, спохватился: — Да не то, что бьёт, хорошо. Что ещё про короля говорят, не замечали ли чего странного за ним? — Да окромя, что он увечного в мужья выбрал, нет вроде, — пожал плечами Якоб. — Ой! Простите, мой принц! Так-то против вас слова никто не сказал, удивляются просто. — Ну, а ты? — Что я? — Не проболтался сам про меня? Якоб вытаращил глаза и возмущённо забулькал: — Я? Да как же… вы ведь мне… думаете, я совсем дурной? Что я, доверия не понимаю?! — Понимаешь-понимаешь, — успокаивающе улыбнулся Мэл. — Это я так. Пошутил. — Ну и шутки у вас, мой принц, — заворчал Якоб, обиженно сопя. — Ладно, не дуйся, — примирительно произнёс Мэл. — Значит, будем ждать Рабби, может, ему удалось узнать что-то конкретнее. Где он, кстати, обед ведь давно прошёл? — Не, принц сегодня никак прийти не сможет, — заявил Якоб, важно надувшись от своей осведомлённости. — Все знатные альфы во главе с королём после трапезничания отправились силой мериться и удалью хвастаться на поле для стрельбища. Пока они выясняли, кто кого ловчее — а наш принц Рабби всем нос утёр, разе токмо король его обошёл, да и то, поди, без поддавков не обошлось, — вот пока оне воинские умения показывали, на поляне и шатёр разбили, и стол под ним длинный поставили. Им туда только корзины с бутылками винными подтаскивают, а обратно пустые утаскивают. До сих пор пьянствуют, ой, то бишь соревнуются. Велели факелов побольше приготовить, поди, всю ночь собираются тама провесть. — Альфы… — вздохнул Мэл. И тут ему пришла в голову гениальная идея: — Ты знаешь, где они засели? — А то, раз сам вино относил. — Пойдём! Прогуляемся. Сил моих нет сиднем сидеть. Заодно и посмотрим, как веселятся альфы. Может, что интересного узнаем. — Так смеркается ужо, — неуверенно протянул Якоб. — Вот именно, — со значением произнёс Мэл. — Надену твои одежду и капор, никто не узнает, даже если увидит. Иди, вели охране никого ко мне не впускать. А я окно пока открою. Когда они через лесок добрались до поля, с установленными на дальнем крае мишенями для стрельбы, солнце задевало верхушки деревьев и на земле лежали длинные тени. Листья шевелил лёгкий ветерок, принося с собой запах травы и цветов. Мэл жадно дышал полной грудью, а ноги сами норовили перейти на бег. После вынужденной неподвижности энергия била ключом, бодря кровь без всяких пилюлек. — Хорошо-то как! Не удержавшись, он прошёлся по кромке поля колесом, чуть не запутавшись в длинных полах кафтана, но все же умудрился не упасть. — Осторожнее, принц, заметят! — Якоб, не разделяя его восторга, опасливо посматривал на белеющий ярдах в пятидесяти шатёр. Изнутри доносились громкие голоса и смех. — Кто? Эти сейчас и второго пришествия не заметят, — отмахнулся Мэл. Он пожалел, что уже темно — пострелять из лука не выйдет. — Пойдём-ка ближе, послушаем, чего ржут, как кони. Приблизившись к задней стенке шатра, они навострили уши: — А он и говорит: «Вернусь, скажу, что ключ потерял». От взрыва хохота вздрогнул полог. Мэл закатил глаза: анекдот про пояс верности ещё, наверное, его дедушка рассказывал. Отыскав под ближайшим деревом обломанный сучок, Мэл проделал в ткани маленькую дырочку и приник к ней глазом, чтобы не только слышать, но и видеть, что происходит внутри. Кресло во главе длинного деревянного стола занимал сверкающий белоснежными зубами Людвиг. «Весело ему, — с непонятным раздражением подумал Мэл. — Ишь, скалится! На обручении сидел, будто уксуса хлебнул. А тут гогочет!». Но, несмотря на негативный настрой, пришлось признать, что монарший смех звучал приятно. И порадовало, что король не выглядел нездоровым: с аппетитом ел, с удовольствием пил и активно участвовал в разговоре, то наклоняясь к сидящему справа Леиту, то обращаясь к альфе слева. На него Мэл смотрел сзади, но никому другому, кроме Рабби, не могли принадлежать рассыпанные по плечам и спине пшенично-золотистые кудри, точно такие же, как и те, что скрывал сейчас одолженный у Якоба капор. Рядом с братом нашёлся и барон Мюррей: его каштановые с рыжиной волосы, собранные в низкий хвост черным кожаным шнурком, тоже узнавались без труда. Непонятно только, что делала рука барона на спинке стула Рабби. И по какому праву украшенные перстнями пальцы играли со светлыми прядями? Мэл гневно запыхтел. Да что этот наглец себе позволяет?! Они же альфы! Испепеляя взглядом бесстыдника и пытаясь по позе Рабби понять его отношение к возмутительным поползновениям, Мэл ненадолго отвлёкся от наблюдения за королём, а когда посмотрел снова, все мысли о Рабби и бароне вылетели из головы, настолько изменился Людвиг всего за пару минут. Нос заострился клювом, тёмные усы и борода выглядели чёрной полумаской на бледно-восковом лице, затуманенный взгляд смотрел в никуда, а глаза казались черными от расширившихся зрачков и ярко блестели. Огонь факелов зловеще отражался в них красными сполохами, придавая облику жуткий дьявольский вид. Отпрянув от шатра в испуге, Мэл оглянулся на Якоба: — Посмотри, что это с королём такое? — ему требовалось подтверждение, что пугающая метаморфоза не почудилась. — А что? — приникнув к самодельному глазку, спросил Якоб. — Ну видать, что выпимши, конечно, но… — Пусти! — потеснив его плечом, Мэл заглянул сам. Людвиг выглядел абсолютно нормально. Расслабленно откинувшись в кресле, он с лёгкой полуулыбкой слушал что-то нашёптываемое ему на ухо Леитом. «Показалось, — облегчённо выдохнул Мэл. — Просто показалось». — Принц! — Якоб дёрнул его за рукав. — Сюда кто-то идёт. Двое с трудом удерживающихся на ногах альф, которым приспичило справить нужду, не потрудились даже далеко отойти от шатра. Словно назло или ориентируясь на точечный источник света, они выбрали место рядом с проделанным отверстием для наблюдения и щедро оросили траву вокруг, со смешками соревнуясь, у кого струя попадёт дальше. — А может, и не у всех альф больше, чем у омег, — прошептал Якоб, прячущийся рядом с Мэлом за деревьями и ставший невольным свидетелем интимного процесса. — Хотите вернуться? — спросил он, когда альфы, закончив, ушли. — Нет уж, — пробурчал Мэл, брезгливо передёрнувшись. — У меня и так ноги от росы промокли, не хватало их ещё в этом вонючем болоте, что они устроили, вымочить. Давай к дому, — решил он, сам удивившись сорвавшемуся с губ определению — и когда это дворец брингундских королей успел стать домом? Но, не дойдя до конюшен, им снова пришлось прятаться: на развилке дорожек проявились два тёмных силуэта, судя по голосам, альфа и омега. — Ты плохо стараешься! — прозвучало с рыкающими командными интонациями — не иначе какой-нибудь высокопоставленный вельможа, привыкший к беспрекословному подчинению, но узнать по голосу не удалось. — Он до сих пор не подписал указ! — Это сложнее, чем с выбором портрета, тогда ему было всё равно, а тут… Он слишком силен, он сопротивляется, — жалкий оправдывающийся лепет в ответ. — Сегодня не будет, — пообещал альфа. — Он уже должен был выпить зелье. Иди к себе и жди. А я проконтролирую, чтобы он вновь не забрёл куда-нибудь не туда. И чего его тогда в часовню понесло, грехи, что ли, замаливал или бога о чем просил? Всё, всё, иди. Мне только твоих глупых домыслов не хватало! Силуэты разделились: омега отправился в сторону дворца, а альфа, немного постояв, двинулся туда, откуда только что пришли Мэл с Якобом, — к шатру. — Это же он про… Заткнув Якоба тычком под ребра — не хватало ещё себя выдать, — Мэл осторожно выглянул из-за веток и завертел головой, пытаясь определить, кто именно из альф был на этой встрече. Бесполезно. Он не настолько изучил представителей знати, чтобы опознать по силуэту. Хотя, насчёт личности омеги подозрения имелись… — За ним! — приказал Мэл, кивая в сторону удаляющейся фигуры в длинном капоре. — Принц, а принц, — зашептал неугомонный Якоб, когда они крадучись двинулись следом, стараясь держаться в самой густой тени под кронами деревьев. — Это они ведь про короля? — Вероятно, — уклончиво ответил Мэл, желая ошибиться, но и сам не сомневаясь, что речь шла именно о Людвиге. Кто же из высокопоставленных альф не присутствовал в шатре? Эх, вот всё барон виноват со своими шаловливыми ручонками, на себя внимание отвлёк, даже в голову не пришло пересчитать пьянчуг по головам, сейчас бы не гадал, кто именно замышляет злодейство против государя. Но если «уже должен был выпить зелье» — и ведь выпил, выпил! Не показалось то страшное изменение в лице, это действие зелья так проявилось, — то замешан ещё кто-то третий. И он из тех, кто присутствовал в шатре. Но кто? Слуга, разливающий вино, или один из дворян? Может, дядюшка Леит, сидящий рядом? У него-то возможностей подсыпать или подлить что-то в кубок имелось хоть отбавляй. И что за указ, если король сопротивляется его подписанию больше, чем навязанному жениху? Теперь-то сомнений не осталось: Людвиг не лично выбрал портрет Мэла из всех предложенных вариантов. С одной стороны, это огорчало — всё-таки в глубине души самолюбие упорно нашёптывало, что тот, пусть и необъяснимым образом, но искренне проникся симпатией к претенденту, поражённый его неземной красотой. А с другой стороны, радовало — значит, Людвиг не безответственный инфантильный правитель, ставящий свои капризы выше интересов державы, а принципиальный и твёрдый. Мэл даже испытал гордость за будущего мужа: ишь, думали, королём как марионеткой крутить, а им шиш да ни шиша, хрена ядрён корень по самые потроха! Он тут же обругал себя за вульгаризмы, пусть и мысленные. А всё из-за болтливого мальчишки! Привычка Якоба вставлять деревенские присказки куда ни попадя оказалась заразной — не дай бог, как-нибудь вслух вырвется, позора не оберёшься. Нет, надо серьёзно заняться воспитанием слуги: личный камердинер принца — это вам не кот начхал. Тьфу ты! Но кто виноват, что эти простонародные словечки и фразы такие образные и точные? Мэл досадливо поморщился. Ладно, сначала с заговором разберётся, а потом начнёт прививать Якобу достойные манеры. Посмотрев на шагающего рядом мальчишку с азартно сосредоточенной мордахой под коротенькими полями простолюдинского капора, Мэл признал, что первую задачу решить наверняка проще. Подумаешь, заговорщики! Они ещё не знают, с кем связались.