Сила иллюзии

Вызванный с утра пораньше лекарь Джемисон клялся и божился, что его снадобье абсолютно безвредно и, принятое в нужных дозировках, лишь облегчило бы исполнение супружеского долга в брачную ночь для целомудренного и оттого стыдливого омеги. — Ne quid nimis! — напоминая бесноватого, он раскачивался с пятки на носок, не замечая, что подолом коричнево-зелёного балахона метёт пол. — Aliis ne feceris, quod tibi fieri non vis — мой нерушимый принцип! Вот уже много лет! Верой и правдой! Из лучших побуждений! А вы! Nefas! — Джемисон ткнул пальцем вверх и схватился за грудь, задыхаясь. Мэл указал ему на стул, милостиво позволяя сесть, и позвонил в колокольчик. Явившийся на вызов Пат был срочно послан за водой: как бы разволновавшийся старик не схватил свой «нефас» раньше времени, что бы это ни значило. Приняв из рук перепуганного слуги стакан и сделав несколько глотков, Джемис смог продолжить более спокойно и без постоянных выкриков на латыни. — И вода, — он взболтал остатки в стакане, — выпитая сверх меры, нанесёт вред, а не пользу. Что уж говорить о лечебных снадобьях? Употреблённые без ума, они станут ядом! Принимая по одной пилюле на ночь, как я вам и советовал, через месяц вы бы взошли на брачное ложе с улыбкой на устах и желанием близости! — Джемис посмотрел с укором: — А сколько съел ваш слуга? Верно, не меньше дюжины? В изъятой у Якоба шкатулке оставалось всего около десяти горошин. Если изначально их было тридцать… Мэл красноречиво вздохнул и расправил воланы на рукаве. — У меня и в мыслях не было причинить вам вред, ваше прекраснейшее высочество, — продолжил лекарь, правильно истолковав молчание. — Ни вам, ни его величеству Людвигу, коего знаю с младенчества и люблю всем сердцем! Упаси бог! Я лишь хотел уберечь короля от повторной участи вдовца, а вас от судьбы несчастного Бриена, который из юношеского максимализма и упрямства не смог смириться с предначертанным жребием, — Джемис допил воду залпом. — А теперь, если желаете, велите меня казнить! Но моей вины в случившемся с вашим слугой нет! — Верю, — произнёс Мэл, всматриваясь в блестящее от пота и покрытое красными пятнами лицо лекаря: распереживался тот не на шутку, и притворства не заметно. Но главное — ближе к утру Якобу стало лучше. Спал жар, утихло желание немедленно заполучить альфу, он перестал метаться, как в бреду, и мирно заснул на кровати Мэла, посапывая и мечтательно улыбаясь. Сам же Мэл так и не сомкнул до зари глаз, лёжа рядом с Якобом и думая о скорой свадьбе — тогда ему придётся разделить постель с Людвигом. В словах лекаря заключалась доля истины: первая брачная ночь пугала. Но знать об этом Джемисону вовсе не обязательно. Нечего лезть, когда не просят. Благими намерениями известно куда путь вымощен. — Поможет ли что-то Якобу от последствий его… м-м, неумеренности? — спросил Мэл холодно. — Больше пить, больше спать, — пожал плечами лекарь. — Жидкость выведет остатки снадобья из организма. Никаких зловредных последствий для юноши не будет, поверьте. Давайте ему много питья, и уже завтра не останется и следа его недомогания. Хм, а Джон-то не дурак, решил Мэл, вспомнив, как тот пытался напоить Якоба из кружки. — Вы позволите мне его осмотреть? Вместо ответа Мэл ухватился за ободы колёс кресла, проворачивая, и первым направился в спальню. Бормоча себе под нос непонятные, похожие на заклинания, фразы, Джемисон проверил у Якоба биение сердца, оттянув веки, заглянул в глаза, заставил открыть рот и высунуть язык. — Удивительного здоровья юноша, — наконец вынес лекарь свой вердикт. — К вечеру будет на ногах. Но впредь ему стоит быть воздержаннее! Непривычно тихий и подавленный Якоб поёрзал, заливаясь стыдливой краской по самые уши. Он залепетал что-то оправдательное, но затих под строгим взглядом — не хватало еще, чтобы при посторонних начал о вчерашних похождениях живописать. — Что ж, пожалуй, я дам шанс продемонстрировать преданность короне… — начал Мэл, когда они с Джемисоном вернулись в гостиную, оставив Якоба и дальше мучиться угрызениями совести, то есть, отдыхать и набираться сил. — Всё исполню! Opera et studio докажу, что верен! — пылко воскликнул Джемисон. — Какое зелье может лишить воли и превратить человека в послушную куклу? — спросил в лоб Мэл, пристально наблюдая за реакцией. Лекарь изменился в лице, красные пятна сменила мертвенная бледность. — Нет-нет, даже не просите! Я не смогу, сказано: «Noli nосerе», — не вреди! Джемис Джемисон никогда своих рук не марал и не замарает изготовлением дьявольской отравы! — он важно раздулся и стал поразительно похож на морщинистую жабу в своём болотном одеянии. — И вы, принц, не берите грех на душу, хоть пытайте, хоть казните, но тут я вам не помощник! Вот ведь неймётся на эшафот взойти. Но похоже, старикашка не врёт, и Людвига не его стараниями одурманивали. — И не собирался, — прервал Мэл гневный клёкот. — Мне наоборот нужно средство, что могло бы снять последствия этой самой дьявольской отравы. У моего брата, принца Рабби возникло подозрение, что кто-то пытается воздействовать на короля. И Мэл вкратце описал симптомы и поведение Людвига, не забывая уточнять, что лишь передаёт слова брата, кто и являлся очевидцем подозрительных странностей. За время рассказа Джемисон то краснел, то вновь бледнел, подпрыгивал и нервно потирал ладони, бубня явно какие-то ругательства на латыни. — Один из моих собратьев по ремеслу вступил на путь зла, — пафосно сообщил он, теребя бороду. — Но дело своё знает. Сложнейший рецепт, тут требуются знания и опыт! Даже талант. Кто же, кто же это может быть? Брунгильд давно мёртв, Шаймэ не настолько смел, Лислан неопытен… Кто же смог сотворить подобное у меня под носом?! — Мне тоже любопытны имена исполнителя и заказчика, но сейчас речь не об этом. Получится изготовить противоядие? — Разумеется! Сей же час приступлю! Спать не буду, пока не сделаю! Я — Джемис Джемисон! Nomen est omen! Кто кого ест Мэл не стал разбираться. Взял клятву о молчании и выставил неуёмного старикашку прочь. Эх, проследить бы куда тот отправится: к себе выполнять обещание или побежит кому-то рассказывать, что злой умысел против короля отныне не тайна. А что, собственно, мешает проверить? Риск, конечно, но… Джемисон ковыляет медленно, а солдаты Рабби не заглядывают каждый раз слугам в лицо и про недомогание Якоба никто не в курсе. Решено! Вскочив с кресла, Мэл тут же плюхнулся обратно, вовремя вспомнив про меры предосторожности. — Па-ат! Пат! — забыв про колокольчик, закричал он. И когда бета явился на зов, отдал распоряжения: — Я плохо спал ночью, изволю сейчас почивать, не сметь меня беспокоить. Якоб отправится в библиотеку, он знает, какие книги мне нужны, а ты сиди в приёмной и говори всем, буде кто придёт с визитом, что принц не принимает. Ясно? Тот склонился в поклоне, заверяя, что не подведёт. За Патом пришёл черед Якоба получить указание. Прыгая перед кроватью на одной ноге, чтобы натянуть узкие штаны, что стали восприниматься уже своими — слишком часто в них приходилось облачаться, Мэл поведал Якобу свой план. — Сейчас догоню Джемисона и прослежу, куда он направился. — Опасно, принц, — приподнялся Якоб на подушках. — Давайте, я? Вам не стоит… — Ты уже вчера нагеройствовал, теперь лежи, похотливый сластолюбец! — глупый мальчишка покраснел, словно мак. — Чтобы из спальни ни шагу! Меня будешь изображать, если вдруг Пат кого-то пропустит сдуру. — Да как же? Я ведь не смогу… — Одеялом укройся с головой и бурчи «вон» да «прочь», ничего сложного, — пожал плечами Мэл, завязывая ленты капора. — А я быстро, одна нога там, другая здесь! При свете дня дворец выглядел совсем иначе, чем ночью, не мрачным, а торжественно-нарядным, но Мэлу некогда было крутить головой по сторонам, разглядывая убранство. Со всех ног он помчался к парадному выходу и успел заметить болотный плащ в глубине подъездной аллеи. Отчасти это подтверждало невиновность лекаря: если бы тот состоял в заговоре — отправился бы не к себе домой, а прямиком к заказчику, наверняка проживающему во дворце. Но все-таки нельзя исключить, что Джемисон мог подозревать о возможной слежке и именно поэтому не спешил выдавать свою связь с кем-либо. Мэл решил его проводить до конца пути. Да и город хотелось посмотреть вблизи, а не из-за шторки кареты. День радовал ясной погодой, на улицах царило оживление, и Мэл, влившись в толпу, с любопытством рассматривал вывески и прохожих, но не терял из вида фигуру Джемисона. Доведя того до дверей с изображениями змеи и чаши над притолокой — не соврал старикашка, что домой поспешит, — Мэл счёл миссию выполненной. И с чистой совестью побрёл гулять, наслаждаясь свободой и удивляясь высоким, в три этажа, но узким зданиям. В Триднесте строили не так, не лепили дома вплотную. Выйдя на площадь и остановившись возле высоченного собора, Мэл задрал голову, рассматривая каменных тварей, рассевшихся по краю крыши. От восхищения неизвестным мастером, сумевшим сотворить диковинных созданий, будто живых, отвлекла раздавшаяся за спиной песенка. Ах, что же делать, если муж, От ласк твоих уже не дюж, Лежит в земле сырой? Ты не грусти, женись ещё, Ты делай, как король — Тащи калеку под венец! Траля-ля-ля, траля-ля-ля, Какой он мо-ло-дец! Тащи калеку под венец, Коль больше некому тебе Присунуть свой конец! Вздрогнув, Мэл обернулся: мерзкие глупости распевал уличный оборванец. А проходящие мимо горожане, вместо того, чтобы пресечь на корню возмутительные оскорбления в адрес короны, поощряли его смехом и хлопками. И даже бросали медные монетки в грязные лапищи, ловко подхватывающие подаяние на лету. — Замолчи, негодяй! — Мэл топнул ногой по мостовой. — Смотрите-ка, дворцовый лизоблюд выискался! — выкрикнул оборванец, скорчил рожу и высунул язык. А после запел ещё громче: — Коль не даёт тебе никто, воротят нос окрест, ты поступай, как наш король, бери в мужья бревно! И остальные подхватили припев: — Траля-ля-ля, траля-ля-ля, бревно не убежит! Злые слезы выступили на глазах у Мэла. Что же это такое?! Как они смеют?! — Да я вас!.. Стража! — оглядываясь вокруг, завопил он. — Вас всех повесят! Кто бросил в него первым комок уличных нечистот, Мэл не увидел. Но через мгновение на него обрушился шквал дурнопахнуших снарядов, пачкающих одежду. А кто-то запустил камень, больно стукнувший в плечо. — Ату его, ату! — бесновался оборванец, подзуживая быстро собирающуюся толпу. Мэл растерянно озирался, с ужасом видя вокруг лишь озлобленные лица. Того и гляди разорвут. «Вовремя отступить — не означает признать поражение», — принадлежащее кому-то из предков высказывание оказалось как нельзя кстати. Он бросился прочь под свист, улюлюканье и толчки с разных сторон, кто-то дёрнул его за рукав, кто-то подставил подножку, но Мэлу удалось вырваться, получив напоследок удар чем-то жёстким между лопаток. — Зверье! Неблагодарные сволочи! — глотая слезы, твердил Мэл, не снижая скорость. Надо же, какие жестокие люди живут в Брингундии, где их уважение и почтение к королевскому семейству, где сочувствие, наконец? Убежав с площади, Мэл присел на колёсоотбойную тумбу возле въезда в какой-то богатый дом и принялся вытирать испачканное зловонными брызгами лицо. — Чего расселся, грязный попрошайка? Пшёл отседова! — Мэл не сразу сообразил, что окрик обращён к нему. Здоровенный детина, вышедший из ворот, замахнулся кнутом: — Убирайся, шваль! Вскрикнув, Мэл отпрыгнул в сторону, на секунду опередив удар. Это не город, это сборище монстров! В Триднесте люди совсем иные, там бы обязательно помогли — а тут так и норовят покалечить. Мэл поспешил убраться подальше. Нет, хватит с него прогулок, надо быстрее возвращаться. И только приблизившись к воротам королевского сада, Мэл сообразил, как он выглядит — весь грязный, с полу-оторванным рукавом, да и запашок, наверное, как из выгребной ямы. Какими бы ленивыми растяпами ни были брингундские стражники, уж днём они не спят и в таком виде внутрь не пустят, прогонят пинками. Бродягам — а Мэл сейчас выглядит именно так, — не место у дворца. Пройдя вдоль стены около лиги, Мэл нашёл раскидистый дуб, вскарабкался по ветвям и перелез через ограду, спрыгнув с другой стороны. Полдела сделано. Теперь надо добраться до воды и отмыться. Скрываясь за деревьями и кустами, не выходя на открытые лужайки и дорожки, Мэл благополучно достиг оборудованной на реке широкой запруды. Наверное, возле неё в жаркие дни устраивали купания: на лужайке виднелись колья для шатра, а в воду уходили жердины, на которые могли крепиться ширмы, деля мелководье на две зоны для альф и омег. Имелась и песчаная площадка для игры в мяч и кольца. Но в преддверии свадьбы никаких увеселений не проводилось, и берег радовал пустотой. Раздевшись догола в увитой плющом беседке, Мэл тщательно прополоскал одежду и развесил её сохнуть на ветвях прибрежных кустов. А после плюхнулся в тёплую воду, распугивая мальков. Солнечные блики играли в голубой толще, шустрыми тенями двигались мелкие рыбки. Наплававшись вдосталь, Мэл улёгся на дно и принялся пускать пузырьки через нос, следя, как они поднимаются наверх мимо колышущихся водорослями прядей волос. Когда воздух закончился, он вынырнул, собираясь сделать глубокий вдох и вернуться под воду, но услышал посторонний звук и замер. По берегу кто-то шёл, пока скрытый кустами. — …откладывать, Людвиг? — Не сейчас, Лаки! — долетело через листву. О боже. Мэл прижал кулак к губам. Ну, конечно, кто же ещё? А Лаки — это, без сомнения, Лаклан Дебри. Проклятие какое-то! Или… судьба, от которой не уйдёшь. «И волной накроет землю, не оставит ничего» — может, вот он, смысл пророчества? Младший принц Кэмпбеллов замёрзнет, ослабеет и в итоге утонет, потому что лучше умрёт, чем покажется голым на глазах у жениха, его любовника и других придворных, наверняка следующих в отдалении за скандалящей парой. Вот ведь, друиды, пни лесные, мухоморов наелись и напророчили невесть чего — мучайся теперь. Подплыв поближе к берегу и пользуясь свисающими ветвями, как укрытием, Мэл опёрся коленями в дно и затаился по подбородок в воде. Хорошо, хоть одежду развесил со стороны пруда, а не лужайки, не должны заметить сохнущие вещи. — Но вы не можете затягивать с решением, — не успокаивался показавшийся в поле зрения Дебри. — Ты говоришь мне о том, что я могу, а что нет?! — Людвиг остановился и развернулся к любовнику, недовольно сведя брови у переносицы. — Я не ослышался? А он суров, когда не под подавляющим волю зельем, отметил Мэл с затаённым страхом, что гнев обратится в его сторону, если когда-нибудь, а возможно, очень даже скоро, раскроется обман с мнимой немощностью. Плохо испытывать страх к альфе, с кем вскоре свяжут брачные узы, с кем будешь делить постель, кто станет отцом твоих детей. И лгать ему грех. Мэл обхватил себя ладонями за плечи, чувствуя, что замёрз. — Простите, ваше величество, — Дебри склонил голову. — Я лишь молю вас о богоугодном деле… — Я подумаю. А сейчас — оставь меня. — Но… — заикнулся тот, видимо, что-то очень важное требовалось от короля, раз продолжал настаивать, невзирая на недвусмысленный приказ. — Не заставляй меня повторять, — угрожающе процедил Людвиг сквозь зубы. Дебри, склонившись ещё ниже, попятился назад. Но вместо него появился Рабби, верный слову присматривать за королём. — Ваше величество? Людвиг тяжело вздохнул: — Принц, уведи их всех. Я хочу побыть в одиночестве. Ты ведь должен меня понимать? По лицу Рабби легко читалось, что понимать-то он понимает, но не одобряет. И всё же, коротко кивнув, он тоже удалился, к огромному облегчению Мэла. Осталось дождаться, когда Людвиг уйдёт, и можно будет вылезти и одеться. А тот, как назло, не торопился: прошёлся вдоль берега, зачерпнул горсть воды и умыл лицо, запустил пару мелких камушков по глади. Так себе получилось: один утонул сразу, а второй всего пару раз подпрыгнул — у Мэла рекорд был двенадцать. «Уходи, уходи», — мысленно внушал он Людвигу. Но вместо того, чтобы послушаться, тот зашёл в беседку и уселся, подперев голову рукой. Сквозь листья виднелся его профиль, обращённый к запруде. И долго он собрался любоваться природой? И так уже зуб на зуб не попадает! Не поднимаясь из воды, Мэл добрался до развешанной одежды и, стремясь первым делом скрыть лицо, потянул на себя капор — хорошая всё же вещь, не дураки придумали. Кое-как затянув мокрыми пальцами ленты под подбородком, он привстал и, не отрывая взгляда от Людвига, снял с ветки рубашку. Накинув её на плечи и просунув руки в рукава, Мэл почувствовал себя увереннее, пусть ткань тут же облепила тело — главное, что не голый. Стараясь двигаться бесшумно, он медленно, шаг за шагом выбирался на берег. Людвиг по-прежнему смотрел в сторону, и Мэл уже поверил, что задуманное удастся, как один из башмаков свалился в воду. Мэл дёрнулся его вылавливать, наступил на какой-то камушек, охнул и пошатнулся, взбаламутив с плеском воду. — Кто здесь? — тут же среагировал Людвиг и поднялся. Осторожничать более не имело смысла. Мэл дёрнул за подштанники, торопясь их надеть, но ткань зацепилась за сучок и порвалась с треском. Не зря папа ругал за поминание дырявых панталон святого Рудрига к месту и не к месту — вот и расплата, сам получил то, над чем смеялся. — Да кто здесь, я спрашиваю?! — Людвиг вышел из беседки. — Отвечай королю! Нет уж, обойдёшься! Поняв, что от подштанников остались лоскуты, а натянуть штаны с их обтягивающими икры узкими штанинами никак не успеть, Мэл сгрёб все вещи в кучу и в одной лишь рубашке выскочил с мелководья. Торопливо сунул ноги в башмаки, правый промок насквозь и хлюпал, но подобная мелочь уже не могла помешать. Прижимая скомканную одежду к груди, Мэл рванул прямо сквозь кусты. — Эй, стой! Стой, голозадый, кому говорю! — донеслось сзади задорно. — Догоню, хуже будет! — угроза перешла в смех. Развеселился женишок, смешно ему. Не оборачиваясь, Мэл понёсся вспугнутым оленем, не разбирая дороги. Кажется, кто-то завизжал, когда он выскочил на ведущую к дворцу дорожку, кажется, что-то крикнули вслед, кажется, к погоне Людвига присоединились другие, у Мэла в ушах свистал ветер, ничто не могло его задержать. На бегу он молился лишь об одном — чтобы успеть завернуть за угол без преследователей и тяжёлая створка окна в спальне поддалась сразу. Только бы попасть внутрь, а там уже не страшно. Ему повезло — стоило стукнуться в стекло, как на помощь пришёл Якоб, без промедления сообразив, что делать. В спешке обдирая локти и колени, Мэл взобрался на подоконник и рухнул вниз, тяжело дыша, пока над головой скрежетала, захлопываясь, рама. — Он побежал туда! — азартно прокричал чей-то голос за окном, и Якоб присел на корточки рядом с Мэлом, чтобы его не заметили снаружи. — К конюшням! — а вот и Людвиг подоспел. — Найдите мне его! — Принц, что случилось? — разглядывая своего господина круглыми глазами, спросил мальчишка. — Почему вы в таком виде? Вы ранены? Кто за вами гонится? — Король! — ответил Мэл на последний вопрос и, несмотря на ситуацию, затрясся в беззвучном хохоте — королевская охота пошла по ложному следу, оставшись без главного трофея. — О-ох, — прокряхтел он, пытаясь подняться. — Всё тело болит… — Вас что, били? — Якоб смотрел с ужасом. — Познакомился с подданными, — проворчал Мэл, подползая на карачках к кровати. — Якоб, всё потом. Сейчас пить, есть и спать! Но ни воды, ни еды не дождался: провалился в сон, стоило положить голову на мягкие, хранящие аромат травы и яблок подушки. Организм, вымотанный бессонной ночью и полным злоключений днём, потребовал отдых.