Тэхён ненавидит просыпаться так. Вставать по утрам для него одна из самых худших пыток в вселенной. Тело ноет, голова нещадно болит, словно ударили чем-то тяжёлым, нет сил даже чтобы пошевелить пальцем. Шторы плотно задвинуты, не впускают свет в комнату, а омеге трудно разлепить глаза. Он пытается разглядеть в привычном полумраке хоть что-то, но видит лишь то, что и всегда — маленькую прикроватную тумбочку, зеркало в углу и часть пушистого тёмного ковра. Ему почему-то кажется, что если ступить на него ногами, то можно будет порезаться об осколки, но странно, ведь никто ничего не разбивал. Воспоминания прошлой ночи накатывают с головой и… Он сделал что?
— Жалкий… — проговаривает лишь одними губами Тэ, чувствуя как по щекам медленно текут слёзы, смешиваясь с болью и горечью. По телу проходит слегка заметная дрожь, резко становится холодно, от чего кожа покрывается мурашками. Омега обнимает себя за плечи, содрогаясь в тихом плаче и мысленно жалея обо всем случившемся.
— Тэ, ну ты чего? — из-за спины слышится до жути знакомый голос, что был когда-то самым родным и любимым, а потом матрас прогибается под чужой тяжестью. Горячее дыхание обжигает шею, а рука на талии словно придавливает к кровати. Тэхён чувствует себя в захвате змеи, а на самом деле — в объятьях дьявола. Он не может пошевелиться, лишь вслушивается в равномерное дыхание сзади и, кажется, перестаёт дышать. — Это из-за меня, да? — спрашивает Чон, и его голос словно пропитан болью, сожалением и пустотой внутри.
К шее прикасается холодный кончик носа, рисуя никому неизведанные узоры, кроме самого Чонгука. Он ведёт от загривка к уху и сменяет холодные прикосновения на трепетные поцелуи. Каждый участок кожи, приласканный теплом чужих губ начинает гореть словно раскалённая лава, а Тэхён может лишь прикрыть глаза, путаясь в боли и наслаждении. Запах духмяной корицы становится ярче и насыщеннее, проникая в лёгкие и забиваясь в самые укромные щели маленькой израненной души. Дышать становится всё тяжелее с каждой секундой, проведенной рядом с этим альфой, и Тэхён думает уже провалиться в сон обратно, забыть это всё как страшный кошмар. Только вот сделать это ему не позволяют, ведь Чонгук медленно и ласково, придерживая за поясницу, переворачивает Кима на спину и нависает сверху. Тот открывает глава, и о господи, лучше бы он этого не делал.
Зрачки.
Чонгук смотрит преданно, не отрываясь, и заставляет заставляет смотреть на него также. Глаза у него тёмные, глубокие, чистые и, наконец,
его. Его глаза. Перед ним сейчас настоящий Чонгук. Тот, у которого есть эмоции, чувства и любовь. Тот, кто умеет сожалеть и извиняться за свои поступки. Тот, с которым Тэхён познакомился несколько лет назад и тот, который стал родным.
Он прижимается к нагому телу своим и не разрывает зрительного контакта. Из глаз словно искры летят, вновь былую нежность возрождая. Тэхёну кажется, что сейчас только они вдвоём, в их маленьком мире, о котором позабыли ещё давно. Но тот принял их,
как и тогда, встретил с теплотой и любовью, пряча от всего окружающего мира. Ким вспоминает их первое знакомство: первая встреча произошла очень неловко и скомкано, когда Чонгук случайно влетел в омегу на повороте из-за угла. Он случайно облил их обоих кофе, а потом долго извинялся и всё-таки выпросил номер телефона чтобы загладить вину позже. Тогда Тэхён немного волновался, ведь выглядело это как настоящее свидание, а потом оказалось, что так и было. На самом деле он давно нравился Чону, а это был лишь повод для знакомства. Он часто шутил, что судьба его любит, ведь сама свела его с таким сокровищем.
— Чонгук? — первым сдаётся омега, тихим шёпотом проговаривая въевшееся в кожу имя, но Чон всё равно услышал.
Он наклоняется ниже, уничтожая между их лицами жалкие сантиметры и начинает выцеловывать всё, делая мазки губами, куда придется. Нежно прикасается к маленькой родинке на кончике носа, в которую успел влюбиться с первой секунды, целует крепко зажмуренные веки и губы, с которых сорвалось тихое «Чонгук». Короткими касаниями к медовой, в утренних солнечных лучах, коже он переходит на плавный изгиб шеи, слыша рваный выдох сверху. Неожиданно, тонкие руки ложатся ему на плечи и поглаживают крепкие мышцы, притягивают ближе и поднимаются выше — к загривку, запутываются в тёмных волосах, и альфа окончательно расслабляется в родных руках. Он поднимается, смотрит на промелькнувший красный язычок между пухлых губ и тут же припадает к ним с мягким продолжительным поцелуем. Тэхён отвечает и ластится ласковым котёнком, вдыхает запах корицы, пропитанный слабыми нотками ванили, совсем легкими и хрупкими, как и сам омега.
— Тэ, — Чон отстраняется от сладких губ и проводит кончиками пальцев по почти зажившей брови, словно извиняясь за это и оставляет короткий поцелуй на ранке, — надо остановиться. Я не хочу делать тебе больно сейчас, если бы я мог, то… — взгляд становится взволнованным, а слегка дрожащий голос начинает ускоряться.
— Гу, — спокойно говорит омега, перебивая своего истинного, — все в порядке. Честно. Ты веришь мне? — он притягивает лицо Чона ладонями к себе и заглядывает в глаза с украдкой. Каким бы ласковым и любимым не был Чонгук, но Тэ всё равно его боится. Все те ужасные дни, ставшие личным адом, в которых альфа сам дьявол, ещё долго будут жить у Кима в голове.
— Да… Да, верю, — он чувствует, как его осторожно целуют в нос, щёки, скулы, подбородок, покрывают заботой всего полностью. Он кладёт свои руки на бока омеги и наваливается сверху, обнимая.
***
— Ты сегодня тоже уходишь? — спрашивает Тэхён, перебирая темные волосы альфы меж пальцев. Тот лежит рядом, положив свою голову на грудь и слушая приглушённый стук сердца. Он прикрывает глаза в редких минутах спокойствия и умиротворения, просто наслаждаясь тишиной и теплом родного хрупкого тела. Притирается щекой к нагой коже, ведь никто так и не нашёл силы встать с кровати и одеться, просто прикрываясь одеялом.
— Да… Я не долго, до пяти прийду.
— Хорошо… Приготовить тебе завтрак? — голос омеги заметно дрогнул, а взгляд наполнился грустью и печалью.
— Да, пожалуйста, — Чон поднимается и, оставляя маленький поцелуй на ключице, первым уходит в душ.
***
Тэхён стоит у плиты и ждёт, пока яичница на сковородке дожарится. Осталось только сделать кофе, желательно покрепче, и готово. Он слышит, как перестаёт течь вода и вскоре дверь в ванную открывается с характерным звуком. Потом мокрые следы на кухонном кафеле и руки на своей талии. Чон ведёт носом возле уха и останавливается на шее, попутно прикасаясь горячими, после душа, губами.
— Садись, я почти закончил, — он немного отстраняется и выкладывает завтрак на тарелку.
— Я ещё так постою, ты ведь не против? — альфа прижимается ближе и немного приподнимает подол тонкого шёлкового халатика. Тэхён на несколько секунд зависает, вспоминая, как они его покупали.
Когда они только переехали в эту квартиру, она была холодной и пустой. Просыпаться по утрам было очень сложно и мучительно, не только из-за недосыпа, но и из-за холода, что, кажется, пробирался до самых костей. Тэхён рассказал об этом своему истинному, то они сразу же тем же вечером оказались в магазине, среди куча комплектов нижнего белья и коротеньких халатиков. Омега, наверное, перемерял половину магазина, но выбор всё же остановился на этом: лишь доходящий до середины бедра, короткими рукавчиками с тонкой полоской кружева на них, нежно сиреневого цвета. На губах появляется улыбка, ведь потом у них была жаркая ночь, потому что «он слишком хорошо на тебе сидит».
Омега откидывает голову назад, позволяя Чонгуку ещё раз проложить маленькую дорожку поцелуев от острых скул к шее и отойти потом, чтобы сесть за стол. Старший ставит перед ним тарелку с едой и чашку кофе и направляется в душ. Он скидывает с себя всё лишнее и залазит под горячие струи, смывает с себя напоминания вчерашней ночи, эмоции и возможно, часть себя. Сквозь шум воды он слышит как хлопает входная дверь и думает, что всё наконец начало налаживаться.
Вечером у Чонгука опять расширены зрачки.
