Эльфийская песнь

Рыцарь проснулся от того, что девушка-кошка, которую он сам же притащил к себе в комнату прошлым вечером, нависла над ним с непонятными намерениями... Кому-то это могло показаться невероятным, но для него, прошедшего все ужасы Башни Вознесения, где тебе и поспать-то толком не дадут, даже пристального взгляда было достаточно, чтобы прийти в состояние боевой готовности. Возможно, Мифзуна и не собиралась душить его во сне — но он не дал бы ей такого шанса. - Кто разрешил тебе влезть на кровать? - вопросил он, открывая глаза, и пленница отшатнулась, искренне напуганная... На самом-то деле он сам, принеся ее, положил сперва на постель — предполагая, что она будет лежать без чувств, а сам он переночует в кресле — однако зверолюдская «‎королева»‎, похоже, была сделана из другого теста — несмотря ни на что, она оставалась в сознании и, решив, что он намерен продолжить делать то, что творили с ней в колодках перед воротами, сорвалась с кровати и забилась в угол. Сколь бы гуманным ни был молодой рыцарь, он не собирался навязывать никому свое милосердие — передвинув кровать вплотную к двери, чтобы кошка при всем желании ни смогла вырваться наружу, он лег на нее и заснул. Теперь же в хищном взгляде Мифзуны не было и намека на страдания и боль — хоть после того, через что она прошла, нормальная девушка пролежала бы пластом как минимум пару дней, а то и вовсе бы не очухалась... С такой пленницей нужно было держать ухо востро и ни в коем случае не давать слабины — потому Стефан, собрав всю свою суровость, указал ей на ее место. - Пошла назад в угол! Она была первой лично его рабыней, но он знал, как с ними обращаться — что уж там, даже его отец не потерпел бы от матери неповиновения — и юноша, воспитанный в этой традиции, ожидал от пленницы беспрекословного исполнения приказов. Но у кошкодевушки, очевидно, воспитание было совсем иным — она не сдвинулась с места, а когда он протянул к ней руку, с готовностью вцепилась в нее всеми четырьмя своими конечностями. Этой хватки — потрясающе могучей, учитывая скромные размеры неки, которая, стоя на задних лапах, не достала бы своему хозяину даже до плеча— хватило бы, чтобы сломать спину взрослому мужчине, возможно даже облаченному в доспехи... Но против него она была пустым местом — меньше чем никем. Потрясающая легкость, с которой ему удалось одолеть ее в первый раз, шокировала даже самого юношу, но и девушке-кошке нелегко было смириться с таким поражением... за какие-то полминуты из легендарной и непобедимой воительницы она стала пленницей — побежденной мальчишкой! Конечно же она не желала верить — но Стефан очень быстро напомнил ей это ощущение, с легкостью перебросив нахальную рабыню через себя и впечатав в изголовье кровати одной рукой, той самой, которую она пыталась сломать — как будто она была не Мифзуной, Могучей Словно Вихрь, получившей титул Королевы от собственных врагов, а обычным котенком... И стоило этому свершиться, как она смирилась — так же внезапно, как и взбунтовалась — и замерла, испуганно глядя на своего пленителя, с ногами, задранными над головой и раздвинутыми в молчаливой покорности. К этому призывали ее инстинкты — будь на месте рыцаря зверолюд-мужчина, он бы изнасиловал побежденную девушку или убил, сочтя недостойной — ей же полагалось быть покорной самкой с того самого момента, как она проиграла — дать себя оплодотворить и принести потомство от сильного самца. Совершив попытку взять реванш, она уже пошла против своей природы — и наказание казалось самим собой разумеющимся. Однако Стефан не стал ее насиловать — вместо этого, притянув кошку к себе за хвост, он как следует ее отшлепал. Ягодицы пленницы пребывали в плачевном состоянии после вчерашних надругательств, потому он бил по бедру — имея в виду лишь показать ей, что любое непослушание будет наказано — однако Мифзуна, сжав зубы, терпела до последнего, и он понял, что перестарался, лишь после того, как она все-таки не выдержала и издала жалобный вой... К этому моменту бедро ее было красным, не хуже, чем после порки розгой, а в глазах у той, что наводила ужас на всю Империю, стояли слезы. - В угол пошла! - в сердцах повторил рыцарь, указывая направление пальцем. Пленница всхлипнула и, казалось, была готова подчиниться, но затем черт дернул ее спросить: - Ебать не будешь? - прежде, чем юноша успел себя остановить, он ударил ее прямо по заднице — чем вызвал очередной вопль, не только болезненный, но и жалобный — дескать, за что, я же умную вещь спросила? — и взгляд кошки вопрошал о том же... Конечно, она не была смущенной девочкой, как те, кого он привык иметь — и не могла быть. Воительница, героиня своего народа, да и просто дикарка — она была воспитана в суровых, даже скотских традициях, и представление о стыде у нее сильно отличалось от человеческого — вполне возможно, что она и не знала на людском языке других слов для обозначения соития, кроме этого, нецензурного... Но все, что понял Стефан — ему предстоит еще немало над ней поработать. - Чтобы больше слов таких от тебя не слышал! - сурово объявил он и, схватив неку за ее пушистое ушко, выбросил из кровати, напоследок еще и пнув коленкой под зад... В итоге Мифзуна, безвинно напоротая, все-таки отправилась туда, куда ей было сказано, и даже не просто встала в углу, а опустилась на четвереньки, как самая настоящая кошка — к немалому удовольствию юного рабовладельца. С самого начала он опасался, что не сладит с сильной и прославленной пленницей — потому и не хотел сперва ее брать и попытался передать в руки армии, что оказалось очень плохой идеей... Но если бы теперь она просто гордо сносила все побои и не подчинялась, он бы все еще не знал, что с нею делать. Однако она сдалась — пусть даже в сущей мелочи, но этим подтвердила, что все-таки готова быть его рабыней — если ее как следует пороть. У Стефана пока еще не было таких отношений, и он с трудом представлял себя в роли палача — но, мечтательно глядя на покрытую ссадинами задницу пленной королевы, соблазнительную в очень неправильном смысле этого слова, подумал, что ради такой стоит и постараться... Ну а для начала ему предстояло получить хотя бы разрешение на владение своей новой собственностью — ведь вчера он забрал ее под влиянием момента, практически похитив — и то, что его до сих пор не пришли наказать, говорило лишь о том, насколько начальство боялось молодого рыцаря с его загадочными способностями. Но Стефан уже твердо настроился оставить Мифзуну себе — в конце концов, ему за его подвиги была обещана любая награда — и он собирался выбрать ее. Он решил, что как только утро закончится и настанет приличествующее для визитов время, он пойдет к матери Фаол и попросить ее поспособствовать. Верховная жрица была ему обязана жизнью, а в своей аргументации он собирался напирать в основном на милосердие — кому, как не ей, было прислушаться? Трудность же состояла в том, что именно Мифзуна была той, от кого Стефану пришлось спасать преподобную — и имелись подозрения, что та все-таки станет настаивать на смертной казни для своей несостоявшейся убийцы... Вчерашнее надругательство не стало бы возможно без как минимум молчаливого одобрения всесильной жрицы — так что возможно, что в вопросе Мифзуны та уже оставила всякое милосердие. Но гадать было бесполезно — и, взяв веревку покрепче, юноша накинул ту на шею пленницы вместо поводка... Оставлять могучую неку в комнате было слишком рискованно, как и просить кого-то ее постеречь — он, пожалуй, был единственным в этом городе, кто годился ей в охранники... чем не еще одна причина оставить ее с ним? Армейское начальство, конечно, планировало просто казнить ее после того, как солдаты вдоволь натешатся, а простой люд полюбуется на унижение главной врагини человечества. Стефан собирался предложить другой вариант — но третьего уж точно не существовало. Жизнь с ним, либо смерть — у этой девушки было лишь два выхода... но понимала ли это она сама? - Чтобы пикнуть не смела, - она не противилась, когда он повел ее за собой, и это внушало надежду, но на всякий случай рыцарь ее предупредил: - Не встаешь на ноги и не говоришь, что бы ты ни услышала. Он не сказал ей прямо, что собирается спасти ее от казни — потому что боялся, что из гордости она потребует ее убить, если узнает, что такая возможность стоит на повестке дня. - Может, кляп тебе вставить? - угрожающе спросил он. Кошка отрицательно замотала головой. - Ну тогда молчи. Даю тебе один шанс — если не сдержишься, то будет кляп, - юноша попытался ее запугать, и она закивала, удивительно послушная по сравнению с тем, как она вела себя в комнате. Возможно, он беспокоился напрасно и она сама боялась смерти и надеялась на его заступничество? Так или иначе, она ползла следом за ним на четвереньках, голая — вопрос ее одежды был еще одним, который ему только предстояло решить — к немалому удовольствию всех солдат, которых они встречали в коридорах. - Какая она послушная сучка теперь... - людям, конечно же, обязательно нужно было прокомментировать — и они дали пленнице немало обидных прозвищ, из которых «‎королева анала»‎ было наиболее цензурным. Стефан опасался, что она разозлится и убьет их всех, но кошка проявила небывалую сознательность и стерпела все, молча глядя в пол. Когда же они оказались в покоях матери Фаол, она удивила еще больше — во все время разговора смиренно стояла на коленях позади него и не лезла с непрошеными комментариями. Конечно, ей стоило бы пасть ниц и самой просить о сохранении своей жизни — но ждать этого от зверолюдки означало бы желать слишком многого — хорошо хоть не мешала... - Что ж, если это то, чего ты хочешь, сэр Стефан, то я пойду тебе навстречу, - смиловалась преподобная. Молодая глава Церкви была известна своей бескомпромиссностью, но ему, похоже, симпатизировала — и даже похвалила: - Ты поступил, как истинный рыцарь, когда прекратил это издевательство. Но я надеюсь ты помнишь, что она — враг Империи и отдается тебе для наказания — вместо полностью заслуженной ею казни, - голос жрицы стал суровым. - Не нежничай с ней и не забывай о постоянной бдительности — теперь ты несешь за нее полную ответственность. - Я понимаю, - кивнул юноша. - О благоразумии тоже не забывай, - хмыкнула преподобная, с короткой усмешкой покосившись на ничем не прикрытое тело дикарки, казавшееся детским по размерам, но зрелое и выдающееся во всех нужных местах. - В комнате у себя воспитывай, но публичный дом устраивать не нужно... С этим тут и без тебя справятся. - Я хотел найти для нее одежду! - принялся оправдываться Стефан. - У меня просто нет... - Я велю прислать вам что-нибудь подходящее, - пообещала жрица, а затем обратилась к самой Мифзуне: - А ты, женщина, будь послушной своему господину и не заставляй его пожалеть о проявленном к тебе милосердии. А иначе кара будет страшной — как ты уже могла понять, он намного сильнее тебя... - Да... - отозвалась кошкодевушка, вновь удивляя своей покорностью — и Стефан уже окончательно убедился, что она совсем не безнадежна... Непонятно только, куда все это делось, когда они возвратились в комнату. Едва за ними закрылась дверь, как пленница бесстыдно бухнулась на кровать — так что рыцарю пришлось снова прогонять ее в угол. - И не айкай мне тут! - прикрикнул он на нее, когда она жалобно вскрикнула в ответ на заслуженный подзатыльник. - Вела бы себя смирно — позволил бы постоять рядом! Кошка, не ответив ни слова, легла на пол лицом к стенке, как будто обиделась, ну а он сел завтракать — помимо встречи с преподобной их «‎вылазка»‎ имела целью добычу пищи. Слуги ничего не принесли, вероятно, слишком страшась легендарной Мифзуны, чтобы хотя бы заглянуть к ним в комнату — но зайдя на кухню, Стефан смог получить целую корзину всякой всячины вместе с искренними извинениями служанок, которые особенно расстарались, едва увидев, что он привел грозную кошку с собой... Чем-то из добытого он планировал поделиться со своей пленницей, но сперва желал убедиться, что она умеет себя вести. - Мифзуна, ползи сюда! - поев сам, он был готов переходить к воспитанию. Против передвижения на четвереньках кошкодевушка явно не возражала и приказ выполнила буквально, но добравшись до стола, попыталась подняться на ноги — что было немедленно пресечено начинающим рабовладельцем: - Сидеть. На колени. Я ведь видел — ты все умеешь... Обиженно насупившись, рабыня встала на колени. Эта поза безумно ей шла. Пшеничного цвета локоны ниспадали на выпяченные вперед груди, а между ног виднелись столь же светлые лобковые волосы, очень уместные в данном случае — именно такой, лохматой и неухоженной, но в то же время крепко сложенной и по-своему соблазнительной в своей дикости, и должна была быть королева варваров. А то насколько правильно она сидела, выставив на обозрение все нужные места, говорило о том, что она куда лучше знает имперские традиции, чем желает показывать. - Яйца ешь? - Стефан заставил ее просидеть так минуты три, прежде чем обратился к ней. - Ем, - подтвердила пленница, пожирая гору снеди на столе голодным взглядом. - Поблагодари хозяина за еду и можешь угощаться, - Юноша почистил яйцо и поставил в миску на пол, как для домашней кошки. Он впервые сам воспитывал рабыню, но понимал, что главное — сразу установить правила и рамки. У его родителей, познакомившихся примерно так же, как и они с Мифзуной, было полно своих ритуалов, большую часть которых они пытались скрывать от детей — хотя старшая дочь успела нахвататься, а кое-что знали и младшие. К примеру, леди Сандерстоун всегда прислуживала мужу за столом сама и садилась есть лишь после того, как он отодвигал от себя тарелку — то явно были следы ее рабского прошлого, и Стефан хотел бы себе такую же женщину. - Не нужно... - она отвела взгляд, то ли оскорбленная тем, что ее принуждают есть с пола, то ли не желавшая опускаться до благодарности своему врагу. Но с таким упрямством просто было бороться — рыцарь лишь пожал плечами и вернул миску на стол. - Когда проголодаешься — попроси и получишь это яйцо обратно. Пока не съешь его, никакой другой еды ты не получишь. Он не стал прогонять ее, а она не уползла сама, надеясь, видимо, что ей все-таки что-то перепадет — и тем позволила своему хозяину продолжить любоваться соблазнительной позой — хоть что-то она делала правильно! Эта приятная для рыцаря и унизительная для рабыни игра в гляделки продолжалась некоторое время, пока не появилась трусливая служанка, доставившая обещанный верховной жрицей костюм для неки — и тогда у юноши появилось новое развлечение. То ли у матери Фаол было специфическое чувство юмора, то ли исполнители по-своему поняли ее распоряжения, но наряд был «‎подходящим»‎ в весьма своеобразном смысле слова. Облегающий купальник из черной кожи — Мифзуна, едва завидев его, принялась вырываться, крича, что лучше останется голой, однако Стефану было так любопытно взглянуть на нее в этом, что он проявил настойчивость — и после короткой борьбы его пленница оказалась облачена в смущающий наряд против своей воли. - Ну и что это? - плачущим голосом осведомилась она, указывая на лифчик, прижимавший груди друг ко другу так плотно, что его могло быть больно носить. Трусики были еще большим издевательством — они толком не закрывали попку, зато имели отверстие для хвоста — и юноша не преминул протащить пушистое достоинство строптивой рабыни через него, заставив ее жалобно заскулить... Стоило сделать скидку и на то, что нека привыкла к куда более свободным одеяниям — национальный кошачий костюм состоял из туники до середины бедра — и все. Теперь же ее первый человеческий наряд оказался жутко неудобным, практически издевательским — понятно, что она была совсем ему не рада: - Ваши человеческие шлюхи такое носят? - Ты сама теперь человеческая шлюха, - ехидно напомнил ей рыцарь, которому вся сцена одевания показалась крайне забавной. - Привыкай. Дикарка зарделась — на ее обычно воинственном лице смущенное выражение выглядело невероятно мило — но отвечала дерзко: - Ну так и выеби меня уже! Зачем эти штуки, если их все равно придется снимать? Стефан ударил ее по губам: - Я запретил тебе говорить это слово! А если твой костюм заставляет тебя хотеть, чтобы господин тебя отымел — значит, это хороший рабский костюм. Мифзуна насупилась, обиженная, но он не дал ей времени на передышку: - Кажется, ты сказала, чтобы я сделал это поскорей? Ну-ка повтори. - Сам же назвал шлюхой... - буркнула кошка. - Я не смогу тебе помешать. Чем надевать на меня бесполезные тряпки, просто делай то, что задумал. Она убрала руки за голову, делая свою позу еще более вызывающей — и что бы она там ни говорила, этот наряд, одновременно простой и развратный, безумно ей шел! В этот момент Стефан, устоявший перед Неманью и Анадиоменой, был как никогда близок к тому, чтобы оказаться соблазненным. Конечно, Мифзуне было далеко до титула богини красоты — но ее прямота и неизощренная сексуальность нравились ему куда больше. Еще немного — и он бы в самом деле набросился на нее и дал ей то, чего она хотела... И все-таки он сдержался: - Нет уж, раздевайся сама. Ты — рабыня, к тому же сама сказала, что хочешь — изволь предложить себя как подобает. На этот раз он избрал правильный подход, отдав приказ, который кошка сама желала исполнить. Едва получив разрешение, она поспешила избавиться от ненавистных «‎тряпок» — и первым должен был быть сорван тугой лифчик. Однако то ли дикарка недооценила качество кожи, то ли просто не знала, как это снимается — вместо того, чтобы расстегнуть пуговки на спине, она дернула спереди и добилась в итоге лишь того, что вывалила свои достоинства наружу... Юноша не выдержал и рассмеялся, за что был вознагражден убийственным взглядом пленницы. - Там сзади пуговицы, глупая, - он потянулся, чтобы ей помочь, но кошка восприняла это движение, как сигнал к атаке, и схватила его ногами за шею... После еще одного раунда борьбы со столь же предсказуемым результатом, как и во всех ее предыдущих попытках, они оказались на кровати, она — снизу и уже без лифчика, а он — сидящим сверху и держащим ее за локти заломленных рук. Вспотевшая и сердитая, пленница тем не менее прекратила сопротивление и уже в третий раз стала дожидаться, когда же ее наконец изнасилуют. - Потряси грудью! - скомандовал юноша, празднуя победу. Девушка ответила ему хмурым взглядом — дескать, понятия не имею, чего тебе надобно. - Что, думаешь, не заставлю? - взяв противницу за запястья, он переложил ее ладони на груди. А затем на глазах у обалдевшей от такого извращения неки меж ее достоинств лег возбужденный половой орган. - Наказание для непослушных девочек: будешь дрочить сиськами, пока я не кончу тебе на лицо. Управляя ее руками, он заставил ее совершать круговые движения, лаская член. Теперь-то у наглой кошки было выражение лица, подобающее ее положению — как у самой обычной девочки, обманом заманенной в бордель. Ее груди, напротив, были грудями созревшей женщины, и делать это с ними было не только полезно для ее воспитания, но и просто приятно... - Зачем? - жалобно вопросила она, глядя на движущийся в паре сантиметров от ее лица член, как на какой-то жуткий пыточный инструмент. - Чтобы не спорила, - строго отвечал Стефан. - Потрясла бы сразу, как было велено — обошлись бы без этого. - Я потрясу! - пообещала нека, всеми силами стараясь избежать позорного наказания. - Поздно уже — теперь у тебя другой приказ. Давай, дрочи сама, - с этими словами он отпустил ее руки, желая проверить, усвоила ли она урок. И пленница, едва не плача, все-таки продолжила развратные движения... хоть причина ее покорности выяснилась уже минуту спустя: - Не кончай мне на лицо... - попросила она, сделав жалобную мордашку. Но Стефан уже понял, что если ее жалеть, она ничему не научится. - Предпочтешь, чтобы я кончил в рот? - ехидно вопросил он и, позволив неке слегка помучиться этой унизительной дилеммой, добил ее приговором: - Впрочем, ты тут ничего не выбираешь. Открывай рот! - с этими словами он ударил испуганную рабыню членом по губам, а затем его рука проникла к ней в трусики и дотронулась в чувствительном месте — от чего она сразу же разинула ротик — и получила заслуженный «приз». - Если хочешь быть трахнутой, лучше тебе понежнее ласкать его язычком и губами. А если нет — кончу тебе в рот и пойдешь обратно в угол, - продолжал стращать ее рыцарь, заставляя пойти на еще больше унижение — и Мифзуна, окончательно утратившая контроль над ситуацией, в самом деле повелась на этот шантаж. Как и ожидалось от кошки, лизала она превосходно — хоть и не занималась этим никогда — или, возможно, она «‎тренировалась», вылизывая себе киску, как делали, согласно слухам, ее соотечественницы? Так или иначе, это было даже лучше, чем Стефан ожидал, когда принимался за это дело — и ее работа грудями, и отсос были превосходны и заставляли его желать все большего. - Заглатывай глубже! - возбужденно потребовал юноша, пропихивая свой орган все дальше в глотку беспомощной рабыни. Наконец, он заполнил ее семенем и оставил, кашляющую и давящуюся слезами и спермой. Теперь она выглядела, как самая настоящая жертва хозяйской жестокости, и Стефан успел укорить себя — но в этот момент кошка вдруг перевернулась на живот и подставила ему тыл — сама. - Давай, - потребовала она. - Ты обещал. - А, так тебе понравилось? - рыцарь усмехнулся, пряча свое облегчение. - Добавки хочешь? - Я сделала это, потому что ты велел! - отчаянно запротестовала нека. - Сказал, что иначе прогонишь! - Разве я так сказал? - Да! Сказал, что если я хочу быть трахнутой... - А ты, значит, хочешь? - кошка издала возмущенный вздох, и юноша усмехнулся. Изначально он собирался просто воспитать из нее рабыню — и, возможно, иногда с ней спать — но никак не ожидал, что пленница, лишь вчера изнасилованная толпой мужиков, сама проявит такой интерес. Но теперь, когда это случилось, это казалось ему забавным — и приятным. Он перевернул ее обратно на спину, чтобы полюбоваться ее красным личиком. - Скажи это: «‎возьмите меня, господин» — и сама сними трусы. Тогда я подумаю. - Нет, - Мифзуна сердито укусила губу и смущенное выражение с ее лица исчезло, сменившись гневным: - Какая разница, чего я хочу? Сам возьми, а не хочешь — гони. - Это ты такая гордая или просто мазохистка? - Вчера меня никто не спрашивал... - сердито напомнила нека. - А, так ты хочешь, как вчера? - теперь уже Стефан разозлился: - А ну-ка иди в угол и подумай о том, откуда я тебя вытащил — и как ты должна себя вести! Он ожидал, что пленница, очевидно возбужденная, пойдет на попятную — но она просто слезла на пол и уползла, и тогда он решил, что ее запоздало проснувшаяся гордость победила... Так или иначе, их прогресс был неплохим для первого дня — он уже заставил ее сосать и дрочить грудью, а раз получилось один раз, то получится и снова — потому он решил закончить на первый раз, благо сам уже успел излить напряжение — и не абы как, а в уютненький ротик пленной королевы. Это уже было выдающееся достижение, и он не мог перестать думать о том, как еще будет воспитывать «свою» кошку. Этим мечтам суждено было сбыться даже раньше, чем ожидал — изначально он собирался подождать до вечера, а затем напороть строптивую рабыню ремнем — но не прошло и получаса, как он услышал, что Мифзуна лезет к нему на кровать. - Чего вернулась? - спросил он, закрывая книгу, которую читал. - Я подумала о своем поведении, и готова сказать, как ты просил... - объявила нека. Ее поза — она по-прежнему была без лифчика и стояла на четвереньках — вполне соответствовала этому смиренному заявлению, но выражение лица было недовольным, как будто ее заставляли сказать, что она любит свою нелюбимую еду. - Не «‎просил», а «‎приказал», - строго поправил Стефан, все еще обиженный. - И называй своего господина на «‎вы», рабыня. Также советую не забывать, что я могу запросто вернуть тебя тем мужчинам, от которых забрал — и они с радостью отымеют тебя во все дыры, ни о чем не спрашивая! - Возьмите меня, господин, - вместо того, чтобы извиняться или просить пощады, Мифзуна предпочла произнести то, что требовалось от нее изначально — и каким бы глупым ни было это решение, она явно вложила в эту фразу все свои чувства. Получилось трогательно и вроде бы даже искренне — услышь Стефан такое с самого начала, он бы точно не устоял. - Начнем с извинений, - стараясь быть суровым, он все же убрал возвращение кошкодевушки солдатам с повестки дня. Все же ее нужно было наказать, и он расстегнул ремень — а затем ему пришла еще лучшая идея: - Рабыни извиняются отсосом. Возможно, как раз с этой фразой стоило подождать — гордой неке было бы куда труднее произнести обычное «‎простите» — а увидав перед собой член, она с готовностью бросилась сосать. Похоже, в одном их мнения совпадали — она тоже не видела смысла ломаться и отказываться делать то, на что ее однажды уже развели. Чтобы хоть как-то покарать бесстыдницу, рыцарь хлестнул ее ремнем по попке и потребовал: - Глубже! - рабыня заглотила глубже, но все равно получила повторно: - Так будет каждый раз, когда будешь плохо себя вести — отсос с поркой, чтобы напомнить тебе о твоем рабском месте. И сосать будешь до тех пор, пока я не решу, что ты стала достаточно послушной сучкой! - слова Стефана были жестоки, но на самом деле старательная кошечка уже делала ему достаточно хорошо, чтобы он не мог и дальше на нее злиться — и он отложил ремень после всего лишь двух ударов. - Достаточно. Теперь ложись на спину, снимай трусы и раздвигай ножки — и тогда можешь сказать правильную фразу, которую ты выучила... Эй, ты оглохла? - Мифзуна полностью проигнорировала его приказы и продолжила самозабвенно сосать. Юноше пришлось сделать над собой усилие, чтобы вырвать член из ее ротика и прервать это блаженство. - Что я велел делать? - Я должна быть наказана до конца! - упрямо отвечала кошка, подавшись вперед, чтобы заглотить орган обратно. - Изви...вивиться. - Ну ладно, - посмеявшись над тем, что она даже не знает слова «‎извинения», Стефан позволил ей — в конце концов, это он получал здесь удовольствие — и насмешливо уточнил: - Тогда мне продолжать тебя пороть? - Да, - просто отвечала рабыня и продолжила приносить извинения. Он не знал, была ли она простой мазохисткой или ей внезапно понравилось пить его семя — но догадывался, что стыдливая нека, потрясающе невинная для своей легендарной репутации, просто хочет оттянуть момент позорного представления — или даже надеется, что ублажив его ртом, будет спасена до завтра... Но юноша уже собрал в кулак всю свою выносливость и твердо вознамерился довести дело до конца. Излившись ей в ротик, он решительно отстранил Мифзуну от себя: - Хватит прохлаждаться, бездельница. Ноги задрать! В итоге он сам уложил ее — она пыталась отбиваться, но в этот раз совсем вяло, и быстро оказалась распростерта перед ним... Испуг и стыд в ее взгляде были смешаны с чем-то, похожим на страсть, а губки со следами семени выглядели просто невероятно соблазнительно — и она облизывала их, как самая настоящая хищная самка. Стефан больше не сомневался, что она хочет этого так же, как и он — и требовательно ткнул пальцем в треугольник кожи между ног у кошки: - Снять! Пленница принялась стягивать трусики — гибкая, как и ожидалось от ее расы — задрав ноги едва ли не к ушам. - Стоп, - когда предмет одежды добрался до коленок, рыцарь остановил ее. - Рабская стяжка. Твои ноги связаны твоими трусами, а здесь все доступно для использования... Теперь говори то, что должна. - Возьмите меня, господин... - прошептала нека. - Еще раз! - он хлопнул ее членом по промежности для стимула. - Возьмите меня, господин! - она зарделась, беспомощная перед его издевательствами. Он глядел на ее лицо через прогал между ногами и радовался, что они занялись этим делом не вечером, а среди дня — выражение стоило того, чтобы узреть его и запомнить во всех подробностях. Воительница, некогда опасная, но ныне сломленная и просящая о сексе — что могло быть прекраснее? - И что ты хочешь сказать — лучше было бы, если бы я просто отымел тебя сам — и не услышал этой трогательной мольбы? - Ты победил и можешь делать все, что хочешь... - закатила глаза кошка. - А я должна быть хорошей самкой. Хочешь, чтобы просила — буду просить. Но мы могли бы сделать это уже раз десять, если бы ты правда хотел... - Хм, - в ответ на этот явный упрек Стефан сердито хмыкнул. - Ну а если бы я оказался злым хозяином и захотел бы сделать все по-своему? - для убедительности он поднес член к ее попке и слегка просунул внутрь — после множества людей, чтобы побывали там, в ней было просторно... С другой стороны, киска пленницы тоже немало пострадала вчера, и ей бы вообще не стоило заниматься сексом в ближайшее время, будь она нормальной женщиной — однако кошка вела себя так, как будто ей очень хочется — и даже угроза анального изнасилования не заставила ее дрогнуть. - Если хочешь — еби, - отвечала она с выражением несломленной воли. Ее личико, смущенное и жалобное всего минуту назад, стало вновь суровым, едва под вопрос поставили ее варварские убеждения — и она вновь стала называть его на ты и произносить запрещенные слова — рыцарь просто не мог оставить это так. - Ну и отлично! - он безжалостно ворвался ей в зад — негуманно, конечно, но своего он добился — «‎несломленное» лицо неки стало сломленным в ту же секунду — его исказила гримаса боли, а меж сжатых зубов прорвался сдавленный стон. - Сама напросилась! - Стефан сделал еще несколько толчков, уверенный, что того и гляди она разревется и попросит пощады — но гордая королева терпела, хоть и кричала теперь в голос. Потом он вошел в азарт и уже не смог себя остановить, так что Мифзуне пришлось вкусить анальной кары до самого конца — а учитывая силу пробужденного рыцаря, это запросто могло быть даже более жестоко, чем все, что она испытала вчера. Под конец она выкрикивала что-то на нечеловеческом языке — но он не понимал, да и не хотел в этот момент ничего слышать... - Ну и что, этого ты добивалась? - раздраженно спросил он, после того, как кончил наконец и смог понять, что натворил. Его рабыня лежала перед ним, обессиленно раскинув руки в стороны и высунув язык изо рта — зрелище полного поражения. - Так с тобой нужно обращаться, чтобы ты не прекословила? - Это то... чего я заслужила, - глухим голосом отвечала нека. Неясно, было ли то признанием неправоты или очередным актом упрямства — однако обнаружив, что она пребывает в сознании и здравом уме, Стефан уселся сверху и просунул свой член ей в рот, желая сделать сегодняшнее наказание завершенным. - Оближи, - потребовал он и посмотрел на пленницу сверху вниз. Ее глаза были полны слез. - Нечего так смотреть! Ты с самого утра требовала, чтобы тебя изнасиловали — чего еще ты ждала? Кошка попыталась вытащить половой орган изо рта и ответить, однако он не позволил: - Да заткнись уже и соси! - в итоге ей пришлось сделать именно это. Юноша отпустил ее, лишь когда почувствовал, что снова начинает возбуждаться — на сегодня с Мифзуны явно было достаточно... однако она ревностно последовала за ним, как и в прошлый раз. - Чего ты удумала? Думаешь, если будешь больше сосать, я в киску тебя трахну? - спросил он, сам не зная, стоит ли ему противиться этой глупой женщине, настойчивой в самые неподходящие моменты. В ответ она уставилась на него изумленным взглядом, будто спрашивающим «‎а что, нет?». - Тебе нужно было просто попросить нормально! - Раз ебешь в зад, значит другого я не заслуживаю, - пожала плечами она, всем видом выражая обиду. - Словами тут не поможешь... Стефан не нашелся даже, что ответить — настолько неожиданно логично это прозвучало — а упорная кошка вернулась к минету. - И где сосать так выучилась? - в итоге он решил уязвить ее насмешкой. - Слишком хороша для той, кто делает это первый день. - Ну мы же там не глупые... - раздраженно отозвалась Мифзуна. - Знаем, что если самка совсем плоха, и у самца на нее не встает, то надо ему помочь... - Ты решила, что я заставляю тебя, потому что ты недостаточно привлекательная? - Стефан наконец начал понимать причину ее обиды. - А если бы с тобой все было хорошо, я бы должен был изнасиловать тебя в ту минуту, когда ты вошла? - Да, - прямо отвечала нека, явно не понимая, в чем она может быть неправа. - А ты не подумала, что я просто хочу убедиться, что ты будешь послушной? - Зачем? Ты уже победил — какой еще я могу быть? - Ну не знаю... Драться и пытаться меня придушить, как ты уже делала сегодня? - Я слишком слабая... - неожиданно именно это замечание заставило пленницу стыдливо уставиться ему в живот. - Опозорилась только. - Так вот в чем дело... Ты дралась, чтобы показать, что ты сильная, - догадался юноша. - По твоей задумке это должно было заставить меня тебя захотеть — так это работает у твоего народа? - Я не должна была... - Мифзуна принялась старательно изучать свои сиськи. - После того, как проиграла, должна быть послушной. Но ты меня не хотел... даже сосать заставил. - Глупая кошка, - Стефан возложил руку ей на макушку и неожиданно вспомнил, что у его рабыни есть два очень привлекательных и пушистых уха, которые можно почесать. - Мя? - глаза неки мигом оказались устремлены на него, и она издала очень кошачий звук, который очень понравился юноше. - Ты сосала не потому, что ты некрасивая или слабая, - объяснил он, продолжая ласкать ее. - Наши традиции не такие, как у вас. - Неправда! - Мифзуна попыталась увернуться от гладящей ее руки и напомнила: - Ты сказал, что если хочу быть трахнутой, должна сосать как можно лучше — все так, как у нас! - Просто рабыня должна угождать... Я и дальше буду заставлять тебя сосать и предлагать себя — и это не значит, что я тебя не хочу. Просто делай то, что тебе велят, и ты получишь свой секс. - Я и так делаю все, что ты велишь... - обиженно ответила кошка, выбрав этот крайне подходящий момент, чтобы снова лизнуть его член. - А ты все равно захотел меня только в зад... - Зверолюди не трахают своих женщин в задницу, чтобы наказать? - Трахают... Но это означает, что ты была очень плохой самкой, которую никто не хочет. Любой самец может сказать, что возьмет тебя, и тогда вместо того, чтобы ебать тебя в зад, тебя отдают ему... - Так вот как ты восприняла то, что я тебя забрал... - произнес Стефан, рассеяно хлопая ее по губам за сквернословие — в очередной раз. Затем он понял, что не стоит говорить ей о том, что он спас ее из жалости. - Ну, примерно так и было. - Я совсем плохая самка, - покаялась Мифзуна. - В итоге даже ты решил, что я не заслуживаю твоих детей... - Детей? - переспросил юноша. - Ну да, в детях все дело... Головоломка наконец разрешилась — «‎варварские» традиции зверолюдей были такими, не потому что они являлись дикарями, а потому что их женщины хотели произвести потомство от самого сильного воина. Потому побежденная Мифзуна и должна была быть «‎хорошей самкой», и потому-то анальный секс стал для нее таким оскорблением — она решила, что ее сочли недостойной... И все же их разговор был удивительно мирным, учитывая все произошедшее, а кошка вела себя скорее как неудовлетворенная любовница, чем как жертва изнасилования. То, что она продолжала в перерывах ласкать его член, также весьма способствовало примирению — Стефану казалось, что он мог бы вечно лежать так и болтать с ней: - Скажи, а как у вас обходятся с хорошими самками — ну, теми, которые сильные и которые «заслуживают» детей? - Все гоняются за ними, чтобы... как я должна называть это, чтобы ты меня не бил? - Овладеть, - рыцарь с усмешкой подсказал ей правильное слово, касаясь слегка опухших губок — все-таки даже она была не настолько дубовой, чтобы продолжать ошибаться раз за разом. - И за тобой тоже бегали? Он мог со всей ответственностью подтвердить, что еще вчера она предстала перед ним девушкой — и именно это озадачило его с учетом всех традиций, которые она описала. - Да, но я не давалась. - Так можно? - Да. Мы делаем так, чтобы слабый самец не мог получить самку, которая слишком хороша для него — но после того, как одному проиграешь, тебя е... овладевают уже все, - пояснила она и с гордостью добавила: - Я была самой сильной — никто не мог меня победить... только ты. - Ты не должна себя винить... - Стефан попытался утешить ее, но быстро понял, что нека винит себя вовсе не за поражение. - Слушай, в том, что я не изнасиловал тебя прямо на месте, не твоя вина... но я был первым из тех, кто трахнул тебя вчера в колодках. - Правда? - лицо кошкодевушки осветилось радостью, что было бы совершенно ненормально для человеческой женщины. Однако то, что с нею произошло, неожиданно хорошо согласовывалось с традициями ее народа — и она, должно быть, считала такое обращение самим собой разумеющимся. Ее победитель не бросил ее толпе, а сперва попользовал сам — с ее точки зрения то был достаточный повод для радости. Но затем нека помрачнела: - Не надо меня утешать. Я слишком слабая для тебя, и сама это вижу. Ты правильно заставил меня сосать и правильно овладел в зад... И все те самцы, что выебали вчера мой зад, были правы — я не заслужила хорошего. - Ну, у меня ты можешь заслужить это хорошим поведением, - юноша вновь попытался утешить свою пленницу, и на этот раз у него получилось: - Сколько я должна сосать, чтобы стать хорошей для тебя? - она взглянула на него игриво — явно уже не настолько опечаленная, как пыталась казаться. - Посмотрим... - деловито хмыкнул он.

***

Несмотря на свои верноподданнические заявления, Мифзуна не изменилась ни на следующий день, ни днем позже. Она покорно исполняла самые каверзные приказы, чтобы «заслужить» секс, но секс, которого она желала, по-прежнему был изнасилованием — просто лежать под своим хозяином или скакать на члене, как нормальные шлюхи, ей было неинтересно. А поскольку помимо извращенных наклонностей кошка была наделена сверхъестественным талантом к провокациям, у нее всегда получалось добиться своего — и Стефан быстро перестал считать, сколько раз он утратил самообладание и отодрал отчаянно сопротивляющуюся рабыню самым варварским образом — именно так, как хотела она. Но в самом ли деле такая жизнь была всем, о чем она мечтала? Конечно, Мифзуна исполняла свой «долг самки», живя с самым сильным мужчиной по эту сторону Темнолесья — но во все время, когда они не трахались, она была угрюмой и проводила время в углу, где свила для себя гнездышко. Попытки приспособить кошку-воительницу к работе по дому успехом не увенчались — ни убираться, ни шить, ни готовить она не умела и открыто заявляла, что все это бесполезно, сырое мясо вкуснее, а чем сидеть в пыльной комнате, лучше пойти потрогать травку. Стефан попробовал пороть ее ремнем — она терпела, а потом томным голосом попросила разрешения «извиниться по-рабски» — и сделала это так хорошо, что в итоге у них все закончилось сексом — снова — а вопрос с уборкой так и не сдвинулся с места. В другой раз, возвратившись к себе после построения, рыцарь обнаружил рабыню сидящей на подоконнике и высунувшейся наполовину наружу — только ее задница и ноги оставались в комнате. - Не вздумай прыгать, убьешься! - он сразу же подбежал и схватил ее за ошейник — но кошка, похоже, и сама пришла к тем же выводам. Они жили в комнате на третьем этаже — той, что восемнадцать лет спустя заняли сэр Эктор и Гвеннет — прыжок отсюда был равносилен попытке сигануть с дозорной башни. - Вы специально строите свои дома такими высокими, чтобы рабыни не сбегали... - сердито буркнула Мифзуна, а затем обернулась через плечо — она лежала перед юношей, прижатая к подоконнику в практически идеальной позе — на что не преминула указать, игриво лизнув его руку языком. - Ты поймал меня, хозяин... накажешь? - Сначала порка, - Стефан попытался быть строгим, но в результате все закончилось сексом. Снова. Он был слишком счастлив обладать этой любвеобильной кошкой, чтобы ее проказы имели для нее какие-либо серьезные последствия. Он стал привязывать ее перед тем, как покидать комнату — и только... - Хотел бы ты, чтобы я была такой же, как ваши самки? - спросила она его как-то, как бы признавая тем самым, что ее поведение не соответствует стандартам рабской покорности — и она знает, но ничего не собирается с этим делать. - Для человеческой девушки ты низковата, - рыцарь попытался сперва отшутиться, щелкнув ее по носу, чтобы не задавала провокационных вопросов — учитывая весь полученный опыт, он почти не сомневался, что кошка снова хочет напроситься на изнасилование. - Дырки ваших самок такие же большие, как они сами? - разумеется, ее следующий вопрос был втрое хуже. - Я бы не сказал... - Ха. Слабачки! - усмехнулась она, но затем встревоженно уточнила. - Главное ведь не рост, а чтоб внутри все помещалось, да? Такие моменты, когда она вела себя, как обычная девушка ее возраста — или даже чуть помладше — а не как убийца с руками по локоть в крови, каковой она являлась на самом деле — были драгоценны, и Стефан не стал ее расстраивать. В глубине души он понимал, что ее вопрос был вовсе не о внешности, а о поведении — но если бы он ответил честно, назвав ее никудышной рабыней, она бы сперва обиделась, а затем пообещала бы загладить вину, отсосав сто пятьдесят раз — а меняться бы все равно не стала. Затем в один день она призналась ему, что беременна — и вот тогда все изменилось. Мифзуна, похоже, боялась, что детей у нее заберут — и всеми силами старалась подлизаться к хозяину, чтобы этого не случилось, быстро отказавшись от всех своих принципов. Она яростно убеждала Стефана — или, скорее, себя — что дети от него, хотя правду установить было невозможно, а он и не собирался с нею спорить — однако то были еще цветочки. Некогда гордая и непокорная кошка сама и без какого-либо принуждения стала чистить хозяину сапоги и прислуживать за столом в обнаженном виде, с рук преподнося ему отбивные собственного приготовления. Стоило ему только потянуться к ремню, как она принималась бить земные поклоны, а возвращаясь домой, он обычно находил ее у себя под одеялом, кроткую и готовую к использованию... По мере того, как рос ее живот, юноша стал ее щадить, но Мифзуна настаивала на том, чтобы отработать свою «повинность» отсосами — и неизменно продолжала извиняться за свое состояние: - Вы могли бы отыметь меня в зад... - предлагала она, когда ее пузо было уже такого размера, что даже просто ставить раком ее было страшно. - Не нужно, - отказывался Стефан, - мне вполне хватает того, как ты сосешь. - Тогда прикажите мне сосать всю ночь, - предлагала старательная нека. - Или хотя бы... до скольки мы обычно трахались? - Да кто ж помнит... до полуночи, наверное, или дольше. - Нам нужны эти ваши штуки с песком... стекла. Переворачивайте их и заставляйте меня сосать, пока песок не убежит... - и далее в таком роде. Мазохистские наклонности Мифзуны, что были у нее с самого начала, извернулись в другом направлении — теперь она желала уже не физического насилия над собой, а любых поручений, что демонстрировали бы ее смирение и покорность — то есть того, чего с самого начала и хотел Стефан. Неудивительно, что эти полгода они прожили душа в душу... Между тем война продолжалась — и оставив Ревин Маус, Стефан присоединился к карательному походу имперской армии, возглавленному лично императором и матерью Фаол. Ядро экспедиционных сил составляли первые храмовники — те, кому в будущем предстояло сформировать ордена свв. Максимуса и Тайтуса. То был Серебряный Век имперского рыцарства, а он был в центре всех событий. Очень быстро прозвище «Стилфист» закрепилось за ним, а его руки покрылись кровью так же густо, как и у его печально известной пленницы... Сама Мифзуна яростно настаивала на том, чтобы его сопровождать — да он и не решился бы оставить ее без присмотра. Все такая же старательная в своих попытках угодить, она, тем не менее, явно не была рада происходящему за пределами их палатки — однажды, уже на пятом месяце, она разрыдалась и попросила его не уничтожать ее племя. - Это не мне решать, - честно ответил Стилфист. - Но я уж точно не собираюсь вырезать целое племя поголовно... Тех, кто не будет сопротивляться, пощадят. - Чтобы взять в рабство? - переспросила нека, и в ее голосе послышалось отвращение. - Тебя что-то не устраивает в твоей жизни? - холодно спросил рыцарь. - Нет, - она испуганно прижала ушки и дала быстрый ответ — но то был первый раз, когда Стефан отчетливо почувствовал, что если бы не ее положение, этот ответ был бы совсем другим. Он прочел ей длинную лекцию о том, что ее люди, вообще-то, сами сжигали имперские города и угоняли жителей в рабство, и что если он не будет их убивать, они убьют его — но памятуя о былом упорстве Мифзуны, догадывался, что такие аргументы ее не убедят. Так и вышло. Для родов кошка и ее хозяин возвратились в Ревин Маус — сильно пострадавший от войны город, где цела на тот момент была разве что цитадель и строения в ее внутреннем дворе — и в тамошней бане появились на свет тройняшки Саюри, Джин и Мин — как и ожидалось, все девочки, ибо мужчин у их вида не было. Они родились очень маленькими по сравнению с человеческими младенцами и целиком покрытыми шерстью, хоть и короткой — ей предстояло отойти с большей части их тел позже — и все же длинные пальчики на руках и ногах и пухлые щечки выдавали в них полулюдей. - Позор, всего трое... - Мифзуна осталась Мифзуной даже в такой момент. Стефан, напротив, поражался тому, как это все в ней поместилось — в последний месяц живот зверолюдки был настолько огромным, что едва ли не перевешивал ее саму. А теперь он впервые увидел, как женщина кормит грудью разом троих детей — одна из маленьких кошечек прилипла к левому соску матери, а две другие принялись бороться за правый. - Старшая дочь — самая любимая? - спросил он, не зная, как еще прокомментировать это зрелище. - Он похожа на тебя, - отвечала рабыня. Все три котенка были светленькими, как и их мать, но одна — прямо-таки белой, что в самом деле напоминало цвет поседевших после Пробуждения волос Стилфиста. На вряд ли это должно было передаваться детям. - На тебя похожа, - возразил рыцарь. - Такая же мордочка бессовестная. Кошка надулась, обиженная, одновременно поглаживая своего первенца между ушей. - Ее будут звать Саюри. - Саюри? - Означает скорая лилия, - пока ее будущее имя обсуждали, жадная девочка продолжала доить материнскую сиську. Меньше всего она ассоциировалась у Стефана с лилией, тонким, изящным цветком — и встретив ее восемнадцать лет спустя, он все еще не мог понять, о чем думала Мифзуна, называя ее. Но тогда он, кажется, просто спросил: - А эти? - Джин и Мин, - у нек, очевидно, не было принято растить детей вместе с отцом, и кошка даже не подумала дать ему поучаствовать в их наименовании — но рыцарь и не рвался особо. Даже оставляя в стороне вопрос его весьма сомнительного отцовства, он с трудом мог воспринимать этих троих, как людей... Конечно, это было совершенно нормально — неки потому и могли производить потомство с другими видами и оставаться кошками, не превращаясь через пару поколений в кентавров или людей — так что дети Мифзуны от кого угодно скорее всего получились бы точно такими же. В конце концов им предстояло вырасти и стать прекрасными девушками, как и она — но тогда они были тремя комочками шерсти, с которыми молодой храмовник не ощущал никакой связи. Однако он любил их мать и ради нее собирался позаботиться и о котятах. - Это нормально, что они дерутся? - спросил он, кивая на младших близняшек. - Конечно. Сильная получит свое молоко первой. Не беспокойся, во мне его на всех хватит. - Сама тоже попей, - предложил Стефан, ставя перед ней кувшин с молоком, принесенный местными служанками, что были без ума не только от него, но и, по непонятным причинам, от Мифзуны. Возможно, им просто нравилась романтичная история о молодом рыцаре и пленной королеве — но эта парочка получала все необходимое и даже сверх того. - Коровье? Нет, хозяин! - зверолюдка скривилась. Многие ее повадки выдавали в ней кошку, но в одном она всегда упорствовала. - Как молоко другого зверя поможет мне производить свое? Лучше мяса мне дай! - Ты вроде не беременная уже — чего капризничаешь? - проворчал храмовник, успевший уже позабыть, какой дерзкой и упрямой была его рабыня до того, как обнаружила свою беременность. Так или иначе, у ее нового статуса были явные преимущества — уложив котят в колыбель, Мифзуна уткнулась носом в подушку, выставив задницу высоко вверх. - Что, уже? - усмехнулся Стилфист. - И так долго ждали... Изголодавшаяся кошка была более активной, чем он мог припомнить, и даже роды не обессилели ее — она подарила ему одну из лучших ночей, что у него когда-либо были... Они могли бы развлекаться еще дольше, но их прервали — маленькая Саюри умудрилась каким-то образом распеленаться, выбраться из колыбели и залезть к ним на кровать. Она была обнаружена, когда уже ползла по ноге Мифзуны. - Снова есть хочет? - поразился рыцарь. - Нет, она хочет драться! - возразила кошка-мать. Маленькая нека, добравшись до ее кулака, вцепилась в него обеими ручками, словно и правда пыталась забороть... Мифзуна рассмеялась и потрепала ее по макушке второй рукой. Для Саюри появление этого нового «‎противника»‎ стало огромным шоком, и она, перевернувшись на спину, возмущенно зашипела. - Все правильно: нашла самую сильную самку и пытается ей надавать. Так или иначе, наградой для боевитой дочери стала все та же сиська, в которую она радостно вцепилась. Придерживая ребенка одной рукой, Мифзуна подняла взгляд на Стилфиста: - Хозяин... какая участь ждет моих детей? Рыцарь вздохнул — он надеялся, что хотя бы сегодня они смогут побыть счастливыми, не обсуждая этот вопрос. Беременность кошколюдей длилась шесть месяцев, потому, конечно же, у него было время обо всем подумать. Но и его пленница успела уже немного освоиться в человеческом обществе — и то, что до сих пор она не заводила разговор на эту тему, говорило о том, что она до известной степени предвидит ответ — а все устроенное ею сегодня представление было попыткой растопить его сердце... - Хочу отдать их на воспитание в монастырь. - Зачем? - замогильным голосом осведомилась Мифзуна. Стефан потянулся к ней, но она, зашипев, цапнула его за палец. Конечно, после всех унижений, которые она претерпела как раз ради того, чтобы этого не случилось, она чувствовала себя обманутой... Однако храмовник не был настроен с нею драться и, выплюнув его палец, кошка вновь потребовала ответа: - Зачем, хозяин? - Посмотри на нас... - он потряс у нее перед глазами окровавленной конечностью. - Чему мы можем их научить? - Быть великими воинами, как ты и я. - Великими воинами? - Стилфист посмотрел на нее, почти готовый отпустить обидный комментарий, но сдержался. - Допустим. Но мы живем в Империи — стране, где воинов твоей расы держат в рабстве и насилуют. - Ну и что? - зверолюдку это заявление совершенно не напугало. Изнасилование по-прежнему было для нее не угрозой, а желанной наградой, да и рабство давно уже не казалось таким страшным. В другой день это порадовало бы ее хозяина, но не сейчас. - Женщина, ты помнишь, откуда я тебя спас? - хмуро поинтересовался он. - Хочешь своим дочерям такой судьбы? - А ты хочешь из них людей воспитать? Думаешь, если они напялят подрясники, то перестанут быть кошками? - она сердито захрипела, и храмовник почти был готов последовать ее примеру, хоть ему и не полагалось. . Истинная причина его желания сдать дочерей Мифзуны в монастырь была проста — он хотел уберечь их от ее влияния и не дать вырасти извращенками-мазохистками — а все «‎старания» кошки снискать его милость лишь укрепляли его в этом мнении. Но он не хотел говорить этого прямо, потому что как раз ее-то поведение его вполне устраивало. - Посмотри на нее! Разве она не миленькая? - пока он подыскивал разумные аргументы, Мифзуна прибегла к неразумным... Все-таки она хорошо изучила людей, а его — в особенности, и пустила в ход прием, на который навряд ли была способна полгода назад. В качестве аргумента она сунула ему под нос собственную дочь и трогательно произнесла: - Она так похожа на тебя — как ты можешь ее кому-то отдать?! Саюри, в полном соответствии с поведением поднятой в воздух кошки, изогнула пальчики, словно когти, и попыталась вцепиться в того, кого видела перед собой — то есть, в рыцаря. Он отстранился, спасая свое лицо, и обе кошки обиженно надулись. - Я не говорю, что надо отдать их навсегда... - попытался оправдаться Стефан. Он даже протянул палец, чтобы погладить крошку-неку по носу, но та испуганно выпучила глаза, так что это, видимо, была не лучшая идея. - Мы будем их навещать, а когда они подрастут — заберем. Им надо научиться жить среди людей и вести себя по-человечески... - Зачем? - снова вопросила Мифзуна. - Ваши самки только стирают, доят коров — и не получают за это даже нормального секса! Фу такими быть! - А ты, дорогая моя, постоянно бросаешься на людей, либо раздвигаешь перед ними ноги! - терпение храмовника иссякло, и он схватил рабыню, слишком увлекшуюся спором, за шкирку. - Никто другой не стал бы этого терпеть, кроме меня! - Неправда... - обиженно буркнула кошка. - С другими я себя так не веду — только с тобой. Потому что тебе это нравится! Я все делала, чтобы тебе угодить, а ты... хочешь детей у меня отнять, - и в уже совсем несвойственном ей жесте она разрыдалась. Тут даже малышка Саюри поняла, что что-то не так, и принялась вопить тоненьким хриплым голоском, словно в поддержку матери. К такому концерту Стилфист был совершенно не готов. Пришлось взять кошку на руки — она сопротивлялась, конечно же, но он и так был сильнее, а уж в ее нынешнем нестабильном состоянии и подавно — так что в итоге смог захватить ее и принудительно «‎пожалеть». - Если тебе так не нравится монастырь, можем отправить их в твое племя, - предложил он, когда рыдания пленницы стихли и сменились сердитым шумным сопением. - Я не возражаю — но тогда, боюсь, мы их больше не увидим. Я-то уж точно... разве что они вырастут и придут меня убивать. Он надеялся, что этой провокацией вызовет ее возражения, но Мифзуна была так обижена, что не стала отвечать — как будто подтверждала, что ее дети однажды вырастут и убьют ее злого хозяина. - Решай, что ты предпочитаешь, - сказал рыцарь, поняв, что конструктивного диалога у них пока не получится. - Это будет еще не сегодня. Пока кормишь их грудью, они останутся с тобой. Но если он думал в тот момент, что идет на компромисс, то с точки зрения кошки все было совершенно наоборот — для нее уже то, что она согласилась жить с ним и вместе растить детей, было компромиссом — гораздо большим чем то, на что могли рассчитывать мужчины в ее племени. Ей подобало оставить его после первой ночи — и то, что она сделала в итоге, было лишь запоздалым следованием этой традиции... Она сбежала — выпрыгнула через то же самое окно, про которое Стефан говорил ей, что она не сможет, с тремя детьми на руках — и скрылась. Поднялся, разумеется, большой переполох и скандал — и сердобольному рыцарю, взявшему некогда ответственность за пленную королеву, пришлось расплачиваться за свою доброту. Но мать Фаол все еще благоволила ему, и в итоге его просто перевели из роты храмовников в обычный отряд, что после окончания войны даже сыграло ему на пользу — он оказался не в монастыре, а в какой-никакой крепости, пусть и на дальней границе. Тогда-то, конечно, он был опустошен и разгневан этим предательством, как и крахом своей карьеры — но то была трагедия мальчишки. Прошли годы, он повзрослел и остыл, и сновидения, в которых он настигал Мифзуну и учинял над ней подобающее возмездие, перестали его мучить... Пока в один день она не настигла его сама. Его командир — капитан Жерар — вызвал его и предложил ознакомиться с отчетом, согласно которому большая светлая кошка в одиночку растерзала караван в полудне пути от крепости Белой Цапли. - Похожа на Мифзуну, - прокомментировал сэр Жерар. - Тут сказано: «‎быстрая, словно молния». Стилфист лишь развел руками. В каком-то смысле это «‎возвращение» было ожидаемым — и ждал его не только он, но и вся Имперская армия. Удивительным было скорее то, что предводительница зверолюдей скрывалась семнадцать лет — храмовник тешил себя честолюбивой мыслью, что она боялась его возмездия, но кого он обманывал — Мифзуна не боялась его никогда и всегда радостно бросалась в драку... А вот он уже не знал, сможет ли одолеть ее после всех этих лет. Силы Пробуждения крепко спали где-то внутри него и не проявляли себя полтора десятилетия — а без них он был просто храмовником... всего лишь храмовником — против той, кого некогда не могли побить боевые аббатисы и Зодиакальные Герои! - Если хочешь, пойдем туда всей ротой, - предложил командир. - Но я подумал, что ты захочешь разобраться сам. - Я сделаю это, - отозвался рыцарь. Да, он не был больше силен, но ему было нечего терять — и это был все тот же Стефан Сандерстоун, что некогда поднялся на Башню, не имея ничего, кроме доспехов и меча. То и другое было все еще при нем, а из всех возможных концов он предпочел бы смерть от ее руки... - Спасибо, сэр. - Стефан... - Жерар окликнул его. - Я надеюсь, ты поступишь по-рыцарски. - Попробую, - ответил он и ушел, даже не прощаясь — все его мысли были заняты предстоящей встречей с Мифзуной, и в глубине души он все-таки не думал, что видит своего командира в последний раз.

***

Их встреча была не столь эпической, сколь подобало столкновению между двумя заклятыми врагами, но очень подходила именно им двоим... Достигнув места нападения, рыцарь побродил туда-сюда, не нашел никаких улик и лег спать, постановив, что утро вечера мудренее. А когда он открыл глаза, она нависала над ним — как когда-то в их первое утро. Стилфист был теперь куда менее дипломатичным, а главное — куда больше испугался за свою жизнь — поэтому ударил ее сразу. Его кулак, некогда принесший ему громкое прозвище, все еще оставался кулаком храмовника — и кошка полетела кувырком. Но сразу же вскочила — он смог использовать выигранное время лишь на то, чтобы самому подняться на ноги и потянуться за мечом... И она бросилась вперед. Как и ожидалось, ее скорость была слишком велика для человека. Но без оружия она мало что могла сделать прочным храмовничьим доспехам — до скорее всего и не хотела — с налета сбив рыцаря с ног, она просто уселась сверху: - Ееее-ху! - ей было что праздновать — впервые она одержала что-то похожее на победу над своим непобедимым господином. Но возрадовалась она рано — десница Стилфиста воспылала огнем Праведного Суда. Он не знал, насколько она грешна, как не знал и того, хочет ли применять к ней эту способность — но если Господь ненавидел ее хотя бы в десятую часть от того, как ненавидел он, она сгорела бы до тла... - Эй! - кошка испугалась и отпрянула, спрыгивая с него — похоже, она ожидала, что он, как и прежде, будет драться с ней в рукопашную. - Ты чего?! Я ж любя... - Не смей говорить, что любишь меня... - процедил рыцарь, но руку все-таки опустил. Он уже заметил, что нека пришла без меча-бронелома — что было просто безумно самонадеянно, если она вправду планировала его убить. И как бы он сам ни был на нее зол, убивать безоружную женщину не стал бы. - Ты прав... - отозвалась Мифзуна и уселась на траву, обхватив коленки руками и не глядя в его сторону. - Как смею я показаться перед тобой после всех этих лет? - Стала лучше говорить по-человечески... - В Пустошах теперь много чужаков. Ваш имперский закон повелевает нам не препятствовать торговле — и мы подчиняемся, как послушные рабы... - выделив последние два слова голосом, она усмехнулась и покосилась на него. - Сказала та, кто только что разграбила целый караван... За одно это тебя бы следовало казнить! - Меня и так должны были казнить, если бы ты меня не спас... - пожала плечами кошка. - Не буду драться за то, что уже принадлежит другому. Если хочешь мою жизнь — забирай, - произнеся эти возмутительные слова, она легла на бок, глядя прямо на него. Стилфист выдохнул. За всей своей обидой он не мог не заметить очевидного — они были похожи. Он и сам пришел сюда, в тайне надеясь, что найдет смерть от ее руки... видимо, жизнь на свободе у нее выдалась не более отрадной, чем у него. - Даже меч не взяла, бесстыдница... Все еще помнишь свою клятву? - когда-то он заставил ее пообещать, что она больше не возьмет в руки меча, но учитывая все произошедшее, не надеялся, что беглая кошка сдержит слово. - Еще бы... Ты сказал, что если ослушаюсь, затолкаешь этот меч мне в глотку так, что он выйдет через задницу... страшно!, - как и стоило ожидать от варварки, она соблюла клятву буквально, а людей убивать продолжила — молодой Стилфист точно был бы в ярости от этого языческого коварства, но старый лишь усмехнулся. - Все это время ты боялась меня? - спросил он с удовольствием. - Еще как! И надеялась... немного — что ты будешь меня искать. Вот, сама пришла... - Ну ты и вымахала... - впервые он решил осмотреть ее. - Ну-ка, встань! Ничего себе... Некогда Мифзуна смотрелась крохотной рядом с ним — и он еще вырос с тех пор, так что она все еще была ниже, но уже очень крупной для кошки и весьма рослой даже для человеческой женщины — в ней было сантиметров сто семьдесят или сто семьдесят пять — молодому Стилфисту она стала бы ровней. Мускулатура воительницы также видимо увеличилась, и ее огромная сила не казалась уже таким чудом. Она все еще носила короткую тунику из шкур, но выглядело это теперь уже не соблазнительно, а скорее брутально, и в целом она стала походить на большую насытившуюся жизнью львицу — что куда лучше соответствовало ее грозной репутации, чем ее прежний образ игривого котенка. - Не смотри на меня... - нека отвела глаза, прячась от его взгляда, почти восхищенного. - Я ничтожество... Гораздо хуже, чем была, когда жила с тобой. - Тогда, может, не нужно было сбегать? - Стилфист произнес слова, которые мечтал бы сказать каждый мужчина, однажды преданный своей женщиной — разве что Мифзуна выгодно отличалась от человеческих баб тем, что могла честно на них ответить: - Ага. Ругать ту, что не собиралась спорить, не имело смысла, так что он временно оставил эту тему и продолжил свой допрос: - Как дети? - Слабые... - ответила она, и храмовник заподозрил сразу же, что в этом кроется истинная причина ее сокрушенного вида — она не вырастила из них великих воинов и не могла теперь похвалиться перед ним. - Не могут побить меня даже втроем. В их возрасте я была вдвое сильнее, а ты — раз в двадцать. - Ну это ведь не главное... - в ее голосе было столько горечи, что Стилфист даже решил ее утешить. Но начавшую жаловаться на детей мать было уже не остановить: - В грош меня не ставят, хотя сами слабачки. Я тоже такой была — пока ты девушка и можешь сражаться за племя, смотришь на старших свысока и зовешь их «‎драными кошками»... но я-то в самом деле была сильнее! А они... сами позорятся, а мне говорят — это не твоего ума дело, иди детей рожай. - Твой народ не принял тебя? - спросил рыцарь, не веря, что последнее обвинение Мифзуны также относится к ее дочерям. Уж точно он не позволил бы никому в своем доме разговаривать с нею так... однако дикарским традициям зверолюдей все еще было чем его удивить. - А ты как думаешь? - раздраженно буркнула нека. - Раз позволила себя трахать — значит, драная кошка. А раз драная кошка — значит любой может тебя... Я надеялась хотя бы, что они позволят мне защищать племя — в перерывах — но они решили, что я слишком гордая и не подчиняюсь традициям — и стали «воспитывать»... Ваши солдаты еще добрые — и для них я по крайней мере была врагом. - Чего ради ты это терпишь? - Стилфист с трудом мог представить, что живя среди своего народа, она будет вспоминать групповое изнасилование в колодках, как что-то «‎доброе». Да он и не знал ничего толком о жизни зверолюдских женщин кроме того, что она рассказывала — и чем больше узнавал, тем сильнее становились обида и недоумение — какого черта она предпочла такую жизнь жизни с ним?! - Я не придумала другого способа переубедить их, кроме как перебить всех... - пожала плечами Мифзуна. - Да их и так перебьют — они скорее позволят соседям срать себе на головы, чем примут помощь от драной кошки... недаром, видимо, люди говорят, что мы — тупые скоты. - Могла бы пойти в другое племя, - предложил рыцарь, но понял, что поспешил — лицо кошки запылало искренним возмущением. Для нее это было то же, как для него — предать Империю... Как истинная героиня, она терпела оскорбления от своего народа, но оставалась ему верна. Тогда он сказал то, что на самом деле хотел: - Могла бы вернуться ко мне. - После всех этих самцов? - с горечью вздохнула кошка, переворачиваясь на спину. - Зачем я тебе? Затраханная и старая... разве что прибить меня захочешь. Он ударил ее — не со всей силы, а просто опустив кулак левой руки ей на живот. Она приняла удар смирно и безмолвно, но когда он попытался убрать руку, вцепилась в нее, не отпуская. Он знал — конечно же, она пришла сюда не для того, чтобы быть убитой, а потому что искала того, кто примет ее и полюбит. А он ждал ее все эти годы, хоть это и не имело никакого смысла... Во внезапном порыве рыцарь перевернулся на нее, одновременно занося правую руку для нового удара — и в этот раз Мифзуна ударила в ответ. Сильная, как и ожидалось — недаром ей удалось убить всех тех людей, чьи тела все еще были разбросаны вокруг, не используя оружия. Она даже сбросила храмовника с себя, но он успел поймать ее за ногу и завалил обратно. Получилось самое близкое к равному бою, что у них когда-либо было — то, чего, вероятно, и желала Мифзуна с самого начала. Навряд ли Стилфист в его нынешнем положении мог считать себя ей ровней, но он все еще обладал преимуществом в выносливости и массе — пока он держал кошку крепко, не позволяя ей воспользоваться ее безумной скоростью, и бил без снисхождения, он побеждал. Вдобавок она наверняка хотела быть побежденной... - Достаточно сильно для тебя? - спросил он, прижимая ее к земле со всей доступной ему силой. - Даже это ты делаешь лучше, чем наши кобели... - прохрипела она. - Не останавливайся. В итоге она получила то, за чем пришла, но дальше ее план не заходил, и у Стилфиста его тоже не было... В Империи Мифзуне полагалась смертная казнь уже после ее предыдущего побега, а она только что убила еще человек тридцать — даже мать Фаол навряд ли смогла бы теперь ее спасти, не говоря уж о простом храмовнике. Потому никакого смысла удерживать кошку в плену он не видел — и даже если она хотела предложить ему бежать с ней, то не сказала этого, наперед зная, что он не согласится. Они были наконец-то достаточно взрослыми, чтобы понять все без слов. - Я ухожу, хозяин, - произнесла нека, отрываясь от его груди. - Иди, - отозвался рыцарь. - И если тебя попытается изнасиловать мужик слабее меня, оторви ему башку. - Хотела бы я... - ее усмешка получилась горькой. - Но если все племя будет ходить без голов, люди могут что-то заподозрить... - Ты плачешь? - Нет, - соврала она и растворилась в темноте. Храмовник поднял голову и осмотрелся. Был уже вечер, и самое умное, что он мог предпринять — это снова лечь спать и вернуться в крепость уже на следующий день. Но спать ему совсем не хотелось и потому, отыскав своего коня, что уже всю траву в округе пожрал, дожидаясь хозяина, он взял его под уздцы и пошел по полю пешком с намерением успеть домой к подъему... Давно уже у него не было так легко на душе — хотелось петь и сокрушать врагов. Но ничего хорошее не длится долго — по возвращении он обнаружил крепость в полнейшем хаосе. Командир Жерар был убит, и солдаты под руководством матери Аполлинарии тщетно пытались отыскать того, кто сделал это. Им хватило ума сразу запереть ворота, и предполагалось, что убийца все еще находится внутри — но далеко не всем требовались ворота, чтобы выйти... Момент был подгадан удачно — не проведи Стилфист весь предыдущий день в компании Мифзуны, даже он мог бы подумать, что это она решила отомстить сэру Жерару за давние преступления против ее народа. Но у Мифзуны было алиби, а после их отчаянной схватки часть божественной силы очень удачно вернулась назад — потому он смог настигнуть истинную убийцу, которая преспокойно спрыгнула со стены и собиралась удрать, и выбил у нее страшное признание. Выступая перед солдатами, он не колебался — не после того, что рассказала ему Мифзуна. Если бы они терпели произвол вождей просто потому, что такова традиция, то чем были бы лучше дикарей? И едва ли не сильнее была ярость от того, что кто-то посмел использовать девочку-неку для грязного политического убийства — его дочери могли бы быть сейчас на месте Силенции... Получается, что Мифзуна очень даже могла быть права, забирая их и спасая от имперского воспитания — но это не должно было быть правдой! Страна, которой он служил, ради которой взошел на Башню, воспитывала рыцарей, а не убийц. И так началось восстание — на следующий день после того, как он отпустил Мифзуну, предпочтя службу Империи счастью с ней, что было и иронично и символично: с того дня он стал величайшим врагом этой страны вместо нее.

***

Кошка сидела на дереве, дожидаясь своего хозяина. Приманка — тела мертвых имперских воинов — была разложена внизу, на почтительном расстоянии, но так, чтобы она могла хорошо видеть все происходящее. В прошлый раз он попался в эту ловушку и даже улегся спать среди трупов — так что Мифзуна повторила трюк годовой давности без зазрения совести. А что бы он сказал ей, когда сам убил бессчетное множество ее соплеменников?! Слабаки сами виноваты, что попались под лапу могучему зверю — и это работало в обе стороны. Девочка, что плакала когда-то и просила не истреблять ее племя, была давно мертва... Теперь, чем больше народу перебил бы ее хозяин, тем больше бы она восхищалась им — и ждала, что и он будет восхищаться ею так же. Но все же ловить одного зверя дважды в одну ловушку было слишком неуважительно — она осознала это, когда дерево, на котором она сидела, начало падать, поваленное неведомой силой... - Уаааа! - в притворном ужасе завопила она, спрыгивая и приземляясь на три с половиной лапы. Храмовник стоял в тридцати метрах выше по склону и как раз убирал в ножны свой меч. Мифзуна устремилась к нему, надеясь сбить его с ног или хотя бы успеть повиснуть на шее, но была поймана прямо в воздухе. - Чего?! - возмутилась она. В их прошлую встречу казалось, что он уже не превосходит ее настолько — и кошка во многом приписывала этот результат своим тренировкам, которые она, презрев законы племени, не оставляла все эти годы — но теперь они вернулись практически к тому же, с чего начинали... Без видимого труда удерживая воительницу за талию, Стилфист уложил ее себе на плечо и хлопнул по заднице. Обычная девушка от такого «‎шлепка» могла бы и чувств лишиться, для Мифзуны же это было лишь доходчивое сообщение о том, что сюсюкаться с нею больше не намерены. Удивленный возглас неки сменился жалобно-обиженным: - За что, хозяин? - Что за безобразие? - строго осведомился рыцарь. - Почему я должен за тобой бегать? Захотела потрахаться — так могла бы сама пробраться ко мне в постель. С твоими навыками это не проблема. - Ну... Я не знала, хочешь ли ты меня видеть, - кокетливо отвечала кошка. - Говорят, у тебя там новые бабы... Стилфист со вздохом отпустил ее, и она упала на землю — ну, то есть на колени. Это давно забытое ощущение, когда ты стоишь так и никто тебя не держит, но подниматься все равно не хочется, застало бывшую рабыню врасплох — так что в первый момент она даже потерлась щекой о хозяйскую руку, повинуясь давним инстинктам и почти уже попросила храмовника назначить ей наказание, но затем вспомнила, что у нее есть дела поважнее. - Смотри, господин! - она бросилась обратно к поваленному дереву и, подобрав небольшой сверток, который оставила перед тем, как бежать здороваться, вернулась с ним к рыцарю. Коленопреклоненная поза очень подходила ситуации, так что она приняла ее снова, преподнося хозяину свой «дар: - Я родила дочь — и на этот раз она точно от тебя. В самом деле, сверток оказался ребенком, завернутым в некое подобие мешка из шкуры с лямками для переноски на спине — так что только маленькое круглое личико с пушистыми ушками торчало наружу. Стилфист изумленно покачал головой. Впечатляла не только плодовитость кошек, но и их способность делать это после первой же ночи — но ничто не удивляло его так, как то, что Мифзуна протащила ребенка через все Пустоши, чтобы показать ему — и теперь, похоже, ожидала похвалы. - Я никому не давалась полгода с тех пор, как переспала с тобой — кучу морд разбила, - с гордостью поделилась она своим достижением. - Дуреха, - ему хотелось обозвать ее куда более грубым словом — и за эту никому не нужную попытку доказать ему, что он отец, хотя он был готов признать и всех предыдущих ее детей, и за то, что промышляла разбоем с ребенком на руках — но на ругань не было уже ни настроя, ни сил... Он чувствовал себя виноватым и немного раздраженным — подумать только, семнадцать лет, пока он не прикасался ни к одной женщине, она пропадала где-то и блудила со всеми подряд, а стоило у него появиться любовницам, как она вздумала вдруг хранить ему верность! - И как ее зовут? - в результате кошка-мать была поглажена по макушке к ее хорошо видимому удовольствию, а храмовник пригляделся к своей новой дочери. То ли оттого, что она была постарше — учитывая сроки кошачьей беременности, ей должно было быть уже около полугода — то ли оттого, что его собственное отношение изменилось, теперь он легко мог принять ее за человека и даже различил знакомые черты на маленьком лице. - Мая. Правда же она милашка? - как и в прошлый раз, нека не стеснялась нахваливать своего ребенка, полагая ее красоту своим личным достижением. Пришлось Стилфисту гладить ее еще — хоть для немолодой уже кошки такое попрошайничество казалось довольно глупым. - Напуганная какая-то только... - заметил он. Маленькая Мая лежала, выпучив глаза и не издавая ни звука — или она была намного боязливей своей старшей сестры, или же гораздо умнее. Рыцарь решил все-таки упрекнуть неразумную мамашу: - Куда ты ее затащила? - Она просто увидела самого великого воина на свете и сильно удивилась, - льстиво отвечала Мифзуна. - У меня было такое же лицо в первый раз... Храмовник усмехнулся, вспоминая выражение ее лица в момент их первой встречи. Оно-то в первую очередь и убедило его пощадить противницу — ну не ожидал он, что прославленная королева варваров окажется юной испуганной девочкой... - Ладно. Выманила, - легким движением руки он толкнул кошку в грудь, распластав ее на земле. Она была на удивление послушной сегодня — не пыталась отбиваться, а до того смиренно стояла на коленях, как во времена своего рабства. Когда же он уселся на нее сверху, воительница возбужденно выдохнула и задрала тунику, словно только того и ждала. - Прямо при ребенке? - покачал головой храмовник. - Бесстыдница! - Я много раз делала это при своих детях... - напомнила Мифзуна, указывая то ли на многочисленные «‎наказания», которым племя подвергало ее за недостаточно усердное следование традициям, то ли на их собственный предыдущий опыт. - Положи Маю на землю, хозяин — она никуда не денется, пока ты будешь воспитывать ее мамку... В ее возбужденном голосе Стилфист запросто мог узнать ту, «‎старую» Мифзуну — и знал по опыту, что спорить с ней в таких ситуациях бесполезно — жадная нека в лепешку бы расшиблась, но получила свой секс. А у него и не было особого желания отказывать — все-таки перед ним была мать его детей, тщательно изучившая его вкусы, чтобы соответствовать им — не говоря о том, что эти самые вкусы и сформировались изначально под ее влиянием... В прошлый раз у них был секс, о котором могла бы мечтать нека, теперь же она, видимо, пыталась угодить ему. - О да, я заслужила это! - видя, как она старается быть хорошей девочкой, он не стал сразу засовывать в одну из предложенных дырок, а сунул член воительнице под нос, давая возможность поработать самой. Та заглотила, демонстрируя значительное усовершенствование своей техники, хоть и в молодости была очень неплоха. Но важнее тут была подача — то, как она умела представить себя в качестве завоеванного трофея, когда он всего-то срубил одно дерево и шлепнул ее разок... Однако взгляд Мифзуны был столь виноватым, а движения губок столь старательными, будто она только что проиграла битву века и стояла уже перед эшафотом, пытаясь вымолить прощение у победителя. - Знаешь, кошка, чье мясо съела? - пошутил храмовник так же, как когда пытался поддеть Рин. - Драться не будем в этот раз? - И так все понятно, господин... - буркнула нека. - Сколько бы не тренировалась, я не ровня тебе. Заслуженное наказание... - прокомментировала она, вытягивая шею, чтобы облизать хозяйские яйца. - Честно говоря, при прошлой нашей встрече я был слабее, - Стилфист решил утешить ее, тем более что работала она хорошо. Глупо было сравнивать ее с Рин или Сарьей — они просто были слишком разными — но кошка уж точно не уступала ни одной из них ни как женщина, ни как рабыня. Покорность, разврат и несгибаемое упрямство — в каждом их них была своя прелесть и выбор между ними был превыше человеческих сил... К счастью, он не был человеком и не собирался выбирать. - Теперь мои силы вернулись и ты будешь меня слушаться, поняла? - объявил он и для лучшей доходчивости оттаскал королеву-разбойницу за уши. - Да! - радостно кивнула та, довольная то ли тем, что ее догадка подтвердилась и в прошлый раз у них был равный бой, то ли наоборот — тем, что сильный господин вернулся и снова может ею помыкать... Бойко облизав его орган у основания, она выдала что-то совсем уже из детства: - Сколько я должна сосать, чтобы тебе угодить? - Иди сюда, - отозвался храмовник. Не было смысла «‎воспитывать» ее дальше — она и так была слишком хороша. Умелая и верная — во всех отношениях идеальная женщина, которой он не заслуживал восемнадцать лет назад, а получил лишь тогда, когда перестал искать... - Хозяин? - она удивленно мяукнула, когда он сгреб ее в охапку. - Глупая кошка... Где тебя носило?

***

Они снова умудрились делать это до ночи и наверняка распугали все степное зверье — Мифзуна взяла передышку один раз, чтобы покормить Маю, но затем они продолжили снова... Наконец солнце, утомленное их беззакониями, скрылось за горизонтом, и на небе засияли звезды. «‎Лев встал», как говорили зверолюди, воздавая почет своему небесному покровителю. Пока они жили вместе, Стилфист долгое время не замечал и потом очень удивился, когда узнал — но теперь он сам отпустил кошку, чтобы она могла спокойно помолиться или сделать то, что обычно делала. - Лев со львенком, - неожиданно объявила Мифзуна. - Там еще и львенок есть? - храмовник не слишком хорошо разбирался в карте звездного неба. Честно говоря, его интересовали лишь созвездия Зодиака и то лишь потому, что в честь них были названы двенадцать очень сильных воинов, способности которых проявлялись в зависимости от того, в чьем созвездии в данный момент находилось Солнце — так что это было полезно знать любому воину и полководцу. - Да, вон, у Льва над головой, - кошка указала на группу звездочек между созвездиями Льва и Большой Медведицы. - Все как у нас, - она потянулась и нащупала сверток со своей дочерью, который затем подняла на вытянутых руках, любуясь. Сонная девочка не издала ни звука и лишь приоткрыла глазки, хмуро взглянув на мать. - Скоро и ты начнешь на меня шипеть, да? Иди к отцу — у него не забалуешь. - Мифзуна... - Стилфист и не помнил уже, когда в последний раз общался с детьми — если не считать таковыми излишне юных рабынь некоторых из его подчиненных — потому аккуратно положил девочку на траву, чтобы ненароком ничего не сломать. Однако он помнил, что кошка-мать и в прошлый раз говорила о своих детях с обидой — так что решил, что пора ее расспросить: - Твои дочери так и не научились тебя уважать? - Нет, - односложно отвечала воительница. - Я недавно повстречал одну из них... - Саюри? - Мифзуна пыталась казаться безразличной, но все же на миг ее голос дрогнул. - Во что опять вляпался этот недопоротый котенок? - Нанялась воевать за наших врагов и попала в плен... Она уже сбежала, - быстро добавил рыцарь, даже в темноте заметив, как дернулись уши у старшей кошки. Но если он думал, что та винит его за то, что он пленил собственную дочь, то ошибался. - Вечно она влазит куда-то! - Я помню, - Саюри произвела неизгладимое впечатление на храмовника еще в первые часы своей жизни, когда умудрилась сбежать из колыбели — но если тогда это было забавно и немного страшно, то теперь такие качества молодой кошки вызывали у Стилфиста лишь однозначное одобрение. - Она уже взрослая — должна сама о себе заботиться, - сказал он, лишь чтобы успокоить мать. Мифзуна сердито заурчала. - Она хорошая, - снисходительно объявила она наконец, - По крайней мере понимает, что меня нужно бояться — в отличие от двух других... Перед тобой небось сразу на брюхе ползать начала? - Вскочила и убежала, - с усмешкой объявил рыцарь. - Тц. Глупый котенок... Кто ж от такого самца бежит? - сердито пробурчала воительница, будто и не она отличилась схожим подвигом в том же самом возрасте. - Плохо я ее воспитала. - Мифзуна! У нас так не принято, - напомнил Стилфист. Некоторые традиции зверолюдей все еще оставались для него тайной, но каких-то вещей он не знал и не хотел знать. - Да знаю я... - он схватил ее и натер кулаком ей макушку, но кошка и ухом не повела. - Все равно ведь плохо воспитала. Больше не буду — эту бери и сам расти как хочешь! - Чего это ты? - удивился рыцарь, все еще не понимая, что ему всерьез подкидывают ребенка. Однако Мифзуна не шутила: - Я принесла ее тебе, - объявила она, глядя прямо в небо, и по одной лишь этой фразе было ясно — она решила все до того, как прийти сюда. Но она потрудилась объяснить: - Я была неправа. Думала, что племя воспитает моих дочерей лучше — но они ничему не научили их, кроме следования глупым традициям, а меня даже близко к ним не подпускают! Лучше было бы, если бы послушала тебя и отдала в этот ваш монастырь... - Я тоже уже не думаю, что отдавать их в монастырь было хорошей идеей, - Стилфист изменил свое мнение после знакомства с Силенцией — но ни за что не признал бы этого, если бы Мифзуна не решилась первой. Поразмыслив, он добавил: - Хотя тогда мы были молодыми и навряд ли смогли бы сами их хорошо воспитать... - Воспитай эту девочку сам, - повторила свое предложение кошка. - Научи ее вашим рыцарским традициям и всему остальному. Зверолюд из нее получится хреновый — может, хоть человек будет хороший... - Даже так? - переспросил рыцарь, пытаясь обдумать эту идею. На самом деле обдумывать-то там было нечего — у него не осталось столько времени на земле, чтобы увидеть, как эта девочка вырастет и возьмет в руки меч... Но говорить Мифзуне о том, что она опоздала со своим предложением лет на восемнадцать, было бы слишком жестоко. - Ну а ты? Не хочешь остаться? - спросил он вместо этого, надеясь отсрочить серьезный разговор. - В Пустошах поселилось какое-то зло, - кошка умудрилась полностью проигнорировать его вопрос и продолжила объяснять, почему она хочет оставить Маю с ним: - Скоро оно доберется и до нашего племени. Там станет небезопасно. Стилфист тяжело вздохнул. Он все понял — Мифзуна собиралась сражаться за предавший ее народ до самого конца. А у него был долг перед своим... Вероятно, им было просто не суждено быть вместе — а раз они оба это понимали, то зачем говорить что-то еще? - Мы позаботимся о ней, - сказал он, беря Маю на руки. - Ее можно кормить не молоком? - Да. Уже большая. Твоя рабыня может нянчить ее так же, как обычного человеческого младенца. - Вряд ли она знает, как обращаться с человеческими младенцами... - храмовник сразу же представил себе лицо Рин в момент, когда он представит ей ребенка — свою дочь от другой женщины. - И вообще это может быть небезопасно... - О. Она у тебя с характером? - хмыкнула Мифзуна, и в ее голосе также засквозила ревность. - Ага. Как-то пыталась убить свою соперницу. - Мало ебешь, - со своей фирменной прямотой заявила кошка. - Хоть при ребенке-то не матерись! - воскликнул рыцарь. - А, то есть делать это перед ней можно, а называть нельзя? - Сейчас хвост оторву! - Эльфийке своей хвост оторви! - Мифзуна взвизгнула и показала ему язык, а затем добавила очень серьезно и даже строго: - Пусть нянчит мою Маю как следует, а то я приду и накажу. - Ты не будешь никого наказывать, - сурово заявил Стилфист, ткнув ее кулаком в грудь — так, что кошка болезненно закряхтела. - Где такие силы дают? Я тоже хочу... - Не нужно тебе туда. Страшное место, - так они лежали и болтали, как простые смертные, отмечая конец своих отношений — и не зная, через что им еще предстоит пройти. А в небе, планируя их злую судьбу, мерцали Хамаль, Шератан и Мезартим.