Вечные, молодые и пьяные

ГЛАВА 35 Прошло уже больше тридцати лет, а я до сих пор не могу вспоминать о том дне без содрогания. И мне хотелось бы рассказать вам о том, как прошли наши концерты на Уэмбли, что мы чувствовали, стоя там на огромной сцене перед целым морем народа, который пришел увидеть нас – именно нас, только нас. Пришел на два концерта подряд – кто и когда еще добивался чего-то подобного в своей музыкальной карьере? И если бы ничего больше не произошло в те дни, я бы помнил его желтую куртку и белые треники. Помнил бы, как ревела толпа, как стекали бисеринки пота по его вискам, как липли к его лбу мокрые темные пряди, каким счастьем светились его глаза, как крепко сжал он меня в объятиях, когда мы спустились со сцены – так, словно бы ничего и не произошло. Словно бы мы и не поставили в нашей истории жирную точку. Но после второго концерта, прижимая меня к стене, он прорычал мне в ухо: - Пойдем выпьем со мной, а? Страх как хочется выпить. Сперва я отнекивался, кивал в сторону Роджа, предлагая ему пойти, но тот почему-то покорно поплелся вслед за Бри к выходу. Возможно, у них там что-то уже на мази,– отчего-то подумалось мне. И пить меня Фредди поволок не в гей-клуб и даже не в самый обычный бар, а к себе домой. Мы толкались в такси вместе с Хаттоном, Фредди хохотал и щипал его, тот неохотно отбивался, и я чувствовал себя третьим лишним, сидя рядом с водителем. Но когда мы приехали, Хаттон остался внизу и отправился в свою комнату, а меня Фред поволок наверх к себе в спальню. Достал роскошный хрустальный графин, полный янтарного коньяка, протянул его мне, а сам плюхнулся на кровать. Роскошь он любил всегда, даже когда мы шатались по Лондону без гроша в кармане и ему приходилось создавать видимость богатства за сущие копейки. А теперь роскошь стала его вторым я: роскошная кровать, роскошное покрывало, роскошные картины на стенах, роскошный хрусталь и люксовый коньяк… Я опустился в кресло и поставил графин на стеклянный столик. Мы выпили всего по бокалу, но от усталости и голода повело меня моментально, и когда Фредди принялся скидывать с себя концертные шмотки и переодеваться в домашнее, я совсем ничего не почувствовал. - Закуски не будет? – пробормотал я, протирая глаза. - А, это мы сейчас организуем, - Фредди запахнул на груди белый халат и позвонил в колокольчик. Через минуту на пороге возник Джим. - Притащи нам чего-нибудь пожрать, - бросил Фред, даже не глядя в его сторону. Тот довольно быстро организовал нам остатки жареной курицы и салат. Отчего-то я помню каждое чертово мгновение того вечера, все эти мелочи, эти детали никак не хотят покидать мою голову, продолжают сверлить ее, словно короеды, вонзаются прямо в мозг и постоянно напоминают о себе. Мы снова выпили и принялись за нехитрый ужин. И, дожевывая ножку, Фредди бросил будто бы невзначай да так, что я не сразу понял о чем он: - У меня СПИД. Заявил это походя, запивая хрустящие на зубах хрящики очередным глотком коньяка, подтягивая поближе к себе миску с салатом. - Что у тебя? – не столько не расслышал, сколько не вполне уловил суть сказанного я. - СПИД у меня, Дики. Я заразился. Все, считай, моя песенка спета. Вилка с салатом замерла на полпути к моем рту да так и вывалилась у меня из рук, и роскошный персидский ковер украсили жирные пятна масла и кусочки овощей. - Ты шутишь? Какой у тебя может быть СПИД, ты только что два шикарных концерта отыграл! - Диагноз совсем недавно поставили. Так что, у меня еще все впереди. Но, думаю, на концертной деятельности можно ставить точку. Я сидел там, смотрел в стену, изучая узор на обоях, а в ушах моих звенело. - Фред, но ты же… будешь лечиться? Это же не приговор, да? - Буду лечиться – проживу лет восемь. Не буду – года четыре. Столь ли существенна разница? – выглядел он как-то уж совсем равнодушно, будто новость эта касалась не его, а кого-то постороннего. И я не знал, что ему на это ответить. Фредди все всегда решал в своей жизни сам, не впуская себе под кожу никого. Ни даже меня или Мэри. Мэри! - Мэри знает? – спросил я и сам не знал, чего в этом вопросе было больше – любопытства или ревности. Он усмехнулся. - Сказал ей еще неделю назад. - А мне когда собирался? - Дики, нам нужно было отыграть концерт. Если бы ты узнал обо всем раньше, ты не смог бы собраться, а эти концерты очень важны для нас. - Черта с два! У нас еще один остался, как мне играть его теперь? - А ты не подумал – ну так, на минуточку - а каково выступать МНЕ?! – и Фредди завращал в бешенстве глазами. – Смею предположить, что мне все же чуточку сложнее – было и будет. А ты опять все о себе. Все время о себе, - устало закончил он и без сил рухнул на постель. – Семья – твоя, дети – твои, мне же заводить никого нельзя – ты тут же дуешься, истеришь и грозишь покинуть группу. Мне даже с Мэри дружить нельзя, чтобы не навлечь на себя твой гнев. Да чем ты так-то по существу от Роджа отличаешься, а? Я тебе поведал самую страшную тайну своей жизни, и что я слышу в ответ? Почему я сообщил об этом Мэри раньше, чем тебе? Серьезно, Дики? Это единственное, что тебя волнует в данной ситуации? Я буквально прирос к креслу, пальцы мои скользили вверх-вниз по хрустальному графину, и я, ей-богу, не понимал, что делать дальше, что говорить. Как вообще жить. Горькие обвинения Фредди никак не задели меня, словно бы сказаны были и не в мой адрес. Вот он сидит передо мной – живой, здоровый, отработавший два шикарнейших концерта, не демонстрирует ни капли усталости или слабости. Ему скоро сорок, он в расцвете лет. Разве похож он на тех спидозников, которых время от времени показывают по телевизору? Тех бледных теней с синюшными лицами, дохнущих в грязных наркоманских притонах? Откуда эта дрянь могла взяться у Фредди? Кто заразил его? - От кого ты заразился?! – едва ли не реву я, сжимая пальцами виски. - И вот опять тебя интересует что-то второстепенное, - устало бормочет Фред. – Какая разница кто? Хью или Лесли… - Не Джим? – перебиваю его я. – Ты и Джиму умудрялся изменять? - Он же не моя семья, - пожимает он плечами. – Он просто мой помощник. Слуга, если угодно. И в этот самый миг в комнату влетает разъяренный Джим, пинком опрокидывает стеклянный столик, который тут же заваливается на бок, с него на пол падает роскошный хрустальный графин, и осколки разлетаются в разные стороны. Один попадает мне в щеку, другой – рассекает бровь, и я перестаю что-либо соображать, видя лишь мутную красную пелену перед глазами. - Слуга, значит?! – орет Джим, дергая Фреда за щиколотки на себя. Я тщетно пытаюсь протереть глаза рукавом и извлечь из ран осколки. Тихо вою, и сам толком не понимая, почему. То ли из-за диагноза Фреда, то ли из-за завершившихся концертов, то ли из-за того, что Джим сейчас вовсю заявляет свои права на скукожившегося на кровати Фредди, то ли из-за заливающей мне глаза крови... Я падаю на пол и вою, вою. Где-то сверху орет Джим и хохочет Фред. Все эти звуки сливаются в безумную какофонию, и я царапаю ногтями виски, чтобы избавиться от всех посторонних шумов, но не могу. Я катаюсь по полу, в мое лицо впиваются новые осколки, но я даже не пытаюсь уже как-то избавиться от них: это всего лишь битый хрусталь, а не смертоносный вирус. СПИД, СПИД – стучит в моих ушах. - Ты где-то подцепил ВИЧ?! – орет Джим. – И даже не сказал мне? И мы продолжали до последнего трахаться? Хочешь утащить и меня за собой в могилу? Я и сам лежу и лихорадочно вспоминаю, когда у нас с ним было в последний раз, и мог ли Фредди быть болен уже тогда. Мог ли заразить меня. - Черт тебя подери, Фредди! Ты мерзкая эгоистичная тварь! – визжит Джим, и только по звукам я догадываюсь, что Фред уже на полу, и тот пинает его. Я подползаю ближе, пытаясь не попасть под удары тяжелых ботинок Хаттона, и вижу, как зло хохочет Фредди, даже не уворачиваясь от пинков. - Когда ты заразился? – подпеваю я в унисон. – Когда? - Не знаю! – продолжает хохотать он. – Боишься, что и твоя жизнь под угрозой? Все вы теперь будете трястись за свои шкуры, все до одного! - его лицо уже все в синяках и кровоподтеках, Джим совсем не щадит своего хозяина и по совместительству любовника, а тот словно бы и рад. Будто физическая боль способна хоть не надолго заглушить душевную. - Зачем было трахаться со всеми подряд? Тебе мало было нас двоих?! – ору я. – Скольких еще ты заразил? - Это у меня сейчас СПИД, Дики! У меня! С какой стати я должен жалеть сейчас кого-то из вас двоих? С какой стати мне нужно извиняться перед вами, вы сами выбрали такую жизнь! Тебя, Джим, я вообще не заставлял быть со мной. Ты знал, с кем связался, и на все закрывал глаза. А у тебя, Дики, вообще семья! Так что, заткнитесь и прекратите истерику. Вы оба знали, на что шли. И не приключись у меня этой чумы, ни о чем бы сейчас не жалели, не так ли? - Иди к черту, Фредди, - я медленно поднимаюсь с пола и бреду в ванную, чтобы умыться. Потом вызываю такси и возвращаюсь домой. Ни Бри, ни Родж, кажется, ни о чем еще не знают, и я набираю сначала номер последнего и коротко сообщаю ему новость. Бри он обещает позвонить сам, и затем я проваливаюсь в мутный тяжелый сон с черно-белыми картинками, чем-то напоминающими старые фотографии. Так мы и отыграли последний в нашей жизни концерт: каждый из нас делал вид, что все в порядке, что ничего особенного не произошло. Мэй и Тейлор ничем не показали Фредди, что уже в курсе ситуации, но эта новость странным образом сблизила обоих. Они моментально прекратили пикироваться и теперь все время держались рядом. Пару раз я даже застал Роджа, сжимающего тонкую ладонь Бри. Но все, о чем думал в тот момент я, было окно, когда анализ на ВИЧ давал верный результат. Умом я понимал, что время окна мною давно уже пройдено – последний раз мы спали с Фредом несколько месяцев назад, и если я заражен, то анализ подтвердит это. Но всеми силами пытался оттолкнуть от себя мысль о том, что нужно просто пойти и сдать тест. Тянул до последнего. Вплоть до сорокалетия Фредди, когда я, вместо поздравлений и пожеланий здоровья имениннику, отправился-таки сдавать анализ. Точнее в тот день я отправился уже за готовыми результатами. Они оказались отрицательными. Эту-то бумажку я и вручил Фредди в качестве подарка. - Ну спасибо тебе, Дики, - язвительно протянул он, швыряя ее в камин. – Только за это я не переживал. Я заразился уже после того, как мы в последний раз… ну… - То есть ты точно знаешь, кто это был? - И ни о чем не жалею, - кивнул он. – Я же рок-звезда, Дики. Я должен сдохнуть от СПИДа или передоза. Ну раз уж от пули мне, подобно Леннону, сдохнуть не суждено. Не тот масштаб у меня, вероятно, - горькая усмешка. Я подхожу, сажусь рядом, кладу его голову себе на колени. В эти пару месяцев мы наговорили друг другу всякой дряни. Наверное, на нервах такое поведение и может считаться нормой, да только мне мерзко и от самого себя, и от Фредди. В дверном проеме маячит виноватая физиономия Хаттона: он тоже ходил сдавать анализ. И только мне сказал результат: положительный. После гастролей Джон тут же отправился в клинику Стэнли. Тот с готовностью его принял, но только развел руками: с новой формулой пока ничего не выходило. - Будем просто наблюдаться, пока не появится какая-то ясность, - решительно заявил доктор. – Своим говорить не будете? - Ну если мне остался год, думаю, они сами в ближайшее время обо всем узнают – в тех записях, что я передал им, все это есть. Правда, я не думал, что им так скоро придется прочесть их. - Вполне возможно, что уже и не год, - покачал головой Стэнли. – Эликсир – слишком мощная штука пролонгированного действия. С каждым днем он разгоняет клетки вашего организма все сильнее. - Не год? – Дикон отчего-то даже не выглядел разочарованным. - А сколько же? - Трудно сказать. Может, месяца три. А, может, всего месяц. Я пока оставлю вас тут. Разумеется, за счет клиники. И буду делать все, что в моих силах, чтобы предотвратить или оттянуть неизбежное. И да, Джон, мне очень жаль… - Да прекратите. Вы же не могли знать. - Как врач, я должен был, просто обязан предусмотреть и такой вариант. И теперь мы оба расплачиваемся за мою ошибку. За последние недели от переживаний Стэнли сильно осунулся и постарел. Он почти не бывал дома, не виделся с женой. Все его мысли были с Джоном, который за прошедшие с момента сдачи анализов несколько недель значительно сдал. Седины в его волосах прибавилось, волосы начали снова выпадать, появилась легкая одышка, мучившая его в последние годы до омоложения. Да и на вид ему было теперь уже около сорока. Сильнее всех в этой ситуации паниковал Роджер, изводя и себя, и Бри. Но Стэнли уверил обоих, что ситуация касается только Джона, что они оба могут спокойно наслаждаться молодостью и дальше. Да только уже ни Мэй, ни Тейлор не верили ему. - Как галлюцинации? – время от времени интересовался Стэнли. Джон улыбался и кивал. Перед его глазами по-прежнему маячило лицо Фредди времен Лайв Эйда. Еще здорового и полного сил. Еще фонтанировавшего идеями и планами. И это отчего-то успокаивало Джона, позволяло забыться в фантазийном мире. Родж с Бри навещали его примерно через день, но не знали, насколько серьезна ситуация, поэтому Мэй грешил на пересадку сердца, а Родж просто верил своему кудрявому на слово: тот же все-таки был ученым, хоть и наполовину. Хоть и не медиком. А спустя месяц его пребывания в клинике к нему, наконец, пришла Мэри. Села у постели, сжала его ладонь в своих старческих морщинистых руках и закусила губу. - Джон, мы с Фредди много разговаривали о тебе. - В последнее время? – насторожился тот. - Всегда. С 70х. - Ах, ну да. Ты же всегда была его лучшим другом. - Он сетовал, что у вас никак не складывается дружба, что этому все время препятствует сексуальная составляющая. И он хотел бы преодолеть все это, стать выше этого, но у него не выходило. - Преодолеть? – устало протянул уже заметно поседевший Дикон. - Ну то есть добиться того, чтобы ваши сложные постельные дела никак не мешали вашему дружескому общению. Ему всегда очень недоставало тебя именно как друга. С любовником все всегда проще: переспал – и конфликт исчерпан. В дружбе все сложнее. Нужно много разговаривать, многое принимать друг от друга. Он очень переживал, что в ваших отношениях ведущее место отдавалось именно сексу, а не дружбе. - Зачем ты мне все это говоришь? - Просто хочу, чтобы ты знал: его чувства к тебе были куда многограннее банальной похоти. Он был бы рядом, даже если бы ты никогда не решился на такие отношения. Просто потому что ему нужен был ты во всей своей полноте. - Пусть так, - тяжело сглотнул Джон. – Сейчас уже все равно ничего не исправить и не изменить. - И ты зря ревновал его ко мне. Или к Хаттону. Или к кому-либо еще. Джон кивнул и прикрыл веки. - У порога больницы куча цветов, - тихо добавила Мэри. – Фанаты узнали про откат лечения и пытаются тебя таким образом поддержать. Они любят тебя любым. Очень важно иметь в жизни людей, которые будут любить тебя любым. - Передай им, Мэри, что мы с Фредди благодарим их. Прямо так и скажи, да, - прошептал он и натянул одеяло к подбородку.