Limitless (2); сборник

В квартире Лукаса вся ванная тёмно-зелёная с вкраплениями индиго, и в ней хочется потеряться, как в хвойных лесах под кружащимися звёздами, но ощущается она замкнутым пространством - надёжно отгораживающим от мира и защищающим; Хэчан там себя чувствует как в аквариуме с подсветкой, или как в подводной лодке, или просто как на дне, где никто рыб не трогает в темноте и безмолвии давления, - среди всех этих тёмных тонов; и ему нравится это чувство глубины и недосягаемости. Хэчан закрывает глаза и пытается проскользнуть под всеми плывущими в голове усталыми мыслями незаметно, чтобы освободиться и вынырнуть в одни лишь физические ощущения. Струи давят на спину, горячая вода стекает по плечам, Лукас влажными губами дотрагивается до скулы, капли исчезают и множатся снова; Хэчан обхватывает Лукаса руками на уровне талии, а лбом утыкается в чужую грудь, и вода между кожей и кожей просачивается, и из-за этого всего - мокрых волос, мурашек, прослойки влаги - прижаться можно ближе и сильнее, крепче; и стоять, просто долго стоять, обнимая другого и накапливая силы, глухо-бессловесно. Где-то за дверью - большие холодные окна и ночь в зиме, с нанесённым на тротуары снегом и разноцветными разводами по льду, а здесь - горячие струи, пар и запах геля для душа; персиковый - что-то родом из тёплых стран, Хэчан выбирал. Потому что Хэчан смуглостью и сердцем будто сам - тепло; напоённый золотистым мёдом персик, нагретые солнцем плоские скалы с солью из испарившихся с серого брызг, разносящийся в остро-высоком голубом небе звон; Хэчан даже не мёрзнет почти - только иногда, если утром не выпьет чай с виноградом. Тогда Лукас его греет, как сейчас; но обычно он - Лукаса. В Лукасе нет тепла побережья, но есть тишина знойного полдня, надёжность чёрного мрамора и почему-то вместе - блеск лунного камня; и много-много нежности для Хэчана; и сила; хотя ему всё равно кажется, что Хэчан его сильнее - в категориях не физических, но метафизических. Лукас почти верит, что Хэчан может управлять или ветром, или волнами, или снегопадом как минимум; что Хэчан создатель какой-то вселенной, параллельной или не очень, с лицензией на внесение некоторых поправок в настоящую. Потому что когда Хэчан, тонкий и не массивный совсем, ступает по земле в спустившейся ночи по изменившемуся городу, под чернильным небом, жидким и мраморным, с фиолетовыми светящимися прожилками, в своих кожаных ботинках со звездчатой подошвой, кажется, что это небо по его слову может развалиться на огромные глыбовые куски, а асфальт - пойти трещинами глубиной до земного ядра; столько будто аккумулировано в этом теле, в этих ладонях - юношеских, тёплых, пахнущих персиком после душа и розовым маслом по вечерам. А сейчас - Хэчан просто уставший, за день вымотавшийся, выговорившийся, продрогший, но не пропавший, - близкий, ресницы с каплями воды дрожат, когда он поднимает голову, дышит в щёку, улыбается рядом обнадёживающе и безусловно, улыбкой, которая лежит вместе с другими явлениями и вещами в фундаменте бытия; и Лукас вылезет из душа раньше него на пару минут, натянет домашний полосатый свитер, и Хэчан лохматый, пахнущий персиками, придёт на кухню в своём фиолетовом халате и спросит, осталось ли ещё вино.