Limitless (2); сборник

Первый день Джисона в старшей школе начинается литературой и спором с молодой учительницей по поводу того, насколько внимательно надо читать классику, а заканчивается - физикой и полным молчанием на сорок пять минут, в течение которых Джисон невероятно внимательно даже для себя слушает физика, запоминая каждое его слово, и пытается понять, что он за человек и как себя с ним вести. Джисон не из тех, кто заранее придумывает, как подмазаться к учителю, и подстраивается под каждого, его единственное оружие - знания; но физик манерой держать себя и разговаривать с классом заставляет Джисона как-то напрячься, захлопнуть рот покрепче и слушать. Физик немного пугает - суровостью, холодностью и нахмуренными бровями, полным отсутствием шутливости в его "просто бесполезный ребёнок, почему пришёл сюда вообще", обращённых к знакомым ученикам; и Джисон не может понять, двойная или одинарная это маска, шутливости правда нет или шутливость в этой суровости, физик правда ненавидит своих учеников или притворяется. К концу второго месяца Джисон понимает, что здесь всё пятьдесят на пятьдесят: Джемин (у себя в голове Джисон называет его просто по имени, потому что думать по-другому влом) ненавидит в учениках тупость и нежелание вылезать из тупости, самих учеников не любит, но любит, когда кто-то из них осознаёт фундаментальные законы и учится решать нестандартные задачи, любит помогать; и очень старается не закопать чьи-то способности и/или психику в землю. Ещё Джисон понимает, что физик не такой уж и взрослый, каким мог бы быть в свои двадцать семь: он иногда шутит тупо (когда в классе мало людей) и напевает под нос детские песенки во время самостоятельных. К концу пятого месяца Джисон осознаёт, что если он сразу после окончания школы начнёт грустить и захочет вернуться, то это будет главным образом из-за Джемина. Вообще-то ему уже грустно, потому что он заранее думает о том, что это не навсегда и скоро закончится; потому что он привыкает непозволительно быстро к этой школе, к учителям, к кабинету физики с белыми партами и железной дверью, деревянными стульями; потому что он, если бы мог, всю жизнь ходил бы сюда, разговаривал с одноклассниками, слушал учителей, занимался на дополнительных, делал за компьютером по вечерам домашку, спал, и по кругу. И он абсолютно бессовестно наслаждается моментами, когда Джемин шутит по-дурацки именно про него, и совсем капельку бессовестно и нагло спрашивает, как прошли у Джемина выходные. Джемин готовит его к олимпиадам, и Джисон под предлогом "у меня скоро отборочный этап закончится, очень нужно, отпустите, пожалуйста" постоянно сбегает с истории и географии, чтобы в пустом кабинете порешать задачи (и поговорить о жизни). Иногда к ним присоединяется Ченлэ - немного замкнутый, но забавный одноклассник Джисона с такой же любовью к физике, они даже дружат немного. И иногда Джисона клинит; когда они с Ченлэ за последней партой вместе пытаются разгрызть задачу с последнего этапа - олимпиада не школьная, а на пару уровней выше, все уже плюнули на индивидуальные достижения и одиночество; они сидят близко, соприкасаясь коленками и локтями, - ну, это же нормально для одноклассников, всем комфортно. А потом приходит Джемин, берёт стул и подсаживается к ним, посередине, вынуждая их немного разъехаться; и Джисон не сразу переключается, точнее, по ощущениям не переключается вообще. Его левая рука - футболка-поло, голый локоть - так же чуть соприкасается с синим рукавом пиджака Джемина, и Джисону нормально, ему уютно, тепло и спокойно; и он сидит неподвижно полминуты, прежде чем осознаёт, что так, наверное, быть не должно. И отодвигается только из-за этой мысли - о том, что не подобает; и ему кажется, что это странно, но его на самом деле всё устраивает, и он не видит в этом особых проблем. Джисон не видит проблемы; и никто вокруг не видит проблемы; только отец, когда Джисон неделю подряд возвращается домой после шести, задерживаясь на дополнительных, шутит, что сына из школы просто не выманить; друзья подкалывают иногда в духе "ты сегодня для него волосы уложил и надушился, да? потому что сегодня два урока с ним?"; и одноклассник, сталкиваясь с растрёпанным и раскрасневшимся после бега по лестницам Джисоном в раздевалке, интересуется, почему тот ещё в школе, получая в ответ: "Хотел зайти к физику за новыми задачами" ("А чего так долго?" - "Ждал, его не было в кабинете, он домой уже ушёл, кажется"). Это всё не проблемы - Джисон просто любит физику и старается ей уделять столько времени, сколько возможно; проблемы появляются, когда Джемин на уроке подходит к парте Джисона и ставит на неё руку, опираясь, не останавливая рассказ по теме, и у Джисона сердце странно замирает, а потом начинает биться медленно под звуки речи; Джисон не может даже себе это объяснить, но от каких-то интонаций физика, от дымки в его голосе, от его близости становится нежно и спокойно, и двигаться совсем не хочется, и Джисон в этих ощущениях застывает, будто сидит на песчаном дне тёплого озера, погрузившись с головой, закрыв глаза, ощущая вокруг себя течения, и оплывает внутри, растапливаясь. Он мысли и чувства не контролирует, и это проблема; но - может ли такое спокойствие быть проблемой? Джисон решает, что нет. И на дополнительных сидит на первой парте, смотрит на руки Джемина - одна карандашом чертит что-то в журнале, другая лежит на столе - и думает, а что, если бы (он брал меня за руки грел мои ладони гладил), и молчит; а на следующий день приносит наушники и пытается делать задания под любимую музыку, потому что в кружок, кроме него, ходят ещё какие-то дети, и они забавные, конечно, но шумят; но Джисон сидит дольше всех, и, когда остальные уходят, Джемин подсаживается к нему с телефоном, в котором, судя по похихикиваниям, листает смешные картинки, и говорит: - Показывай, чего нарешал. А Джисон нарешал не очень много и много наошибался; и Джемин роняет неторопливое: "Перерешивай, проверю"; и сидит рядом, снова усмехаясь над чем-то с экрана (и Джисон в своём спокойствии думает: "Это ли не счастье"); потом начинает задавать отстранённо-любопытные вопросы об отношениях в классе, о каких-то случаях; и Джисон рассказывает в красках, с подробностями, просто потому что - он рад возможности поговорить с Джемином; тот свои школьные истории в ответ на истории Джисона рассказывает, и Джисон слушает так же внимательно, а Джемин остужает его своими: - А ты решай. Я понимаю, что я отвлекаю тебя, но ты же можешь делать несколько дел сразу. - Не могу. Я же не Цезарь. - Музыку же можешь слушать. Только скажи, что музыка не отвлекает. - Музыке нельзя потравить истории про чокнутых одноклассников. - Представь, что это радио. Что ты слушаешь приятную музыку, которая не отвлекает. И Джисон пытается, но отвлекается всё равно, потому что сама ситуация отвлекает; он со скрипом перерешивает половину того, что следовало бы, и Джемин устало после долгого дня потягивается и, смилостивившись, говорит: "Ладно, дуй, остальное потом". Апрель солнечный и длинный, и на улице под вечер пыльно и немного душно, но хорошо, под ногами удлиняющиеся тени; и Джисон идёт полуосознанно медленно за воротами, Джемин его догоняет на повороте, спрашивает снова про презентацию по истории, с которой Джисон парится уже вторую неделю; и вместе с Джемином Джисон незаметно сворачивает, хотя ему вообще-то прямо. И, когда они останавливаются у какого-то дома, Джемин ойкает, прижимает устало пальцы к глазам и достаёт ключи и: - Как-то я не подумал. Ладно, заходи на чай, раз пришёл. Дома у Джемина большой мягкий пуфик в коридоре, пара книг Хокинга, несколько пособий по психологии подростков и программированию, а ещё - два рыжих кота, побольше и поменьше. Они подходят к Джисону и прыгают к нему на колени, и он осторожно, потому что кошек боится, гладит их длинными неловкими пальцами, пока ждёт чай на диване в кухне. Джемин, разливая кипяток, говорит, как их назвал - как персонажей из любимого аниме; Джисон смеётся тихо. Пьёт чай из большой стеклянной кружки в его кухне, сидя напротив него, и думает: как интересно жизнь складывается, господи, как странно, что это такое; и ему немного даже страшно, но больше хорошо. И в голове опять цепочка от охватывающих зелёную чашку пальцев до а если бы; а Джемин улыбается тонкими губами и глазами с морщинками, и на спинке стула позади висит его светло-голубая толстовка с медведями, в которой он ходил в школу зимой; Джисон взгляд опускает, чешет кота побольше за ухом, думает. Вспоминает, как показывал Джемину фотки с посиделок у одноклассника, Джемин ему говорил: "Нет, ну если он дал ей своего кота погладить, то всё, это дружба или любовь навек; я бы не стал даже начинать отношения с человеком, который не любил бы моих котов или которого не любили бы они"; и хочется спросить: у них всё? дружба навек? (а хотелось бы любовь?) Джемин следит за его взглядом и говорит чуть насмешливо: - Я тебе своих котов гладить не давал, они к тебе сами пришли. Джисон вздрагивает и чуть краснеет - дурацкая привычка или особенность, так его самого раздражает; даже глаза поднимает снова и набирается смелости, потому что, кажется, молчать уже и смысла нет, все карты на столе (потому что Джемин его всегда видел насквозь). - Это значит "никакой любви"? - Это значит, что мои коты тебя уже любят. В голосе Джемина снова только серьёзность и ни капли шутливости, и это, как в первый день, немного пугает; но все джисоновы а что, если сбываются, когда он, не вставая, чтобы не уронить котов, протягивает руки через стол и кладёт свои ладони в чужие, раскрытые.