***
В своём городе я не был три года. Ричи не видел своих родителей с лета, по его словам. И сейчас он был так возбужден тем фактом, что совсем скоро снова переступит порог своего дома, что я смотрел на него с тихим восхищением и совсем капельку затаённой белой завистью. Мне самому не терпелось увидеть его маму и папу. Уже зародилось благоприятное впечатление, что это хорошие люди, раз Ричи так стремится домой. Бывает же. Для меня это непривычно. И так как волновался теперь уже Ричи, пришла моя очередь унять его дрожь и что-то вроде как отплатить ему долг. Когда мы подъезжали в такси к его дому, всю дорогу он крутил головой, как гиперактивный ребенок, но ничего мне не говорил. Он всё рассматривал с неподдельным интересом, словно и не прожил здесь большую часть жизни и не знает каждую улочку наизусть. Его не было всего полгода, и в подобных городках вряд ли что-то меняется. Но это только мне не понять этого, потому что чувство ностальгии напрямую связано с теплыми, светлыми воспоминаниями. А у себя мне трудно припомнить что-то такое для своего города, вернись я туда. Ностальгия как пластырь, который заклеивают на гниющую рану. Даже самые тёмные и удручающие моменты можно смягчить тем, что было ведь и что-то хорошее. Что-то, что вызывает эту поганую, хитрую сентиментальность, сглаживая все острые углы, которые режут без ножа. Многие вещи из детства кажутся не такими ужасными, потому что детский мозг блокирует пиздец и защищает нас от того, чтобы мы не рехнулись, нахуй, уже в столь юном возрасте. И на этой трогательной ноте как раз бразды правления забирает ностальгия. Жестокая сучара. Наверное, я один из немногих, кто хотел бы помнить плохое. Мне не стоит умасливать себя ложными представлениями, мол, может, не всё было так плохо? Я хочу смотреть реальности в глаза, а не покрывать весь ужас происходящего. Мне нужно знать, что реально, а что нет, чтобы не потерять окончательно почву под ногами. Но к Ричи все эти мысли не имели никакого отношения, и портить хоть как-то его настроение такими капризными думами я бы ни за что не посмел. Как бы самому погано на секунду не сделалось. Его глаза горели ярким пламенем, и я понимал, что не мог оторвать от него взгляда. Он даже не замечал, как я пялюсь на него, но волна трепета и безмолвного обожания поднималась по телу, растекалась по венам, что я не удержался и наклонился к нему: — Всё будет хорошо, ещё пару минут потерпи. Склоняюсь к его уху и тихо произношу это. Ричи чуть вздрагивает от того, как неожиданно близко я оказался рядом, но не отодвинулся. Я ощутил его тёплое учащённое дыхание на своей щеке, и, когда машина плавно остановилась, сердце сделало скачок — не от того, что мы, наконец, приехали. А от того, что я был в сантиметре от его губ. — Мам, ты душишь меня. Ричи тут же отскакивает от меня на три шага вперед и оказывается в кольце объятий сразу двух людей — и мама, и папа его тут же сгребают в охапку и крепко сжимают в приветственном жесте. Таком искреннем, что мне на секундочку захотелось запрыгнуть в такси, которое пока не успело укатить, и сбежать, пока никто меня не спохватился. Всего на одну секунду я ощутил себя не то, что пятым колесом машины, а винтиком, который по сути такой незначительный, да и вообще не подходит конкретно к этой марке автомобиля. Какого-то хрена просто валяется в чемодане инструментов, мало ли пригодится. — Прости-прости. Просто мы очень по тебе скучали. И спустя мгновение, когда я мысленно уже сдаю назад, чтобы плюхнуться на сидение такси и свалить, Ричи как кипятком ошпаривает. Он отлипает от родителей и стремглав снова подлетает ко мне. — Я хочу познакомить вас кое с кем. Он хватает меня за руку, дрожащую и вспотевшую от волнения, и уверенно тянет к мистеру и миссис Тозиер. Он же предупредил их насчёт меня, правда? — Я рассказывал вам, что приеду не один. Это Эдди Каспбрак, и если бы не он, я бы ещё долго откладывал свой визит к вам. Ричи тараторит так быстро, как никогда раньше, но не потому, что волнуется, а потому, что счастлив. По крайней мере, выглядит это именно так. Ещё никогда за всё время знакомства я не видел такой лучезарной, открытой улыбки на его лице. И снова что-то перегорает в моей черепной коробке, будто по венам, как по проводочкам, врубили электричество, и меня переклинило. От прикосновения его теплых пальцев, обычно при других обстоятельствах таких холодных, от того, что я стою в двух шагах от его родителей и слышу, как в тумане, что они произносят м о ё имя, не своим голосом что-то внутри меня говорит, что когда ты забираешься слишком высоко, путь у тебя всегда один — вниз. — Очень приятно познакомиться, Эдди. Мы с самого утра вас ждали.***
— Ну как ты тут? Его комната почти полностью дублирует комнату в общежитии. Даже плакаты те же самые в похожих местах. Чувствуется, что Ричи всеми силами пытался воссоздать кусочек дома, когда попал в колледж. И это… мило, что ли. Наверное, это очень по-человечески и по-нормальному делать подобное. Вспоминаю свою половину комнаты и не ощущаю, что достаточно постарался, чтобы сделать её хоть как-нибудь уютной. — А где я буду спать? Я оборачиваюсь к нему и встречаюсь с его взглядом. Ричи стоит на пороге своей комнаты, облокотившись о дверной косяк. На щеке у него по-прежнему блестят следы маминой помады, и на душе мне стало менее тревожно. Первый раунд вроде как прошёл неплохо. Пока внизу мама готовит общий ужин, у нас есть минутка наедине. И меня уже не так трясет. Скоропалительно уехать точно уже не хочется. В конце концов, родители Ричи не проявили ничего, кроме искреннего расположения и тёплого приёма. И мне нужно перестать дёргаться по каждой мелочи. Ричи смотрит мне в глаза пристально, будто дырку в черепе хочет сделать, и пожимает плечом: — А ты где хочешь? Невольно я бросаю взгляд на его кровать, но тут же, испугавшись этой мысли, возвращаюсь к глазам Ричи. Дело всего одной секунды, и я надеюсь, что он не заметил. Но Ричи приподнимает уголки губ и тут же закусывает изнутри щеку, чтобы не усмехнуться. — У нас есть гостевая комната, если что. Но это так, на всякий случай говорю. Он проходит вглубь комнаты и закрывает за собой дверь. Звуки стучащей внизу посуды прекращаются, и комнату затопляет тишина. Ричи будто обрубает любое внешнее вторжение и заставляет нас оказаться наедине. А полностью один на один с ним в последний раз я был в тот вечер, когда он обрабатывал мне руки после драки. Страшно вспоминать, что речь по-прежнему обо мне, ведь я этого не помню. — Что думаешь? — Насчёт чего? — я провожу языком по своим пересохшим губам и понимаю, что глоток воды сейчас был бы натуральным спасением. В горле пустыня, а Ричи, который медленно подходит ближе, точно знает, что он делает. И как он это делает. — Какое у тебя первое впечатление? От всего этого? Ричи решил не уточнять, ответ на какой конкретно вопрос он хочет получить, предоставляя мне такое широкое поле для размышлений. Моё сердце внутри сейчас протаранит грудную клетку навылет, но я просто физически не могу разорвать зрительный контакт. Если бы Ричи был моим парнем, я бы обнял его и попросил сказать, что всё будет заебись, потому что так оно и будет. Мы бы приложили максимум усилий для этого. Но Ричи подошёл достаточно близко для того, чтобы мои ноги подгибались, и недостаточно вторгаясь в моё личное пространство, чтобы перейти границу. — Хочешь правду или мне проявить вежливость? Ричи улыбается, обнажая белые, ровные зубы, что также довольно редко, и делает вид, что задумывается. Всё это сюрр. Такого не бывает в реальной жизни, и через секунду я проснусь. — Пожалуй, правду. — Они у тебя замечательные, — мягко, едва слышно произношу и чувствую, как тугой, горячий узел сворачивается в животе. Мне кажется или он подошёл чуточку ближе? — Мне многое становится понятным. — Что ты имеешь в виду? Мне не дают до конца объяснить свою мысль, мы оба вздрагиваем, когда в дверь стучат и зовут к столу. — Спускайтесь вниз, ребята, всё готово! И я не успеваю сказать Ричи, что имел в виду лишь то, что понимаю теперь больше, откуда у него эта мягкость и, кажется, вечное всепрощение. Терпимость ко многим вещам и желание всегда встать на сторону другого человека и посмотреть на ситуацию с его точки зрения. Почти всё идет из детства. Это я слышал так часто, что никогда даже и не смел оспаривать этот факт, хоть и не верил в него в полной мере. Однако сейчас, с возрастом, я действительно убеждаюсь, что семья — это первый кирпичик в фундаменте нашей жизни. У кого-то шаткий, как и его принципы, а у кого-то такой цельный и железобетонный, что ни один человек не способен сломать тебя, как бы он ни пытался вдолбить в голову свою демагогию. Иногда ты просто видишь, откуда растут ноги, и, к сожалению, я тоже знаю, откуда произрастают и мои страхи и комплексы. Как я и говорил, всё идёт из детства, признаём мы это или нет.***
— А как вы познакомились? Вопрос, который, естественно, должен был прозвучать, но на который я так не хотел отвечать. Я бросаю взгляд на Ричи, мол, выручай. Он ведь знает, что я нихуя не помню нашу первую встречу. — Ты улыбаешься, — замечает мистер Тозиер. — Это смешная история? — Не сказал бы. Просто сейчас, когда я думаю об этом, забавно, как случайно это произошло и во что в итоге вылилось. Ричи говорит так туманно, что даже я не до конца понимаю этих намеков. Хорошо это или плохо — по его ровному, спокойному голосу трудно судить не только родителям, но и мне самому. — Лучшие вещи происходят случайно, почему тебя это удивляет? — Потому что, как оказалось, это было нетипично для нас обоих. Мы не большие любители вечеринок, но, тем не менее, оба оказались там. По разным причинам. Вилка в моей руке замирает уже добрые пару секунд, и я смотрю на Ричи во все глаза, не хочу пропустить ни единой эмоции в его голосе. Мне всё ещё по сей день подмывает узнать всё о том случае. Но Ричи всегда кутает ту вечеринку прямо ореолом тайны и загадки, что только усиливает мой интерес. — Ты, на вечеринке? — миссис Тозиер неверяще хмыкает. — Вот это действительно что-то новенькое. А ведь и правда, почему Ричи оказался там? Мне он говорил, что пришёл туда с Биллом. Но в конце вечера он ведь оказался со мной. Что между ними тогда произошло? У них уже тогда начинались проблемы? Ричи ёрзает на стуле, будто мои же мысли копошатся у него в голове. Все, что связано с Денбро, заставляет меня чувствоваться себя некомфортно и противно. — Так уж сложилось, — как обычно уходит от ответа Ричи. — Но уже тогда мне показалось, что с Эдди я встретился не просто так. Было ощущение, будто я знаю его много лет. Будто мы уже дружили раньше. — Ты никогда не говорил мне этого. Собственный голос доносится до моих ушей как из глубины воды. Я сам не замечаю, как ляпаю это вслух посередине разговора, но что-то во мне не сдержалось. Ричи чуть приоткрывает рот, моргает пару раз, но так ничего и не отвечает. До него словно дошло как лично и интимно, что ли, это прозвучало. И что сказал он это при всех. Краем глаза я вижу, как переглянулись родители Ричи, но никакой неловкости я не ощутил. Слишком растворен я был во внимательном взоре Тозиера, который прилип ко мне беззастенчиво. Наверное, я бы тоже сказал, что почувствовал к нему расположение в первую же встречу, что какая-то внутренняя нить протянулась с моей груди до его, как бы по-глупому это ни звучало. Но только если бы мы были одни, ведь даже чтобы признаться в подобном в собственной голове, уже нужна недюжинная сила и смелость. Для искренности и открытости нужно столько храбрости, что не знаю, обладаю ли я ей. Любовь — она только для смелых.***
Я в который раз убеждаюсь, что чем больше мы боимся чего-то, тем проще всё проходит в реальной жизни. Мы сами дорисовываем страху ужасающие лапы и когти, превращая его в монстра, когда на деле изначально это было безобидным зверьком. В своём воображении я всегда добавляю темные тона к жизненным ситуациям, делаю их сложнее и запутаннее, чем есть на самом деле. Моя натура такова, что я лучше заранее себя накручу до тошноты, а потом выдохну оттого, какой я мнимый идиот. И это не совсем правильно. Просто я всегда находил успокоение в том, чтобы напереживаться наперед и, вдруг что, быть готовым к кромешному аду. И когда ада нет, мне нравится то ощущение, что можно выдохнуть спокойно. Лучше ни на что не рассчитывать, чем разбиваться о собственные завышенные ожидания. В тот вечер я мало говорил. Больше слушал. И то, что я подмечал для себя в царившей атмосфере, открывалось для меня в совершенно других красках. Ричи шутил. Ричи мог быть таким расслабленным, как никогда и ни с кем раньше. Он без умолку пересказывал события прошедшего благотворительного вечера, и как мы все потрудились над ним. И, казалось, его совсем не смущало то, что их не трое, как обычно. Что я сидел рядом, когда мы уже после ужина переместились на диван, и чуть качни ногой в сторону — дотронешься до качающейся в нетерпении ноги Ричи. Вроде бы это не смущало вообще никого. — Ричи, солнце, по-моему, уже пора спать. Эдди вон уже совсем засыпает. Мы завтра продолжим. Миссис Тозиер мягко улыбается в ответ на то, как Ричи просто заткнуться не может, и как ребенок маленький доверительно выплескивает сразу всё. Ричи оглядывается на меня, потом смотрит на часы и округляет глаза, мол, нихуя я запизделся. — Всё в порядке, миссис Тозиер, не нужно из-за меня заканчивать вечер. Рука Тозиера опускается мне на колено, и он похлопывает пару раз с силой. — Я совсем потерял счёт времени, Эдс, прости. Сейчас уже пойдем спать. Он выпивший. Они распили на троих всего полторы бутылки вина после ужина, но его взяло больше всех. Я был трезв, но после перелета ощущал дикое желание просто упасть лицом в подушку и отключиться от всего мира. Не хотелось уходить, но на часах и правда было уже за полночь. И глаза нещадно слипались. — Чёрт, все так кружится. — Тебя совсем развезло от усталости. Ты немного ведь выпил. Я помогаю снять ему толстовку и поправляю футболку, стараюсь лишний раз не касаться голой кожи пальцами, но даже этих прикосновений хватает, чтобы пустить волнительные иголки по рукам. Ричи облизывает пересохшие губы и стоит с полузакрытыми глазами так близко, что едва не щекочет размеренным дыханием щеку. Мы стоим в двух шагах от его кровати, и мне уже пора валить к себе, в гостевую комнату, но что-то ноги совсем не слушаются. И Ричи рядом, располагающий, такой манящий, вообще не отпускает от себя. Весь его вид направлен на то, чтобы я предпринял что-то. Но я такое ссыкло, боже, что ни за что не сделал бы первый шаг, как бы сильно я ни горел внутри от желания просто коснуться его сейчас. Не для того, чтобы помочь или подбодрить, а коснуться, как любимые люди касаются друг друга. Совершая своеобразный безмолвный разговор, выражая жестом все роящиеся в душе чувства. Касаться так, чтобы задыхаться от восторга. Без всякой пошлости или похоти, а просто потому, что это необходимо, как кислород. — Справишься дальше сам? Ричи кивает, и когда я уже хочу уйти, осторожно цепляется пальцами за мой рукав, останавливает. — Эй, Эдди, — Ричи звучит до жути трезво. Хоть и еле на ногах стоит. — Хотел спросить. Что ты имел в виду, когда сказал, что тебе многое стало понятно? Я замираю со странным чувством, будто пойман с поличным. Словно ответом на этот вопрос я раскрою себя с потрохами. — Сегодня днём? Просто, что ты очень на них похож. Ничего больше. — Правда? Мне всегда казалось, что мне до них, как до луны пешком. Во мне нет столько доброты и любви, сколько я знаю, есть в них. Я могу только притвориться. — Мне кажется, это не так. Ты просто не видишь себя со стороны. К тому же, ты склонен занижать свои достоинства, так что всё, что ты говоришь о себе, нужно умножать на три. И тогда это будет честная оценка тебя. Ричи лениво запускает пальцы в уже порядком растрёпанные волосы и пьяненько пожимает плечом. Даже если он и не согласен со мной, спорить у него явно нет сил. — Я не слишком загрузил тебя сегодня? Мне кажется, меня было слишком много, прости за это. Я прыскаю и качаю головой из стороны в сторону. Подобные моменты так дороги и так редки, что представить не могу, чтобы они загрузили меня. Почему он вообще извиняется за подобное? — Вообще нисколечко. Но сейчас ложись, пожалуйста, спать, хорошо? Я чуть толкаю его в сторону кровати, намекая, что больше не смогу выстоять ни секунды такого разговора. Когда язык Ричи не видит преград, а мне до смерти хочется воспользоваться этим. Поэтому так важно свалить сейчас. — Мне так всё нравится, Эдди. Всё, что происходит сейчас. Что я боюсь уснуть и на утро обнаружить, что это был сон. Понимаешь, что я имею в виду? Я еле различаю, что таким таинственным и еле слышным шёпотом вырывается из Ричи. А когда различаю, то ощущаю, что земля чуть не уходит из-под ног. Я прекрасно понимаю, о чём он. Поэтому мне даже страшно дать характеристику сегодняшнему вечеру, ведь это было так потрясающе. А для меня подобные чувства вызывают тревогу, потому что я всеми силами не хочу, чтобы это заканчивалось.