Where Angels and Demons Collide

— Так. Во-первых, — оказавшись у себя, Том принялся придирчиво выворачивать содержимое своих шкафов. — Тебе надо что-то одеть. Моя рабочая одежда, конечно, выход, но, боюсь, ненадолго. На тебе вот...       На кушетку полетели новые майка и штаны и пакет с запечатанными боксерами. — Это самое маленькое, что есть. Вообще, это не мои даже джинсы, это Алекса, моего брата. Но тебе будет как раз.       Сказав это, молодой человек отвернулся к шкафу. Он сейчас не очень-то думал о том, что происходило вокруг.       Его рука не касалась этих вещей после переезда в маленькую квартирку в спальном районе Магдебурга, хотя с момента аварии и прошло уже около пяти месяцев. Тому пришлось продать общий семейный коттедж, который стал не по карману ему одному, а большинство вещей папы, мамы и брата он раздал соседям, оставив только самые дорогие и близкие сердцу предметы. Таковыми стали фотография со дня рождения Алекса, занявшая место на столике, некоторые детали гардероба, старые игрушки, абсолютно ненужные теперь документы — Том перевез их с собой на новую квартиру, завалив всю кладовку и частично свой шкаф. Георг и Густав лишь переглядывались за его спиной, когда он в угрюмом молчании втаскивал домой ящик за ящиком и наставлял их один на другой; они были как кирпичики стены, которую Том тщательно возводил, отгораживаясь от всего, что знал прежде. Друзья ничего ему не говорили, глядя, как он волочет за собой груз этих не очень веселых воспоминаний, лишь молча помогали, поддерживая его стену. Чтобы разрушить ее, требовалось время, и они изо всех сил старались сделать так, чтобы для их приятеля это время шло гораздо быстрее. Возможно, сейчас настала пора перейти эту черту и наконец воспользоваться чем-то из этих старых, давно забытых предметов?       Том задумчиво повертел в руках старую футболку брата. Ему и самому трудно было объяснить себе, почему именно сейчас вдруг стало легче — легче заглянуть в шкаф со старыми скелетами. Парень потряс головой, не давая себе вновь погрузиться в депрессивные мысли. — Переодевайся. Только не ори, плиз, если увидишь у себя еще что-нибудь неожиданное, у нас очень нервные соседи, а стенки тут тонкие, — он улыбнулся и кинул Биллу футболку.       Ангел ответил на его улыбку. Сегодня он переоделся без инцидентов, хотя тудапосмотреть так и не решился, это было пока слишком для его нервов. Том оценивающе глянул на него, когда прошло некоторое время. — Ништяк! Выглядишь совсем как человек.       Билл вздрогнул от этих его слов, впрочем, Том вряд ли осознал всю двусмысленность сказанной фразы. — Думаешь, хорошо выгляжу? — хмыкнул Ангел, проводя рукой по встрепанным волосам. — Уверен.       Том стянул через голову футболку. Взгляд Билла скользнул по его красивому торсу, смуглым, с заметно выступающими мышцами, рукам. Отчего-то краска залила его щеки при виде ровной спины парня; он не мог не отметить про себя, что Том сохранял отличную форму. — А теперь самое главное, — юный гитарист щелкнул пальцами. — Тебе надо выучить песню. Ну, или хотя бы прочесть пару раз... Сможешь? Нам надо подготовить тебя к Петеру. А то он у нас бывает нервным.       Билл уверенно кивнул. — Я сделаю все так, как ты мне скажешь. — Спасибо. На самом деле ничего страшного не произойдет, не бойся. Мы только сыграем одну песню, ты споешь, а там уж как получится. Если он одобрит, — Том улыбнулся широкой улыбкой, которая, впрочем, тут же сползла с его лица. — Хотя вот черт знает, что будет, если он одобрит. — Почему? Я думал, ты этого хотел? — Ангел изумленно приподнял брови. — Я-то хотел. И хочу, — поправил себя Том. — Но вот одобрит тебя Петер, а потом чего? Что дальше?       Билл понял его вопрос. Улыбка сползла и с его лица, прежде, чем он нашелся с ответом. — Ты боишься, что я не останусь? — понятливо спросил он, опуская голову. — А у меня могут быть гарантии?       Новоиспеченный солист задумчиво пожевал губу. Если бы они были у него самого, если бы он и сам представлял, что ждет его дальше и чем вообще все это закончится, он бы дал их, не думая. Но он не знал исход истории, как не знал и того, что взбредет в голову его дяде. Он понимал, что в комнату в любой момент могли влететь Стражи, схватить его за руки и уволочь в неизвестном направлении, туда, где текли теплые реки и сияло вечное солнце, чтобы там наказать его по всей строгости Ангельского закона.       Может, было неразумно и глупо впутываться в подобные авантюры, в подобной ситуации стоило просто поблагодарить Тома и уйти куда-нибудь подальше, но почему-то Билл не делал этого. Он посмотрел на парня, который стоял и напряженно ждал его ответа. В груди снова зашевелилось странное чувство, когда Ангел перехватил взгляд смертного мальчишки. Он не хотел подводить его доверие и не хотел подводить самого себя. На одну секунду он отвернулся и посмотрел в окно, затем взгляд его снова скользнул на Тома. Как можно увереннее, не давая шанс усомниться в собственных словах ни себе, ни парню, Билл изрек: — У тебя есть мое слово. Этого достаточно?       Некоторое время Том так же внимательно смотрел на него. Он доверял самое важное решение в своей жизни абсолютному незнакомцу, и все же, что-то в нем заставляло мальчишку поверить: Билл не лукавил. Его взгляд был прямым и честным, таким открытым, что все сомнения развеивались сами по себе. — Наверное, достаточно, — тихо и серьезно сказал Том. — Завтра будет завтра, а сегодня ты хотел дать мне текст. Я пока не собираюсь никуда, потому что я дал тебе свое слово. — Да, просто, — Том слегка замялся. — Это для меня все очень серьезно, Билл. Эта группа... Я очень ее люблю. Мы с ребятами потерпели столько неудач, мне бы хотелось, чтобы все получилось на сей раз. Честно, я уже устал от постоянных обломов, не хотелось бы, чтобы это стало одним из них. — Мне тоже, — Билл серьезно склонил голову. — Я сделаю все, что будет от меня зависеть. Ты ведь помог мне вчера? Думаю, как временный вариант я вполне сойду, а там никто не помешает вам поискать дальше. На крайний случай. — На крайний случай, — эхом отозвался Том. — Надеюсь, нам не придется этого делать, в смысле, искать дальше. Но... Я рад, что ты согласился, Билл.       Том улыбнулся ему. Секунд десять они просто стояли, рассматривая друг друга, а затем Ангел смущенно опустил глаза в пол. Том тоже встряхнул головой, прогоняя этот туман неловкости, и, пройдя к своему столу мимо темноволосого парня, достал из папки текст одной из песен, наиболее простой, чтобы его заучить. — Давай я наиграю, чтобы ты понял. А потом вместе.       Билл снова кивнул. Он стал читать текст, но на середине оторвался, удивленно щурясь. — Том. Это... Это ведь на самом деле обалденно. Кто это писал? — Я и мой брат. Он немного помогал подправить. Давно дело было, — юный гитарист встал за плечом своего нового знакомого, вчитываясь в строки, которые были так хорошо знакомы ему.       Ангел пробежал глазами по листу. В тишине комнаты не было слышно ничего больше, лишь его слегка учащенное дыхание. Том прекрасно мог расслышать его выдохи, мог различить каждый отдельный волосок его черной шевелюры, даже гладкую белую кожу на шее и тонкую синюю венку, бьющуюся с каждым ударом его пульса. Он постарался отвести глаза, которые сами собой прилипали к этому парню, и скользнул взглядом чуть ниже по майке, которая подошла Биллу просто идеально. У него не получалось отделаться от чувства, что именно сегодня что-то было по-другому, не так как всегда. — Мы написали текст, когда учились в школе. Сто лет его не доставал, — дыхание мальчишки слегка шевельнуло волосы на затылке Ангела. Тот неожиданно понял, что плечо человека касается его плеча, так близко тот стоял. — Последняя песня, которую я слышал от своего брата прежде тем как он… они… ну, в общем, перед той аварией.       Эти слова прозвучали для Билла как щелчок хлыста, так что он слегка обернулся. — Ты хочешь рассказать мне об этом?       Том опустил ресницы. — Это произошло примерно полгода назад. Достаточно давно. — Не так уж давно... — неуверенно сказал Ангел. Ему послышалось, что Том за его спиной тяжело вздохнул.       Прежде, чем продолжать, парень на некоторое время собрался с мыслями. — Это был странный день. Я помню его как сейчас, кажется, я тогда приболел. Я ползал тогда по кухне, раздраженно хлюпая распухшим носом и сипя как шахтер. Мне хотелось спать, не хотелось говорить ни с кем, но больше всего я хотел чего-нибудь пожрать. Я помню, как открывал шкафы, заглядывал в холодильник. Найдя там ничего, я решил обойтись шоколадными хлопьями, которые всегда ел на завтрак.       Билл затаился, слушая эту внезапную исповедь. — Я точно помнил, у меня оставалась коробка, но я никак не мог ее найти. Она исчезла, не было ее ни в глубине ящика, ни на столе. Я понял, кто сожрал их — мой брат, потому что он всегда брал без спросу мою еду. Я пришел к нему в комнату, где он смотрел телевизор. У меня была высокая температура и я не стеснялся в выражениях, выбил у него из рук приставку и пульт. Он спросил меня, почему я не иду болеть в кровать, а я заорал, чтобы он не трогал мои вещи. — Что было потом? — услышав, что он замолчал, словно прекратил свой рассказ, спросил Билл. Ему показалось, что за его спиной Том сжимает кулаки. — Он был несносным младшим братом, к тому же с перевесом в виде отсутствия температуры в тридцать восемь с половиной градусов. Я помню его выражение лица, — Том усмехнулся, ощущая легкое пощипывание в горле. — Он закричал: «Не хочешь, чтобы я трогал твои вещи?» и внезапно вскочил. По блеску его глаз я должен был понять, что он затеял, но я стормозил. Он обогнал меня и молнией пронесся вверх по лестнице, залетел в мою комнату и захлопнул за собой дверь. Он заперся там изнутри, несмотря на мой запрет подходить близко к моей гитаре. Я кинулся за ним, но было уже поздно — он принялся рыться в моих вещах, взял мои журналы, мой инструмент. Я думал, мое сердце вырвется из груди от злости в тот момент.       Билл молчал. Он все же полностью развернулся к Тому, слушая его речь. Чем дальше, тем тяжелее становился этот рассказ. — Он схватил мою гитару и провел целый концерт по заявкам, мучая ее струны. Я думал, я убью его, Билл, боже, как я хотел его убить. Меня начало колотить. Я хотел высадить дверь плечом, и бил ее до тех пор, пока не вмешался отец. Только почему-то он схватил за руку меня, а не его, и сказал, чтобы я прекратил портить имущество. Папа выгнал Алекса из комнаты, ни слова ему не сказав, а я так и остался на лестнице. Он бросил ему лишь: «Марш вниз одеваться», но меня отчитал по полной программе за то, что я, как старший сын, никогда не бываю достаточно ответственным. Он не слушал никаких моих доводов, хотя знал, что я болею, хочу есть, и потому злюсь.       Монолог Тома почти не прерывался, а взгляд остекленел. Ангел сообразил, что с середины рассказа парень абсолютно ушел в себя. — Отец сказал, что я виноват не меньше, чтобы я шел к себе и подумал над своим поведением. Алекс надел куртку. Мама зашла в дом и возвестила всех о том, что прогрела машину. Я помню все это отрывками, потому что болезнь мешала мне думать, моя голова кипела от злости. Я сказал тогда...       Том сделал глубокий вдох. Говорить ему становилось все труднее. Билл взял его за предплечье, чтобы дослушать. — Том. Что ты сказал? — Ангелу показалось важным услышать это. — Я сказал... «Вот и выметайтесь отсюда все, видеть вас не хочу! Ни сейчас, ни через сто лет». Понимаешь? Я сказал им это сам.       В глазах человека появились слезы, а Билл ощутил, что его горло сжимается от грусти. — Я хотел, чтобы они ушли. И они ушли. — Том. — Но я никогда не хотел, чтобы это стало реальным! Если бы кто-нибудь когда-нибудь изобрел машину времени... — Том, послушай, — Билл понял, что надо прекращать, потому что по щеке парня скатилась одна, за ней другая слеза. Он слегка тряхнул его, немного приводя в чувство. — Никто никогда не хочет, чтобы такое происходило. Но ты ведь не мог знать, что видишь их в последний раз? — Я не мог. Но я сказал им это! Понимаешь?       Поддаваясь загадочному инстинкту, Ангел неловко обхватил смертного мальчишку, прижимая его к себе. — Это все ерунда. Люди уходят не потому, что ты сказал или сделал что-то не так. Они уходят потому, что их время на земле заканчивается. И ты не можешь поделать с этим ничего! Таковы законы мироздания... — Но тогда почему они не взяли с собой меня? — отчетливо прошептал Том, утыкаясь носом в плечо Биллу. Он не заметил, когда успел оказаться так близко к этому парню. — Потому что, потому что ты еще нужен здесь! — Ангел осторожно погладил его по спине и волосам. — И если бы ты только знал то, что знаю я, ты бы понял — твои родители сейчас в лучшем мире. Просто тебе еще не время отправляться следом. Рай — такое место, куда попадаешь, когда приходит твое время, и это прекрасное место, это правда!       Его голос казался быстрым и сбивчивым. Ангел ощущал, как смертный повисает, расслабляется в его объятиях, и он понял, что движется в верном направлении в своих попытках успокоить мальчишку. — Все так говорят, но, на мой взгляд, это самое глупое, во что можно верить, — глухо пробормотал Том, сжимая футболку своего брата на спине парня. — Это не глупость. Я точно знаю, — Билл немного покачал его в своих объятиях. — Придет время, и ты сам поймешь — там, где заканчивается одна жизнь, начинается другая. Лучшая. Лучшая для тебя и лучшая для тех, с кем разошлись твои пути.       Эти слова прозвучали так твердо и уверенно, что Том отстранился от парня. Он вытер предательские мокрые глаза одной рукой. — Откуда ты знаешь? — Ммм, не думаю, что сейчас самое время рассказывать это, — Вильгельм немного стушевался. — Но я точно знаю, что твои родители не злятся на тебя, потому что в том мире, где они живут, нет зла, они там, где текут теплые реки и царит вечное лето. Ты должен поверить мне, Том!       На секунду человек увидел искорку в глазах своего нового друга. Темноволосый парень вдруг снова показался ему потусторонним, словно сотканным из света — точно как вчера, в подсобке. В радужке Билла отражались блики, какие сложно представить у земного существа. На одну секунду Том растерялся, вглядываясь в его глаза, только потом он сообразил, что некрасиво таращиться так пристально. Он моргнул, немного отстраняясь от Билла. Загадочное ощущение тут же прошло. Ангел поспешно опустил взгляд. — Я расскажу тебе, хорошо? Как-нибудь, — закончил он, больше не смотря на смертного парня. — Я с удовольствием послушаю твою историю, — как заколдованный, повторил Том. Его тело словно налилось теплом от близости Билла. Почему в некоторые мгновенья он выглядел таким волшебным? — Прямо сейчас нам нужно собираться. Ты еще не передумал идти в студию? — Я не передумал, — повторил Том, рассматривая его руки на своих предплечьях.       Билл отошел от него. Он уже не обнимал человека, и в этот момент внезапный холод прошел по коже обоих парней. Как удивительно, рядом друг с другом они чувствовали себя комфортно, словно более... защищенными? Ангел тоже ощутил это. Необъяснимое разочарование поднялось со дна его души, когда Том сделал два шага назад, а потом еще, и, немного помявшись, протянул текст. — Нам надо спеть хотя бы пару раз. А то мы... ничего не успеем.       Ангел кивнул.       Пальцы Тома тронули струны и принялись извлекать из гитары прекрасную мелодию, и тогда Билл запел. Его голос, проникновенно проговаривающий слова песни, идеально накладывался на мелодию, сплетаясь с ней в причудливый танец. Музыкант и певец и создавали вместе что-то новое, меняющее атмосферу в пределах этой комнаты, приносящее в тишину живое звучание. Мягкие ноты заполняли пустоты, одну за другой.       Мелодия и песня, две неразрывно связанные половинки одного целого будто нашли друг друга, и Том сам удивленно поднял голову от струн. Билл в упор смотрел на него взглядом, в котором не сквозило ни тени сомнения в правильности принятого решения. Этот парень действительно не выглядел так, будто собирался отступать.       Том ощутил, что плывет по помещению. Пол начал медленно утекать из-под ног, стены тоже размылись и превратились в неясное пятно. Внезапно смысл слов Билла стал ясным, как никогда: место, где царило вечное лето и текли теплые реки представилось юному гитаристу четко и в деталях. Все, что Том видел перед собой, были неотрывно глядящие на него, спокойные и глубокие темные глаза, обрамленные черными ресницами, и именно в них мерцало отражение бесподобной картины: раскинувшееся голубое небо, мягкий, золотистый свет и тепло. Это были чистые, новые эмоции, которые через пальцы, текли по струнам, заставляя верить в то, что все происходящее — правильно.       Тому пришлось разорвать контакт и отвести взгляд, иначе они просто рискнули бы устроить короткое замыкание и последующий за ним пожар. Взгляд гитариста скользнул по руке Билла, которая сжимала скомканный листок. К его удивлению, черноволосый парень даже не смотрел туда; он пел по памяти, прочитав слова всего один раз. Вот так просто, ощущая и пропуская мелодию и строки через себя, он будто вкладывал в нее что-то личное, какую-то значимую часть себя, и именно от этого становилось так жарко и нестерпимо душно.       Когда эту песню играли они с братом, Том не сомневался в ее красоте, но в исполнении Билла песня стала такой новой, такой живой. Этот парень словно нес с собой перемены, которые были именно тем, что Том так давно потерял, а теперь, кажется, находил снова.       Когда мелодия стихла, юный музыкант придержал рукой струны. Он дождался, когда вибрации смолкнут под его ладонью. Ни ему, ни Биллу не хотелось портить ощущение того, что сейчас в эту минуту все встало на свои места. Как будто так было всегда и больше не будет по-другому. — Вау, — наконец смог сказать Том. Собственный голос казался ему далеким, звучащим словно со стороны.       Взгляд Ангела казался стеклянным. Он не понял, почему кончилась мелодия. — Ты ведь классно поешь, Билл. Ты уверен, что это не то, что ты делал всю свою жизнь? — сказал Том, когда с трудом подобрал слова, чтобы продолжить диалог. — Как ни странно, это не то, чем я любил заниматься. Но из-под палки это совсем не так, как было сейчас. Совсем другое. — Думаю, все сегодня пройдет хорошо, не может не пройти. — Я тоже так думаю.       Они еще с секунду молча просидели в комнате, слушая, как в коридоре сопит и топчется Георг, а в соседней комнате Густав ковыряется в своих вещах, застегивая сумку со всяким нужным барахлом. Но для двоих в пределах одного помещения мир почему-то остановился на минуту, словно давая передышку от темпа жизни и заодно возможность собраться с мыслями. ***       Ребята добрались до студии довольно быстро, чем немало удивили продюсера. Петер изумленно посмотрел на четверку музыкантов за стеклом изолирующей звуконепроницаемой комнаты. Когда он увидел Билла, дар его речи пропал сам собой, но Том так уверенно называл ее «солистом», что Хоффман решил подождать до завершения действа. Когда Билл повернулся спиной, Петер молча указал на него взглядом и округлил глаза. Георг понял и усиленно закивал, а Густав пожал плечами, что, видимо, означало «ничего не знаем, сам разбирайся».       Вот Хоффман и смотрел сквозь стекло на новоиспеченного солиста, пытаясь разобраться в происходящем хотя бы наполовину. — Как долго ты занимался вокалом? — полюбопытствовал он между делом.       Билл посмотрел на Тома и перехватив его предупреждающий взгляд. Они не успели обсудить в машине такие подробности, хотя юный гитарист и просветил Ангела насчет того, что страдающий паранойей Петер может задавать вопросы. Единственной инструкцией, которую Билл помнил была: «Главное — оставайся собой». Он очень хотел бы знать, что значили эти слова для него в этом мире, и старался не переиграть. — Я занимался вокалом два года. Профессионально. Остальное время упражняюсь сам, — не моргая взглядом, выдал Ангел. — Маловато будет, — Петер поджал губы, а Том одобрительно кивнул. — У меня природный талант. — Скромность тоже природная? — Продюсер хмыкнул, проводя рукой по волосам. — Моя матушка по имени Беатрис, вы слышали про нее по телефону, считает, что да.       Том издал странный хрюкающий звук, и все уставились на него. — Простите. Кашель, — кончики ушей гитариста покраснели. Он предпочитал не поворачиваться сейчас к Биллу, уловив эту абсолютно ровную интонацию. Он, конечно, сам сказал действовать естественно и по ситуации, но не до такой степени. Петер кинул взгляд на Георга, который снова дал понять, что лично он не знает о чем речь. — Тетушка Беатрис. Угу. — Петер понятливо и согласно кивнул. – И ты думал о карьере профессионального певца? — Эта мысль не оставляет меня в покое ни днем ни ночью. Я очень люблю музыку, особенно арфу, — ответил Билл и расплылся в очаровательной улыбке. — Арфу? — Арфу. — Но ты не заканчивал музыкальную школу? — Заканчивал, каждый день после обеда!       Том едва не подавился от хохота второй раз, слушая попытки Билла уйти от подробностей. Он повернулся, борясь с душащими его слезами. Как и любые люди подобной профессии, педантичный Петер жутко любил факты, но способы Билла убедить его, конечно, были очень странные. Увы, Том в данный момент не мог проронить ни слова от смеха, а потому не смог его остановить. — Петер, ну, чего ты к нему пристал, а? Он просто талантливый, не нужна ему школа. Сейчас сам все увидишь, что ты прицепился к человеку, как репортер желтой газеты? Ты еще спроси, есть ли у него девушка и почему он предпочитает такой имидж, — выслушав еще пару дурацких, на его взгляд, вопросов, Том все же справился с собой. — Кстати, хороший вопрос, — Петер строго скрестил руки на груди. — Личная жизнь может помешать вашей карьере! Как у тебя на личном фронте?       Билл не ответил, Том в это время суетился вокруг него, склонившись прямо к его уху и нашептывая ему что-то. Тот согласно кивал, прикрыв глаза и внимательно слушая его. Глаза Петера сузились при виде этой картины, и в голове у него зашевелились какие-то мысли, которые он, впрочем, тут же погнал от себя. Они не добавляли никакой ясности. — Я совершенно свободен, — услышав, что говорил ему Том, Ангел расплылся в лучезарном смайле. — Нет у него никого, не переживай, — Том бодро нарезал круги за стеклом, с небывалым энтузиазмом проверяя, чтобы все было подключено правильно. — Ты готов? Главное — не нервничай, делай все то же самое, что и сегодня с утра, как будто кроме нас тут никого нет.       Эти слова относились уже к Биллу. Тот кивнул, не особенно при этом поняв, что Том вообще ему говорил. Его взгляд прилип к кольцу пирсинга парня, которое задерживало все его внимание. Оно маячило прямо перед глазами подобно блестящему крючку для ловли на живца. Мягкое дыхание со вкусом мятной жвачки касалось щеки, отчего ладони Билла покрылись влагой. Том еще раз хлопнул его по плечу. — Ты наша надежда. Валяй.       Петер хотел спросить еще что-то, потому что объяснение казалось ему более чем неубедительным, но Густав уже начал отбивать ритм, а Том и Георг заиграли. Билл отсчитал такты и вступил, вовремя, ровным, но таким пронизывающим голосом. Через секунды у Петера медленно поползла вниз нижняя челюсть. Он и думать забыл, о чем собирался спросить, и во все глаза смотрел на нового солиста, на его темные волосы и глаза, совершенно белую кожу, точеные черты лица, но слышал только голос, который не оставлял ни одного живого места даже в душе такого бывалого человека как он. Ровный тон, абсолютно профессионально поставленный вокал, приятный тембр и идеальное звучание. В исполнении этого парня стала совсем не такая, как в исполнении Алекса, но от этого она значительно улучшилась. Ни одной фальшивой ноты, все на своих местах, ни октавой выше или ниже, чем надо. Это было просто...       Петер махнул рукой, прерывая исполнение на середине. Он поднялся со своего места и зашел в кабинку к группе, не дав им отыграть даже пары минут. — Том, на минуту, — продюсер подманил его рукой.       Том резко оборвал аккорды, удивленно и обеспокоенно обернувшись на Билла и двух друзей. Сжимая свою гитару крепче, он поднялся со стула, все так же не понимая, что сейчас вообще будет. Петер никогда не прерывал их репетиций. Юный гитарист вышел вслед за ним, в последний раз оглянувшись на троих парней, которые переглядывались друг с другом. Он уже понял, что сейчас ему, кажется, всыплют за все, что он делал не так: и за сумбурный звонок, и за то, что Билл не смог связать пару слов на собеседовании. Но ведь такого не могло произойти, этот парень исполнил все почти идеально! — Чего это он? — обеспокоенно пробормотал Густав, провожая взглядом побледневшего Каулитца. — Не знаю, я не Вольф Мессинг, — проворчал Георг, рука которого так и замерла на полпути до струн.       Том вернулся ровно через пять минут, и по его лицу нельзя было сказать ровно ничего. Он был красный, губы поджались в одну линию. Парень молча залетел в комнату, собрал свои инструменты, медиаторы, гитару, шнур к усилителю... — Пошли, чего расселись, — резко бросил он уже выходя из студии. — И все? — Густав, Георг и Билл переглянулись в растерянности. — Том, а что Петер сказал? — крикнул ему Георг.       Однако и Том уже шел прочь. Ребята недоуменно переглянулись, а в глазах их сквозила одна и та же мысль, состоящая из трех букв и начинающаяся на «х». Радостные люди не выбегают из студии красные, как помидор и не срываются прочь, с чувством хватая свои инструменты. Парни поспешно собрали свои вещи и как можно быстрее покинули помещение вслед за другом, ожидая самого худшего.       Догнали они его уже около машины, Том стоял, запрокинув голову и подставив лицо порывам легкого весеннего ветерка.

Ready for a change now I can see it in your eyes Heart is beating faster Caught you by surprise I'll make you recover Break the spell you're under Bring you back, bring you back to life Is it fight or flight? Angel, lose the wings... (Bring You Back-State Your Cause)

— Том! Может, все же объяснишь? — растерянно попросил его басист, не понимая ровным счетом ничего.       Когда Том посмотрел на ребят, на губах его играла широченная улыбка. — Объяснить что? — Чувак, это не смешно, — потерял терпение обычно спокойный, как истукан Густав. За его спиной стоял бледный Билл. — Контракт, ребята. Петер предлагает нам контракт. Если, конечно, Билл останется с нами. Он был настолько впечатлен выступлением, что даже не стал задавать нам лишних вопросов! — Ах ты сукин — Георг резко потерял в цвете и кинулся с кулаками на Тома. — Я решил, что все, привет переход и четыре бродячих бременских музыканта! Ты не мог это сказать нам в студии? — Погоди, ну должен же быть драматичный момент? — Том смеялся и уворачивался от его кулаков. — Сейчас я устрою тебе драматичный момент! В духе мыльных опер с печальным концом! — Я хочу, чтобы нас услышали все! У нас будет контраааааааааааакт!       Том орал так, что у одной из проезжающих машин взвизгнули тормоза, а проходящая мимо пожилая женщина с удивлением обернулась и покрутила пальцем у виска, от греха подальше удаляясь от группы ребят на другую сторону улицы.       Георг и Густ, не сговариваясь, прыгнули на Тома, стискивая его в суровых мужских объятиях. Их всех накрыло волной дикого неадеквата. Никто из них не мог поверить в то, что они получили то, чего так хотели. И все это благодаря...       Том понял, что от радости они совершенно забыли про Билла. Тот стоял чуть поодаль, растерянно рассматривая своих только вчера обретенных друзей. Улыбка играла на его губах — неподдельная и такая светлая.       Он понятия не имел, что сделал.       Из-за облаков пробилось, озаряя окрестности своими золотыми лучами, утреннее весеннее солнце. Билл перехватил взгляд Тома и улыбнулся ему еще шире, а гитарист вывернулся от продолжавших орать Георга и Густа и решительно шагнул к нему. Сначала Ангел не понял, что этом человек хочет сделать, но тот сократил расстояние между ними за пару широких шагов и порывисто заключил новоявленного солиста в объятия. В этом не было ничего необычного, просто совместное выражение радости, однако у Билла вдруг совершенно ощутимо подогнулись колени. Если бы он не стоял, опершись бедром о бампер Георговой машины, он, наверное, загремел бы вниз. — Спасибо тебе, Билл. Ты не представляешь, как ты нам помог. Это очень много значит для меня!       Горячий шепот прямо в ухо, и Ангел окончательно потерял этот мир. Он крепко зажмурился и тоже вцепился в боковые части распахнутой куртки мальчишки. Теплый шерстяной свитер, запах какого-то одеколона отчего-то скрутили его желудок узлом. Он молился, чтобы Том постоял так еще чуть-чуть, просто держа его, иначе, он мог поклясться, любой порыв ветерка просто сдул бы его вдруг ставшее легким, как пушинка, тело, и унес бы куда-то далеко-далеко. — О чем ты? Если бы не ты, меня бы сейчас тут просто не было. Это я должен тебя благодарить, ты мне вчера так помог, — тихий шепот Билла пришелся куда-то в плечо Тому. Брюнет не подозревал, что у гитариста в этот момент по спине пролетела стайка легких бабочек. — За это надо бухнуть! — раздался откуда-то вопль Георга. — Срочно!       Его предложение было встречено веселым, согласным гоготом. Настроение всей компании как по мановению палочки подлетело до потолка.       С плеч Тома как будто свалилась огромная гора, и впервые он ощутил себя счастливым, таким счастливым, что был готов орать, прыгать, бегать по улице, разбрасывая листовки с возгласами, что он на седьмом небе.       Ему было совершенно не важно даже, что все его счастье держалось на очень хлипких опорах, на знакомстве с парнем, которого он знал от силы несколько часов. Уже за одно то, что у них все получилось, впервые за последние полгода и за то, что мечта, которой он жил так давно, наконец, сбылась, он готов был обнимать Билла вечно. Это было просто невероятно. Всего лишь легким движением ресниц, одной своей улыбкой, этот странный новый знакомый вернул к жизни то, что казалось уже давно ушедшим безо всякой надежды на возвращение. Внутри воцарились такие оглушающие тишина и спокойствие, что Тому даже стало как-то не по себе. Перед уходом Петер сказал ему: — С возвращением, Том.       А может, он был прав? Может, это и есть оно — возвращение? Том улыбнулся своим мыслям. Он повернул голову и дождавшись, пока Билл перехватит его взгляд и посмотрит на него, подмигнул ему.       Нет, точно. Теперь все станет по-другому!