Не спеши возвращать меня. Я счастлив, что не увижу твою рожу рядом! С любовью, Вильгельм.
— Не спешить, говоришь, — прошипел Апостол, комкая письмо и занося его над пламенем свечи. Бумага тут же занялась, и через пару секунд пепел осел на отполированную столешницу. — Я посмотрю, что я могу сделать! Сакий! Гориллообразный Охранник тут же явился на его зов. — Так точно, Ваше Превосходительство! — Доложить обстановку! Тот заметно стух. — Ничего, Ваше Превосходительство. В отсутствие Вильгельма все спокойно. В округе все чисто, наша Стража прочесала окрестности. Ничего подозрительного или лишнего. — Вы уверены? — Как в том, что в Раю всегда день, Вашество! Давид устало протер ладонью лицо. — Все понятно. Что на земле? — Там сейчас происходит что-то невообразимое. Наши советники докладывают нам, там как никогда полно этих. Прямо-таки кишмя кишит. — Это все я уже и так знаю — новости какие? Они пока не нашли ничего? — Наша Стража пока не докладывает. — Сакий почесал огромную торпедообразную голову. — Чувствуют выброс энергии огромной мощности, вот и все. Да это и хорошо ведь, Ваше Превосходительство! Раз наши найти не могут, так куда уж им, этим темным, с нами тягаться! Поморщившись, Златокрылый кисло взглянул на него. — Порассуждай мне тут еще! Нам надо удвоить, утроить силы! Этого мало! Сакий молча наблюдал за тем, как Апостол нервно кусает губу, расхаживая из угла в угол. — Давид, ты снова начинаешь нервничать, — сонно протянула птица Сирин со своего насеста. — Помолчи-ка, — довольно резко прервал ее Апостол. — Сакий, сколько у нас еще резервов есть тут, в Министерстве? — Пара отрядов, не более того. Все остальные уже давно внизу. — Пошлите всех. — Всех? — Охранник округлил глаза. — Но как же охранять Дворец? — От кого охранять? Единственная напасть — это Вильгельм, и он сейчас не тут. — А за самим мальчишкой приглядывать разве не надо? — За ним приглядывают! — отмахнулся Давид. — Пусть еще скажет спасибо за это, после того, что он написал. Впрочем, я скажу Рафаэлю, чтобы не особо спешил к нему на помощь, нам сейчас как никогда не до него. Он прошелся по кабинету еще раз. — Велеть всем спуститься на землю. Стать ушами, глазами, всем. И немедля найти то, что нам нужно! Если понадобится, сам спущусь, никому ничего доверить нельзя! Давид так развоевался, что щеки его раскраснелись. Сакий вспыхнул и вылетел вон, спеша донести приказ начальства всем Серафимам, чтобы те уводили свои войска. Кажется, Златокрылый был сегодня не в духе чуть более, чем обычно. Давид мрачно отвернулся в окно, за которым как всегда стояла полнейшая идиллия, однако, мысли верховного Апостола парили далеко от красоты. В последнее время все будто шло под откос, никак не желая возвращаться на круги своя. Больше всего Верховный Апостол опасался, что Нижняя Палата преуспеет в поисках гораздо больше. Тем временем Ангельские отряды еще не продвинулись ни на дюйм, разгребая завалы, устроенные Демонами. Прямо сейчас Давид знать не знал, чем помочь светлым Стражникам. Ему, как и всему Раю, во всей этой ситуации надеяться оставалось только на чудо. В такие моменты он жалел, что ему не велено покидать пост — он хотел бы сам спуститься вниз и поучаствовать в операции. Увы, все, что он мог — лишь сидеть в своем кресле и ждать, ждать, ждать. Златокрылый посмотрел на пепел от письма, на своей столешнице. Почему его душило такое нехорошее предчувствие? *** Впрочем, Верховный Апостол был не одинок в своих терзаниях. Где-то там, по другую сторону мира, на самой окраине Ада, Дария тоже решала некоторые проблемы, с той лишь разницей, что, в отличии от Давида, она догадывалась, с чего начинать. На коленях ее лежала огромная раскрытая книга, и Фурия быстро-быстро водила пальцами по ее строкам, шевеля при этом губами. Обычно Демоны не уходили в мир людей надолго, а если и делали это, то выбирали привычное для себя ночное время, чтобы творить свои злые дела. Свет, как ни крути, был совершенно не их стихией. Конечно, вопреки мнению смертных, они не сгорали на солнце, стоило тому лишь лизнуть своими пламенными лучами их кожу, но ощущение некоего дискомфорта у некоторых возникало все равно. Да и выглядели большинство из Темных весьма колоритно: не было такого Демона, который мог бы абсолютно смешаться с толпой смертных. Особенно это касалось тех существ, которые совершили столько зла, что потеряли свой человеческий облик окончательно, например, как Грим или Дориан с Каином. Дарии повезло больше в этом отношении — свой человеческий облик ей удалось сохранить процентов на восемьдесят, и если не считать когтей, которые появлялись только в полете, она бы вполне сошла за симпатичную смертную. Для того, чтобы довести дело до конца, ей оставалось не так уж много. — Где же оно, — Дария уже начала было сомневаться, что из пятидесяти томов Большой Демонической Энциклопедии сможет отыскать нужный, но где-то на пятнадцатом ее старания-таки увенчались успехом. Найдя нужную страницу, девушка снова вспомнила добрым словом свою бабулю Изабеллу, в наследство от которой достались ей все эти тома. Она огляделась по сторонам, посмотрела наверх. Над пристанищем Фурий, огромным черным деревом, где она жила со своими восьмерыми сестрами, с гортанными криками кружили Лайла и Димитрия, к счастью, слишком занятые, чтобы разглядеть свою младшую товарку в тени гигантских, древних узловатых корней. Они визгливо хохотали, таща за собой какой-то огромный черный мешок и с гоготом разбрасывая на ходу клочки и нитки. Скорее всего, нашли где-нибудь хорошее местечко для наживы, вот и волокли теперь в дом все, что плохо лежало. Терпение Дарии уже практически лопалось, и она упорно пыталась не отвлекаться всякими ненужными мыслями. Сейчас, как никогда, стоило действовать быстрее, иначе был риск, что ее могли увидеть, и тогда придется объяснять сестрам очень много ненужных деталей. Дария беззвучно зашевелила губами и прикрыла глаза. Сцепив руки в замок, девушка медленно начала раскачиваться взад-вперед, бормоча что-то на древнем языке, воспоминания о котором остались только разве что в паре книг. В этот раз ей придется путешествовать в мир смертных не совсем обычным способом. По мере чтения тело ее становилось легче, а голова — тяжелее. Дария чувствовала, будто растворяется, подобно шипучей таблетке аспирина. Это было забавное щекочущее чувство, словно контуры медленно разъедало щелочью. Кожа Демоницы меркла, частичками пропадая и бледнея, и вскоре увесистая книга, которую девушка держала у себя на коленках, с глухим стуком упала на землю, поднимая в воздух клубы черной пыли. Пространство возле корней большого дерева опустело. Когда Фурия закончила чтение и раскрыла глаза, ее резко вырвало из темноты. Пошатываясь, как пьяная, Дария пыталась унять жуткую слабость во всем теле. Все же она не любила подобный способ перемещения: хотя он был и быстрее, чем полет, мутило и тянуло тошнить от него так, что лучше уж лишний раз поработать крыльями. Дарии пришлось довольно долго приходить в себя и привыкать к миру, который кружился у нее перед глазами бесконечными слепыми пятнами. Она стояла посреди широкой улицы, на перекрестке, под слабым, мерцающим фонарем. Мигнув в ее присутствии единственным желтым глазом, тот погас и окончательно погрузил улицу в клочковатую темноту. Опустившись на колени, Дария вырвала из головы несколько волосков, бросив их на асфальт в том месте, где стояла. Чтобы найти дорогу обратно, ей стоило отметить это место, ведь не сделай она этого, она рисковала остаться в этом мире навсегда. Все еще пошатываясь, Фурия добрела до ближайшей скамеечки. Проходя мимо большой лужи, она довольно хмыкнула, мельком взглянув на свое отражение. Все в ней осталось точно так же, за исключением одной маленькой детали, точнее, трех. Ее огромные крылья, загнутые рожки и хвост пропали. Она повертела перед лужей, любуясь необычно гладкой спиной. Сработало. Просидев на лавочке еще минут с десять и уняв головокружение, девушка поняла, что может идти дальше. Путь ее лежал в Магдебург. Она оглушительно свистнула, заложив в рот два пальца, и в черном небе немедленно нарисовался огромный птичий силуэт. Где-то неподалеку протяжно и тревожно завыла собака. — Веди, Теодор. Где там этот городишко? Ворон согласно каркнул и, совершив пару кругов, взял свой путь, а Дария медленно побрела по ночной дороге.Ready for a change now I can see it in your eyes Heart is beating faster Caught you by surprise... Find a way to live, Find a way tonight You need to show the world your strong side Face to face Heart to heart (Bring You Back – State Your Cause )
Петер ничего не понял, когда с утра, часто дыша в трубку и путаясь в словах, комкая фразы и глотая окончания, ему позвонил Том. Сын старого друга бросался фразами, перескакивая с предложения на предложение, и тараторил как профессиональный футбольный комментатор в самый напряженный момент игры. Из его бессвязной болтовни Петер разобрал всего несколько слов: «солист», «кузен», «свалился на голову» и «щасприедем!!!». До кучи несчастный продюсер прослушал еще и жизненную историю какой-то тетушки Беатрис, которая почему-то осталась во Франции, но к делу относилась все равно. Продюсер искренне попытался вникнуть, но перебить Тома казалось просто невозможным: — Том. Ты опять обдолбался? — закончив слушать бессвязную речь, Хоффман устало провел рукой по волосам. — То, что тебе что-то там свалилось на голову я уже и так слышу по твоему разговору. Я же просил не звонить мне и не являться в таком состоянии! — Да нет же! Только кофе принял на грудь! — возмущенно запротестовала трубка. — Ты уверен, что только его? — Как в том, что Солнце вертится вокруг Земли! — Не наоборот? — Нет, не наоборот! Мы щас приедем и сам увидишь! Это прозвучало как угроза. Петер хотел было уже высказать Тому все, что он так давно мечтал выдать по поводу его манеры действий под влиянием веществ, но не успел. В этот момент он услышал на заднем плане второй голос, звучащий более вменяемо: — Дай сюда! — Георг отнял у не вяжущего лыка друга трубку. — Алло. Петер! Короче. В двух предложениях басист объяснил продюсеру, в чем дело. Ему понадобилось ровно две минуты, чтобы убедить Петера, что дело «стопудово стоящее». В этом он был талантлив. — Георг. Соберите мозг в кучу. Мы не можем взять на прослушивание кого-то, кто живет не здесь! — поняв, наконец, суть, выдал продюсер. — Ты себе как это представляешь вообще? — Не знаю, Петер, но ты пожалеешь, если не услышишь парня! Просто послушай и все. Иначе Каулитц сейчас рванет, как бомба, он меня уже задолбал, ты понимаешь, он может! — Георг многозначительно возвел глаза к потолку. — Ну и плюс, если тебе понравится, не думаю, что географическая разница станет для тебя помехой, ты же у нас всесильный! Сидящий рядом с ним на табуретке Том нервно дергал коленкой, порываясь вскочить и выхватить у друга трубку, чтобы ускорить решение Хоффмана, но Георг показал ему увесистый кулак, ясно дав понять, что вмешиваться сейчас не стоит. Том раздраженно отвернулся. Билл тоже сидел, как на гвоздях, и внимательно слушал, как решается его судьба всего лишь на второй день пребывания в мире людей. Он понятия не имел, почему нервничал не хуже Тома, и по какой причине его руки так дрожали. Ему упорно казалось, что сейчас именно это — самое важное событие в его жизни, возможно оттого, что он и сам загорелся вдруг этой идеей, не в силах больше бороться с собственным любопытством. Он видел, в какой неописуемый восторг привели смертных мальчишек его вокальные данные, и просто не мог не улыбаться, радуясь, что сможет ответить этим добрым людям помощью на их помощь. Ангел совершенно забыл думать о том, что его должна заботить собственная судьба, забыл о том, что еще вчера хотел спихнуть Давида с лестницы и смотреть, как тот катится вниз, теряя парик и золотые тапки, забыл, что ему надо искать, как исправить кашу, которую он заварил. Билл не сразу вспомнил и о том, что в Раю его ждала мать, которая нервничала о его судьбе гораздо больше, чем ее непутевый сын. Прямо сейчас самое важное оказалось рядом, прямо здесь, и Билл продолжал кусать губу и слушать разговор Георга с неизвестным человеком. Он глянул на Тома. Тот прекратил дергать коленкой и принялся за новое занятие — принялся нервно барабанить пальцами по столу. Наконец Георг кивнул и нажал на отбой. — Ну-у-у? — Том гарпией кинулся к нему. — Баранки гну. Собирай шмотки. Юный гитарист победно вскинул руки. — Ты гений дипломатии! — Кто бы сомневался. — Честно, после вчерашнего у меня тоже были сомнения в том, что он захочет нас видеть. — Значит, захотел. У вас обоих пятнадцать минут на сборы. Марш! — Георг сурово указал на дверь в комнату. Том серьезно посмотрел на Билла. — Парень, сегодня все будет зависеть от тебя. Кошмарный узел в желудке Ангела скрутился еще туже от этих слов. — Я... Я постараюсь, — прошептал Билл, шумно сглотнув. Вот бы у Давида морда вытянулась при новости, что кто-то доверился его племяннику! Ангел вдруг ощутил собственную значимость, поняв, что ему впервые дают очень серьезный шанс. Каким бы странным это ни казалось, сейчас от него и только от него зависела судьба других людей, и может, именно потому Вильгельм как никогда захотел доказать, что он сможет сделать то, о чем его попросили. Он хотел сделать это для Тома и назло воображаемой роже Давида, всплывающей в его памяти. Даже голос дядюшки донесся до юного сотрудника Небесной Канцелярии весьма отчетливо: — Ты ничего не стоишь! И никогда не достигнешь большего на своей службе! — визжал воображаемый родственник так, будто в него плеснули кислотой. — Лучше бы ты заткнулся, — мстительно сказал ему Билл. — Я докажу, что стою больше, чем ты думаешь! — Что прости? — Том обернулся через плечо. — Ничего, — Вильгельм тут же одернул себя. — Размышляю вслух. Впрочем, Том был слишком взбудоражен, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Впав в лихорадочный ажиотаж, он поволок новоиспеченного солиста в комнату.