Where Angels and Demons Collide

      С утра, непривычно долго копошась ключом в замке, чертыхаясь и матерясь, в квартиру ломился Георг. Для него это было утро воскресенья, а так же утро дикой головной боли, коварно двоящейся замочной скважины и забытого в такси кошелька. — Вот блин. Да стой ты, сцука! — обратился басист к скважине, которая (он мог бы поклясться в этом) каким-то мистическим образом перескочила влево прямо из-под его руки.       Он попытался потрезвонить в дверь, но ему почему-то ответила полнейшая тишина. — Сдохли они там все что ли? — с досадой прошептал парень.       Прищурив один глаз как пикадор, басист размахнулся и засадил, наконец, со всей дури ключ в скважину. — О, боги! Почему я так прекрасен и ловок? — похвалил он сам себя. — Тооом? Гуууст? Биииил? — этот крик разнесся по пустой квартире, когда запоздавший жилец-таки проник внутрь.       Георгу не то, чтобы принципиально было нужно что-то от ребят, просто он не понял, почему никто не открыл ему. Он точно помнил, что только ему перепала девчонка, а это значило, что остальные поехали домой. Не могли же они до сих пор дрыхнуть? Хотя, почему не могли, могли. Билл и Том так перебрали вчера, что даже танцевали только вдвоем, Георг точно помнил этот момент, он отпечатался в его памяти как живой. Вот будет о чем рассказать им как они встанут!       Приятно прижмурившись, басист припомнил свои вчерашние ночные приключения. — Ы-ых, — довольно прошептал он и снова поежился, а затем, все еще посмеиваясь, бесцеремонно открыл дверь в комнату Тома. — Ну что, алконавты, вы помните как... — слова застряли в его горле на полпути.       Том оказался в постели не один. Его дреды разметались по подушке, одеяло прикрывало парня только по пояс. В его объятиях лежала какая-то брюнетка, руки гитариста нежно обнимали девушку за талию, черная голова покоилась на его плече, а лицо скрывал каскад темных прядей. Красотка пошевелилась, и тогда блестящие локоны спали на сторону, и глаза Георга окончательно вылезли из орбит. Ему понадобилось секунд тридцать, чтобы сообразить — он ошибся второй раз. Это была не девушка...       Он как-то разом охватив взглядом все — пустой диван, где до этого ночевал Билл, разбросанную по полу одежду, которую он, несомненно, видел на Томе и Билле вчера в клубе, и, собственно, самих Тома и Билла, спящих, как сладкая парочка и нежно прижимающихся друг к другу. На этом моменте Георг окончательно оторопел. Его шутка про танец в клубе мигом потеряла свою значимость, какк ка что бы ни произошло вчера, оно явно имело продолжение еще и сегодня. За всю свою жизнь из всех гетеросексуальных гетеросексуалов, которых он встречал, Том был самым гетеросексуальным. Женщины всегда роились вокруг него ульями, начиная со средних классов школы, а иногда он уходил из клуба сразу с двумя девушками. Что на него нашло в последние дни? Разве не он утверждал с пеной у рта, что Билл, кроме всего прочего, являлся его кузеном?       Георг похлопал глазами, не находя никаких ответов на свои вопросы. Он вышел, закрыл дверь, посмотрев на нее с другой стороны, потом вышел из квартиры, проверив номерок и, убедившись, что это именно его дверь с цифрами 483, после чего вернулся обратно. Он снова нерешительно повернул ручку и заглянул в комнату друга, сообразив, что ошибки тут нет, и попал он именно в ту квартиру, как бы прискорбно это ни звучало. Пока Георг странствовал от двери до двери, ничего не изменилось, разве только Том повернулся во сне, а Билл переполз к нему на грудь, как родной. Во сне рука гитариста ласково проползла по талии парня и натянула на него одеяло.       Георг не вытерпел. Подумав чуть-чуть, он схватился за свое гетеросексуальное сердце и, хромая на все, на что только можно хромать, отправился будить Густава. Он понял, что произошло, кажется, Том от стресса снова впал в экспериментальное состояние со своей личностью. У него уже бывали такие периоды — сначала проблемы с алкоголем, потом с прогулами студии, потом с отрицанием всего и вся, потом с хамством начальству и лучшим друзьям... Сейчас начался новый виток трагедии — кажется, веселья ради, он перешел на парней. Георг едва дышал и старался двигаться как можно тише, чтобы в этой новой тишине хотя бы попытаться обнаружить утерянный смысл бытия. Ему нужно было срочно будить Густава. Только вдвоем они всегда приводили Тома в порядок.       Том в это время все же вырвался из сна. Что-то помешало ему оставаться там, наверное, во всем были виноваты топот и сопение в коридоре. — Я убью его. Почему он не может возвращаться тихо? — простонал он, протирая глаза.       Утро встретило его неожиданно — звоном внутри головы и копной мягких волос, покоящихся на его груди. Осознав последнее, Том застыл. Он не припомнил, чтобы вчера возвращался не один, они ввалились домой — он, Билл и Густав, но никого четвертого с ними не было.       Юный гитарист осторожно заглянул под одеяло, стараясь не разбудить то, что спало рядом с ним, но обнаружил, что ничего не пропало. Его боксеры были на месте, и парень облегченно вздохнул. По крайней мере, собственная память-таки не подвела его.       Он попытался восстановить цепь событий. Медленно, капля за каплей, осознание приходило к нему. Том вспомнил, как он, пьяный и невменяемый, вернулся из туалета, а потом грозился Биллу придавить его, если тот немедля не подвинется... И, собственно, исполнил свою угрозу. Он хотел спать так, что готов был лечь рядом, даже если бы это оказался Эллис Купер собственной персоной.       Черная копна волос на груди Тома зашевелилась, а теплые пальцы проползли чуть вниз по голой коже, оставляя за собой приятный след от прикосновения. Брюнет слегка застонал во сне. Мурашки прошлись вдоль всего позвоночника Тома, потому что это действие и ощущение приятной тяжести поспешило сказаться немедленно, так что к своему ужасу, юный гитарист ощутил, что утро приветствует его радостным поднятием одеяла где-то в районе паха.       Перед глазами в танцевальном ритме пронеслись картинки прошлой ночи. Цветомузыка, серая футболка, запрокинутая голова Билла, его влажная шея. Начинающийся стояк окончательно укрепил свои позиции. От подобного вооруженного переворота в голове, щеки парня залила краска, так что он обессилено откинулся на подушку. Он молился о том, чтобы Билл не проснулся и не увидел этого, но его надежды не оправдались.       Почувствовав шевеление, брюнет, как назло, сделал строго обратное. Карие глаза его раскрылись, как будто бабочка взмахнула крылышками, и уставились прямо на выползающего Тома, поймав того на месте преступления. Человек тоже уставился в эти глаза, в которых спросонок еще отразилось ни капли понимания происходящего, однако, Билл на удивление быстро быстро пришел в чувство. Он просканировал лицо парня сверху вниз, в его карих зрачках мелькнуло удивление. Оба молча смотрели друг на друга, а Том мечтал прожечь наконец эту кровать и низринуться прямо в Ад, так ему стало стыдно, хотя Билл, казалось, не обращал на это внимания.       Вместо этого он поморщился, сказав лишь: — Блин, где моя голова? Ты не видел?       И снова рухнул вниз, уткнувшись лицом в одеяло. Сметая все неловкости и ненужные слова, глупости и предрассудки своей непосредственностью, он болезненно прикрыл веки. Нет, этот мальчишка не удивлялся тому, что проснулся, мягко говоря, не один и, мягко говоря, в странной ситуации. Его волновала его голова! Впрочем, не сюрприз, ведь вчера под конец вечера именно эта часть его тела уже не думала, заставляя своего хозяина хлестать зеленый абсент прямо из горла, как будто это был не крепкий алкоголь, а всего лишь бабушкин домашний компот.       Том не выдержал, он понял, что его начинает душить смех. Вся эта ситуация была настолько нелепа, что он не смог удержаться. Он рассмеялся, ощущая прилив абсолютной детской дури. Неловкость его тут же сдуло словно ветром, спасибо Биллу, который знал наверняка, как уничтожить момент. Все так же смеясь, Том схватил парня в охапку и перекинул через себя. Он вдруг почувствовал себя так, будто не трезвел со вчерашнего и все еще прибывал в состоянии неуемного наркотического угара. — А нехрен было столько жрать вчера! — дал он запоздалый совет, подминая Билла под себя и тыкая его кулаками под ребра. — Пьянь коричневая! — Эй! — возмутился тот. — Ты что делаешь?! Не щекочи меня! — Почему я не должен? — прорычал Том, тиская ребра парня. — Я боюсь щекотки! — заорал не своим голосом юный Ангел.       Этого говорить не стоило. — Хы… — нехорошо ухмыльнулся Том.       Сейчас было самое время отомстить Биллу за все, что он творил вчера: и за его выход из клуба, и особенно за поцелуй с девчонкой, которая оказалась такой неприятной личностью. Ангел и вздохнуть не успел, как в мгновение ока оказался намертво прижатым к кровати. В глазах его мелькнул суеверный ужас, когда он осознал, что сейчас будет. — О нет! Том, нет! — О да, Том, да! — выдохнул парень и принялся отрабатывать на худых боках темноволосого Ангела весьма сложную табулатуру, до которой он никак не мог дойти вот уже пару недель. Теперь шанс представился как никогда удачный. Билл извивался и хрипел, рыдая от смеха, и Том продолжал его мучить, впиваясь в бледную кожу и стараясь сделать так, чтобы брюнет не вырвался. Он терзал ребра Билла, пока тот закатывался под ним заливистым смехом. — За что ты меня убиваешь? — отбивался тот.       Том придавил его к кровати еще сильнее, хрипло дыша в его ухо. — Ты вчера занял всю мою кровать. До, рэ, ми, фа, соль, ля, си! — садистски прошептал юный гитарист ему прямо в ухо, пробегая пальцами снизу вверх. — Не на-а-адо, ты сказал, что мы друзья! — Билл стремился скинуть его с себя, но не мог разобрать ничего сквозь смех.       Тому начало становиться жарко от этой забавной игры. — Во-вторых, — продолжал он читать нотации, — ты вчера мне доставил массу хлопот. Ты же не думал, что тебе это так сойдет с рук? — Не думал… — прошептал Билл, пока Том временно потерял бдительность и прекратил свой садизм. — Не думал, ну тогда и получай! Чтобы в следующий раз твоя голова работала лучше! Я, как гитарист, могу делать это ооочень долго, — он навис прямо над Биллом.       Кончики его дредов, свесившись, дотронулись до кожи парня. Он заглянул прижатому в кровати Биллу в лицо. Тот все еще смеялся и брыкался, так что Тому пришлось скрутить его руки и придавить их к кровати по обе стороны от головы. Брюнет прикрыл веки, хрипло дыша и пытаясь отсмеяться. Он запрокинул голову, но его движения и ерзание вдруг заставили Тома остановиться и прекратить возню. Он вдруг понял, что это ему напоминает их маленькая игра. Жар поднялся снизу живота, а в голове моментально стало пусто. За всей шуткой Том как-то совершенно забыл, что у него была одна утренняя проблема, которая так никуда и не делась. Словно почувствовав изменение настроения, Билл тоже перестал смеяться. К счастью, тот ничего не говорил, он лишь мягко смотрел снизу на своего мучителя и улыбался так, что у Тома по лопатке стекла капля пота. Сейчас он был такой красивый. Глядя на него в открытую, Том прошелся глазами по изгибам его шеи, изучая идеальную гладкую кожу, капельки пота на ней, прилипшие ко лбу прядки взлохмаченных черных волос, полные губы, выразительные темные глаза. Он был такой сонный и растрепанный, со следами от подушки на лице.       Билл прищурился. Взгляд его скользнул по переносице парня, до кольца в губе и обратно. Он видел, что во взгляде Тома теперь отражаются совсем уже не огоньки смеха, в них горело что-то другое, эти глаза смотрели будто через его кожу так, что Ангел вдруг начал падать во что-то мягкое и теплое. Он ощутил жжение и легкое покалывание и посмотрел вниз. Том сидел прямо на нем, и там, где он прижимался бедрами вдруг стало твердо, так твердо, что пришлось закусить губу. Какое забавное чувство...       Человек ощущал эти изменения, но не двигался, он так и навис над Биллом, давая ему возможность сполна разглядеть себя ближе. Ангел пользовался ей, бессовестно шаря глазами по его скулам, гладкой коже, встрепанным дредам. Он слушал его сбитое глухое дыхание.       Том склонился чуть ниже. Еще чуть чуть и его грудная клетка коснулась бы груди Билла. — Что? — тихо спросил Ангел, сам не зная, почему он шепчет. — Н-ничего, — так же тихо ответил Том.       Еще какое-то время они неловко подбирали слова. Билл понял, что его руки больше никто не держит, и, кажется, угроза щекотки отступила. Поддаваясь какому-то странному порыву, он высвободил запястья. Чуть помедлив, Ангел положил ладони человеку на грудь, сам не зная, что хотел — то ли остановить этого мальчишку, то ли наоборот, сделать что угодно, чтобы тот не останавливался и продолжал прижимать, гладить его тело, потому что это ощущение было более, чем приятно.       Медленно, словно завороженный, Билл провел ладонями по груди Тома, перешел на его широкие плечи, провел руками вверх, медленно останавливаясь на ключицах парня. Он словно изучал его и на этот раз совсем не глазами. Подобное движение вызвало у объекта издевательств новый прилив крови к определенной области собственного тела. — Пожалуйста, не надо больше щекотки, — умоляюще прошептал Билл. — Я осознал свою ошибку и страшно раскаиваюсь.       Том сглотнул. Это вряд ли называлось «раскаиваться» — это называлось «выносить последние мозги». — Если я тебя отпущу, ты обещаешь сделать, что я скажу? — человек попытался собрать оставшиеся силы воли. — Смотря, что это будет, — Билл слегка повернул склонил голову. — Мне кажется, ты не в том положении, чтобы торговаться.       Ангел сощурился, впрочем, признавая его правоту. — Я тебя слушаю? — неуверенно пробормотал он.       Поборов слабость, Том принялся перечислять. — Ну, поскольку ты так нормально и не извинился за то, что занял мою кровать, я требую твоих извинений прямо сейчас. Ты повторишь за мной фразу — «Я дико извиняюсь перед тобой за то, что занял твое место, Том. Такого больше не повторится». — Пфф! — фыркнул Билл. — Ничего я такого не буду говорить! ААА! Ладно, стой! Я повторю все! Кроме извинений! Да стой ты! И их тоже! Я согласен! — Говори! — Том навис над ним, как хищник над жертвой. — Я… прошу прощения... и больше не буду занимать твою кровать… Доволен?       Том довольно улыбнулся. — Все отлично. А теперь добавь: «Прости, пожалуйста, Том!»       Ангел притворно нахмурился, однако, все же нехотя изрек: — Прости, пожалуйста. Том.       Юный гитарист поежился от того, как прозвучало его имя, слетевшее с этих губ. Он победно посмотрел на брюнета и пробежал пальцами по его ребрам в последний раз, и только после этого освободил его. Сидеть на темноволосом парне дальше он не мог. Отфыркиваясь от смеха, Билл исподлобья посмотрел на него. — Это была нечестная победа! Мне плохо, и я еще не проснулся! Ты выбил из меня слова силой! Моя игра была честна и высокоморальна! — Я не обещал играть честно. — Ах так, — протянул темноволосый парень и неожиданно накинулся на Тома, пытаясь застать его врасплох. Но тот оказался быстрее и через секунд десять борьбы он опять подмял Билла под себя. — Ты не знаешь, с кем ты связался, Билл, — острый взгляд прямо в глаза пригвоздил брюнета к горизонтальной поверхности. — Ты тоже… — прежде, чем подумать, как это звучит, прошептал Билл.       Его тихий шепот пополз вниз, и Том снова начал терять свою комнату. Говорили ли они все еще об их маленькой потасовке, или это уже было что-то другое? Его глаза притягивало к Биллу, как магнитом, и взгляд брюнета тоже шарил по лицу Тома. Почему-то этот его действие был даже откровеннее любого прикосновения. Человек совсем прекратил дышать.       Том вдруг понял, что его действительно привлекает этот темноволосый парень, наверное, с самого первого мига, как он увидел его; тело больше не могло реагировать адекватно. В этом не стоило винить алкоголь или просто момент, прямо сейчас Том осознал, что все это были лишь его попытки самооправдания. И что его пугало больше – кажется, ему отвечали на это чувство взаимностью. Взгляд Билла не врал, Том видел в его глазах те же смятение, любопытство и... возбуждение? Что творилось с ними обоими? Все эти движения, прикосновения доводили просто до помешательства, и это было лишь слабое описание того, что зажглось сейчас в душе Тома. Все казалось неясным и мутным, юный гитарист задавался вопросом — если Билл вот так же будет продолжать издеваться над его мозгом, во что это выльется рано или поздно? Он терял контроль рядом с ним, и это действительно пугало. Почему же, черт побери, у него возникало такое чувство, что он знает этого парня уже лет сто, не зная о нем на самом деле ровным счетом ничего?       Взгляд его скользнул на губы Билла. Такие притягательные. Затем снова глаза в глаза. Тому казалось, что еще секунда — и… — Кхем.       Солист и гитарист резко обернулись. В дверях их комнаты возникли Георг и Густав, последний стоял на фронтовой линии обороны, а первый чуть поодаль. Парни переглянулись. Во взгляде басиста, направленном на барабанщика, откровенно читалось: «Что я говорил?»       Пятью минутами раньше сонный и уставший Густ отбивался от буйного друга, убеждая его, что все, что он мог видеть в комнате Тома, Георгу привиделось с похмелья, но тот выкатывал глаза, не говоря ничего связного, и тряс приятеля за плечо. Попутно он указывал пальцем в сторону комнаты Тома, затем снова указывал и снова тряс Густава, нечленораздельно бормоча какие-то восклицания.       По его речи Густав понял, что: «Тома надо спасать», «он снова за старое», «у него поехала крыша!». В конце концов, барабанщик раздраженно сдернул с себя одеяло и, надев на нос очки, отправился сам смотреть, что там Георгу имелось в виду. Поняв, что происходило, он деликатно кашлянул и смущенно отвернулся, делая вид, что увлеченно изучает картинку на стене. Они оба видели достаточно. — Том. Можно на минутку? — вкрадчивым голосом позвал Георг, когда обрел дар речи.       Том вспыхнул. — Зачем? Че те не спится с утра, Жорж, а? — он поспешно скатился с Билла, нашаривая на полу джинсы. — Срочно что ли?       Ангел смущенно отвернулся к окну, приподнявшись на кровати на локтях. Его лицо и уши вдруг начала заливать краска. Он понятия не имел, что это был за момент, и чем бы в итоге кончилась их с Томом шуточная потасовка, но чувствовал себя крайне раздосадованным тем фактом, что ему так и не суждено теперь это узнать. — Какого хрена надо? — раздраженно спросил Том, скрещивая руки на голой груди, когда они с друзьями проследовали на кухню. — Том, позволь спросить тебя, чем ты занимаешься? Ты, вроде, говорил, он твой кузен? — вопросил Георг, в негодовании тыча пальцем в сторону спальни. За его спиной стоял куда более спокойный Густ, который пока не стремился лезть в разборки. — Говорил, — совершенно спокойно сказал Том. — Тогда что происходит, твою мать?       Том, которого начало мучить плохо скрываемое раздражение, показательно огляделся. — Где? — Не строй из себя дурака. Мы все видели! — начиная терять терпение, принялся сыпать аргументацией Георг. — Что вы там видели? — перешел на недобрый шепот Том. — Кто тебе сказал, что ты вообще можешь что-то видеть, врываясь в мою комнату так просто? — Я думал, ты дрыхнешь! Откуда мне знать, что ты теперь переключился на такого рода связи? — в негодовании парировал Георг. — Может, пояснишь, что все это значит?       Глаз Тома дернулся, будто бы от тика. — Почему я должен тебе что-то объяснять, если это ты, — он ткнул указательным пальцем в сторону друга, — без спросу вломился ко мне в комнату! — С того! Никакой он тебе не кузен, вот что я думаю! — выпалил Георг, сжав кулаки. — У тебя ведь не осталось никаких родственников! Я знаю тебя как облупленного! — А даже если и так, что с того, Жорж? — глаза Тома, который перестал соображать, что говорил, зло прищурились. — Что ты мне сделаешь? — Я так и знал! — с родительским видом, Георг закатил глаза. — Мы с Густавом видели все оттенки твоей депрессии, пока вытаскивали тебя с краю. И, если честно, я думаю, ты снова начинаешь съезжать вагончиком!       Хотя в словах друга была доля правды, признавать это прямо сейчас Том не стал бы ни за что на свете. Они с Георгом гневно смотрели друг на друга — Том, потому что и сам не мог объяснить насколько он был уверен в том, что творил, а Георг потому, что был уверен: его приятель напрочь сбился с тропы истиной. — Каким еще вагончиком? Что тебе на этот раз не так? — юный гитарист устало опустил плечи. Он был действительно не в настроении разбираться прямо сейчас. — Окстись, Том! — Георг внезапно повысил голос. — Ты то отвергаешь одного солиста за другим. А теперь тебе годится и первый встречный, ты приводишь в дом незнакомого парня, делаешь его солистом. Как много ты знаешь о нем?       Этот вопрос казался таким логичным, что пугал до глубины души, Тому и самому хотелось бы знать ответ, однако он уже впал в состояние отрицания и потому откидывал собственные доводы разума: — Я знаю его достаточно! — сжав кулаки, парень тоже сделал шаг вперед. — Тебе ясно? Если вы мне друзья, вы не станете ставить под сомнение мои решения, к тому же, насколько я помню, еще вчера никто не возражал против его похода в студию. Не ты ли чуть ли не первым уговаривал Петера устроить прослушивание? — Ну вот сейчас мне эта идея уже не кажется удачной! Я думаю, ты не понимаешь, что ты творишь! Что дальше, Том? Позовешь в группу еще несколько новых членов и тоже приведешь их в квартиру, а потом сопьешься и будешь играть по переходам до конца своей мизерной жизни? — Георг, кажется, тоже, потерял себя от злости. — Давай не будем позволять твоему странному новому увлечению принимать глобальные формы? — Не вижу никакой проблемы, когда мы нашли решение! — рявкнул Том, сам не замечая, что и его интонация пошла на повышение. — Мы с Густавом беспокоимся за тебя! Ты же нормальным был, что вдруг на тебя нашло?       Том охренел от такого выпада и даже как-то не сразу нашел слова, чтобы не звучать так, будто он оправдывается. — Нормальным? А сейчас я по-твоему, какой? — возмущенно парировал он. — Да откуда я знаю! Я как будто впервые вижу тебя. Тебя и твои новые... Наклонности! Мне кажется, ты снова впадаешь в новое состояние, из которого нам с Густавом потом придется снова вытряхивать тебя как маленького!       Его слова хлестнули больно, как пощечина. Том помнил, что через все самые сложные дни своей жизни он всегда проходил рука об руку с друзьями. Он знал, что Густаву и Георгу порой бывало нелегко, но Георг никогда раньше не тыкал этим прямо в лицо. Тому хотелось бы получить чуть больше поддержки от тех людей, которые знали его достаточно долго, чтобы доверять ему. Если даже они уже ни во что не верили, какой во всем был смысл?       Увидев, как темнеет от обиды взгляд Тома, Густав поспешил вмешаться в перепалку: — Георг, остынь. Вам обоим это не помешает! Мы вчера все немного перебрали и… — он хотел вступить в разговор, видя, что Георг затянулся для новой трели, однако, стало уже поздно: — Быстро рассказывай, где ты его подобрал! — не слушая друга, потребовал басист. — Ты начинаешь обманывать нас и это мне не нравится!       Обида кипела в душе Тома. Ему тоже очень много что не нравилось. — Я не обязан перед тобой отчитываться, — остро прищурившись, процедил он. — Я уже сказал! — Вот оно как, — Георг понимающе склонил голову. — Значит, решил поставить все на карту — группу, нашу дружбу. Ради чего? Пускаешь в нашу жизнь незнакомца, тащишь его к нам домой, К СЕБЕ В ПОСТЕЛЬ. Ты спятил, Том! — Даже если это и так, какое твое дело? — голос гитариста звенел как натянутая струна.       Густ снова попытался вклиниться между двумя ребятами. — Пацаны, хорош! — Какое мое дело? Ну знаешь, Том... Конечно, катись она под хвост, давняя мечта и много лет работы ради какого-то сомнительного увлечения! — Я сам могу принимать решения! Я буду делать, что хочу я, притаскивать домой кого хочу, иметь отношения, с кем хочу! И ты мне тут не указ!       Пятна гнева плясали перед глазами Тома, застилая обзор на рожу еще пять минут назад лучшего друга и уродуя его черты лица. Юный гитарист задыхался, кровь бросилась ему в голову и он, вообще не думая, что творит, бросился на Георга, заезжая ему кулаком куда попадется — в ухо, нос, лоб. Тот в долгу не остался, и вскоре клубок из кричащих и дерущихся тел уже катался по кухне, подметая табуретки, круша стол и снося с него посуду. Том не понимал, что происходит, пока люстра вертелась у него над головой, меняясь местами с полом и наоборот, а Георг наносил ему удары.       Что за нездоровый снобизм, о существовании которого Том не подозревал, проснулся в его друге? Какое право Георг вообще имел диктовать свои правила и, тем более, делать это в таком тоне? Том затруднялся с ответом. Обида, злость на эти едкие слова не давали ему дышать. Его крыша действительно ехала вниз, а Том катился туда же, нанося приятелю все больше ударов.       С одной стороны, он был готов признать — с появлением в его жизни Билла он действительно мало отдавал отчет в том, что творил. Но как лучший друг, Георг мог бы это поддержать! Они не могли найти никого так долго, почему нужно было делать из этого такую проблему? Том прицельным пинком отвесил басисту пониже спины, и друг кубарем откатился прочь. Он воззрился на приятеля с такой яростью, что кожа парня едва не зашипела. — Значит, так, да? Сто лет дружбы ради пары дней траха, да, Том? — Еще одно твое слово, и мы больше вообще не друзья! Это моя жизнь! Я делаю с ней что хочу! Я держу тут, кого хочу, и выгоняю, когда хочу, ты понял меня? Ты понял? — заорал Том, барахтаясь уже не в руках басиста, а в медвежьем захвате волокущего его прочь Густа. Георг снова попытался напасть, но Густав показал ему кулак и ловко выволок Тома из кухни, прежде чем драка пошла на второй раунд и закончилась травмами. Дверь кухни немедля заходила ходуном под ударами слетевшего с катушек нарушителя спокойствия. — Так, все, брейк, идиоты. Вы слишком много выпили вчера! — отдуваясь и сопя Густ вволок Тома в его комнату. — Том, будь добр, прекрати создавать мне проблемы и брыкаться. Тебя очень сложно держать. — Так и не держи, я пойду и быстренько сверну ему шею! — Нет, сейчас ты побудешь тут, — Густ мощным толчком отправил приятеля на кровать. — Лежать!       Том побрыкался для виду, но в хватке Густава, тем более еще в не очень хорошем состоянии здоровья, отбиваться оказалось не так уж легко. Том злился, но первый прилив бешенства уже действительно его отпустил. Он вяло дернулся раз, другой. После этого опал на матрас и попытался дышать. Густ присмотрелся к нему и, отмерив по часам ровно минуту, окончательно отпустил. — Ты все?       Том угрюмо молчал, вытирая рукой кровь с рассеченной губы. — Густ, что на этого долбоеба нашло? Я ничего такого с Биллом не делал, мы просто дурака валяли, вот и все! — попытался пояснить он, усаживаясь ровно. — Я знаю, Том. — Знаешь? — удивленный такой покорностью, гитарист поднял голову.       Густ пожал плечами. — Даже если бы это было не так, какая вообще кому разница? Твоя ошибка была в том, что ты не попытался ничего Георгу объяснить. — Да ты же видел, какой он! — Том гневно указал рукой в сторону кухни. — Ему сейчас объяснишь! — Видел. — Буйный хрен. — Он остынет. — Свежо предание! Я никогда не просил носиться со мной как с маленьким! — Том, — со свойственным спокойствием, Густ смотрел на него. — Мы всегда были твоими друзьями и хотели тебе самого лучшего. Поверь мне, Георг действительно волнуется за тебя. Он думает, ты не понимаешь, что делаешь. — Волноваться за меня я тоже не просил! — резко ответил Том, отворачиваясь в сторону. Его все еще немного потряхивало от раздражения. — Ну, это уже поздно менять, — барабанщик тяжко вздохнул. — Вроде как. А что, ты разве не хочешь обвинить меня в предательстве и прочих грехах? Давай, я с радостью выслушаю твои претензии! — Я не хочу тебя обвинить. Я считаю, что наша встреча с Биллом — это подарок свыше, — спокойно ответил Густав. — Тебя устроит такой ответ?       Том вытер кровь с разбитой губы и зажал виски руками. Его голова болела, а подбитая скула ощутимо наливалась синевой. — Я в отстое по уши, Густ. Я не могу вам объяснить, почему я доверяю Биллу. Я встретил его пару дней назад и история про кузена такая же правдивая, как сказка про Красную Шапочку. Вот в чем заключается вся реальность! — честно сознался он, понимая, что Густав совершенно не собирается бросаться на него с обвинениями.       Глаза барабанщика понимающе блеснули. — Поверь мне, мы знали это. Ты мог бы сразу нам сказать. И не лезть на Георга с кулаками! — Он не поймет. Ты же видел, как его подбрасывало? Я и сам еще не до конца понял, что это такое, но... — Том обреченно поднял взгляд. — ...Меня, кажется, тянет к Биллу, Густав. Мне от него крышу совсем сорвало, видишь, что я делаю? Ведь Георг — мой лучший друг. Кроме вас двоих у меня вообще никого нет!       Густав, как и всегда, философски поправил очки. — Том, делай то, что считаешь нужным. В конце концов, выбор солиста всегда заканчивался на тебе. Билл первый, кого ты не отмел сразу же. И если ты доверяешь ему... Мы тоже доверимся тебе, — Густ ободряюще опустил руку другу на плечо. — Георг выживет, ты не переживай. Он тоже погорячился, но не более того.       Том кивнул. Спасибо, хоть кто-то сохранял разум и рассудительность в этой странной ситуации. Он благодарно взглянул на Густава, радуясь, что тот тактично промолчал и не стал комментировать остальное. — Спасибо, чувак, — Том тяжело вздохнул и прижал ладонь к щеке. — Скот, как же больно-то. — Он успокоится. В первый раз что ли? Помиритесь. — Меня бесит, что он так бесцеремонно врывается ко мне и считает нужным диктовать мне свои условия! — проворчал Том, впрочем, ощущая, как все бешенство откатывает от его словно волна. Моментальная ссора вдруг показалась чем-то глупым, совершенным в порыве абсолютной горячки. — Я поговорю с Георгом. Как и ты, он был прав далеко не во всем, — спокойно пожал плечами Густав.       Том надеялся на это. Оглядевшись, он поискал глазами причину утренних разборок. Во всей заварухе он как-то забыл, что уже пятнадцать минут ничего не слышал о Билле. Того не было в радиусе видимости, и Том вскочил со своего места. — Погоди, Густав. А где Билл?       Тот тоже осмотрелся и пожал плечами. — Билл? — позвал Том.       Никакого ответа. Оба парня вышли в коридор. Входная дверь оказалась открыта. Кроссовки Алекса, которые Том вчера вчера дал Биллу, исчезли. Желудок ухнул вниз и разлетелся на ошметки, как шарик с водой, сброшенный с большой высоты. Том обернулся, посмотрев на друга такими глазами, какие тот мог припомнить у него только в день, когда ему сообщили, что он остался совсем один и что его родители больше не вернутся домой. — Свалил... — жутко прошептал Том. — Беги за ним, — понимающе кивнул парень в очках. — Нам нельзя его потерять. Озверевшего Жоржа я беру на себя. — Ты хоть объясни ему, что это из-за него мы на сей раз можем лишиться солиста, — покрываясь мурашками, изрек Том.       Густав кивнул и с видом санитара, готового войти в палату к буйным, направился к кухне. Том благодарно посмотрел на друга, решив, что скажет ему спасибо потом, затем он унесся вниз по лестнице подъезда, натягивая куртку прямо на голое тело. Он был так счастлив с утра, надо же, ну надо же взвинченному Георгу все испортить? Холодный воздух апреля ударил в лицо, неприятно пощипывая разбитую губу, но Том не обращал внимания. Он понял, почему Билл ушел, конечно, он все слышал. Никто бы не хотел, чтобы его обсуждали в таком тоне, тем более, когда он еще и сам не определился в своих чувствах.       Юный гитарист обессилено опустил руки, так и стоя посреди тротуара. Куда идти теперь и где искать этого мальчишку?       Волны необъяснимой паники накрывали его с головой. Он понимал, что если не найдет его сейчас, то его самый страшный кошмар снова сбудется, не станет ни группы, ни их с Биллом теплой дружбы, ничего! Том резко сорвался с места, ненавидя весь белый свет с Георгом во главе, и побежал, чтобы только делать хоть что-то, чтобы поймать, чтобы вернуть себе воздух в легкие. Почему-то без Билла его вдруг резко стало не хватать.

I'm here again A thousand miles away from you A broken mess, Just scattered pieces of who I am I tried so hard Thought I could do this on my own I've lost so much along the way Then you call my name I come to you in pieces So you can make me whole. (Red - Pieces)

      Билл устало брел по улице, засунув руки в карманы джинсов. Он не стал дослушивать до конца ссору Георга и Тома, потому что стало и так понятно: он стал лишней величиной в их компании, и из-за него Том, кажется, влип в неприятности. Из-за него ему приходилось постоянно оправдываться. Из-за него друзья перестали доверять ему. Вcе это началось из-за него.       Юный Ангел не имел никакого понятия, что ему делать теперь. Ему стало стыдно за порыв, охвативший их с Томом с утра, и от воспоминания об этом лицо его заливала краска, хотя этого ощущения объяснить он не мог даже самому себе. Но он не мог отрицать, что движения парня, его прикосновения были очень приятны, это было что-то настолько откровенное и личное, теплое и разливающееся в крови. Наверное этого не следовало допускать? Еще только вчера все было так хорошо, что Билла буквально распирало от счастья и накала эмоций, и он мог обнять весь мир, радуясь и прыгая от счастья. Почему все изменилось так резко? Том сказал простую фразу: я зову к себе кого захочу, и прошу их уйти, когда нужно. Вот и все, что следовало понять.       Билл вдруг осознал одну простую вещь, ему нужно было сделать это сразу — развернуться и уйти, не пытаясь внедриться в жизнь, которой он не принадлежал, при том следовало сделать это сразу же, а не дожидаться, когда все станет сложнее. Эти мысли причиняли ему почти физическую боль. Он хотел бы остаться рядом с Томом, чувствовать его тепло и знать, что он часть его жизни, он без оглядки был готов сделать то, что не делал никогда за сотни лет своего существования — подпустить к себе кого-то еще, помочь и получить помощь в ответ, разделить с кем-то радость. Ангел чувствовал, что этот парень знает его лучше, чем кто-то еще может знать, и что у них двоих есть что-то в этом взгляде, известное лишь им двоим. Но, возможно, ему стоило отпустить от себя эту иллюзию.       Внутри него словно оборвались какие-то ниточки, которые раньше отвечали за чувства, и чем дальше отходил Ангел, тем сильнее протестовало его тело. Билл вдруг понял, что хватает ртом воздух, а ноги его заплетаются. Он не понимал, в какие игры играло его сознание, хотя и продолжал движение через силу.       Прохожие пустых в это воскресное время улочек сонного городка странно смотрели на парня, не по погоде легко одетого, бредущего по улицам будто в пьяном состоянии, но никто не подходил к нему, чтобы помочь. Они просто скользили по нему равнодушными взглядами и шли дальше по своим делам. Ангел не разбирал дороги, сворачивая на улицы, едва не попадая под колеса машин и не обращая внимания на ругань водителей. В его голове стоял дикий звон. Когда ноги стали совершенно ватными, он нашел лавочку возле какого- то особнячка и сел на нее.       Что-то было не так. Билл чувствовал себя еще хуже, чем когда вышел из дому, как будто силы покидали его по мере того, как он удалялся от Тома. Ему вдруг стало панически страшно. Он испугался того, что сделал, что вот так просто сорвался и убежал, и того, что начало происходить с его телом. Пульс его словно сошел с ума, дыхание давалось тяжело, и больше всего беспокоила тянущая боль слева, там, где теперь билось что-то живое, что-то чего Ангел никогда не чувствовал раньше, за всю свою долгую жизнь. Он был живым теперь как никогда, только что толку? Кажется, именно из-за этого с тем он умирал гораздо болезненнее.       Ему, правда, пришло вдруг в голову, что он не должен был покидать Тома ни в каком случае, как и сказала ему Дария. Теперь, когда выяснилось, что у мальчишки Амулет — явно опасная дрянь, которая напоминала бомбу с часовым механизмом, и от которой вообще неизвестно чего ожидать, нужно было как никогда держать ухо востро. Немного уняв свою страшную дрожь и привстав с лавочки, он порылся в кармане джинсов, нашаривая там небольшой сверток, тот, что принес ему Рафаэль. Билл задумчиво повертел его так и сяк. В принципе, ему уже пора было сделать это – свистнуть Рафаэля объяснить ему, что Амулет найден, пусть бы Ангелы выставили свою охрану вокруг Тома, пусть бы сделали что угодно, и тогда не будет нужно пытаться сделать все самому, ведь это все равно не доведет до добра в окончании этой истории. Оставалось только свистнуть, и тогда Давид поймет, что ошибался в племяннике, растрогается, простит ему все грехи и вернет его назад. Все станет как раньше, еще только пару дней назад. Как Билл и хотел бы: снова жизнь в Раю, листочки, цветочки и розовые сопли с сахаром. И никакого Тома. И прекратится, наконец, эта мутная тупая боль, потому что там, наверху, все казалось проще – ни мыслей, ни чувств. Кому они вообще нужны?       В голове опять возникли все эти множественные голоса: «Не доверяй людям, Вильгельм» «Мелкие, подлые, отвратительные крысы» «Ничего хорошего в них нет» «Никогда не проявляй чувств к смертному» — Да заткнитесь же вы, без вас тошно! — Ангел в отчаянии зажал уши ладонями.       Перед его взглядом назло и некстати пронеслись мгновения — жар, складки простыни под спиной, ощущение тела, которое придавливало его к кровати и вакуум, заполненный лишь присутствием человека. Билл начал скучать по нему не проведя в отдалении и получаса.       Это все заходило дальше, чем надо. Ангел распахнул глаза, прогоняя прочь это страшное и болезненное видение, которого не хотел. Ему нужна была трезвость, чтобы решить, как поступать дальше. Свисток блеснул в ладони в лучах солнца, пока он изучал его, держа в своих тонких пальцах. Какое решение было верным?