Your sexy voice

Не стоит недооценивать сон. Особенно, когда будят лёгким и нежным поцелуем, гладят по волосам и что-то приятное шепчут на ухо, после чего совсем не охота разлеплять глаза, но хочется улыбнуться в чужие губы, не до конца понимая, что происходит, и укутаться в одеяло ещё сильнее. Хангёль чувствует, как поцелуи становятся отчаяннее и чаще, и он просыпается окончательно, вытаскивает подушку и кидает её куда-то в сторону. И пока его «будильник» идёт за ней, младший закрывает лицо пледом, скрываясь от яркого света. — Ну же, просыпайся малыш, — старший обнимает парня за шею и прижимается к нему сильнее, чем пару минут назад. — Посмотри на меня. — Не хочу, — Хангёль лёг слишком поздно и проспал слишком мало, и пусть действия Сыну слишком милые, он не хочет вставать. — Ты нормально поспал на диване? — заботливо спрашивает Сыну, поглаживая открытую часть руки младшего. — Да. — Прости меня за вчерашнее. Мне просто было обидно, что я упустил наш вечер. Но сегодня я полностью в твоём распоряжении, — извиняется старший, и Хангёль, пожалуй, решает поверить в его искренность, хоть и не до конца. — Ладно, — говорит он, открывая лицо для новых поцелуев. Хангёль откладывает сомнения куда-то вглубь своей головы где-то через два часа, когда они вместе разговаривают за поздним завтраком, приготовленным Сыну, и никто из них ни разу не отвлекается на что-либо постороннее. И вообще старший заставляет Хангёля наконец-то перестать думать, потому что для него это сейчас действительно проблема. Но если думать он теперь перестаёт, то постоянно поглядывать на свой телефон — нет. И ближе к вечеру его это уже начинает раздражать. И пусть у него успешно получается оставаться незамеченным, он нервничает. Не только из-за своего помешанного состояния, но и из-за произошедшего вчера. Он обнимался с Сынёном чёрт знает сколько времени. Старший шептал на ухо и всё спрашивал «Что случилось?», а Хангёль покрывался мурашами и всё молчал, вцепившись в пальто. Если отбросить ссору с Сыну перед этим, то случился именно Сынён. Зачем Хангёль вообще позвонил ему? Чтобы просто пообниматься? Вероятно так и было. Но он не думал, что делать дальше после. В тот момент его волновал лишь запах старшего, запах дома и немного ванили, которая едва уловимо пробивалась в нос. Тёплые руки, которые гладили его по голове, по телу, вызывали неведомый трепет. Нежность, которую он раньше не чувствовал, заставляла его прижиматься сильнее. Огонь, что покрывал его кожу, не позволял отойти, показав своё жуткое смущение. Мурашки, пробегающие по спине лишь от сбитого дыхания в ухо, только отключали здравый смысл. И собственный голос «Я должен идти» и чужой «Конечно» разрывали его сердце на части. Особенно глаза. Хангёль так и не понял, что увидел в них. Хотя явно что-то опьяняющее, они словно говорили «останься со мной». И Хангёль бы остался. Но, кажется, ему показалось. Он понимал, что был слишком восприимчивым в тот момент и даже не заметил, как вернулся домой, в котором часу. Тело и разум находились словно в тумане, хотелось всё бросить и просто спросить у жизни «Что, блять, происходит?». Пусть на утро и стало легче, но где-то в глубине души до сих пор было ужасно больно. Ведь сейчас, сегодня, Сынён не звонит и после такого даже не пишет. Хангёлю отвратительно от этого, от этих гребаных непонятных чувств, которых не должно быть вообще. Не тогда, когда рука Сыну гладит его по бедру, не тогда, когда он жадно кусает его в шею. Хангёль мычит и улыбается, наверное потому, что он всё ещё хочет Сыну, а «телефонный» мудак идёт нахуй. Жар окутывает тело Хангёля, стремительно добираясь до его члена, и он закрывает глаза, чтобы снова открыть, когда Сыну резко входит в него. Младший, кажется, сходит с ума, потому что видит перед собой Сынёна. Наплевав на всё, он стонет, растворяется в этих противоречивых ощущениях. И плевать, что он представляет Сынёна… Нет. Так хорошо, когда он его представляет. Как никогда хорошо. Всё происходит будто во сне, и вот Сыну уже сидит на кровати без одежды, укрыв только нижнюю часть тела, чтобы положить на бедра только что включенный ноутбук, и смотрит, как одевается его парень. — Ты будешь дома? — спрашивает Хангёль, быстро надевая джинсы. Ему нужно срочно уйти отсюда как можно дальше, иначе расплачется прямо здесь. — Да. А ты куда собрался на ночь глядя? — Сыну отворачивается к экрану. — Ёхан позвал выпить. Если ты не против, конечно. — Разумеется. Ты насколько? — На ночь. — Хорошо, — Сыну подзывает его пальцем и тот послушно подходит. — Поцелуй меня. Младший целует незамедлительно, думая о том, как его всё заебало. Нет, Сыну неплохой парень, Хангёль любит его. Просто в последнее время все эти отношения слишком утомляют его и он уже не уверен, что эта любовь всё ещё означает то, что значила до знакомства с Сынёном. Закрыв за собой входную дверь и спустившись по лестнице вниз, улыбка сходит с лица Хангёля. И всё, что ему сейчас хочется, это пойти в продуктовый магазин рядом с домом. Что он, собственно, и делает. Взволнованные глаза разбегаются от прилавка к прилавку. Хангёля настигает неимоверное желание взять всё и сразу, чтобы сдохнуть от алкогольного отравления. Но он берёт только две бутылки соджу, осушая одну уже на выходе. В голову ударяет сразу же и Хангёлю приходит единственное верное решение за сегодняшний день — поехать дальше на такси, а не на метро. Но куда? Парень называет водителю адрес и ухмыляется. По пути он медленно пьёт из второй бутылки, приближая тошноту, но останавливаться не собирается, ведь это для слабаков, а дом разрушителя его ментального здоровья для сильных и независимых. Хоть найти дом сразу не получается, будучи не соображая абсолютно никак, Хангёль все же доходит до пункта назначения и допивает из бутылки последнюю каплю. Сынён открывает дверь, когда слушать звонок сквозь сон становится уже невозможным. Удивление отражается на его лице то ли от наличия Хангёля перед порогом, то ли от того, что он пьяный настолько, что, кажется, сейчас упадёт. — Ты что здесь делаешь? — спрашивает Сынён, отбирая у парня пустую бутылку соджу. — Ненавижу тебя, — Хангёль проходит внутрь и, снимая куртку, случайно ударяет старшего по руке, отчего бутылка падает на пол и разбивается. — Ой. Возмущённо простонав, Сынён идёт на кухню и через минуту возвращается с полотенцем, аккуратно собирает осколки в кучу и оставляет на полу, чтобы убрать всё после того, как разберётся с незванным гостем. — Ненавидишь? Вот так новости, — говорит Сынён, наблюдая за тем, как младший снимает грязные кроссовки, разбрасывая их по комнате, и куртку, кидая её ему под ноги. — Вчера ты так не думал. — Я ненавижу тебя, — повторяет Хангёль и притягивает старшего к себе за футболку. — Интересно, почему? — Сынён смотрит в опьяненные глаза и чуть ли не пьянеет сам. Он морщится от неприятного запаха, когда Хангёль выдыхает в его губы, и толкает младшего на кровать. — Почему? Ты лезешь в мою жизнь, — Хангёль переворачивается на живот и ползёт на середину кровати. — Но это ты сейчас ворвался в мою квартиру, — говорит Сынён и улыбается, наблюдая за столь забавной картиной. — Чтобы сказать, как ты меня бесишь, — бормочет Хангёль, доставая из-под одеяла подушку и утыкаясь в неё носом, потому что она пропитана запахом старшего. — Ненавижу. — Это всё? Тогда слезай с моей кровати, — Сынён подходит ближе и бьёт младшего по ноге. — Ты классно пахнешь. Я сейчас умру… Так классно пахнешь, — выдыхает Хангёль. Возможно, это алкоголь в его крови, но запах и правда настолько приятный, что хочется умереть. Именно так пахнет Сынён. До смерти классно. И Хангёль готов сейчас вдыхать его, пока лёгкие не разорвёт на части, жить в этом запахе, лишь бы нюхать его вечность. — Это моя подушка, — смеётся Сынён, чувствуя, как на душе становится тепло от этих слов. — Дурак. — Блять, — мычит Хангёль. — Что? — Я люблю Сыну, — шепчет Хангёль, разбивая сердце Сынёну. Он правда всё ещё что-то чувствует к Сыну, но сейчас он так говорит, пусть неосознанно, имея в виду другое имя. — Прекрасно, — голос Сынёна тотчас становится грубым и громким. — А теперь уходи, пожалуйста. — Не хочу, — Хангёль переворачивается на спину и тянется к краю футболки, снимая её. — Боже, — у Сынёна поднимается давление и загораются глаза. Он медленно пробегает взглядом по накаченной груди, по твёрдым соскам, спускаясь ниже. — Охуенный пресс. — Я тренируюсь каждый день, — зевает Хангёль, закрывая глаза. Положив руку на живот, он медленно поглаживает его и устало ухмыляется. — Похож на плитку шоколада. Сладкий наверное, я бы попро… — не успевает договорить Сынён, замечая, что Хангёль уже заснул. Младший выглядит очень сексуально сейчас, и Сынён совершенно точно не против расцеловать всё его тело. Но бардак, который устроил Хангёль, не позволяет ему этого сделать, как и слова любви для Сыну, как и оставшаяся частичка совести. Сынён всё же наклоняется к нему, но только чтобы укрыть одеялом, задерживает взгляд на его приоткрытых губах и прикусывает свои. Лежащий на кровати чужой телефон непрерывно мигает и старший видит сообщение от Сыну, а ещё иконку с его фотографией. — Что за хуйня? Хан Сыну не такое уж частое имя, но Сынён и не предполагал, что Сыну Хангёля и Сыну его работник — один и тот же человек. И всё мигом встаёт на свои места. Беспокойства младшего тут же обретают смысл. То, что Сынён видит и слышит на работе каждый день оказывается не просто его больным воображением. В груди становится невыносимо от молниеносного гнева. Сынёну хочется разбить телефон, но он берёт себя в руки и аккуратно кладёт его на тумбочку рядом с кроватью, берёт руку спящего Хангёля и наклоняется к нему, оставляя почти невесомый поцелуй на лбу.