Vendetta

      Этери зябко ежится, когда выходит на улицу. Щеки горят, но она списывает все на холодный ветер. Розанов делает вид, что ничего не замечает, но все-таки не может сдержать вопрос:       —Вы знаете этого парня?       Этери кивает.       —Есть такое.       —Ему не очень понравилось то, что вы сказали.       Сергей констатирует факт, ожидая большего. Этот ужин оказывается слишком внезапным даже для него. Розанов сам вызвался помочь забрать кофемашину из ремонта и заодно отблагодарить за личные занятия.       Этери всегда сдерживает обещания, и вот уже пару вечеров Сергей перенимает у нее опыт в постановках. Этери на льду его удивляет. Она растворяется в музыке и будто не знает усталость.       Время на катке рядом с ней останавливается, а потом снова набирает обороты.       Сейчас они тоже едут на вечерний лед, чтобы перед отъездом в Японию позаниматься еще раз. Ужин—то малое, что Сергей считает возможным сделать.       —Я не хочу об этом говорить,--резко обрубает Этери.       Розанов с ней не спорит. Есть вещи, которые о своей начальнице знать не нужно. Хотя слухов в Хрустальном всегда ходит слишком много, гораздо больше, чем можно себе позволить. Уши и глаза у журналистов находятся даже там, но Этери всегда умеет удержать необходимую грань между сплетнями и правдой.       —У Этери Георгиевны кто-то есть?—спрашивает Розанов у Дани, когда они сидят вдвоем дома у Глейхенгауза.       Их дружба случилась задолго до прихода на работу Сергея, поэтому каждый знает, что все произнесенное так и останется в этой комнате.       —Работа у нее есть. За ней и замужем,—отшучивается Даня.       —Просто такая женщина и одна.       Даня опять морщится.       —Давай сменим тему.       Розанов понимает, что обсуждать дальше личную жизнь начальницы они не будут, но это и удивляет. Глейхенгауз—тот еще любитель поговорить и, если он молчит, значит там или действительно нечего обсуждать, или что-то такое, о чем даже он боится сказать.       Розанов делает в голове пометку по этому вопросу и решает наблюдать.       На всякий случай.       Сейчас Этери уверенным шагом идет к машине, ветер путает волосы, а Сергей видит в ее глазах ту же стену, что и в прошлый раз у Дани. Как будто железный занавес закрыл что-то от остального мира.       Розанов прекрасно знает, что история Жени— табу. Никогда не поднимает эту тему, понимая, что все равно не узнает нужных ответов. Понятно лишь одно—Этери все еще невыносимо находиться с ней рядом. Особенно, когда это случается внезапно.       —Мне не следовало задавать ненужные вопросы, извините,—уже в машине Сергей ставит точку, чтобы не слушать тишину.       Этери дышит на ладони.       —Не стоит извиняться. Я скажу еще раз, чтобы было понятно,—голос Тутберидзе спокоен.—Тот, кто уходит от нас, уже не часть семьи и не может быть другом. На одном катке—мы соперники, которых уважаем. В разных школах—враги, которых надо уничтожить.       Розанов почти морозится от холода этих слов.       —Если кто-то будет рассказывать тебе что-то другое, тот врет самому себе. Быть лучшими в мире—это большой труд, каторжный и не всегда простой. Личное не может при этом мешать на пути к цели. Если ты хочешь быть первым, нельзя оглядываться и жалеть тех, кого оставляешь позади. Если кто-то перестает быть частью твоей команды, его состояние должно волновать всех остальных, но не тебя. Потому что как только закрывается дверь, на место ушедшего приходят новые люди. Те, кто могут сильнее, выше, лучше. Медведева—это прошлое. И я просто не люблю, когда прошлое находит меня там, где не должно.       Этот длинный монолог Сергей слушает молча, прогревая машину. Ему рассказывали слухи, что после ухода Липницкой в ее портрет кидали чехлы от коньков. С фото Жени такого не было, хотя для Этери она всегда значила гораздо больше.       — Я понимаю,—произносит Розанов.—Прошлому место позади.       Этери проверяет телефон, ведет пальцами по экрану.       — Про меня рассказывают множество небылиц, это факт. Но правда в том, что я действительно не прощаю предательства. Никому.       Розанов чувствует, как рефлекторно ежится от этих слов. Его радует только то, что Тутберидзе не глава мафиозного клана, и что за уход из семьи еще никого не нашли на дне реки в бетоне. А еще Розанов понимает, что если когда-нибудь захочет сменить место работы, просто это не получится. Этери или сама выгонит его, или не простит. Потому что то, чему она учит Сергея на льду, нельзя прочитать ни в одном учебнике. И за эти знания во многих школах мира заплатили бы очень большие деньги.       —Бро, а ты никогда не думал открыть свое дело и уйти из штаба Тутберидзе?—Сергей меняет тему, но после третьей бутылки пива откровения становятся все более интересными.       —Нет,—Глейхенгауз щелкает фисташками.—Это лучший штаб мира на данный момент, результаты говорят сами за себя.       —Боишься?—улыбается.       —Опасаюсь, это раз. И не вижу альтернатив, это два. Не произошло еще ничего такого, что заставило бы уйти…мы же семья...это три.       Розанов смеется.       — Это звучит, как странная мантра. Или мафиозный клан…ну, или Этери Тутберидзе— в своем роде твоя семья.       Даня вздыхает.       —И ты туда же. Еще кроватным мальчиком назови, не смешно просто.       Розанов поднимает руки.       —Извини.       Даня становится предельно серьезным.       —Просто пойми одно, Этери за своих кому угодно горло перегрызет, это факт. Но и требовать будет, как никто другой. То есть стать частью, ее семьи—дело с одной стороны благодарное, а с другой—безумно сложное…и для этого даже не нужно с ней спать, как некоторые думают.       —А меня она приняла?—Розанов тоже говорит уже без смеха в голосе.       — Это только ты сам поймешь . Если спрашиваешь, значит, ответ пока «нет».       К Хрустальному они приезжают уже совсем в рабочем настроении, обсуждают победный сезон, планы на будущий, а еще занятия у малышей. Когда Этери погружается в дела, то словно светится изнутри. И думать забывает о Медведевой и ресторане.       Сергей помогает достать кофемашину с заднего сиденья, перекладывает в автомобиль Этери на стоянке, чувствует чей-то пристальный взгляд.       Алена разговаривает с Сашей на крыльце, но смотрит прямо на приближающихся тренеров. После заминки и растяжки они обе уже собираются домой. К тому же у Алены последний этап Гран-При на носу.       —А вы так поздно на лед?—вдруг спрашивает она.       —Да,—Сергей кивает и улыбается.—Иногда и тренерам надо сгонять плотный ужин на тренировках.       У них с Аленой странные отношения, особенно после истории с возвращением трикселя. Розанову кажется, что именно по этой причине на него обратила внимание и Этери в этом сезоне. За упорство в достижении цели.       Потому что на самом деле Косторная признает его больше Дани, а Этери иногда побаивается. Сергей мечтает поставить ей хотя бы один показательный номер, но пока не озвучивает свое желание вслух.       Всему свое время.       —Ясно,—произносит Алена и отворачивается.       —С тобой все в порядке?—спрашивает Сергей, чувствуя странную дрожь в ее голосе.       Этери отвечает первой.       —Не в порядке будет, если Косторная сейчас не уйдет домой, чтобы завтра в нормальном состоянии вылететь в Саппоро.       Алена кивает.       --До свиданья,—натягивает капюшон и отворачивается.—Хорошего вечера.       Розанов чувствует какое-то напряжение и не может объяснить его сам себе, потому что с Аленой явно что-то не то, но узнавать это уже не имеет смысла.       —Вам же тоже завтра нужно вылетать,—говорит он.—Может, не будем долго задерживаться.       Этери пожимает плечами. Для человека, который всегда ставит работу на первое место, нет возможности отлынивать.       —Всегда будет желание что-то отложить и поработать завтра, но кто-то будет менее ленивым и поэтому станет сильнее тебя. Это касается не только спортсменов, а всех нас, поэтому не задавай глупых вопросов.       Розанов кивает, соглашаясь. Откуда в этой женщине столько сил и энергии он для себя понять не может, хоть и очень старается.       —И еще,—Этери говорит как можно спокойнее.—Не стоит тебе проводить слишком много лишнего времени с Аленой, особенно вне льда.       Розанов почти спотыкается, чувствуя неясный страх.       —Она смотрит на тебя совсем не так, как на тренера.       —Это так заметно?       —Я знаю, о чем говорю, если ты хоть раз видел такой взгляд, то ни с чем не спутаешь его.       —Такой, это какой?       —Когда они готовы завоевывать любой ценой.       Сергей ухмыляется.        —Человек—это не медаль все же. У него есть воля.       Этери прячет руки в карманы, кивает кому-то знакомому, уходящему с работы.       —Мы учим их выигрывать и не останавливаться ни перед чем. Медаль или человек для спортсменов топ уровня не имеет различий. И именно мы делаем их такими.       —То есть, мы в ответе за тех, кого приручили?—пытается улыбнуться.       —Мы в ответе за тех, кого создали людьми, не знающими слова «нет» и не умеющими жить с поражением.       Этери говорит это предельно серьезно и Сергею больше не хочется шутить.       Почему-то он явно понимает, что речь здесь идет отнюдь не о Косторной.       Хотя она тоже не знает преград и отказов.       Особенно, когда после одной из последних тренировок настойчиво целует своего тренера в узком коридоре и ни капли об этом не сожалеет.